Лебединая песня

Абаж

Рейвен, наконец, засыпает и время от времени лишь всхлипывает во сне. Я укутываю ее одеялом, как в детстве, наклоняюсь и целую в лоб. Я потратил почти два часа, успокаивая ее. Бедняжка была безутешна, что неудивительно, особенно после отвратительного скандала, устроенного Кайтом. Честно признаться, я сам до сих пор пребываю в несколько растерянных чувствах: кто бы мог подумать, как все обернется. Мы с Кайтом сидели в гостиной, ждали Акбулог, которая ушла поговорить с Рейвен. ― Очень надеюсь, что моей жене удастся убедить эту упрямицу, ― сказал Кайт, ― потому что ей нужно встряхнуться. Иначе она и впрямь разболеется. ― Ты прав, ― согласился я, ― хотя, признаюсь честно, Акбулог придется нелегко. ― Время лечит, ― пожал плечами Кайт, ― уж я-то хорошо это знаю, отец. ― Не всегда, ― вздохнул я. ― Отец, ― Кайт подошел ко мне, взял за руку, взглянул в глаза, ― вы… простите меня! Я вновь невольно напомнил вам… обо всем. Но ведь у Рейвен все же другой случай, этот поганец не умер (хотя лучше бы так и было), а всего лишь подло обманул ее. Ей следует перестать страдать по гадкому проходимцу. Она молода, красива, умна и потому без труда найдет себе подходящего мужа, который, уж конечно, будет не чета такому паразиту. ― Сейчас меня больше всего беспокоит ее здоровье, ― отозвался я. ― А со временем и впрямь ― посмотрим! В эту самую минуту спустилась Акбулог. Она была серьезна и, как мне показалось, изрядно обескуражена. ― Ну, что? ― спросил у жены Кайт. ― Как она? ― Ты убедила ее показаться врачу? ― подхватил я. Акбулог молча переводила взгляд с мужа на меня и обратно. ― Кайт, дорогой, ― начала она, ― господин Абаж, я даже не знаю, как и сказать. ― Что случилось? ― хором воскликнули мы с сыном. ― Понимаете, ― замялась Акбулог, ― Рейвен… она, конечно, плохо себя чувствует, очень подавлена, да что там, буквально уничтожена предательством этого молодого человека. ― В ее же интересах как можно быстрее перестать убиваться по нему! ― пробурчал Кайт. ― Но есть еще кое-что, ― серьезно взглянула на нас Акбулог. У меня появилось нехорошее предчувствие: явно произошло нечто непредвиденное и неприятное. ― Да говори же! ― не выдержал Кайт. ― В общем… Кайт, милый, только ради всего святого выслушай спокойно! Мне стало не по себе. ― Случилось что-то… ей очень плохо? ― я был не на шутку встревожен. ― Дело в том, что причина плохого самочувствия Рейвен объясняется просто, господин Абаж. Она в тягости и очень скоро подарит вам правнука. Это был гром среди ясного неба! ― Что? ― только и мог вымолвить я. Я посмотрел на Кайта, тот, казалось, вообще потерял дар речи. ― У нее будет ребенок от Мэйпла, ― повторила Акбулог. ― Я сразу поняла, что может быть причиной ее «недомогания», и она мне только что подтвердила это сама. ― Ты с ума сошла, Акбулог? ― ожил Кайт. ― Как такое может быть? После его приезда они виделись всего два раза! ― Значит, ― пожал я плечами, ― им этого хватило. Что ж… Я не договорил, Кайт сорвался с места и бросился наверх. ― Кайт! ― крикнула ему вслед Акбулог. ― Подожди! Господин Абаж, ― повернулась она ко мне, ― боюсь, он может наделать глупостей. Мы с невесткой бросились за ним, когда мы вошли в комнату Рейвен, Кайт выкрикивал в лицо дочери отвратительные оскорбления, после чего замахнулся и что было силы ударил ее. Рейвен покачнулась, отвернулась от него, опустилась на стул и заплакала. Кайта это не остановило: он заставил ее подняться на ноги и, продолжая ругать последними словами, вновь собрался ударить. Я не выдержал, встал между ними и удержал его руку. ― Перестань, Кайт! ― воскликнул я, отталкивая сына от внучки. Рейвен опустилась на постель и громко разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку. ― Вы опять станете защищать эту потаскуху?! ― бесновался Кайт. ― Вот, полюбуйтесь, отец, к чему привело ваше вечное попустительство ее капризам, мы же теперь в глаза людями посмотреть не сможем! Дешевая подстилка! ― вновь