Лебединая песня

Тайгер

― Моя, моя, моя! ― словно заведенный, твердит Хоук, целуя и лаская меня. ― Я люблю тебя, кошечка моя! Я обожаю тебя и никому не позволю разлучить нас! ― бормочет он, а затем разворачивает к себе спиной и принимается в нетерпении расстегивать на мне платье. Я смеюсь, поворачиваюсь к моему птенчику лицом, целую его и помогаю расправиться с застежками и шнуровкой корсета. Я сбрасываю, наконец, одежду и предстаю перед ним, так сказать, в первозданном своем виде. ― Иди ко мне, миленький! ― улыбаюсь я и протягиваю к нему руки. Хоук обнимает меня, мы еще некоторое время целуемся, словно сумасшедшие, после чего идем в постель. Когда он засыпает, я, чмокнув его в нос, встаю, накидываю халат, достаю из ящика комода сигару и иду вниз, в гостиную. Я наливаю себе шампанского и сажусь в кресло. Что ж, если подумать, то все решилось как нельзя лучше, хотя, стоит признать, я была вне себе и действительно была готова на все, лишь бы тот грубиян поплатился за свою наглость! И кто бы мог подумать, что у такого неотесанного чурбана мог уродиться такой кроткий милашка, как мой нежный птенчик, судя по всему, он пошел не в батюшку. Впрочем, взять хотя бы меня: я тоже в некотором роде являюсь доказательством того, что дети не всегда походят на родителей. Господин Линкс, мой отец, мир праху его, все время повторял, что я ― его главная радость и главное разочарование одновременно. Радость ― потому что он, несмотря ни на что, любил меня, свою родную кровь, а разочарование ― из-за того, что я не родилась мальчиком, поскольку он ждал сына и наследника. Я же не могла унаследовать его имущество и заниматься его делами, так как женщина на это попросту не способна. Она, как считал отец, обязана заниматься лишь хозяйством и во всем подчиняться мужу. ― Тебе не о чем беспокоиться, дочь, ― часто говорил он мне, ― я обо всем позабочусь, устрою твою судьбу. Твое же дело пока ― наслаждаться жизнью. Он покупал мне дорогие игрушки, выполнял любые мои капризы, и я, что скрывать, была рада, что у меня такой замечательный отец. Я редко видела его, он постоянно пропадал где-то, постоянно был занят делами, а когда выдавалось свободное время уезжал, как он выражался, развлекаться. Иногда он приводил шумные компании домой: толпы пьяных мужчин и вульгарно одетых, размалеванных женщин. Мне же в это время вместе с моей гувернанткой вменялось тихо сидеть в своей комнате и носа не показывать в гостиную. Но я все же, дождавшись, когда гувернантка уснет, тайком пробиралась по черной лестнице к двери для слуг и прилипала к замочной скважине. Отец обычно сидел в кресле в центре комнаты, рассказывал что-то своим приятелям, расположившимся на диванах, а на коленях у него сидела одна из женщин. Отец время от времени гладил ее по обнаженным плечам, прижимал к себе, что-то говорил ей и смеялся при этом. Под утро гости обычно разъезжались, а одна из девиц оставалась. Отец брал ее за руку и вел наверх, в свою комнату. Один раз, когда мне было лет десять или одиннадцать, я пробралась к двери его спальни и подсмотрела, чем отец занимался там с этой женщиной. С той поры эта, неведомая покуда, взрослая жизнь несказанно манила меня… Когда мне было двенадцать, отец женился. Меня он просто поставил перед фактом: привел в дом женщину и заявил, что это, дескать, моя новая мама. Правда, «мама» была немногим меня старше, ей едва исполнилось восемнадцать лет, но отца не смущали такие мелочи. Собственно говоря, отец собирался жениться и раньше, мне в ту пору едва исполнилось шесть. Один раз он вернулся домой из долгой отлучки как ни странно без приятелей, радостный, таким я его раньше не видела и привез мне подарки. Он расспросил меня о самочувствии (чего ранее за ним тоже не водилось), а потом вдруг спросил, хочу ли я, чтобы у меня появилась мама. Я, разумеется, хотела, поскольку родной своей мамы практически не помнила, она умерла, когда я была совсем крошкой. Может быть, думала я, когда она у меня вновь появится, мне будет не так скучно в огромном доме. Отец рассмеялся и сказал, что скоро привезет мне новую маму и брата. Через несколько дней он снова уехал, а я сгорала от нетерпения, представляя себе свою новую маму, как она будет любить меня, читать мне сказки, играть со мной; как я покажу названому брату свою