Арестуй меня

      Чем дольше я проводила времени наедине с собой, тем больше прокручивала события. После слов Ино, я задумалась о своем поведении и реакции. Может то, что для меня было болью, для других, просто обстоятельство временного характера, на которое тратить столько сил и переживаний, не стоило? Однако, что-то происходило, и я никак не могла понять, что именно. Прошла целая неделя после моего заточения в палате на верхнем этаже.       Связь с внешним миром восстановилась, и я чувствовала себя не так обреченно. Возможно, это могло повлиять и на мое общее самочувствие, ведь теперь в лихорадку меня не так часто бросало. Если не учитывать монотонный вид палаты и тоску, то в больнице мне нравилось. Здесь волшебный вакуум. Нет личности, нет проблем, а значит внешняя сторона жизни поставлена на паузу, и ты принимаешь условия больницы, состоящие сплошь из сна и принятия микстур. Здесь я не детектив, не девочка, чья карьера могла закончиться из-за мужчины, чье очарование пленило рассудок. Между прочим, это могло бы сойти за смягчающие обстоятельства, но мой внутренний судья оправдательного приговора не выносил. Нет ничего хуже, чем собственноручная казнь.       Больше всего меня настораживает ни поведение Саске. Это как раз то, что можно понять. Человек живет всю свою жизнь с чувством несправедливости и мести. Это то, что он впитывал с молоком матери. Саске рос в напряженной среде, каждый день слушал разговоры и получал наставления от родных, переживал и видел, как отец ненавидит и проклинает главу банка. Было бы странно и удивительно, если бы на нем это не отразилось, и он бы вырос добродушным, милым мальчиком. Он сломлен и не из-за собственных желаний или поступков. Так было правильно, таким его воспитали. Не намерено, но теперь он восстанавливает справедливость, раз этого не смог добиться отец. И это я могу принять.       Я могу простить то, каким методом он воспользовался. Обольститель из него превосходный, только слепая смогла бы устоять, ровно до момента, пока он не заговорил. Он знает, что притягивает внимание и девушкам сложно держать себя в руках. Каждая хочет быть с принцем. Каждая хочет сказки, в которой на красивой карете приезжает молодой человек, и за ним не стоит толпа бешенных бывших. Каждая мечтает быть единственной, а не чьим-то прототипом из прошлого. Каждая верит в любовь. И так складно сложились обстоятельства, что я не могу закрыть на это глаза. Если бы дело передали мужчине, не думаю, что Саске бросился бы играть в гомосексуалиста. Вывод напрашивается только один — все спланировано.       Обстоятельства, которые стали складываться, как карточный домик, изначально были на это рассчитаны. Они не были до конца уверены в том, как все пройдет. Руководствуясь эмоциями, инстинктами и импровизируя, мы пришли к тому, что капитан назначает меня на это дело. Он знал, что я свободна и моя жизнь — работа. Он готовил меня к этому делу, обучая и давая задания, приближая к моменту развязки. Наруто, который разбирается в программировании, и я уверена, специализируется не только в этом. Он идеально играл роль оператора, и взломщика, и сыщика. Раздражает то, что таким методом из меня выбили моралиста. Словно расскажи мне правду с самого начала, то я бы побежала жаловаться и доносить. Лишние действия, лишние переживания, лишняя волокита. Я видимо должна была сама дойти до сути, но зачем так сложно?       Понятно, что сам капитан из-за широкой известности не смог бы провернуть столько ухищрений, как я. Больше мобильности и дозволенности, а если пойдет что-то не так, всегда можно спихнуть на малый опыт или нелепую догадку, в конце концов на превышение полномочий. В этом деле Какаши выступает в роли наблюдателя. Не подкопаешься. Ситуация с ранением тоже часть божественного замысла или меня наказали за лишнюю эмоциональность?       Я могла взять телефон в руки и потребовать объяснений, извинений или хотя бы узнать причину отсутствия некоторых людей, возле моей кровати. Но чтобы это дало? Успокоение? Облегчение? Каждый из этих мужчин плохо умеет держать язык за зубами. Мой звонок будет подобен ядерному взрыву, ведь тогда действительно придется объясняться. Дело идет дальше, а значит там есть вариативность событий, которые они должны были взять во внимание, иначе зачем это все? Меня оставили здесь из-за того, что я обладаю информацией и могу повлиять на дело не лучшим образом, а может виной все те же обстоятельства, просчитать, которые было невозможно? И в этом кроется моя проблема. Я извожусь и прокручиваю это из раза в раз, только из-за того, что не могу признать, что все движутся, кроме меня.       