Лебединая песня

Абаж

Всякий раз, когда наступает время послеобеденного отдыха, моя маленькая правнучка придумывает тысячу отговорок, чтобы не ложиться спать. Иногда она просто не хочет, иной раз ей срочно требуется для начала уложить спать всех своих кукол (а их у нее около дюжины, и это, заметим, только самых любимых), иногда она боится «фею ночных кошмаров», о которой, на нашу голову, ей рассказал Хоук, и она требует, чтобы мы с матерью сидели рядом, а иногда ей до зарезу нужно, чтобы Акбулог спела колыбельную. Разумеется, все это еще не означает, что она заснет, но по крайней мере согласится хотя бы ненадолго прилечь и отдохнуть. Сегодня же из всех ее обычных отговорок наступила очередь самого простого и банального: «Я не хочу!» Примерно через час после обеда Рейвен нашла меня за стойкой гостиницы, где я устроился, дабы проверить, наконец, наши счета и посмотреть заодно, не задолжал ли кто из постояльцев причитающуюся оплату. Внучка жалобно вздохнула и с надеждой взглянула на меня, словно на доброго волшебника: ― Дед, я больше не могу! Я сама сейчас упаду от усталости, а ей хоть бы что! ― Не спит? ― усмехнулся я. Рейвен покачала головой, и мне пришлось поменяться с ней местами; она осталась заниматься бухгалтерией, а я отправился выполнять более сложную работу: попытаться уложить маленькую Анидаг. Как и Рейвен, я потерпел неудачу: сначала меня засыпали кучей вопросов по поводу того, а зачем вообще люди спят, затем попросили рассказать сказку, смертельно обиделись на меня за то, что я напомнил наше старое правило ― сказки только на ночь, потом, впрочем, милостиво простили за обещание дать еще немного лимонного желе, оставшегося от обеда и пойти прогуляться в сад. В конце концов, какой толк сидеть в комнатах? Раз ребенок отдыхать не хочет, то, может быть, он пока еще не устал, ― решил я, и, к радости Анидаг, повел ее в сад. Мы уже два раза обошли вокруг пруда, и все это время Анидаг мне рассказывала про какую-то русалку, которая, возможно, поселилась под водой вместе с рыбами, и ей бы очень хотелось на нее посмотреть. На вопрос, откуда она это взяла, девочка ответила, что ей так сказал деда. Надо будет обязательно поговорить с Кайтом, чтобы срочно придумал новую сказку, которая поможет отвадить Анидаг от пруда, потому что Рейвен до смерти боится, как бы ей не взбрело в голову полезть в воду. Да и я, признаться, опасаюсь того же самого, особенно учитывая рассказы самого Кайта о своем детстве, да и собственные воспоминания, честно признаться, тоже. ― Деда, а там живут рыбки? ― Анидаг показывает пальчиком на темную гладь пруда. ― Живут, наверное, ― пожимаю плечами я. ― А где они? ― она подходит ближе к воде и садится на корточки. ― Я не вижу. ― Они уплыли далеко и глубоко, ― отвечаю я и беру ее за руку, а то чего доброго она и впрямь может упасть в воду. ― Зачем? ― Устали, им нужно отдохнуть. Ты знаешь, они ведь целое утро плавали, а теперь вот отправились спать. Пойдем лучше посмотрим, как там наши цветочки, а потом узнаем, не нужно ли помочь маме. ― Я тоже устала, ― принимается капризничать Анидаг, ― и не хочу идти. ― А на ручках? ― улыбаюсь я, и она тут же радостно кивает и подбегает ко мне. ― Маленькая моя плутовка, ― говорю я, подхватывая ее на руки. ― Да! ― соглашается Анидаг и обнимает меня за шею. Рейвен права, когда говорит, что если ее, свою внучку, я обожаю, то Анидаг ― «практически боготворю». Кайт, правда, всегда добавляет при этом: «И без всяких практически!» Собственно, в нашем доме нет никого, кто не любил бы это маленькое