бросил он дочери. ― У тебя еще хватало наглости пенять мне, что я не думаю о своей семье. Ты, зато, я вижу, подумала о ней: нагуляла ублюдка! ― Кайт! ― одернула его Акбулог. ― Не надо, дорогой! ― Отец, ― Рейвен подняла на него заплаканные глаза,― простите меня, умоляю! Я не хотела этого, клянусь! ― она вскочила на ноги, бросилась ко мне, прижалась всем телом, ища защиты, как тогда, когда она была маленькой. ― Тише, тише, моя хорошая, ― я обнял ее, ― не надо, успокойся, все обойдется. ― Ничего уже не обойдется! ― стоял на своем Кайт. ― Она же совсем совесть потеряла! ― Я не хотела, не хотела! ― повторяла Ревен. ― Не хотела? ― если бы я не загородил внучку собой, Кайт, наверное, снова ударил бы ее. ― Лживая дрянь! Он, что, взял тебя силой? Рейвен помотала головой и вновь расплакалась. ― Значит, ты сама легла к нему в постель, бесстыжая, блудливая сучка! ― Кайт, ― не выдержал я, ― прекрати ругаться, ты в конце концов не на рыбном базаре! ― Отец! ― Рейвен протянула к нему руки. ― Я вас прошу, простите меня! ― Я тебе больше не отец, у меня не может быть дочери-шлюхи! ― Довольно! ― я окончательно вышел из себя. ― Выйди из комнаты, Кайт, прошу тебя! Не время изощряться в ругательствах. Акбулог, милая, уведи его, оставьте меня с внучкой наедине. ― Пойдем, Кайт, ― Акбулог потянула мужа за рукав. Кайт, нехотя, пошел следом за женой, уже на пороге он обернулся: ― Она может рыдать тут перед вами сколько угодно, отец, я свое последнее слово сказал: моя дочь умерла! Ты слышала? Как только за сыном и невесткой закрылась дверь, Рейвен упала на постель и вновь принялась плакать так горько, что у меня сердце зашлось от жалости. Я присел на край постели, погладил Рейвен по спине, по безудержно вздрагивающим плечам. ― Не надо, Рейвен, ― тихо проговорил я, ― не плачь, дорогая моя. Ну что ты, ведь слезами горю не помочь, успокойся! Рейвен затихла и приподнялась на постели. Она посмотрела на меня, потом жалобно всхлипнула и придвинулась ближе. ― Дед, ― сквозь слезы проговорила она, ― за что мне это? Хотя, нет, ведь действительно, во всем виновата только я! Значит, я все это заслужила, мне одной и отвечать. ― Милая ты моя, ― я покрепче обнял ее и поцеловал в лоб, ― не говори так. ― Дед, выслушайте, прошу вас, не отворачивайтесь от меня! ― Ну, конечно, мое сокровище! ― улыбнулся я. ― Только перестань плакать, ― я достал платок, вытер ей слезы, совсем как в детстве. ― Вот так, ― приговаривал я, ― мои маленькие глазки больше не будут плакать, да? Рейвен улыбнулась, положила голову мне на плечо и принялась рассказывать. Я слушал, и ко мне будто бы возвращалась моя собственная молодость. Эти дети запутались в себе, в своих взаимоотношениях. Бедная моя маленькая Рейвен! Она не на шутку влюблена в этого молодого человека, для нее он был точно свет в окошке, и потому она поверила ему. По-другому просто не могло и быть, так стоит ли удивляться, что между ними произошло то, что произошло? Но, к несчастью для моей внучки, Мэйпл не испытывал к ней столь же сильных чувств. Более того, он самым подлым образом воспользовался ее чистотой и наивностью, совратил ее, а потом, недолго думая, завел интрижку с посторонней женщиной. Меня охватила ярость, я был вынужден согласиться с Кайтом: следовало как следует проучить этого подлеца, чтобы ему больше даже в ум не пришло разбить сердце невинной девочке! ― Маленькая моя, ― я вновь погладил внучку по голове, ― не надо огорчаться, этот молодой человек не стоит этого! Кроме того, он сам себя наказал, поскольку променял такое сокровище неизвестно на что. ― Но я… все равно люблю его, дед! ― прошептала Рейвен. ― Это ужасно, но я ничего не могу с этим поделать. И как мне теперь быть, я совершенно не представляю! ― Сердцу не прикажешь, Рейвен, ― вздохнул я. ― Может быть, со временем ты перестанешь тосковать по нему, а может быть, встретишь еще свою судьбу. Я во всяком случае, очень на это надеюсь. ― Моя жизнь кончена, дед! ― покачала головой