Больше огня все же подогрело письмо. Оно стало для меня лакомым кусочком. Бумага с чернилами и кляксами в виде иероглифов, вызывающее чувство запретного и интимного. Слова, которые я мечтала услышать. Признание, которое я заслужила. Каждый преступник оставляет след. Жаль, что я нахожусь не в участке, иначе бы уже провела экспертизу, проанализировала каждый завиток и составила бы психологический портрет. Зачем, если мне, итак, многое известно? А вдруг, что-то упустила или мне случайно удастся установить, что на самом деле Саске — внебрачный ребенок капитана? После произошедшего меня трудно удивить. Принимаем жизнь, как данность.       Я решила, что даю этим мужчинам еще 5 дней, максимум 7, на осознание всего выше содеянного. После истечения срока, совесть и мораль не станут мешать, снимать с них шкуру живьем. Какаши не поможет уклониться даже то, что он мой начальник. А для Саске у меня всегда найдется пара козырей, чтобы заставить его совесть, болезненно колоть. Кто сказал, что я просто закрою глаза и буду строить любовь на руинах старых ран? Если Саске заинтересован и честен, в кое-то веки, то ему придется очень сильно постараться, чтобы убедить меня в серьезности и правдивости намерений. Выбить из меня чувство, которое сам же зародил. Я — не инструмент, удобный и женского пола, для свершения правосудия.       Порой подобные мысли стали меня веселить. Глупости, которые мы совершаем по множеству причин, но чаще из-за суеты и спешки, в спокойной обстановке раскрываются иначе. Там, где я летела нужно было притормозить, и отбросить эти розовые очки, которые я так отчаянно не хотела признавать. По большей части Саске первый, кто стал отрицать влечение. Ущемленной девушки ничего не остается, как подыгрывать и злиться. Но разве играет роль, кто начал первый? Я хотела прекратить, хотела вернуться к привычному образу жизни, и в этом я глубоко себя обманывала. Я никогда не хотела останавливаться. Это правда болезненна, но она позволяет найти собственные слабые места и осознать их. Принять, что все это время я работала так много только потому, что дома меня никто не ждал. Я хотела быть нужной, но не хотела верить, что меня могут не выбрать. Работа — удобная отмазка, чтобы прикрыться в случае неудачи и сбежать от реальности. Может в больнице не только лечат мое тело, может и в голове наступит полное просветление, и я выйду от сюда, как Лакшми? Было бы здорово не свернуть с тропы осознанности.       У Ино тоже происходили чудеса в жизни. У нее не было нормального распорядка из-за нагрузки на работе. В чем заключалась такая рутина тактично умалчивалось. Здесь я не сильно беспокоилась. Это до поры до времени. Если у мужчин есть еще в запасе 5 дней, то сплетницу-подружку разговорить можно уже этим вечером. В предвкушении я посмотрела на стрелки часов. Зная график и примерный плюс-минус в делах, позвонить можно уже через пятнадцать минут. Я старалась нарисовать картину в своей голове полного безразличия к рабочему процессу, даже потренировалась придавать голосу безмятежность. Ино точно купиться. Главное, чтобы никто не услышал, как я разговариваю сама с собой, а то вместо комфортабельной палаты, окажусь этажами выше в не менее комфортабельной смирительной рубашке и на успокоительных. Зато под седативными можно неплохие сны увидеть, и так я точно приду к полному просветлению.       Не выдержав, я быстро нашла номер подружки. Я знала, какой темой смогу направить разговор в нужное русло, не вызывая подозрений. Я держала этот козырь достаточно долгое время, как раз на такой случай. Ведь раньше я боролась с ранениями и лихорадкой, принимала лекарства и много анализировала. Конечно, скатываясь в откровенный бред, но я была больным человеком. Не зря же подозреваемых проверяют на вменяемость.       