***
Отец Томас поморщился, потерев поясницу. Три часа махания мотыгой явно не пошли на пользу организму. Солнце уже почти скрылось за кронами деревьев, значит, можно было и отдохнуть. — Эй, Марк, пошли пить чай! — он весело махнул рукой своему помощнику. Мужчина нехотя отложил в сторону свою мотыгу, вытер пот с лица. Повернулся к священнику, сосредоточенно и серьезно кивнул, и направился к беседке. Отец Томас покачал головой и медленно направился вслед за человеком. Человеком? Марка выписали месяц назад, и отец Томас сразу предложил ему пожить пока в его доме. С тех пор, как ушел в армию сын, в просторных комнатах стало совсем грустно. Жена умерла три года назад, дочь жила в Калифорнии и приезжала редко, и Томасу казалось, что присутствие человека сделает его дом снова — домом. Как же он ошибался! Человек почти никогда не улыбался, почти не разговаривал, только по делу. Ничего не рассказывал о себе, даже о том периоде, когда он помнил себя. Правда, в течении недели он отремонтировал дырявую крышу, отладил водопровод и отопление, починил любимое кресло Томаса… Единственные моменты, когда Марк вроде бы оттаивал, когда к ним на вечерний чай приходил соседский кот Маркиз, огромный черный хулиган, державший всех собак окрестностей в страхе. Маркиз мягко вспрыгивал на колени Марка, топтался-устраивался, укладывался и начинал тарахтеть так, что замолкала пташка в кустах. А Марк задумчиво чесал коту уши. Пару раз Томасу даже казалось, что мужчина что-то вспомнил — когда щурились глаза, подергиваясь темной пленкой. Когда застывали руки, и кот недовольно поднимал голову, бодая человеческую ладонь. А однажды Томасу четко увиделся кровавый отсвет в глубине голубизны глаз. Тогда он украдкой перекрестился, только гость увидел. Усмехнулся грустно, но опять промолчал. Он работал за четверых, даже не особо уставая. Вот только откуда у него было столько сил? Много раз Томас слышал, как Марк тихо ходит по своей комнате, молча, из угла в угол, как плененный леопард в клетке. Много раз Томас подходил к двери, поднимая руку, чтобы постучать — и опускал. И уходил, так и не решившись постучать. Почему? Почему он боялся этого человека, слабого, не помнящего себя? Он так и не мог найти ответ на этот вопрос… Тихо звякнула крышечка заварочного чайника, запахло крепким чаем и малиновым джемом. Марк сосредоточенно намазывал на хлеб арахисовое масло. Томас усмехнулся — это масло он теперь закупал прямо-таки в промышленных масштабах. Казалось, Марк готов был даже на торт намазывать это грешное месиво! — Мы сегодня славно потрудились, — Томас сел в кресло, взял чашку с чаем, принюхался. — Теперь мы сможем высадить семена даже раньше, чем я рассчитывал. Это хорошо, ведь обещают холодное лето. Марк кивнул, вгрызаясь в хлеб. — Кстати, большая заслуга — твоя, Марк. Сам я бы еще несколько дней копался. Мужчина неопределенно пожал плечами, что-то неразборчиво пробухтев. — Съездишь со мной за саженцами в субботу? Марк опять кивнул. Томас почесал нос. Вот и о чем с ним разговаривать? — Что ты скажешь о моей вчерашней проповеди? — священнику все-таки очень хотелось хоть немного разговорить гостя. Он не ожидал ответа, и поэтому вздрогнул, услышав тихий смешок. — Простите, отец. Но она была смешная. — Чем же?! — Томас даже привстал. Марк вздохнул, отложил в сторону недоеденный бутерброд. — Понимаете, ваши проповеди всегда похожи. Любите Господа, любите соседа и родственников — и будет вам царствие небесное. — И что в этом смешного? Мужчина помолчал. — Знаете, я вчера взял газету почитать… В первый раз за долгое время. Там была статья об осужденном на смертную казнь преступнике. Он убил многих, в основном, женщин. Ведь он считал их сосудом греха. Он цитировал Библию, место, где описывается грехопадение Евы и Адама. И во всех бедах винил женщин. А человека этого считали очень порядочным. Он ходил в церковь, занимался благотворительностью, нежно заботился о своих престарелых родителях. Он любил Господа. Любил соседей и родственников. Вот только попадет ли он на небеса? — Ну, это исключение, — пробормотал отец Томас. — Да не скажите. — Марк покусал палец. — Понимаете, в каждом человеке живет тьма. Вопрос только в том, насколько мы эту тьму можем контролировать. Ну, или обуздывать, как вам больше нравится. Она есть даже в вас. Томас обескуражено молчал. — Вы не обижайтесь, отец. Вы красиво говорите, и вашим прихожанам эти слова действительно нужны. — А что ты бы сказал им, если бы я тебе предложил? Марк