Рейвен. ― Что за глупости! ― возмутился я. ― Твоя жизнь только начинается, моя принцесса. ― Вы же слышали, что говорил отец. ― Твой отец, как ты сама его назвала третьего дня, ― рассердился я, ― просто грубиян! Он слишком вспыльчив, дорогая, ― тут же пошел я на попятный, не стоит все же давать волю эмоциям, ― и в сердцах может наговорить множество обидных и даже оскорбительных вещей. ― Но он прав, ― горько вздохнула Рейвен, ― на этот раз он абсолютно прав. Так будут думать все, дед, понимаете? Я ― грязная, падшая женщина, которая опозорила всех: отца, Акбулог, младших братьев, сестренку, вас и память бабушки! Мне не место здесь! ― Рейвен, ― я покачал головой, ― перестань повторять этот вздор за своим отцом! Никто не будет тебя стыдиться. Я люблю тебя, моя красавица, и никогда не перестану тебя любить, ведь ты ― моя малышка, которую я баюкал на руках, кому рассказывал сказки; ты же самый родной и любимый мой человечек. Как я могу стыдиться тебя, презирать? За что? Только за то, что ты полюбила? Да, возможно, ты отступилась, но… как говорится, кто не без греха. Рейвен в ответ лишь тяжело вздохнула. ― Сама посуди, ― продолжил я, ― разве есть на свете люди, которые никогда не совершали ошибок? Может быть, твой отец абсолютно безгрешен или я ― непорочный ангел? ― Ты правда от меня не отвернешься? Не бросишь меня одну? Я улыбнулся и снова крепко обнял ее. ― Как я могу, родная моя?! Пока я жив, ты же знаешь, я всегда буду рядом с тобой. ― Акбулог сказала, что ребенка все будут любить, но… после того, что сказал отец, я даже не знаю, что и думать. ― Акбулог права, мы все будем обожать и баловать его или ее, да? И этот малыш станет любимцем всей семьи, вот увидишь! Все будет хорошо, не думай больше о плохом. Рейвен глубоко вздохнула и снова прилегла на кровать. ― Я устала, дед, ― прошептала она, ― я так устала! ― Отдохни, моя хорошая, ― я поправил ей одеяло, взбил подушку и помог улечься поудобнее. ― Спи, моя девочка, и не тревожься ни о чем, ― сказал я, гладя ее по голове. Я выхожу из комнаты внучки, закрываю дверь и спускаюсь вниз. Сын и невестка все еще ссорятся, я слышу их громкие голоса в гостиной, вздыхаю и иду туда. Судя по всему, придется выдержать еще один тяжелый разговор. ― … как так можно, Кайт? ― укоризненно восклицает Акбулог. ― Это мое решение, и я не собираюсь его менять! ― отвечает Кайт. ― Господин Абаж! ― Акбулог замечает меня и, махнув рукой, отворачивается от мужа. ― Как там Рейвен? ― Уснула, ― вздыхаю я, ― у бедняжки и впрямь всерьез расшатаны нервы. ― И поделом! ― отзывается Кайт. ― Кайт, ― умоляюще смотрит на него Акбулог, ― я настоятельно тебя прошу: хватит! Тем, что ты будешь оскорблять и третировать бедняжку, ты ничего не добьешься, только сделаешь хуже. ― Я уже все сказал! Да, отец, ― обращается он ко мне, ― вам тоже необходимо знать: я решил отправить Рейвен на побережье, в домик у моря. Там она будет жить, пока не разрешится от бремени, а пока мы всем скажем, что она больна, не встает с постели, находится в смертельной опасности. А как только родится ребенок, мы отдадим его на воспитание в самый лучший столичный приют. И забудем об этом недоразумении навсегда. ― Ты рехнулся? ― недоуменно смотрю я на него. ― Нет, ― отзывается он, ― я разумен, как никогда. И я забочусь о нашей чести и репутации! Этому ублюдку не место в нашей семье! ― Этот ублюдок, между прочим, твой внук! ― я не могу понять: что происходит с моим сыном! Почему он не способен сопереживать горю своих близких? ― Я не приму в своем доме незаконнорожденного! ― стоит на своем Кайт. ― Я не желаю, чтобы на меня показывали пальцем! Кроме того, в этом случае моя дочь никогда не сможет устроить свою личную жизнь. Кому она будет нужна, опозоренная, с ненужным никому ребенком на руках? ― Разве ребенок виноват в том, что его отец обманул его мать? ― вздохнув, спрашиваю я у сына. ― Твой отец прав, ― поддерживает меня Акбулог. ― Хватит! ― кричит Кайт. ― Я не желаю больше