Ино не торопилась брать трубку, что поубавило мой запал и откровенно огорчило. Я была готова пустить в игру свои детективные чары, вынудить признаться с помощью бессознательного, повлиять на ее показания хитрыми вопросами. Кажется, у меня началась ломка, раз я решила провернуть подобное. Не хватало своим многовременьем и бездельем подорвать отношения с Ино. — Тук-тук-тук, — раздался певчий голос блондинки. Ино открыла дверь, придерживая какой-то пакет. Неужели корреспонденция или Саске подался в писатели, после осознания чувств, что теперь пишет без остановки? — Не думала, что я приеду? — Думала, ждала и даже звонила. — Слышала, но как видишь я не с пустыми руками. — Ино опустила пакет, а сама села на кресло возле кровати. — Это сюрприз, но расскажу о нем после всех новостей. — А есть что рассказывать? — спросила я, стараясь придавать себе невозмутимый вид.       Ино рассмеялась, размещаясь удобнее и скидывая с уставших ног каблуки. Выглядела девушка и впрямь очень безжизненной, словно последние две недели она держалась на энтузиазме и кофеине. Было видно, что вечно веселой Ино трудно, даже улыбаться. — В офисе бардак, — начала свой рассказ Ино. — Второй отряд вчера закрыл дело. Задержание преступника прошло, конечно не так эффектно, как у тебя, но теперь они готовятся к слушанию. Капитан накричал на одну из девушек-стажеров, и та ушла в слезах. В целом все, как обычно, спокойно только у патрульных. Сегодня целый день отдел криминалистики отличался. Сначала они напутали результаты, потом экспертиза показала одно, заключение дали другое. Бардак.       Речь девушки не утихала. Ее монолог был складен, словно она ни один час потратила на репетиции, прежде чем прийти. Теперь она, как на духу одно за другим рассказывает события, не давая вставить слово. И тут я поняла, что Ино использует на мне прием, который я все это время держала при себе. Меня переиграли и уничтожили. Интересно, как давно это работает и как долго она сможет заговаривать мне зубы? Конечно, соревноваться с Ино в болтовне — искусство и мало, кто доходил до мастера. Мне тоже далеко до создания тем из ничего, но ее учителем все же остаюсь я, а значит… — Ино, — я улыбнулась и взяла ее за руку. В глазах девушки блеснуло непонимание. Она растерялась и последнюю фразу произнесла словно в унисон, рефлексируя, мышцы напряглись, пытаясь защитить тело или занять другую позу в кресле. Она боится. Возможно, я зря это затеяла. Я готова была столкнуться с отрицанием, юмором, уклончивостью, но не со страхом.       Я смотрела на бегающие глаза Ино, ожидая, что сейчас прольются слезы. Девушка молча смотрела на меня, пытаясь понять, что же я от нее хочу. Я ненавижу принимать решения, но жизнь любит ультиматумы. Я могу переиграть, попросить ее успокоиться и не тараторить, а могу задать вопрос. Теперь же смотря на реакцию девушки, я точно не смогу сидеть спокойно, зная, что там в реальной жизни, которую поставили на паузу, творится то, что даже подруга, соратник и соучастник пытается от меня скрыть. — Где моя мама?       Простой вопрос, ставящий в тупик. Ведь перед тем, как поцеловать луну и звезды, даже перед тем, как на Саске снизошло озарение, моя мама готовила прилет сюда. Раз у дверей палаты не дежурит охрана и это здание все еще цело, значит она где-то далеко и не в курсе происходящего. Поручении об отводе матери, я давала Ино. — Мама? — переспросила Ино. Она немного помолчала, видимо собираясь с мыслями, все же она ожидала прямых вопросов из серии: «когда суд?», «как процесс?». — Она звонила несколько раз, но я ее заверила, что ты уехала из города по приказу. Капитан лично подтвердил, что с тобой все в порядке и ты в безопасности. Она конечно же порывалась, но Какаши взял весь огонь на себя. — Спасибо, — я слабо улыбнулась, отпуская руки Ино. — А в какой город я поехала? Я хотела набрать ее, чтобы она точно успокоилась и продолжила заниматься исследованием. — Вроде это был Китакюсю или Кумамото. Точно не помню, мы сказали первое, что пришло в голову. Твоя мама не любит уезжать дальше Токио, максимум Осака или Сендай. Мы решили, чем дальше город, тем меньше вероятность прилета. — Логично, — посмеялась я. Кажется, кто-то знает моих родных лучше меня. Я уже и забыла причину, по которой мама не любит колесить по Японии. Помню, что она установила границы, дальше определенных городов не заезжать. Может это как-то связанно с отцом, но дальше Кобе, мы не путешествовали.       