чудо, как и говорила Акбулог, девочка сразу же стала всеобщей любимицей. ― Дед, какой же я была глупой, ― вздыхает иногда Рейвен, ― когда говорила те глупости, о которых сейчас даже вспоминать не желаю! ― И не вспоминай, дорогая, ― всегда отвечаю я ей, ― к чему это теперь? Все уже прошло! ― Ты прав дед, теперь для меня в жизни самое важное и самое дорогое ― это моя дочь. Для нее я могу, кажется, сделать что угодно, она дала мне силы жить дальше и не сломаться. Я кивнул и погладил Рейвен по голове. Когда-то давно, когда Рейвен сама была такой, какая сейчас ее дочь, наш дом опустел без Кайта, и мы с Анидаг чувствовали, как нам его не хватает. Но присутствие внучки придавало нам сил, мы понимали, что она нуждается в нас, а значит, мы должны быть рядом с ней. ― Мне кажется иногда, ― сказал я однажды жене, ― будто она наша дочь, знаешь, поздний, желанный и самый любимый ребенок. ― Ну, если подумать, ― отозвалась Анидаг, ― то в некотором роде так оно и есть. А вот теперь дочери Рейвен удалось то же самое, что некогда ее матери: она словно вдохнула новую жизнь в нас всех. Глядя на нее я почувствовал, впервые, после того, как умерла моя жена, желание радоваться наступлению нового дня. Ради того, чтобы пойти с маленькой Анидаг погулять на пруд, рассказать ей про рыбок, учить ее поливать цветы, слушать ее звонкий смех, позволять ей рыться в ящиках моего стола, залезать с ногами на кровать, наблюдать, как она внимательно рассматривает портреты в моей комнате. ― Это кто? ― спросила не так давно Анидаг, когда ей попался на глаза портрет ее прабабки. ― Моя бабушка, ― ответила ей Рейвен. ― А где она? ― Ее нет, малышка, ― сказал я, погладив девочку по голове. ― Как это? ― Она очень далеко, дочка, ― грустно вздохнула Рейвен. ― Уехала? Как Хоук? ― не поняла Анидаг. ― Еще дальше, ― отозвалась Рейвен. ― А когда вернется? ― Она не вернется, дочка, ― Рейвен сочувственно взглянула на меня. ― Жаль, ― вздохнула Анидаг, ― она красивая! Я бы ей показала своих кукол. ― Она была бы рада, детка, ― отозвался я. Мы с Рейвен один раз взяли девочку с собой на кладбище, показали могилу моей жены, объяснили, что бабушка на небесах, но она видит оттуда всех нас и очень нас любит, как и мы ее. Еще я правнучке показал розовые кусты в саду и объяснил, что это бабушкины розы, и если она хочет сделать бабушке приятное, то может помогать мне поливать их и ухаживать за ними. С той поры моя правнучка полюбила ходить со мной в сад, всякий раз, когда я иду ухаживать за цветами. И она чрезвычайно горда тем, что мы с ней «помогаем бабушке». Маленькая Анидаг начинает дремать, когда я приношу ее домой. Я отношу ее в детскую, укладываю в кроватку, еще некоторое время сижу рядом. Когда она засыпает, зову ее няню, чтобы она присмотрела за девочкой, а сам иду к Рейвен, нужно ей помочь, поскольку целое утро она была вынуждена заниматься делами гостиницы и постояльцами самостоятельно. Кайт, Акбулог и дети уехали в столицу проведать Хоука. Месяц назад он уехал учиться в университет, сразу же написал нам, что у него все хорошо, он добрался и устроился благополучно, начались занятия, и ему все очень нравится. Однако же Акбулог все равно не находила себе места, и решила съездить в столицу, чтобы проверить, все ли у мальчика в порядке. ― Что ж, заодно и развеемся немного, ― обрадовался Кайт. Доу и Кайт-младший упросили родителей взять их с собой, и таким образом мы с Рейвен и маленькой Анидаг остались втроем, благо, как и всегда осенью, постояльцев у нас было немного. ― Ну, как дела? ― спрашиваю