Лебединая песня

Абихорро

Я довольно долго сижу у постели маленькой Серпент, слушаю спокойный, умиротворяющий голос госпожи Мансанильи, которая читает девочке историю войны трех королей, которая в конце привела к окончательно гибели монархии в Стране Теплых Морей. Не знаю, право, мне кажется, что такое чтение рановато для двухлетнего ребенка, но все дело в том, что госпожа Мансанилья не признает «глупых сказок». Я осторожно касаюсь рукой лба малышки и облегченно вздыхаю: испарина! Значит, жар вот-вот спадет. Мазь тоже сделала, судя по всему, свое дело, потому что девочка перестала кашлять, задышала ровно и спокойно. Она засыпает, а госпожа Мансанилья откладывает книгу в сторону, смотрит на меня и довольно улыбается. ― Ей стало лучше, господин Абихорро. ― Слава богу, ― я облегченно вздыхаю. ― Вы тоже можете идти отдыхать, поскольку дорога была долгой и утомительной. А с дочкой я посижу, не волнуйтесь. Она выходит, а я поправляю малышке одеяло, некоторое время прислушиваюсь к ее дыханию, а потом встаю и подхожу к окну. Надо бы тоже пойти прилечь, но мне не хочется пока оставлять девочку одну. Я чуть отодвигаю штору, смотрю в окно, которое выходит прямо в сад: пожилая пара прогуливается по посыпанным песком дорожкам. Я отхожу от окна, сажусь в кресло и устало прикрываю глаза. Честно говоря, не думал снова возвращаться в этот дом (помимо всего прочего, это может быть опасно), но Серпент заболела, а я не могу и не хочу подвергать ее жизнь опасности. Я снова смотрю на спящую девочку и вздыхаю. Хорошо, что она похожа на мать, иначе господин Абаж, чего доброго, обо всем догадался бы. Да он и без этого так странно посмотрел на меня, когда я рассказывал о своей якобы дочери. На самом деле правда известна только мне и, разумеется, моей матери, поскольку именно она заварила всю эту кашу. В тот день (это случилось в тот раз, когда мы приезжали в «Белую розу» впервые), помню, я сидел на веранде и читал, когда мать вдруг торопливо поднялась по ступенькам, села рядом, принялась о чем-то меня расспрашивать, шутила, смеялась. А через пять минут мимо нас, даже не взглянув, прошел господин Кайт. Мать, увидев его, усмехнулась и с загадочной улыбкой посмотрела ему вслед. Я понял, что они, скорее всего, успели обо всем договориться. Впрочем, уже на следующее утро мать засобиралась в город, и я понял, что ее «крупная рыба» сорвалась. Вероятно, господин Кайт оказался ей не по зубам. Правда, через некоторое время, когда мы уже переехали в столицу, я понял, что ошибся, поскольку застал его один раз, выходящим из нашего дома. К счастью, я вовремя спрятался за стоящим у подъезда экипажем, и он меня не заметил. ― Вы все же сумели… скажем так, развлечься с ним? ― тем же вечером спросил я у матери. ― Хоть тебя это и не касается, мой милый, ― ответила она мне, ― но ― да. Я прекрасно провела время с этим мужчиной. Тебя в этом что-то смущает? Меня смущало многое, но я не стал ей ничего говорить, все равно это ни к чему бы не привело. Она просто послала бы меня к черту и посоветовала найти себе женщину, дабы поменьше лезть в ее дела и заниматься своими; мать всегда говорила мне об этом, когда я пытался усовестить ее. Но в итоге я оказался прав, потому что вскоре после того, как господин Кайт уехал, маменька почувствовала легкое недомогание. Поначалу она пыталась водить меня за нос, мол, ничего страшного, скоро пройдет, но я не такой идиот, чтобы не понять, что к чему. ― Да, ты прав, ― сказала она мне, когда я потребовал прекратить ломать комедию и во всем признаться. ― Я понесла от Кайта! Черт бы его побрал, говорила же, следует соблюдать осторожность! Хотя… если подумать, в моем возрасте уже трудно было ожидать такого исхода. ― И что теперь делать? ― спросил я. ― Уеду куда-нибудь в