Лебединая песня

Кайт

Я уже в который раз выглядываю из окна экипажа, чтобы поторопить кучера, и в очередной раз выслушиваю его: ― Не волнуйтесь, хозяин, скоро будем на месте! Мне ничего не остается, кроме как снова устроиться поудобнее, откинувшись на подушки. В довершение всего начинается дождь, не хватало только, чтобы он перешел в ливень, и нам пришлось бы ехать в обход из-за размытой дороги. Черт меня дернул поехать в столицу, нужно было сразу же ехать на побережье, но мне хотелось повидаться с Ардыв, она вот уже третий месяц отказывалась от свиданий со мной. И вот ― пожалуйте, я с трудом выкраиваю время (дабы жена ничего не заподозрила), приезжаю, но нахожу ее дом пустым. Швейцар передал мне даже не письмо, а записку в три строчки: «Прощай, мы больше не можем быть вместе, это слишком рискованно для нас обоих». Сначала я обозлился: в конце концов, если уж ей так не терпелось порвать со мной, то могла бы спокойно мне обо всем сказать во время нашего последнего свидания. Можно подумать, я бы стал ее уговаривать! Ведь это всего лишь очередная интрижка, и мне нисколько не жаль расставаться с этой дамой. Кроме того, наш адюльтер был целиком инициативой Ардыв, я же ни к чему ее не принуждал. И уже хотя бы поэтому она могла бы поговорить со мной и по-человечески попрощаться. Впрочем, нет худа без добра, поскольку неизвестно, что могло бы прийти в голову этой женщине, а если бы обо всем узнала моя жена… я даже думать не хочу о том скандале, который мог разразиться. С меня хватило в свое время одной Лизард, не к ночи будь помянута. Правда, стоит заметить, в этот раз я был куда осторожнее, и с Ардыв на людях не появлялся, что ее иной раз злило, но мне было все равно. Тогда, когда она приехала к нам выяснить, почему я не хочу продавать гостиницу, то буквально с первой же минуты принялась флиртовать со мной, ясно намекая, что была бы не прочь немного развлечься. И буквально на следующий же день после ее приезда все и случилось: сначала она попросила показать ей сад, а оставшись там со мной наедине, принялась строить глазки. А потом, уже ближе к вечеру, у меня выдалась свободная минута, я снова вышел пройтись немного, и вновь застал ее в нашем саду совсем одну. ― Вам так понравились наши розы? ― спросил я, подходя ближе. ― И ваша беседка, ― улыбнулась она и облизнула губы. ― Тогда, может быть, мы могли бы… осмотреть ее? ― усмехнулся я. ― С радостью! ― отозвалась она, легко касаясь моей щеки рукой. Я схватил ее за руку, и мы поднялись в беседку. Честно признаться, ни за что бы не подумал, что… скажем так, результат превзойдет всякие ожидания. Даже Лизард, при всех ее достоинствах, не была такой затейницей, а уж об Акбулог и говорить не приходится. Моя жена, несмотря на долгие годы нашего брака, по-прежнему, оставаясь наедине со мной, застенчива и скромна, словно мы поженились только вчера. Плюс ко всему, мы с Ардыв изрядно рисковали, ведь там, в саду, нас мог застать кто угодно, и это тоже подогревало нашу страсть. Когда все закончилось (под конец она почему-то разволновалась, ей будто бы послышались чьи-то шаги), я отдал ей ключ от мансарды, дабы ночью встретиться с ней снова и повторить этот ураган. В полночь, благо, Акбулог заснула быстро, слишком устала за день, я встал, накинул халат и направился в мансарду. Я прождал целый час, но Ардыв так и не явилась, что меня просто взбесило: что эта женщина о себе возомнила?! Я намеревался на следующий же день высказать ей все, что думаю по этому поводу, поскольку я давно уже не мальчик, чтобы она позволяла себе выкидывать со мной такие номера! Злой и раздраженный до крайности я шел по коридору в свою спальню, как вдруг меня окликнули: ― Кайт! ― Отец, ― удивился я, остановился и развернулся, ― я думал вы уже спите. ― Тебя тоже, я смотрю, бессонница замучила, ― усмехнулся он. ― Зайди, ― приглашающим жестом указал он на дверь своей комнаты, ― мне нужно тебе кое-что сказать. ― А до утра это не может подождать? ― проворчал я, проходя в комнату. ― Никак не может, ― отозвался