я у внучки, спустившись в холл. Рейвен в это время как раз отдает ключ от номера пожилой паре, которая приезжает к нам уже не первый год, и всегда в это время года (они говорят, что именно в это время года здесь просто рай), и встала из-за стойки. ― Ничего, все в порядке, сами знаете, что, слава богу, сейчас у нас не слишком оживленно. Что Анидаг, вам удалось уложить ее отдыхать? ― Она сама заснула. ― Как вам удалось? ― удивленно смотрит на меня Рейвен. ― Ну, я лично, честно признаться, ничего не делал, ― улыбаюсь я, ― она просто слишком устала, набегалась за рыбками. ― Опять эти рыбки, ― хмурится Рейвен. Ей не нравится, что дочка так любит гулять около пруда и иной раз подходит слишком близко к воде. ― Дед, я вас умоляю, не спускайте с нее глаз, я просто в ужас прихожу всякий раз, стоит мне представить, что она может упасть в воду! ― Не пугайся, Рейвен, ― я ласково приобнимаю ее за плечи, ― с ней ничего не случится. Ты просто слишком мнительна! ― Ох, дед! ― вздыхает Рейвен, пряча взгляд. ― Не знаю… право слово, я сама не своя в последние дни. ― Что случилось? ― уже не на шутку пугаюсь я. ― Ничего, ― отмахивается Рейвен, ― не обращайте внимания, дед, просто я слишком устала за последние дни. ― Рейвен, ― недоверчиво качаю я головой, ― скажи мне честно, когда тебе удавалось хоть что-то скрыть от меня? Внучка внимательно смотрит на меня, потом тяжело вздыхает, затем все так же молча достает из ящика несколько нераспечатанных писем и протягивает мне. ― Что это? ― я недоуменно рассматриваю письма, и вдруг мой взгляд падает на имя отправителя. ― Боже мой! ― восклицаю я. ― Да, ― кивает Рейвен, ― это от Мэйпла. И за последнее время я получила их по меньшей мере штук пять. ― И чего он от тебя хочет? ― возмущенно спрашиваю я. ― Опомнился? Не прошло и трех лет! ― Сама не знаю, ― пожимает плечами Рейвен, ― я не читала ни одно из его писем. ― Почему? ― Как это, почему? ― недоуменно смотрит она на меня. ― Не хватало мне еще этого: пусть отправляется ко всем чертям! Я недоверчиво качаю головой, а потом все же решаюсь осторожно спросить: ― Тогда к чему так нервничать, дорогая? ― Дед, ― невпопад отвечает Рейвен, ― давай уедем! На побережье или еще куда-нибудь… как только отец вернется, то возьмем дочку и поедем. ― Ты боишься, что он вернется и хочешь бежать от него? ― спрашиваю я у нее. Рейвен сначала вскидывает на меня глаза, пытается что-то возразить, но тут же сникает, опускает взгляд и обреченно кивает: ― Ты абсолютно прав: я боюсь! Боюсь, что он приедет, и все начнется сызнова, вдруг я не устою? Господи, ― она отворачивается, чтобы смахнуть слезу, ― ну почему? Ведь я уже все забыла, совсем перестала страдать по нему, мне наплевать на него, дед, меня совершенно не волнует ни он сам, ни его жизнь, и вот… ― Если тебе все равно, ― тихо говорю я, беря ее за руку, ― то к чему эти страхи? Даже если он и решится показаться тебе на глаза (что, несомненно, является с его стороны той еще наглостью), то ты просто скажешь ему все это в лицо, да и выставишь вон. ― Да, конечно, но… дед, ― она с силой сжала мою руку и продолжила, нервно кусая губы, ― я даже не знаю, как это объяснить! Просто не хочу его видеть, и все! ― Не бойся, дорогая моя, ― я успокаивающе погладил ее по плечу, ― все образуется, вот увидишь. Если тебе будет угодно, давай уедем на некоторое время, но все же я бы на твоем месте подумал. И для начала просто написал бы ему, что ты не желаешь его видеть, раз между вами все кончено. ― Я, пожалуй, так и сделаю, ― соглашается Рейвен, ― вы меня немного