глушь, где меня никто не знает, ― пожала плечами маменька, ― там и произведу на свет это дитя, все так делают, не я первая, не я последняя, кому не повезло. А там что-нибудь придумаю! Она действительно сняла дом в уединенной деревеньке в провинции, благо нас там никто не знал, наняла повитуху, чтобы та находилась при ней постоянно, и начала готовиться к тому, чтобы стать матерью во второй раз. Может быть, думал иной раз я, хотя бы для этого ребенка она станет настоящей матерью, и ему, таким образом, повезет больше, чем в свое время мне. Увы, я жестоко ошибся. Я навещал мать раз в две недели, регулярно писал ей, и если у нее было хорошее настроение, то она мне отвечала, не отделываясь дежурными фразами: «Спасибо, у меня все хорошо». В положенный срок родилась моя сестра; я приехал, как всегда к матери с визитом, и меня встретила радостная повитуха, сообщив, что госпожа четыре дня тому назад родила девочку. Мать сидела в кресле у камина, чуть поодаль стояла плетеная колыбелька, и я подумал вдруг, как хорошо было бы остаться в этом домике навсегда, так там было уютно. ― Вот и прекрасно, ― улыбнулась мать, когда я вошел, приблизился к ней и поцеловал руку. ― Слава богу, ты приехал, поможешь мне собраться и поедем в город как можно скорее. Я просто задыхаюсь в этой глуши. ― Да, но малышке, наверное, не пойдет на пользу долгая дорога, ― отозвался я, разглядывая новорожденную сестру. ― Мы и не повезем ее с собой, оставим здесь. Повитуха ― человек надежный, и она сама обо всем позаботится. ― О чем? ― не понял я. ― Отвезет девочку в приют при монастыре, тут неподалеку как раз есть один. ― Вы на самом деле хотите от нее избавиться? ― разочарованно спросил я. ― Что еще мне остается, сам подумай! ― вспылила она. ― Я же не могу заявиться к этому проходимцу Кайту и вручить ему девчонку. Хотя, признаюсь честно, дорого бы отдала, чтобы увидеть его лицо в этот момент. Но тем не менее, в этом нет ни малейшего смысла, он же сразу ото всего открестится, ребенка не признает, не захочет рисковать своей репутацией. Да даже если бы и признал, я все равно ничего не смогу с него поиметь! Гостиница не принадлежит ему целиком, да и своих, законных, детей у него целых четверо, так что, выходит, мне следует решать эту проблему самой. ― Но приют, матушка… ― начал я. ― А ты что предлагаешь? ― раздраженно отозвалась маменька. ― Подумайте сами, ― решил я воззвать к ее состраданию, ― как она будет там, совсем одна? Матушка, вы же сами росли в приюте и всегда говорили, что эти годы ― худшее, что можете припомнить, и вы с радостью вычеркнули бы их из памяти. Так как же вы можете желать подобной судьбы своей родной дочери? ― Тысячи людей живут сиротами и воспитываются в приютах! ― передернула плечами мать. ― Я вот тоже, как видишь, не умерла, наоборот, теперь я понимаю, что все это помогло мне закалить характер. Кроме того, Орден Святых Сестер, это не приют, наскоро созданный в бывшем Королевстве Кривых Зеркал в старом имении, и где работали люди, бывшие некогда прислужниками у аристократов. В монастыре монахини заботятся о своих воспитанницах, дают им прекрасное образование, девчонке это только пойдет на пользу. Ну и, если тебе так хочется, можешь даже навещать ее там. Но я не мог решиться, я не понимал, как можно взять и отдать эту кроху в чужие руки? Мне было жалко малышку, такую милую, забавную и совершенно беззащитную. Мне хотелось остаться в том доме, спокойно жить, помогать матери воспитывать девочку. Я бы подарил ей красивую куклу, научил сестренку ездить верхом, мы бы ходили с ней гулять на реку, может быть, я бы научил ее рыбачить (вспомнить бы, как это делается, а ведь когда-то я обожал рыбалку, мой отец всегда брал меня с собой), и я бы нес ее на руках домой, когда она раскапризничается, начнет