отец, закрывая дверь. ― Что, так расстроился из-за сорвавшегося свидания? ― прищурившись, спросил он. ― О чем вы? ― я постарался, чтобы мое изумление звучало как можно искреннее. ― Об этом, ― отец протянул мне ключ от номера в мансарде. ― Кайт, ты же взрослый человек, у тебя уже внук скоро родится, а ведешь себя так, словно тебе семнадцать! ― Как вы узнали? ― только и смог произнести я. ― Видел собственными глазами. Вернее, слышал. Выходит, Ардыв не послышалось, отец как раз в это время возвращался домой, шел через сад, и, таким образом, мы с Ардыв действительно попались. ― И хорошо, что это был я, а не твоя дочь или Акбулог, ― озвучил он мои мысли. ― Тогда, пожалуй, был бы скандал, ― пробормотал я. ― Вот именно! Чем ты думал, Кайт, скажи мне?! ― всплеснув руками, вскричал отец. ― Отец, умоляю, давайте обойдемся без сцен, уже слишком поздно! Я должен вас поблагодарить за то, что вы… промолчали. ― Я сделал это не ради того, чтобы покрывать ваше с ней бесстыдство, а исключительно ради твоих детей. И, разумеется, Акбулог, которая никак не заслуживает, чтобы ты снова смертельно обидел ее этой грязью! ― Отец, ― устало отозвался я, ― клянусь вам, вы слишком уж преувеличиваете. Никакая это не грязь! ― Обманывать и изменять своей жене, матери твоих детей, женщине, в любви к которой ты клянешься, обнимать и целовать ее, говорить ей ласковые слова, только что встав с постели, на которой развлекался с любовницей, ― это, по-твоему, не грязь?! ― Ради бога, отец, зачем такие громкие слова: измена, обман? Никакая это не измена. ― Неужели? И как это теперь называется? ― Отец, ― я взял его за руки, заставляя сесть со мной рядом, ― прошу, не надо так горячиться. Да, это не измена, это просто… скажем так, я могу получить от этой женщины то, чего мне не хватает у Акбулог. Я не виню ее, у нее гостиница, домашние дела и заботы, дети, ― она так устает, ей необходим отдых! А я… мне иной раз нужно расслабиться. Да и потом, мы с ней вместе уже много лет, знаем друг друга, как облупленных, а разнообразие тоже, знаете ли, необходимо. ― Ты несешь такую ересь, что я просто-напросто не желаю тебя слушать! ― отмахивается от меня отец. ― Вовсе нет, отец, ― отвечаю я, ― это самый что ни на есть здравый смысл. И вообще, да практически все так делают! Это, знаете ли, даже помогает укрепить брачные узы, понять, как нужна и дорога тебе та, кого ты любишь по-настоящему. Для чего еще, по-вашему, нужны такие женщины, как эта Ардыв? Они же ни на что больше и не годны, кроме этого! ― Интересно, ― усмехнулся отец, ― если бы твоя жена заявила тебе то же самое. Мол, она развлечется пару раз с каким-нибудь молодым человеком, который «только на это и годен», что бы ты сказал? ― Что за вздор! ― возмутился я. ― Это совсем другое! Да она бы никогда так и не поступила, ну а… во всяком случае, я постарался бы ее понять. Отец укоризненно покачал головой и ничего не ответил. ― Если ты любишь человека… ― снова начал он после непродолжительного молчания. ― Это не имеет никакого отношения к любви, ― перебил я его, ― я ведь вам уже сказал. Это просто… приятное и ни к чему не обязывающее времяпрепровождение. Не все, повторюсь, могут всю жизнь довольствоваться только одной женщиной. Ведь даже вы… простите, отец, ― быстро добавил я, увидев, что он собирается перебить и возразить мне, ― что я касаюсь этой болезненной темы, но раз уж у нас зашел такой разговор, то… Словом, вы ведь тоже в юности с какими-то там актрисами из варьете развлекались, вы сами рассказывали об этом. ― Во-первых, я не был в то время женат, и у меня не было четверых детей, ― тихо проговорил отец, ― а во-вторых, это вовсе не означает, что мой пример достоин подражания. Он замолчал и отвернулся от меня. ― Отец, ― я осторожно тронул его за плечо, ― извините меня, если сделал вам больно, вызвав неприятные для вас воспоминания. Но поверьте, вам нечего стыдиться, вы были молоды, полны сил, и вы… ― … наделал кучу глупостей, ― вздохнул отец. ― Моя жизнь, Кайт, далеко не эталон, но в одном я тебя могу