успокоили. Что ж… пойду, посмотрю, как там дочка. Она лихорадочно собирает письма Мэйпла, убирает их в ящик и поспешно выходит из холла. Я вздыхаю, глядя на закрывшуюся за ней дверь, и вновь сажусь за стойку. Нет, все же каков нахал этот Мэйпл! Сначала соблазнил бедную невинную девочку, фактически будучи уже женатым на другой, бросил Рейвен одну с ребенком, носа не казал три года, и вдруг явился и принялся писать ей письма. На что он, интересно, надеется? Что Рейвен сейчас бросится к нему в объятия, как ни в чем ни бывало? Надо бы съездить в город и навестить госпожу Уиллоу. Узнать, как обстоят дела у ее дражайшего внука, заодно и предупредить ее, чтобы сказала этому молодцу: пусть забудет даже имя Рейвен и не думает здесь появляться. Лично спущу этого проходимца, как выражается мой сын, с лестницы! Неожиданно на улице раздается шум подъезжающего экипажа, громкие голоса и шаги. Вряд ли это Кайт и Акбулог, они не могли вернуться так быстро, значит, судя по всему, у нас новые постояльцы. Я поднимаюсь на ноги как раз в то самое мгновение, когда под звук колокольчика, висящего над входной дверью, в холле гостиницы появляется пожилая женщина в скромном дорожном платье и плаще, держащая на руках маленькую светловолосую девочку чуть поменьше нашей Анидаг. Вслед за женщиной заходит наш слуга-привратник и заносит две довольно увесистые дорожные сумки. Последним идет молодой мужчина, в котором я тут же с удивлением узнаю… сына Ардыв. ― Вы?! ― удивленно восклицаю я. ― Здравствуйте, господин Абаж! ― улыбается Абихорро. ― Простите меня, я… словом, не найдется ли у вас свободной комнаты на несколько дней? Моя… дочь, ― кивает он на маленькую девочку, которая задремала на руках у женщины, ― заболела, и мы не можем продолжать путь. ― Да, конечно, ― отвечаю я. ― Я распоряжусь подготовить лучший номер, вам и вашей дочери будет там очень удобно. А что случилось с бедняжкой? ― Она немного простыла, сударь, ― отзывается женщина, ― бедняжка у нас, к несчастью, не отличается крепким здоровьем. ― Может быть, пригласить доктора? ― спрашиваю я. ― Я сию же минуту распоряжусь! ― Пока не стоит, сударь, ― улыбается женщина, ― я прекрасно справлюсь сама. Нужно уложить ее в постель и растереть специальной мазью, дать настой из трав. У меня все с собой. ― Госпожа Мансанилья, ― говорит Абихорро, с благодарностью глядя на женщину, ― настоящая находка! Не знаю, чтобы я делал без нее; она прекрасная няня и сиделка, моя дочь ее обожает. ― А… ― я не могу побороть свое любопытство, ― простите, господин Абихорро, если я покажусь бестактным, но где же ваша матушка? Абихорро недовольно морщится: ― Она уехала, сударь, как сама выразилась, искать новых приключений и наслаждаться жизнью. И я уж не знаю, вернется ли, поскольку ей вдруг пришло в голову отправиться на свою родину. ― Вот как! ― честно признаться, я изумлен до крайности, впрочем, это даже к лучшему. Особенно, если учесть то, что случилось в прошлый раз. ― А что же ваша супруга, она не с вами? ― Моя жена скончалась, к сожалению, ― спокойно отзывается Абихорро, ― так что вся моя семья теперь ― это я и моя маленькая Серпент. ― Серпент? ― удивленно переспрашиваю я. ― Да, моя… дочь, ― кивнув, отвечает Абихорро, вновь почему-то запнувшись перед словом «дочь». ― Простите еще раз, если я был слишком назойлив, ― повторяю я и протягиваю Абихорро и его спутнице ключи. Они направляются наверх, слуга несет за ними вещи, а я долго смотрю им вслед и никак не могу отделаться от охватившего меня вдруг странного, нехорошего предчувствия.