жаловаться на усталость… Мать мне заявила, что просто-напросто глупый сентиментальный идиот, и она не намерена больше тратить свое драгоценное время на мои выдумки. И если я так желаю возиться с «этой незаконнорожденной», то она умывает руки. На другой же день мать собралась и уехала в столицу. ― Когда тебе надоест играть в благородство, приезжай! ― сказала она мне на прощание. ― Адрес приюта ты знаешь, не захочешь отдавать в приют, остается последний вариант: отвези девчонку к ее родному батюшке, пусть у него голова болит о ее дальнейшей судьбе. Дорогу тоже, думаю, найдешь. Мне же надо подумать о себе, ну, и о тебе заодно. У нас, знаешь ли, осталось не так много денег, чтобы мы могли спокойно прохлаждаться, ни о чем не думая. ― У меня есть то, что мне завещал отец, ― отрезал я, ― и я могу сам распоряжаться этими средствами по своему усмотрению. ― Жалкие крохи! ― скривилась мать. ― Мне хватит, чтобы содержать семью. ― Мы должны, наконец, открыть дело, осесть где-нибудь, ― мать вышла из себя и принялась кричать на меня. ― Сколько можно скитаться, словно цыганам, с места на место? ― По вашей милости! ― сорвался я (раньше мне не хватало смелости повышать на нее голос). ― Что? ― ахнула мать. ― Да как ты смеешь, мерзавец?! Если бы не ты и твои шашни с той потаскушкой, мы бы до сих пор жили в родном доме! ― Нет, ― отрезал я, ― если бы не ваши шашни с ее батюшкой, и слава, скажем так, доступной женщины, коей вы пользовались в нашем поселке, я уже давно был бы женат на женщине, которую любил, и у меня была бы своя семья. Сюда мы приехали, дабы начать, как вы выражались, все сначала и открыть кафе. Но и тут у вас все пошло прахом, потому что вместо кафе вы сначала вознамерились купить гостиницу, а потом посчитали, что лучше всего будет завести роман с ее хозяином! ― Дрянь! ― презрительно бросила мне мать. ― Правду говорила… одна моя знакомая, все дети неблагодарны и не ценят хорошего отношения. Оставайся, если хочешь, в этой дыре, воспитывай этого ублюдка, мне нет до этого ровным счетом никакого дела! Я уезжаю сию же минуту. ― В добрый час! ― я отвернулся от нее, давая понять, что разговор окончен. ― Да, ― уже на пороге обернулась мать, ― совсем забыла! Назови ее Серпент. Ее папеньке наверняка это пришлось бы по вкусу, ― усмехнувшись, добавила она. В тот же день мать собрала свои вещи и уехала, а я тщательно все обдумал и взвесил, у меня, как это нетрудно догадаться, было достаточно времени, и пришел к выводу, что никому я девочку не отдам. Я просто не смогу! С помощью повитухи, я нашел своей сестре кормилицу, которая согласилась также помогать мне по дому, и остался в этой деревушке. Мы прожили там почти год, а потом я нашел дом поудобнее, поуютнее, ближе к морю (доктор мне сказал, что ребенку морской воздух пойдет на пользу), пусть он был немного меньше, но ведь у нас же не огромное семейство. Плюс ко всему, девочка часто простужалась, подолгу болела, а в новом доме было не так сыро; я обустроил ей комнату с камином, рядом же была еще одна довольно уютная комнатка, там поселилась госпожа Мансанилья, которую я нанял ухаживать за девочкой. Я был ей очень доволен, она знала свое дело, да и маленькая Серпент к ней очень привязалась. ― Вы не переживайте, ― заявила мне госпожа Мансанилья, в тот день, когда я взял ее к себе, ― я вырастила пятерых детей, не считая родных дочери и сына, так что ваша дочь, господин мой, в надежных руках, скажу без скромности. Вот с этого все и началось: эта женщина первая решила, что Серпент ― моя родная дочь, и я не стал ее разубеждать, жители деревеньки думали так же, и я опять-таки не стал распространяться на тему нашего родства, какой в том смысл? Когда же меня спрашивали о жене, я отвечал, что она умерла, родив дочь, и