заверить: за то время, что я прожил с твоей матерью, за все эти годы, мне даже в страшном сне не могло пригрезиться, о чем ты мне тут толковал. Я не могу себе представить, что можно было унизить ее таким образом. Просто потому, что я слишком любил и уважал ее. ― Иногда я думаю, ― я поднял глаза на отца, ― что мне просто было отказано в настоящей любви. И я не испытывал ни к кому столь же сильное чувство, какое было у вас с мамой. Наверное, мне просто не повезло. ― Или ты просто не умеешь его ценить, ― грустно улыбнулся отец. ― Так или иначе, ― добавил он, ― позволь тебе напомнить, что в прошлый раз эти твои «просто развлечения» закончились для тебя весьма плачевно. Поэтому настоятельно прошу тебя: остановись и не ищи больше подобных приключений! ― Пожалуй, ― вы правы, ― нехотя был вынужден согласиться я. Ардыв уехала на другой день, даже не попрощавшись. Акбулог сказала, будто бы Ардыв, по ее же словам, пришло письмо от какого-знакомого, и он нашел им с сыном неплохую квартиру в столице, поэтому им срочно нужно ехать. Они рассчитались еще до завтрака, и она едва успела попрощаться с ними. Потом уже я узнал, что, оказывается, с Ардыв отец тоже побеседовал, и именно он убедил ее уехать во избежание скандала. А через два дня Рейвен случайно обмолвилась, что сын Ардыв зачем-то оставил ей свой адрес в столице. ― Не знаю, правда к чему это, ― пожала она плечами. ― Попросил, чтобы я написала ему. ― Ты сохранила его адрес? ― быстро спросил я. ― Ну, да. Но он мне совершенно не нужен! ― Ты все же оставь его себе, ― улыбнулась Акбулог, ― вдруг пригодится. ― Вот еще! ― фыркнула Рейвен. ― Что он там себе возомнил! Я, сам не знаю, зачем в тот же день улучил минуту, зашел в комнату к Рейвен, и увидел на ее туалетном столике у кровати небольшую бумажку. Я взял ее, рассмотрел, и мне не составило труда запомнить адрес. Когда через пару месяцев мне случилось поехать в столицу по делам, то я заглянул к Ардыв. Ее сына не было дома, ну и… Словом, потом я навещал ее еще несколько раз, и, разумеется, никому из домашних не говорил об этом. Тем более, что отец с Рейвен уехали в дом на побережье. Рейвен после нашей с ней ссоры и примирения, съездила туда на несколько дней, заявила, что ей очень понравилось: тихо, спокойно. Она почувствовала себя гораздо лучше, поэтому и приняла решение побыть пока там. Дочь прожила там почти месяц, отец, разумеется, остался с ней, и после этого она часто стала уезжать туда и жить по несколько недель кряду. Акбулог, когда у нее выдавалось свободное время, сопровождала ее, пару раз я тоже был на побережье, и следует признать, я понимаю, почему моей дочери нравится этот дом. Там очень уютно, свежий воздух, тишина… Моя дочь действительно стала лучше выглядеть, лучше спать, как она мне сама призналась, вновь начала улыбаться. Отец мне по секрету сообщил, что Рейвен вновь стала писать, и практически все свободное время на побережье она проводит за написанием какой-то, как она сама выражается, повести. ― Мне известно не больше твоего, ― отнекивался отец, ― она мне ничего не говорит, кроме того, что в свое время мы все узнаем. ― Она еще в детстве обожала сочинять сказки, ― сказала Акбулог, ― а вдруг она действительно напишет интересную повесть, станет знаменитой писательницей. ― Ой, Акбулог, ― рассмеялся я, ― сейчас ты сочиняешь, пожалуй, еще лучше, чем моя дочь! Рейвен же мне заявила, что ее это отвлекает и помогает привести мысли в порядок. ― Но по сути, ничего особенного, отец, не обращайте внимания! ― улыбнулась она, и я не стал больше ее расспрашивать. Несколько недель назад Рейвен вновь засобиралась на побережье. ― Но ведь уже скоро осень, дорогая, ― увещевала ее Акбулог, ― становится все холоднее, особенно по вечерам. ― Я же не на улице собираюсь ночевать, ― отозвалась Рейвен, ― а в доме можно затопить камин. ― Но до родов осталось совсем немного! ― продолжала стоять на своем Акбулог. ― Ничего, ― поддержал Рейвен отец, ― она же поедет не одна, я буду рядом, а кроме того, я уже распорядился, чтобы