В твоих глазах

Soundtrack: Руслан Алехно — Любимая За окном начали слышаться визги шин и гудки клаксонов, становившиеся тем чаще, чем больше шло время. Открыв глаза и увидев, что даже сквозь плотные гардины в спальне проникает оранжевый свет, Стефан понял, что наступило утро. Взяв в руки свой смартфон, лежавший на тумбочке, сняв с него блокировку и взглянув на экран, Стефан в этом убедился: часы показывали 7:07. Внутри кольнуло вполне естественное разочарование: до сигнала будильника еще оставалось время, но снова засыпать не было смысла — выспаться за 53 минуты представлялось не самым возможным, да и опаздывать в это утро Стефан точно не хотел, прекрасно помня просьбу сестры, к которой он обещал приехать в половину девятого, отвезти ее в университет. Но, как это бывало знакомо, наверное, многим, перестраиваться под рабочий ритм после месяца отпуска было трудно. Стефан повернул голову в сторону, но Мередит рядом не было. — Мер, ты зачем встала так рано? — удивился Стефан, зайдя на кухню и увидев свою девушку, стоявшую у плиты и, судя по запаху, готовившую яичницу. — Доброе утро, — улыбнулась она и потянулась к Сальваторе, чтобы поцеловать. — У нас сегодня важное совещание, на котором будет присутствовать главврач. Хочу заранее подготовить кое-какие документы. Стефан наблюдал за Мередит, и отчего-то в такие моменты ему хотелось улыбаться. Они жили вместе уже несколько лет, но он чувствовал, что вряд ли когда-нибудь перестанет удивляться безграничной энергии, ключом бьющей из этого человека, удивительно уживающейся внутри нее с ее терпеливостью. За все время, что они с Мередит были вместе, Стефан не помнил ни одного раза, когда она нагрубила бы кому-то из своего окружения или просто попыталась отстраниться. Всегда приветливая и улыбчивая, она была открыта своим друзьям и близким, даже если с ног валилась от усталости, — а такое, учитывая ее работу в одной из самых престижных клиник на Западном побережье, Cedars-Sinai, и узкопрофильную специальность невролога-эпилептолога, случалось часто. Стефан, по натуре своей замкнутый и недоверчивый, чувствовал, что ему нужен именно такой огонек, который и его самого научил бы более терпимо относиться к окружающим, не замыкаясь в мире собственных проблем. Именно поэтому, быть может, даже не совсем осознанно, он шел за Мередит. И, как никогда раньше, именно с ней он чувствовал себя живым. Стефан не знал, что их ждет дальше, но один лишь ее взгляд словно тихим шепотом говорил ему, как когда-то говорила сама Мередит, когда руки опускались и сам он готов был сдаться: все будет хорошо. И он в это верил. — Я тебя разбудила? — вдруг встрепенулась Фелл, явно не ожидавшая, что Стефан встанет так рано. Парень мотнул головой. — За тебя это с успехом сделали лос-анджелесские водители, — усмехнулся он. — Если серьезно, сам не знаю, почему встал, но это даже к лучшему: мне нужно быть у Кэролайн в половину девятого. У нее с машиной что-то, поэтому она попросила меня подбросить ее в университет — мне ведь все равно по пути. Не могу же я бросить сестренку на произвол судьбы первого сентября, — Стефан снова рассмеялся. — Университетские годы… — Мередит на мгновение мечтательно подняла глаза на потолок. — Знаешь, по-доброму завидую Кэр: это же еще два года студенческого веселья! Даже самой захотелось туда вернуться… Только без анатомии. — В такие минуты я уже начинаю жалеть о том, что не учился в медицинском: все те, кто учился на медицинском, в один голос твердят о какой-то загадочной анатомии, которая методично наматывает нервы на кулак и превращает студентов в заик, — хохотнул Стефан. — Скажи спасибо, что у тебя этого не было! — воскликнула девушка. — Ну, у нас был вышмат и матанализ, так что… — Стефан склонил голову набок. — Все, прекращай говорить эти ужасно звучащие слова, — Мередит замахала руками, и Стефан снова рассмеялся. Мередит сняла со сковородки крышку, после чего ароматный запах яичницы с овощами стал ощущаться в воздухе еще сильнее. — Будешь завтракать? — спросила девушка. — С удовольствием. — Тогда иди умываться. Стефан улыбнулся и, поцеловав Мередит в нос, ушел в ванную. — Сегодня прилетают Деймон и Ребекка, — сказал Стефан, когда ребята уже заканчивали завтрак, и Мередит, отпив кофе, кивнула в знак того, что, конечно, помнит о их