сердобольные женщины принимались меня жалеть, предлагать помощь. Я обычно вежливо благодарил их, отвечая, что если вдруг мне что-то понадобится, я буду знать, к кому обратиться. Серпент подросла, и сама стала называть меня папой, чему я был, честно признаться, рад. Раз уж я не создал настоящей семьи, у меня нет ни жены, ни родных детей, то я смогу подарить тепло и заботу хотя бы одному живому существу, которое нуждается во мне. Не так давно мать написала мне, что она, наконец-то, встретила стоящего человека, он капитан дальнего плаванья на каком-то торговом судне, она всю жизнь ждала именно его, он, в свою очередь, ее обожает, и потому они оба отправляются на поиски приключений за моря ― на ее родину. А мне она желает счастья и всего самого хорошего. Прочитав письмо, сплюнул с досады, да и порвал его на мелкие кусочки. Ну, с другой стороны, спасибо, что хоть написала, в остальном же ― с глаз долой, из сердца вон, как любила повторять моя бабушка Ависпа. Когда моя дочь (я теперь даже мысленно зову ее своей дочерью) немного подросла, я решил вернуться домой, раз уж из авантюры матери начать новую жизнь в Стране Теплых Морей ничего не вышло. В конце концов, я вырос в Княжестве Горных Вершин, я люблю те места, где родился, и где прошло мое детство. Там я найду работу, и мы будем спокойно жить. Наш отъезд ускорило еще и то, что хозяин дома, который я снимал, отказал мне в аренде, заявив, что к нему возвращается из длительного путешествия сын с новой женой, и им понадобится жилье. Делать было нечего, поэтому мы собрались в дорогу и направились в столицу. Я бы ни за что не стал заезжать в «Белую розу», но, как назло, в дороге Серпент разболелась, продолжать путь было бы безумием, а до города было еще довольно далеко. На мое счастье, ни господина Кайта, ни его жены не было дома, и я очень надеюсь, что дочери станет лучше, и мы уедем до их возращения. Не хочу, чтобы он хоть что-то заподозрил, поскольку это совершенно ни к чему. Я еще раз целую дочку, укутываю ее получше, затем иду разбирать вещи. Я очень устал и с удовольствием лег бы отдохнуть, но сначала стоит устроиться на новом месте. Разложив наши нехитрые пожитки в шкафу, я опять подхожу к окну, чуть отодвигаю штору и снова смотрю в сад. Я вижу дочь господина Кайта: она стоит на садовой дорожке, потом вдруг оборачивается и быстрым движением ловит маленький разноцветный мячик. После чего к ней подбегает маленькая девочка примерно одних лет с моей дочерью, и госпожа Рейвен садится на корточки, чтобы ее лицо было на одном уровне с лицом девочки. Она что-то говорит малышке, а та радостно смеется и обнимает ее за шею. Я вздыхаю: значит, Рейвен вышла замуж, родила дочку, у нее своя семья… Не знаю, почему, но мне от этой мысли становится грустно, но все равно, я не в силах удержаться, поэтому быстро отхожу от окна, выхожу из комнаты и иду в сад. Очень хочу вновь увидеться с ней! Я быстро спускаюсь вниз, чтобы успеть и застать ее там; на мое счастье, она еще не ушла, и я, тщетно стараясь унять бешено колотящееся сердце подхожу ближе. ― Здравствуйте, госпожа Рейвен, ― улыбаясь, говорю я, ― безумно рад снова видеть вас. Она оборачивается, смотрит на меня, и недоумение в ее взгляде сменяется узнаванием: ― Какая встреча! Вы снова решили навестить нас, господин Абихорро? Надо же, она запомнила мое имя, ― думаю я, и моя улыбка становится еще шире. Рейвен по-прежнему приветливо смотрит на меня, а ее маленькая дочка застенчиво прячется за спину матери. ― Мы случайно оказались проездом в ваших краях, и я… решил снова посетить ваш уютный дом. ― Что ж, в таком случае, ― отвечает Рейвен, ― добро пожаловать, мы рады вам! И я, вновь почувствовав, как часто забилось сердце, киваю в ответ на ее приветствие и целую протянутую мне руку.