комнату, а потом мы с ним пойдем гулять в сад. А может быть, отец возьмет нас с собой в город на ярмарку! Однако же, отец вернулся через несколько недель один, и заявил, что никакой мамы у меня не будет. В тот же день он пригласил в дом нескольких приятелей, и напился буквально до свинского состояния. Мне даже сделалось страшно, я никогда его таким не видела. ― Я думал, что она богиня! Королева! ― еле ворочая языком, жаловался отец своим дружкам. Я сидела в уголке, прижимая к груди плюшевого зайца, любимую свою игрушку, сжавшись от страха, но меня никто не замечал. ― А она, ― продолжал отец, ― обычная шлюха, как остальные, как все они! Зря я с нею церемонился, надо было преподать ей урок, чтобы научилась подчиняться своему хозяину и в другой раз не посмела отказывать настоящему мужчине! Правда, там старая ведьма, ее родственница, кажется, на страже была… Как я уже потом поняла, понравившаяся отцу женщина, с которой он познакомился где-то в провинции, не ответила ему взаимностью. ― Да плюнь ты на нее, Линкс, ― утешали его приятели, ― на твой век баб хватит! ― И то правда, ― согласился отец. С того дня его кутежи становились с каждым днем все более разнузданными, и так продолжалось несколько лет. Поэтому, когда отец привел в дом Гавиоту, я обрадовалась, может быть, при жене он не станет больше вести себя по-скотски. Но к сожалению, в нашем доме мало что изменилось, по-прежнему приезжали приятели отца, привозили с собой девиц легкого поведения, а бедняжка Гавиота и пикнуть не смела. ― Я здесь хозяин, ― говорил ей отец, ― а ты ― моя жена и обязана мне подчиняться! Я взял тебя нищую, без гроша в кармане, идти тебе некуда, так что запомни: ты моя, и будешь делать то, что я скажу! Мне сейчас кажется, что он таким своеобразным образом мстил той, неизвестной мне женщине за то, что она отвергла его. Он заставлял жену прислуживать ему и его приятелям за столом, иной раз даже позволял выпить стаканчик за компанию. Кроме того, она обязана была содержать в чистоте дом, готовить еду, ходить на рынок, по вечерам, когда отец приезжал домой, снимать ему сапоги, мыть ноги, а уж потом только накрывать на стол. Не дай боже, если приготовленная еда отцу не нравилась, он, не стесняясь ни меня, ни слуг, бил жену по щекам и таскал за волосы. Помимо всего прочего, Гавиоте вменялось в обязанности ухаживать и за мной. ― И только попробуй сказать что-нибудь наперекор моей дочери, поняла? ― угрожающе смотрел он на нее. ― Если что не так, дочка, ― улыбался мне отец, ― ты только скажи, и уж я ей задам за непослушание. И я, стоит признаться, во всю этим пользовалась. Если у меня, скажем, было плохое настроение, я срывала его на мачехе и говорила отцу, что она не подчинялась мне. Он ругался, колотил бедняжку, а после исполнял любой мой каприз. Кончилось все тем, что в один прекрасный день мачеха бесследно исчезла, прихватив с собой изрядную сумму денег. Отец и не подозревал, что тихоне-жене известен шифр от его сейфа. Он заявил в полицию, но они так и не смогли найти беглянку, к ее, я так подозреваю, вящей радости, поскольку нетрудно догадаться, чтобы отец с нею сделал, если бы ее вернули домой. Когда мне исполнилось семнадцать, отец решил, что настала пора выбирать мне мужа. Я не смела перечить, так как, что скрывать, побаивалась отца. Он выбрал мне в мужья приказчика одного из своих галантерейных магазинов, и я согласилась с его выбором. Мне нравился Сквирелл, он был веселым малым, умным и толковым, да и отец считал его расторопным человеком, на которого во всем можно положиться. ― Ты не грусти, ― сказал мне Сквирелл, ― в семейной жизни есть свои преимущества, сама увидишь. И я согласилась. Мой муж и показал мне ту жизнь, которую я полюбила, и к которой привыкла, мы постоянно выезжали с ним в свет, приглашали гостей, ездили в театры, рестораны и игорные дома. Отец смотрел на это сквозь пальцы, говоря при этом, что мы молоды и можем развлекаться, как хотим. Главное, чтобы Сквирелл не забывал свои обязанности приказчика и исполнял их, как должно. Когда родились дети, я, как и мой отец в свое время, отдала их на воспитание гувернерам и нянькам, и мы с мужем продолжали наслаждаться жизнью. Вскоре умер отец (он к концу жизни совершенно спился и опустился, а все дела давно уже вел Сквирелл), и мы с мужем