возвращении. — Деймона не было дома почти семь месяцев, так что он предложил собраться всей семьей в его ресторане в следующую субботу. Он сказал, что у них есть пара важных новостей. — Боже, уже семь месяцев… Время летит так быстро! — Уверен, они пошли Деймону на пользу. Серьезно, я давно не видел его таким вдохновленным, — ответил Стефан. — Да и сам он сказал, что с собой везет из Парижа несколько идей для своего ресторана. — Ему понравилось в Париже? — с интересом спросила Мередит. — Недавно слышала прогноз погоды, там, говорят, всю прошедшую неделю были ливни. — Обещал все рассказать при встрече, — пожал плечами Стефан. — Но думаю, что Ребекке там понравилось точно, — усмехнулся он. В этот момент мобильный телефон Мередит завибрировал. Бегло ответив, Фелл поняла, что ей стоит поторопиться. Проходит еще пять минут, пока они вместе убирают со стола и Мередит собирается, в которые успевает уместиться все: и быстрый рассказ о планах на день, и разговор о том, как было бы здорово побывать в Париже, и напоминание, что к десяти вечера Стефан должен будет уехать, чтобы вместе с отцом и младшей сестрой в аэропорту встретить брата и его девушку, и поцелуи. — Мер, я надеюсь, что ты все же придешь раньше, чем я вернусь из аэропорта, — то ли в шутку, то ли нет, сказал Стефан. — Ты — невролог, должна знать, что перенапряжения, особенно после отпуска, вредны для организма. Мередит взглянула Стефану в глаза и не смогла удержаться от улыбки. Заботу от него она чувствовала двадцать четыре часа в сутки, даже когда его не было рядом, даже когда они были на разных континентах: в короткой смс-ке, в телефонном звонке с таким простым вопросом «Как ты?», в стикере с полным перечнем того, что он приготовил ей для завтрака, приклеенном на холодильник ранним утром, когда Стефан утренним рейсом улетал в очередную командировку. — Я постараюсь, — ответила Мередит и потянулась к губам Стефана. — Я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя, — словно эхом, едва слышно повторил он, коснувшись своим лбом ее. Спустя минуту они словно расходятся по разным мирам — бесконечных медицинских терминов, совещаний и цифр. Чувствуя, что его по-прежнему одолевает сонливость, перед тем, как одеться, Стефан несколько раз помыл лицо холодной водой. Он стоял так несколько минут, в зеркале вглядываясь в черты своего лица, по которому стекали капли, в зеленые глаза. В этой тишине, когда рядом никого не было, он все еще прислушивался к своему состоянию. Сердце стучало спокойно. Ничего не болело. Ничего и не должно было болеть. Вернувшись на кухню, Стефан не глядя достал из верхнего шкафчика несколько флакончиков с таблетками. Все эти препараты он уже давно знал наизусть — вплоть до размера, цвета таблеток, горьковатого вкуса, еще долго остававшегося на губах. Он высыпал на ладонь несколько белых горошин и усмехнулся. Даже сейчас, спустя двадцать лет, поверить в то, что от них могла зависеть его жизнь, было сложно. Он и не хотел верить, вот только удавалось это не всегда. И каждый раз, когда он позволил бы себе об этом забыть, грозил обернуться непоправимым. Наверное, именно поэтому Стефан так боялся одиночества и тишины: тогда неизменно возвращались мысли об этом, а вместе с ними — какая-то нестерпимая обида, которую он нес с собой через всю свою жизнь, еще с тех времен, когда был восьмилетним ребенком и попросту не понимал, что с ним происходит, но чувствовал, что это чем-то отличает его от друзей, одноклассников, от брата и сестры. Но день за днем Стефан упорно старался в себе ее погасить. Вот и сейчас он дал слабину и сам себя за это ненавидел. Залпом выпив стакан воды, проглотив таблетки, он слегка тряхнул головой, словно бы пытаясь освободить ее от гнетущих мыслей, которые еще не успели заполонить сознание, а после начал собираться на работу. Его ждет обычная жизнь: работа, друзья, семья. И он ни за что не должен подчиниться тому, что может все это у него забрать. — Боже, Стеф, ну что бы я без тебя сделала? Звонкий голос сестры Стефан узнал бы, наверное, из десятка других. Кэролайн крепко обняла брата. — Хочешь чаю? Мы успеем. — Спасибо, Кэр, я позавтракал, — отозвался Стефан. — Так что можем ехать сейчас. Ребята сели в машину Стефана и, украдкой наблюдая за временем, отправились к Калифорнийскому