молчал так долго, что священник решил уже было, что и в этот раз его вопрос останется без ответа. — Я бы рассказал людям притчу. — Марк прямо взглянул в лицо священнику, и тот замер. Багровый блеск уже и не чудился, а был отчетливо виден. — Про человека, живущего в двух домах. В первом доме живут те, кого он любит, о ком заботится. А во втором живут дикие звери. И между домами стоит такой тоненький забор, который и ребенок может обрушить. И этот человек каждый день идет к своим зверям, кормит их, дрессирует. Контролирует. Чтобы они не вырвались из дома и не погубили и самого человека, и тех, кого он любит. Отец Томас ошарашенно открыл рот, потом закрыл. — А ты не набожный человек, Марк, — наконец сказал священник. — Надо же — звери… Получается, ты предлагаешь возлюбить тьму, так что ли?! И опять Марк пожал плечами, опуская голову. И остаток вечера они провели в молчании — как и множество вечеров до этого…***
Настал срок очередного врачебного осмотра — одно из условий ранней выписки. Марк уверенно открыл дверь и замер на пороге. За столом сидел незнакомый врач. Высокий, мощный, хирургическая роба туго натягивалась на накачанных руках. Яркие карие глаза, казалось, светились странным золотистым огнем. Рядом устроилась медсестра, тоже незнакомая. Светло-серые волосы были собраны в тяжёлый пучок на затылке, просторный белый халат скрывал фигуру. Она мельком взглянула на вошедшего и снова опустила голову. Хотя Марк готов был поклясться, что она незаметно наблюдает за ним. — Э-эм-м-м… — Присаживайтесь, мистер Вандерер*. Доктора Дэвида сегодня нет, я на подмене. Зовите меня доктором Фомаи**. Марк пожал плечами и сел на кушетку. Повисло молчание. Фомаи заполнял карту, медсестра еле слышно шуршала бумагами и какими-то пакетиками. Внезапно дверь с треском распахнулась и в кабинет стремительно ворвалась женщина. Марк оторопело смотрел на нее — высокая, не ниже Фомаи, длинные седые волосы, собранные в хитрый хвост на макушке, и роскошная фигура, которую не скрывала синяя униформа. — Начинаем? — деловито спросила она, подходя к Марку вплотную. Марк с интересом уставился в ложбинку между тяжёлыми полушариями грудей, так удачно открытой воротом униформы. Фомаи только вздохнул, беря ручку. — Элоиза, ты в своём репертуаре. Женщина хихикнула, потом решительно вздернула пальцами подбородок Марка вверх. — Смотри вверх. Марк опять скосил глаза вниз, к вороту одежды женщины. Открыл было рот — и чуть не взвыл. Сильные пальцы женщины нажали на какую-то точку за ушами, и острая волна боли прокатилась от затылка до поясницы. И снова… И опять… Каждое касание рук Элоизы вызывало новую боль. Марку казалось, что это длилось вечность, хотя осмотр длился буквально несколько минут. Когда же Элоиза сделала шаг назад, мужчина бессильно распластался на кушетке. Голоса врачей доносились еле слышным шумом. — Все в порядке, мистер Вандерер. Доктор Дэвид будет ждать вас через месяц. Хлопнула дверь и в смотровой стало тихо. Марк приоткрыл глаз, осмотрел пустую комнату, и со стоном попытался подняться. Ему пришлось сидеть ещё минут пятнадцать, прежде чем он смог встать и медленно выйти на улицу… — Ну, что скажете? — Тариэль с болью смотрела, как Люцифер, спотыкаясь и держась за стены, ковыляет к парковке больницы. — Та же история, что и с Михаилом, — Элоиза вздохнула. — Только круче. У Михаила отобрали время, но мы вернём его. У нашего светоносного же отобрали не только память, но и старшинство. Риет Зиен тихо выругался, а Тариэль недоуменно посмотрела на целительницу. — Старшинство? То есть, он теперь просто младший из ангелов? Так это не проблема, Люцифер всегда плевал на ранги! — Старшинство — это почти то же самое, что и время жизни. Только он не постарел, сейчас. Но он будет проживать свою жизнь снова и снова, и каждый раз он будет начинать с самого низа, как только выберется хотя бы «в середину». Как в этот раз. С бомжа. И еще… Проблема в том, что снять кокон так, как у Михаила не выйдет. Он умрет при первых же словах заклинания. Тут нужно изменение процесса. Но… — целитель коснулся пальцев Тариэль. — Есть и хорошая новость. В отличие от Михаила, у которого почти не осталось времени жизни, у Люцифера оно есть. Тариэль помолчала. — Я останусь здесь, рядом с ним. Незримо, хотя он и так не узнал нас. Останусь, просто, чтобы… — Мы понимаем, ангел, — мягко сказал Риет Зиен. — Понимаем и принимаем. — Мы скоро вернёмся, — Элоиза тепло улыбнулась. — За тобой и за ним, чтобы вернуть вас — Домой…