почувствовали себя свободными. А потом совершенно неожиданно умер муж, и я осталась совсем одна! Я поняла вдруг, что ничего не смыслю в его делах, ведь и он, и отец даже близко меня не подпускали. Дети выросли и уехали из дома, заявив, что теперь у них своя жизнь, чем, признаться, привели меня в бешенство, вот, значит, какова их благодарность. Мне ничего не оставалось кроме как продолжать вести привычный образ жизни, а деньги… я быстро поняла, где, вернее, у кого я могу их получить. У богатых мужчин, которые согласятся разделить со мной все радости жизни. Так судьба свела меня с Хоуком. Мне уже исполнилось… ну, не будем о грустном! А он ― такой милый, трогательный и нежный мальчик! Рядом с ним я тоже чувствую себя моложе на несколько десятков лет. Я понятия не имею, сколько продлится это приключение, но мне, честно признаюсь, наплевать: сколько ни есть, все мое. И вот случилось ужасное, в один далеко не самый прекрасный день мы с ним проигрались. Мой птенчик обещал достать денег, но вместо этого мне вдруг пришло письмо, что он ждет меня у себя. Я помчалась к Хоуку домой, где вместо моего пылкого возлюбленного обнаружила его родителей. Надо сказать, что его отец произвел на меня впечатление, и можно смело сказать, что лет через пятнадцать Хоук станет его точной копией, и вот тогда-то можно будет смело сказать ― это мужчина хоть куда. Правда, внешностью, увы, все и ограничилось, поскольку господин Кайт оказался неотесанным грубияном. ― Сколько вам лет, сударыня? ― нахально взглянув на меня, спросил он. ― Вы не очень-то любезны, сударь, ― скривилась я. ― А вы, я вижу, совсем стыд потеряли! ― закричал он. ― Отстань, Акбулог! ― отмахнулся он от жены, которая робко потянула его за рукав, пытаясь успокоить. ― Бессовестная ты потаскуха, соблазнила невинного глупого мальчишку, тянешь из него деньги, мерзавка! ― Послушайте, ― вышла я из себя, ― кто вам дал право оскорблять меня? Я знать вас не знаю и пришла не к вам! ― Я вас предупреждаю, ― высокомерно взглянул он на меня, ― оставьте моего сына в покое, иначе горько пожалеете. ― Ах, как мне страшно! ― рассмеялась я. ― Я буду с Хоуком сколько захочу, до тех пор, пока нам будет хорошо и интересно вместе. А когда он мне надоест или мне придет в голову подыскать кого получше, я сама вышвырну его вон. ― Стерва! ― процедил он сквозь зубы. ― Кайт, ― снова взмолилась его жена, но он не обратил на нее внимания. ― Я вам не позволю оскорблять меня, господин хороший, ― без обиняков заявила ему я. ― И я буду делать то, что захочу, а на мнение старого ханжи, вроде вас, я чихать хотела, понятно вам? Я приблизилась к нему вплотную, хотела сказать еще пару ласковых, но в эту же самую минуту он вдруг замахнулся и ударил меня по щеке. ― Бесстыжая дрянь! ― сверкнув глазами, выкрикнул он мне в лицо. ― Немедленно убирайся отсюда вон, и чтобы я больше не видел тебя рядом со своим сыном. Его жена испуганно ахнула, а я крепко сжала кулаки и взглянула этому мужлану в глаза: ― Вам это даром не пройдет, помяните мое слово! ― воскликнула я. Даже отец никогда не позволял себе поднимать на меня руку, что возомнил о себе этот негодяй?! ― Я подам на него в суд за оскорбление чести и достоинства! ― тем же вечером заявила я Хоуку. ― Мой отец ― невежественный и грубый человек, ― кивнул Хоук, ― моя сестра была абсолютно права. ― Он у меня поплатится! ― кипятилась я. ― И поделом! ― согласился Хоук и обнял меня. ― Никто не смеет обижать мою кошечку. Я была настроена решительно: разве можно просто так спускать с рук нанесенное тебе оскорбление. Я изрядно помотаю нервы этому надутому индюку ― господину Кайту. А сверх того, вытрясу из него кругленькую сумму, впредь поостережется вопить, словно торговец на базаре, и распускать руки. Однако же через неделю, как раз в тот день, когда я подала иск на господина Кайта в суд (благо, у меня там были знакомые, спасибо связям покойного батюшки), ко мне заявился еще один член семейства моего птенчика Хоука. Господин Абаж был совсем не похож на своего сына и, честно признаться, если бы вдруг мне был предложен такой выбор, то из них троих: деда, отца и внука, ― я бы выбрала деда. А был бы он хотя бы лет на двадцать пять помоложе, так точно ― не упустила бы эту птичку из рук, сразу начала действовать. У него оказался на удивление