университету. В дороге, которая должна была занять около сорока минут, Стефан и Кэролайн быстро разговорились, обсуждая, кажется, все на свете — от прошедших выходных до покупки новых туфель и оборудования в новый отель отца, быстро переходя с одной темы на другую и совершенно не замечая пробок, которые начинали образовываться на дорогах с невообразимой скоростью. — Это какая-то катастрофа, — сетовала Кэролайн, пока они стояли на очередном светофоре. — Мало того, что с машиной задница, так я еще, оказывается, и растолстела аж на полкило. Это какой-то Армагеддон, честное слово! У Бонни через три недели день рождения, я для него уже специально купила платье... А теперь оно на мне нахрен по швам разойдется! Стефан взглянул на сестру и улыбнулся. Кэролайн рассуждала обо всем случившемся действительно как о катастрофе, так эмоционально и искренне, и в этом была вся она: маленький взрыв, неустающий моторчик. В университете каждый второй студент знал ее как главного организатора самых шумных и веселых вечеринок, а преподаватели — как первого человека, вызывающегося волонтером для каких-то социальных проектов или других работ. Кэролайн чем-то напоминала Стефану Мередит, вот только в ней еще не было, да и, наверное, не могло быть такого терпения и спокойствия. Кэролайн любила получать все здесь и сейчас и сама стремилась к идеальности в каждой детали, ее окружавшей, не могла ни секунды усидеть на месте, стремясь успеть сделать все и даже больше. И это у нее получалось. Пока все одногруппники со страхом проводили ночи над учебниками, не в силах думать ни о чем другом, кроме как о надвигающихся экзаменах, Кэролайн работала в издательстве, участвовала в подготовке очередной научной конференции, проходившей на базе вуза, и при этом как-то умудрялась не забывать о личной жизни и своей главной страсти — танцах. Впрочем, все же одна черта у них с Мередит точно совпадала на все сто процентов: они обе патологически не умели грустить. — Вот посмотри на меня, — позвала Кэролайн. — У меня есть второй подбородок? — Не претендую на истину в последней инстанции, тем более, ты все равно скажешь по-своему, но я ничего не вижу, — рассмеявшись, отозвался Стефан и, как только красный сигнал светофора сменился зеленым, мягко надавил на педаль газа. — Если все так действительно катастрофично, в чем лично я сомневаюсь, можно ведь надеть другое платье. — Тогда мне придется подбирать другой макияж, украшения, туфли, в конце концов! А я только эти разносила, так что дудки. Придется покупать абонемент в спортзал. — Спорим, ты в итоге наденешь совершенно другое? — Не надену, — сказала Кэролайн. — Двадцать третьего числа сам увидишь. — А что с машиной? — спросил Стефан. — Без понятия, — Кэролайн пожала плечами. — Мы с Бон-Бон вчера собирались немного пробежаться по магазинам, я начала ее заводить, и тут сзади что-то застучало. И все, двигатель заглох. В автосервисе ничего толком не говорят, сказали прийти завтра. — Слушай, может, стоило обратиться к Мэтту? Он же с машинами на «ты». — К этому козлу безрогому? — взвизгнула она, и Стефан с улыбкой закатил глаза, чем в этот момент очень напомнил ей Деймона. — Да щаз-з, — протянула блондинка. — Чтобы он снова поцарапал мне дверь? — Поцарапал же не он, — попытался объяснить брат, — а Викки, которая рядом велосипед поставила. — Тем более. Если у него глаза на заднице, что он за одной машиной, за одним несчастным Мини Купером уследить не может, — это не мои проблемы, — фыркнула Кэролайн. — Черт, а ведь Деймон тогда сказал примерно то же самое, — покачал головой Стефан. — Кстати, о Деймоне, — вдруг встрепенулась Кэр. — Черт, Стеф, в моей дырявой голове все перепуталось… Они с Ребеккой прилетают ведь в десять, верно? Стефан кивнул. — Деймон сказал, что они будут голодными и злыми, — усмехнулся он. — Правда, почему голодными, я так и не понял. — Зато, почему злыми, предельно ясно, — развела руками Кэролайн. — Межконтинентальные рейсы — это не сахар. Девушка замолчала на мгновение, а затем, поджав губы, едва заметно улыбнулась. — Зато Деймон уже скоро будет дома. Если честно, я так соскучилась по нему, — призналась Кэролайн. — Да и по Ребекке тоже. — Скоро увидимся, — Стефан, улыбнувшись, взглянул в глаза сестре, взял ее за руку, и Кэролайн кивнула. В этот момент за окнами