слушать эту сентиментальную чепуху! Нравится вам это или нет, я не отступлю. Я делаю это ради блага всей семьи! ― Твоя дочь будет страдать, Кайт, ― тихо говорит Акбулог, пытаясь воззвать к здравомыслию моего сына, ― разве можно отнять у матери ее дитя?! Подумай сам, дорогой, если бы тебя вынудили отказаться от Хоука, Кайта и Доу! Разве ты не испытывал бы мук от разлуки с ними? Увы, Кайт оказывается глух к ее словам. ― Рейвен сама во всем виновата! ― небрежно бросает он. ― Ей следовало подумать о своей чести прежде чем, растеряв остатки совести, отдаваться этому проходимцу! ― Да, ― говорю я, ― возможно, твоя дочь совершила ошибку. Но она же любила его, этого, как ты справедливо заметил, проходимца! А когда человек влюблен, он теряет голову, тебе ведь это должно быть хорошо известно, сынок. ― Между прочим, ― цедит сквозь зубы Кайт, ― я был безумно влюблен в Доу, и она отвечала мне взаимностью. Тем не менее, несмотря ни на что, она не подпускала меня к себе до самой свадьбы, хотя я, стоит заметить, был очень настойчив! Я даже обижался на нее и пытался, так скажем, отомстить, когда пару раз ездил в столицу и... впрочем, это к делу не относится. Да и Акбулог тоже, несмотря на то, что мы зарегистрировали брак во Дворце Правительства еще до отъезда из Королевства Кривых Зеркал, впервые отдалась мне уже после приезда сюда и нашего венчания! Акбулог покраснела и торопливо отвела взгляд. ― А если моя дочь, ― продолжает Кайт, ― решила, что может вести себя, как последняя распутная тварь, ее воля! Но пусть теперь платит за свои ошибки! Каждый, рано или поздно, должен отвечать за свои промахи, так почему же ради Рейвен всегда делается исключение? Что бы она не творила, вы с матерью всегда потакали ей, жалели «бедную девочку», и вот теперь мы вынуждены пожинать плоды вашего воспитания! ― Кайт, ― я чувствую, как во мне все больше нарастает раздражение, я начинаю буквально кипеть от негодования, ― а ты сам никогда не оступался? Не совершал ошибок? ― Да, ― взрывается мой сын, ― да, отец! Я действительно оступился и совершил ошибку, но именно об этом я и говорю: я вынужден был сполна заплатить за нее! Моя мать, помнится, так мне и сказала тогда, а после выгнала из дома без медного гроша в кармане! И вы поддержали ее. Именно поэтому я вынужден был уехать к черту на куличики и чуть не закончил свои дни на каторге! ― Думай, что ты говоришь, ― срываюсь я. ― Так это значит, твоя мать виновата в том, что ты сначала изменил жене, а потом связался черт знает, с кем и угодил в тюрьму? ― Так получилось именно потому что она не захотела «проявлять терпение и понимание» к своему единственному сыну. Поэтому мне и пришлось, как вы выражаетесь, отец, платить за свои ошибки! ― Ах ты дрянь! ― никогда не думал, что смогу сказать это в лицо своему сыну, но других слов у меня просто нет. ― Я понимаю, отец, что мама для вас святая, ― пожимает плечами Кайт и продолжает, как ни в чем ни бывало, ― и я сам, заверяю вас, очень ее люблю, но факт остается фактом! Я крепко сжимаю кулаки и делаю шаг навстречу сыну. ― Пожалуйста, перестаньте! ― заломив руки, Акбулог по очереди жалобно смотрит на нас. ― Факт остается фактом? ― уже не помня себя, кричу я. Если он опустился до такой низости, то я тоже не стану больше выбрать выражения! ― Тогда, может быть, мне стоит напомнить тебе, что именно из-за твоих мерзких выходок у Анидаг случился первый сердечный приступ? И то, что она оправилась тогда от него ― это настоящее чудо! А если бы самое страшное все же произошло… Так что не смей больше даже заикаться о том, будто твоя мать виновата в твоих якобы серьезных бедах! Потому что ее пошатнувшееся здоровье, все эти сердечные припадки, целиком на твоей совести! ― Как вы смеете?! ― выкрикивает мне в лицо Кайт, и вслед за этим мою щеку обжигает хлесткий удар. Звук пощечины раздается в комнате словно пушечный выстрел, и потом мы с сыном замираем, словно парализованные, потрясенно глядя друг другу в глаза.