спокойный нрав, мягкий и приятный голос и манеры, преисполненные достоинства. Настоящий аристократ, сразу видно; именно в ту минуту, когда он заговорил со мной, я поняла, что рассказы Хоука о том, что его предки были чуть ли не королевской крови ― чистая правда, а не просто семейная легенда. Я попыталась, конечно, строить глазки господину Абажу, но… увы, сразу стало понятно, что тут мне ловить нечего, он напрочь проигнорировал все мои намеки. ― Госпожа Тайгер, ― проговорил он, усаживаясь в предложенное мной кресло, ― я приехал к вам дабы уладить миром тот неприятный инцидент, что произошел у вас с моим сыном. Я улыбнулась и подмигнула ему. Ну, а чем черт не шутит, в самом-то деле! ― Поверьте, господин Абаж, мне тоже очень неприятно, что все так произошло. Но… я не привыкла прощать обиды. Я коснулась рукой кончиков его пальцев. ― Но вы же, как утверждает мой внук, любите его, ― он отдернул руку и отодвинулся от меня. ― Он мне нравится, что верно, то верно. Но одно дело Хоук, и совсем другое ― его отец, который вел себя, мягко говоря, недопустимо и недостойно! ― Да, ― вздохнул господин Абаж, ― мой сын, признаю это, иногда бывает… излишне нетерпим, даже груб. Но в сущности он очень хороший человек, и он беспокоится о своем сыне, которого очень любит. Сами посудите, как трудно отцу смириться с тем, что сын вместо учебы проиграл почти все деньги, чуть было не украл (вы знали об этом?) фамильные драгоценности. А его подруга вместо того, чтобы усовестить его, всячески поддерживает это безумие. ― Драгоценности? ― протянула я. ― Хоук мне говорил, что просил их у своей сестры, чтобы заложить… ― А на деле он просто украл их. Согласитесь, это не слишком-то благовидный поступок. ― Бедный мой мальчик! ― вздохнула я. ― Если мой сын, ― продолжил господин Абаж, ― как-то оскорбил вас, я приношу вам самые искренние извинения, сударыня! ― Меня обидели не вы, ― снова улыбнулась я. ― Вы, я вижу, наоборот, человек очень добрый и деликатный. ― Благодарю, сударыня. Ну, тогда ради Хоука, ведь вы же утверждаете, что любите его! ― А вас, подобно господину Кайту, это не шокирует? ― усмехнулась я. ― Ведь я намного старше вашего внука. ― Честно признаться, ― пожал он плечами, ― меня это немного озадачило. Но если подумать, подобные связи отнюдь не редкость. Кроме того, если Хоук любит вас, а вы его… что ж, это ваш выбор. Все остальное, в частности, мои чувства в этом случае не имеют значения. Я лишь об одном вас прошу: постарайтесь впредь не втягивать моего внука в разного рода авантюры и оставьте эту пагубную привычку ― играть на деньги. Поверьте, я знаю, о чем говорю: ничем хорошим это не закончится; прежде всего для вас самой! ― Если бы все были так мудры, как вы, господин Абаж, ― вздохнула я. ― Что ж, только ради вас и Хоука я отзову свой иск. И… что касается всего остального, то можете быть уверены, я обещаю вам, больше мы с Хоуком играть не станем. ― Благодарю, сударыня, ― он поднялся с кресла. ― Но я отзову иск, ― продолжила я, ― только в том случае, если ваш сын лично принесет мне свои извинения! ― Всенепременно! ― кивнул господин Абаж. ― Можете не сомневаться, он сделает это как можно скорее. А теперь позвольте мне откланяться, госпожа Тайгер. ― Узнаю своего деда, ― улыбнулся Хоук, когда я ему обо всем рассказала. ― Теперь дело за твоим отцом, мой зайчик, ― усмехнулась я. ― Представляю, ― рассмеялся Хоук, ― как он взбесится, но так ему и надо. А теперь, ― Хоук обнял меня и принялся расстегивать на мне платье, ― моя кошечка, давай займемся более приятными вещами. Я докуриваю сигару, допиваю шампанское и иду в спальню, под бочок к моему птенчику. Все же как мне хорошо рядом с ним, таким молодым и ненасытным! Я должна постараться остаться рядом с ним, ведь помимо страсти Хоук способен дать мне нечто большее: его семья довольно богата, и таким образом я могу, так сказать, сочетать приятное с полезным. Утром Хоук уезжает на занятия, а я надеваю свое лучшее платье и шляпку, распоряжаюсь принести шампанского, пододвигаю кресла ближе к окну, так уютнее, и остаток утра проходит в предвкушении. Ровно в полдень (а он пунктуален, кто бы мог подумать) раздается звонок колокольчика над входной дверью. Я усмехаюсь про себя и иду открывать. Что ж, посмотрим, как вы будете заглаживать свою вину, господин Кайт!