повитуха тоже приехала и постоянно находилась подле Рейвен. ― Ну, вот, ― рассмеялась дочь, обнимая моего отца, ― обо мне есть, кому позаботиться. Значит, все решено и не о чем беспокоиться. На следующее же утро они с отцом уехали, а через несколько дней мне пришлось поехать в столицу, чтобы встретиться и заключить договор с новыми поставщиками продуктов, а заодно зайти в мебельную мастерскую: мы задумали сделать ремонт в столовой для гостей. ― Ты уверена, что справишься одна? ― спросил я у жены. Все же ей придется одной смотреть за детьми и вести все дела. ― Ничего дорогой, ― улыбнулась она, ― у нас же есть и слуги, и управляющие. Да и Хоук мне поможет, если что. ― Хотя я бы предпочел поехать с тобой или с дедом, ― недовольно проворчал Хоук. ― Почему, интересно, Рейвен прохлаждается себе на побережье и в ус не дует, а я тут обязан ишачить за нее? ― Потому что Рейвен скоро станет матерью! ― прикрикнул я на него. ― А ты уже не маленький ребенок, Хоук, а почти взрослый мужчина. Поэтому перестань капризничать и помоги матери. Хоук кивнул, взглянув на меня исподлобья, и молча вышел из комнаты. ― Совсем от рук отбился, ― воскликнул я, ― в кого только такой уродился? Акбулог покачала головой и, пряча усмешку, проговорила: ― У него просто начался трудный возраст, дорогой, но он добрый мальчик. ― Конечно, ― обнял я ее, ― но ты ему тут спуску не давай, пока меня не будет. Все дела я уладил довольно быстро и решил заглянуть к Арыдв. Последний раз я был у нее больше трех месяцев тому назад, и с тех пор, стоит признать, соскучился. Все же есть в этой женщине нечто привлекательное! Но когда я пришел к ней домой, то обнаружил, что в ее квартире уже другие жильцы, я постоял под дверью, недоумевая, почему же она не удосужилась сообщить мне о том, что уезжает? Уже на улице меня догнал привратник и передал ту самую записку, сказал, что госпожа просила отдать ее мне, на случай, если я приеду. «А у меня совсем из головы вылетело, ― виновато взглянул на меня он, ― простите уж, сударь. А с госпожой вы всего на день разминулись, они только вчера съехали». Я не стал слушать дальше и ушел. Что ж, если Ардыв решила разом все порвать ― ее воля, и если вдуматься, так даже лучше, поскольку я и вправду, слишком рисковал. Тем же вечером я отправился в обратный путь, и по дороге решил заехать в дом на побережье, проведать отца и Рейвен. ― Приехали, хозяин! ― громкий голос кучера заставляет меня вздрогнуть, прервав воспоминания о моих, как выражается отец, любовных похождениях. Я выхожу из экипажа прямо под проливной дождь и быстрым шагом иду в дом. С удивлением замечаю, что практически во всех окнах уже горит свет: интересно, Рейвен решила устроить праздничный прием? Вот только кого тут можно пригласить, кроме жителей небольшой рыбацкой деревушки, что неподалеку? Я едва успеваю постучать в дверь, как она тут же распахивается, и на пороге возникает молоденькая горничная, забыл, как ее зовут, Акбулог недавно взяла ее на работу. ― Ох, господин Кайт, это вы! ― удивленно восклицает она. ― Ну, да, а кого ты ждала увидеть? ― говорю я и вхожу в дом. ― Мой отец и моя дочь еще не спят, надеюсь? ― спрашиваю я у нее, снимая мокрый плащ. ― Никто не спит, господин Кайт, ― робко улыбается горничная,― госпожа Рейвен, она… словом, началось! ― Что началось? ― не понимаю я. ― Ребенок, ― пожимает плечами горничная. ― Как?! ― больше я не слушаю ее и опрометью бросаюсь в гостиную. ― Ведь еще рано! ― вместо приветствия говорю я вышедшему мне навстречу отцу. ― Рейвен говорила, что осталось еще около двух недель. Горничная, что открыла мне дверь, пробегает мимо нас со стопкой выглаженных чистых полотенец. ― Значит, твой внук решил не ждать эти две недели, ― отзывается отец и обеспокоенно смотрит горничной вслед. ― Как она? ― обеспокоенно спрашиваю я, прислушиваясь к шагам и приглушенным звукам, которые раздаются со второго этажа, из спальни дочери. ― Повитуха сказала, что все идет как надо, ― пожимает плечами отец. ― Сначала, как только все началось, Рейвен (бедняжка, она была так напугана) все просила, чтобы я был с ней. Ну, я сидел рядом, держал ее за руку… А потом эта женщина заявила, что мужчинам, мол, тут делать нечего, и выставила меня вон. ― Безобразие! ― возмущаюсь я и решительно направляюсь к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. ― Не нужно, Кайт, ― останавливает меня отец, ― все равно она тебя не пустит. Да и потом, она права, мы же ничем помочь не сможем. А Акбулог разве не с тобой? ― спрашивает он вдруг. ― Нет, ― я поспешно отвожу взгляд в сторону, ― я ездил в столицу по делам и не заезжал домой, сразу отправился к вам. ― Понятно, ― кивает отец, ― я отправил к ней деревенского мальчишку, что помогает по хозяйству, но, видимо, она решила не отправляться в путь на ночь глядя, да еще в такую погоду. ― Значит, ― я беру отца за руку, ― приедет утром и сразу же увидит внука. Отец лишь тяжело вздыхает: ― Лишь бы все было хорошо! ― Все будет просто замечательно, ― уверенно говорю я, ― посмотрите хоть на Акбулог! Она же родила мне уже троих детей, и с ней все в полном порядке. ― Да, но… Рейвен так страдает, бедняжка, ей очень больно, судя по всему. ― Ну, ― пожимаю плечами я, ― тут уж такое дело, отец, ничего не попишешь! Отец снова лишь вздыхает в ответ. Я подхожу к столу, наливаю себе воды из графина. ― Черт, ― тихо говорю я, залпом выпив стакан воды, ― сейчас бы чего-нибудь покрепче. ― Пока еще не время, ― невесело усмехается отец. ― Да, подождем, ― соглашаюсь я. ― Праздновать заранее ― плохая примета. Остаток ночи мы сидим с ним в гостиной, время от времени по очереди подходим к лестнице, прислушиваемся: что происходит наверху, ― и много говорим, главным образом, о прошлом, о тех временах, когда Рейвен была еще маленькой… Неожиданно я вспоминаю вдруг такую же беспокойную ночь, когда я сам, не помня себя от волнения, ходил из угла в угол, не в силах успокоиться. Мать и отец были рядом со мной, старались подбодрить, но я думал только о том, чтобы все поскорее закончилось. Это была та самая ночь, когда родилась Рейвен. К несчастью, радость тогда оказалась омрачена кончиной Доу, и я… практически ничего не запомнил из того дня, кроме своего беспросветного отчаяния, ведь в ту минуту мне казалось, что жизнь кончена. Подумать только, с того дня прошло уже больше двадцати лет, и столько всего случилось в нашей жизни. ― Поверить не могу! ― восклицаю я. ― Во что? ― спрашивает отец, встает с кресла и подходит к окну. Я замечаю, что уже начало светать, да и дождь, кажется, прекратился, не барабанит больше по стеклам. ― Вот-вот я стану дедом, ― улыбаюсь я, ― совсем как вы! ― Э, нет, дорогой, ― усмехается отец, ― уже не совсем, потому что я-то стану прадедом! Мы смеемся, а потом я опять вспоминаю вдруг Доу, и мой смех резко обрывается. ― Так странно, ― задумчиво говорю я, ― будто еще вчера мои дети были совсем крошечными, а теперь… ― Время идет, ― так же задумчиво отвечает мне отец, и в ту же минуту в наступившей тишине раздается вдруг громкий детский плач. Мы с отцом радостно переглядываемся, и я чувствую, как часто вдруг забилось сердце. ― Родился! ― чуть ли не на весь дом кричу я. ― Да, кажется, ― дрогнувшим голосом отзывается отец, и мы крепко обнимаемся с ним, а затем чуть ли не наперегонки поднимаемся по лестнице. В коридоре, уже у самой двери в комнату дочери нас встречает повитуха, у нее довольно-таки усталый вид. Мы с отцом молча смотрим на нее, не в силах произнести ни слова. Она, судя по всему, поняв, что нами творится, улыбается и, убирая со лба растрепавшиеся волосы, говорит: ― Все в порядке, господа, можете не волноваться. С госпожой Рейвен все хорошо. ― И? ― только и могу произнести я. ― Девочка, господа, ― отвечает повитуха. ― Вылитая матушка, позвольте вам заметить. С ней тоже все в порядке, она здорова. Я облегченно вздыхаю, вновь крепко обнимаю своего отца, замечая, как блестят его глаза, и не обращая внимания на слезы, выступившие на моих; после чего мы с отцом идем в спальною к Рейвен. Настала пора познакомиться с моей маленькой внучкой.