Ино немного расслабилась. Это было заметно по ее настроению и спокойному дыханию. Она стала улыбаться и живо жестикулировать. — Моя машина нашлась? Будет досадно добираться домой на автобусе, — я улыбнулась, смотря на Ино. — Насчет машины не могу сказать, — отстраненно ответила девушка. — Разве тебя уже выписывают? — Да, уже скоро, — разглаживая складки на одеяле, проговорила я. — Думаю, в ближайшее время, я смогу вернуться к обязанностям.       Конечно, ложь — худший инструмент. Не надежно и шатко. Забыл мелочь — прокололся. Возможно, поэтому принято говорить: «лучше правда, чем сладкая ложь». Естественно, мне до работы, как до солнца. Пока мои раны должным образом не заживут, меня даже с кровати не спустят, чтобы до туалета самостоятельно дойти. Главное внушить оппоненту, что если не сейчас, то после будет поздно. Однако Ино не была глупа, но и я говорила расплывчато. Каждому больному хочется домой и каждый верит, что этот день наступит завтра. — Вот поэтому капитан поручил мне одно дело, — Ино начала тараторить. — Я была против, ведь тебе нужен отдых, и я дико нервничаю. — Она наклонилась к пакету и взяла пару папок оттуда. — Какой тебе отпуск, если ты через два дня будешь стоять напротив кабинета и плакать, чтобы тебя взяли обратно? Ты на официальном больничном, поэтому я работаю с капитаном. Он решил, что твоя голова не пострадала, в чем я лично очень сильно сомневаюсь. Поручил занять тебя работой. — Работой? — я удивилась и даже придвинулась ближе к Ино, чтобы рассмотреть какие папки она мне принесла. — Да, настоящей и с бумажками, — она улыбнулась. — Мне что-то подсказывает, — девушка держала папки лицевой стороной вниз и приложила указательный палец к губам, быстро постукивая, — тебе не сильно понравится и возможно ты будешь бухтеть.       Затем она протянула мне папку, и я увидела дело, которое мы вели пару месяцев назад. Оно было закрыто, а решение суда вынесли настолько быстро, что все нюансы дела уже и не вспомнить. Но зачем приносить целую ораву старых дел? Занять меня делом, чтобы я не мешала? — И что мне с этим делать? — смотря на дело, спросила я. — Тебе нужно составить отчет, — спокойно ответила девушка. — Проанализировать каждое, выписать тезисы, основания, основных лиц, статью приговора, номер приговора, даты вступления в силу, а также кто вынес приговор, данные адвоката, прокурора и присяжных. Это для базы. — Но это же работа секретаря, — я стала закипать. — Где мое дело? Где ограбление банка? Мои мозги работали, душа страдала, а лавры другим? Почему меня не осведомляют? Почему я веду базу? — Сакура, а ты думала она сама появляется? К твоему сведенью это моя работа. — Девушка достала из пакета ноутбук и положила на стол. — Я предупреждала, что ты будешь злиться. Как ты собираешься вести дело, если тебе нельзя даже палату покидать? — Дистанционно, — вскинув голову, ответила я, — может я впереди прогресса. Буду первым детективом, раскрывшим дело находясь на больничной кровати. — Да, да, ты, итак, уже первая.       Я посмотрела на девушку, кажется, мне не помогут ни уловки, ни убеждение, ни чары. Капитан напрочь запретил Ино говорить со мной о работе. Видимо он предвидел, что терпение не безгранично и послал моего помощника с бумажной волокитой, на которую у меня аллергия. — Когда я вернусь ты будешь моим помощником или теперь это моя постоянная должность? — разводя руками над всеми этими папками, спросила я. — А это вторая новость, о которой я не знаю, как тебе рассказать, — девушка виновно улыбнулась и присела вновь на кресло. Ее руки быстро взяли мою ладонь.       В голове пронеслись за раз сотня теорий и все они были посвящены моему увольнению. Возможно, причина была куда прозаичнее и нет тайных схем, заговоров и интриг. Со мной не могли говорить из-за конфиденциальности, хотя Ино не стала бы это скрывать. Я рисковала, и именно ее поддержка и мотивации помогли в тот момент. — Кошмарик уволился. Я помогала так, как была в курсе дела, но капитану моя работа понравилась. Я не знаю, что будет после твоего возвращения с неожиданного санатория, но пока я временно исполняю обязанности. — То есть, когда я вернусь ты уже можешь быть постоянным помощником? — я посмотрела на Ино, сдерживая слезы. Злость стала бурлить по венам. — Сначала подставляют с делом, а когда все круги самобичевания пройдены, забирают его и устраивают тайные собрания. Теперь у меня забрали помощника и наградили бумажками. Это благодарность? А как же: «Сакура ты чуть не погибла», а где капитан и его команда с вопросами по делу? Где, мать вашу, Саске с любовью? Или мы благодарны только, когда сажаем старого мудака? — Сакура, — подруга хотела что-то сказать, но я одернула ее. — Мне надоели эти молчаливые игры. Пока я здесь, я лишь забиваю голову мусором, а не приношу пользу. Я училась и знала, что когда-нибудь поймаю пулю. И в этом нет ничего страшного или ужасного. Это больно, но это не значит, что я буду лежать здесь вечность и мою работу, мой коллектив и мое дело можно распотрошить на части. Я больна, но не умерла и не позволю лишать себя информации, даже если грозят статьей или увольнением. Я хочу знать, и я должна знать. И я должна у этой кровати, каждый день, созерцать лицо человека, который просил у меня помощи. Ради него я нарушала закон, переступила моральные ценности и поймала пулю. Для меня это было не сложно, а переступить порог палаты для кого-то — непостижимо.       Я сказала то, что думала и испытала облегчение. Я знала, что это обидные вещи и говорить все это нужно не Ино. Она не виновата в том, что других людей я здесь не вижу. Да, работа и жизнь продолжаются в отличии от моей непонятной перипетии. Я загнанный в угол, уставший человек, который чувствует, как со всех сторон будь, то начальник или любимый, сначала использовали для своей цели, а затем предали и оба откупились записками. И к сожалению, чем дольше я сижу здесь и смотрю на палату, тем больше укрепляется эта мысль, а по итогу приходит злость и отвращение. Боль — нормальность, к которой привыкаешь и можешь заглушить. Злость — чувство, которое цепкими когтями держит у себя в клетки, а ты можешь даже и не осознавать этого. Она накатывает неожиданно, легкими волнами раздражения и порчей настроения. Два разных человека за 1 короткую минуту. Толчок не нужен, главное чувствовать импульс не справедливого отношения. А ведь все можно избежать простыми действиями и извинениями, но никто не спешил.       Я плаваю на качелях эмоциональной бездны. Мне хорошо, и я всех понимаю и люблю, но затем наступает болезненная тема и я готова спустить всех собак, опустить на Землю метеорит или воздать всем, как Зевс парочкой молний. Мне хочется рвать и кусать, мне хочется кричать, да так громко, чтобы два остолопа, наконец меня услышали. Я не буду звонить и просить прийти, в конце концов у двоих есть способность двигаться самостоятельно, а не перемещаться с помощью целой больницы и пары каталок. — Я понимаю, что это тебя очень утомило, но пойми ты теперь пострадавшая, и мы не можем контактировать с тобой, иначе суд может решит, что ты специально вынудила подстрелить тебя. — Что за чушь? За моей спиной был целый отряд, который может подтвердить нападение. — Я знаю, но и ты вспомни, что за человек — глава банка. — Ино поджала губы и тихо покачала головой. — Меня не допускают до допросов и сведений, я больше похожа на Википедию. Меня открыли, нашли нужную информацию и пошли дальше заниматься своими делами, пока я разгребаю завал капитана. Наберись терпения, а там можешь разгуляться в оскорблениях и пытках. — Хорошо, — я выдохнула и постаралась успокоится. — Просто кивни, если да. — Нет, Сакура я не могу, — она с сожалением посмотрела на меня. — Я правда не могу, а вдруг что-то из того, что я увидела было понято не верно? Сказав тебе, когда ты в таком состоянии, все только ухудшится. Сама пойми, мы нарушали закон, капитан не чист на руку, целый отдел работает только над тем, чтобы доказать вменяемость главы. — Прости, — тихо произнесла я, — мне жаль. Я не должна была все это выливать на тебя, просто… — Просто никого нет рядом, а монотонность заставляет лезть на стену. — Девушка улыбнулась мне, — не волнуйся, я все понимаю. Когда ты вернешься, я постараюсь все еще быть твоим помощником. — Спасибо Ино, — я сжала руку подруги и еле заметно улыбнулась.       Покусывая губы, я все еще чувствовала стыд перед Ино. Моя злоба никуда не ушла, ведь истинной причины здесь не было, а значит и лечить злость правдой сегодня не получится. — Можно последний вопрос по работе и дальше будем говорить о чем-нибудь еще? — Ино одобрительно кивнула, а я набрала в легкие побольше воздуха, не зная, как начать этот вопрос. Видя мое смятение и долгую паузу, Ино озвучила вопрос вместо меня. — Я вижу Саске, но не так часто. Мы не разговариваем, обычно он просто здоровается, когда проходит к капитану. — А зачем ему к капитану?       По всей видимости это был третий вопрос, который стопорил Ино и превращал в еле говорящего человека. Одинаковая реакция на вопрос о маме, машине и Саске, заставляет задуматься о совокупности и связанности. Сразу представилась картина, как мама и Саске едут в моей машине. Мне стало дурно. — Перед тем, как начнется процесс и тебя завалят допросами и другими заботами, — Ино немного запнулась, подбирая слова, чтобы сообщить новость деликатнее. Мне вспомнились недавние раздумья о том, что Саске мог бы быть внебрачным ребенком Какаши. Казалось бы глупость, но сейчас Ино продолжит и мое сердце выпрыгнет в окно. — Я как подруга, которая все это будет разгребать, не хочу, чтобы ты кричала на весь суд или твое лицо стало местным мемом. — Ино, говори.       Она тяжело вздохнула, и посмотрела прямо на меня. Лицо ее было строгим и очень уставшим. Я посчитала себя ужасной подругой. Она работает так много по моей вине, а я нагружаю ее лишними заботами и плясками вокруг своей персоны. Взгляд ее был серьезен, словно то, что она хочет мне сообщить, связанно с чем-то смертельным или опасным. Такой взгляд я видела, когда уходила с орденом к главе банка. Предзнаменование не очень располагающее. — Держи себя в руках. Ладно? Ты не будешь ругаться и кричать. Хорошо? — она держала мои руки так, словно еще минута и я превращусь в неуправляемую истеричку и поеду считать кукушек. Я одобрительно кивнула. — Саске — прокурор этого дела. Он не имеет права приходить сюда или как-то афишировать ваши отношения. Он обязан делать вид, что не знает тебя, иначе то, что хранилось в ноутбуке может всплыть. — То есть, как всплыть? И почему Саске прокурор? — я еле произнесла эти вопросы. — Перед тем, как уйти ты поручила помощнику капитана проверить кабинет и сейф. Появились сведения, что он двойной. Скорее всего наш милый «кошмарик» скопировал сведения и передал главе. — Тогда за что его судят? — Сакура, его могут не осудить. — Слова, как приговор обвили мое горло, но Ино продолжила, а я обещала. — Он подаст на тебя встречный иск, поскольку торопил со сроками раскрытия, требовал найти виновного, а ты пришла с орденом к нему. Саске взял это дело, и они с капитаном отрабатывают все варианты и готовятся сразу по нескольким обвинениям. — Когда? — В середине следующей недели пройдет первое слушание. Твои показания будут важны, но сейчас они ссылаются на тяжелое состояние. — Мне стоило сразу начать с этого вопроса, — проговорила я. — Думала будет легче. Как Саске может выступать на деле, где выступает его семья? — Срок давности прошел, оно не актуально. Я не хотела говорить. Итак, сболтнула много лишнего, а зная твой пыл, ты за языком вообще не следишь. Просто я все это время представляла, как на слушанье открываются двери, вводят заключённого, проходит адвокат и прокурор. Твое лицо багровеет, а челюсть падает на мраморный пол и стены заполняются истошным криком.       Согласна, сцена так себе. Сдержаться было бы сложно, а учитывая пристальное наблюдение со стороны главы, это могло послужить началом катастрофы. Одна не верная реакция и нас обвинят в фальсификации улик, в ложном обвинении, обвинении на почве мести и предвзятости, клевета и много-много-много еще статей сверху. Один взгляд, один вздох и мы на мушке.       Меня могут вызвать в суд без предупреждения, причем обе стороны. Это может произойти внезапно, а могут уведомить, но что-то мне подсказывает, глава спешит и ждать он не намерен. Суд откладывать больше нельзя. Удивительно, как я не смогла связать прошлое Саске и письмо воедино. Как я могла забыть, что он прокурор? Фамилия сможет очиститься от грязи прошлого. Он выступит против главы банка, который все это время, даже не подозревал о том, что конец близок и расплата будет не посильна.       Знал ли Саске, что дело не возобновят? Рассчитывал ли он на это? Может те деньги, что вывезли сыновья главы, были украдены еще кем-то? Что если Саске и Наруто уже получили компенсацию, а сейчас играют добродетелей, желающих наказать главу прилюдно и отыграться на его детях? Око за око, а платить будет тот, кто хитрее. — Ладно, — я решила отойти от паршивых мыслей. — Ино расскажи что-нибудь веселое, а можешь прилечь сюда, — я поступала ладью о больничную койку, рядом с собой, — и отдохнуть или просто расслабиться. Мучить тебя больше не буду.