начало виднеться высотное главное здание Калифорнийского университета, сделанное из кирпича, вокруг которого, судя по всему, уже давно начали собираться студенты. Начало учебного года* здесь всегда отмечалось с размахом: первокурсников и уже бывалых студентов поздравлял не только ректор и остальные члены администрации университета, но и политические и другие общественные деятели, здание в такие дни пестрело разноцветными лентами и флагами разных стран, из колонок звучала музыка, а церемония выноса флага Соединенных Штатов, Калифорнии и Лос-Анджелеса по торжественности и красоте ничуть не уступала какому-то мероприятию, проводимому на государственном уровне. Когда же день подходил к концу, ночь для универсантов только начиналась: они неизменно собирались вместе — кто-то группами, а кто-то — целыми курсами, — и отправлялись в ночные клубы или рестораны, отмечая поступление или начало очередного учебного года. Впереди были семинары, коллоквиумы, экзамены и нервное ожидание их результатов, но сейчас об этом можно было не думать, а просто наслаждаться той студенческой жизнью, в которую, они были уверены, каждый из них спустя года захочет вернуться. Ряды студентов каждый год пополнялись выходцами из самых разных стран, будущими инженерами, филологами, архитекторами, журналистами, врачами и многими другими. Калифорнийский университет уже давно стал для семьи Сальваторе в каком-то смысле родным: его в свое время окончил не только Джузеппе, отец Деймона, Стефана и Кэролайн, но и сами Деймон и Стефан. Кэролайн же, в прошлом году получив диплом бакалавра с отличием, с продолжением обучения затягивать не стала и почти сразу же подала документы на поступление в магистратуру по тому же направлению — журналистика. Учеба в вузе была для Кэролайн, скорее, не вынужденной обязанностью, а самой заветной мечтой, потому что в своей области она чувствовала себя, как рыба в воде и представить себе не могла, что когда-нибудь будет заниматься чем-то другим. Помимо всего прочего, Джузеппе связывала многолетняя дружба с Алариком Зальцманом — деканом исторического факультета — и Уэсом Максфилдом, который четыре года назад был избран на должность ректора университета. — Стеф, спасибо тебе огромное, — с искренней горячностью поблагодарила Кэролайн, когда он остановил машину неподалеку от главного входа. — Не бери в голову. — Встречаемся сегодня в аэропорту в половину десятого? — на прощание уточнила девушка, и Стефан кивнул. — Передавай привет Бон-Бон, Рику и Уэсу. — Насчет Рика и Уэса не уверена, они сегодня будут весь день толкать речи, — Кэролайн хихикнула, — с Бон-Бон более вероятно. Кэролайн помахала Стефану рукой, и, прежде чем она закрыла дверь его автомобиля, он негромко сказал, улыбнувшись: — Удачи, первокурсница. Сестра ничего не ответила ему, но ее губы изогнулись в такой знакомой нежней и искренней улыбке, а на щеках появились ямочки, и это послужило Стефану самым ясным ответом. Стефан еще с полминуты вглядывался в толпу студентов, в которой очень скоро растворилась Кэролайн, а затем, отчего-то снова улыбнувшись, завел двигатель и уехал на работу: в офисе его ждало много дел.

***

Широко улыбающиеся однокурсники, представители руководства университета в строгих костюмах, отовсюду звучащие поздравления и смех — поначалу можно было и не понять, что все сейчас происходило на территории одного из самых престижных вузов страны — настолько теплой и дружелюбной была здесь атмосфера. В этот момент Елена невольно вспоминала годы, проведенные на учебе в Монреале, где было принято следить за каждым жестом студентов, и кампус Монреальского университета, в котором всегда, даже в самые популярные праздники было тихо и, казалось, даже как-то пустынно, и в голове сам собой возникал вопрос: почему она не оказалась здесь раньше? И пусть Елене пока только предстояло познакомиться с однокурсниками и преподавателями, она чувствовала, что знакомства точно принесут ей многое. Здесь все казалось таким искренним, таким теплым, что совсем непривычный страх, с которым Елена жила эти несколько дней, уходил куда-то далеко, а руки, которые на мгновение похолодели от волнения, когда она оказалась на территории кампуса, сейчас уже были почти горячими. Преподаватели приветливо улыбались своим ученикам, со многими из них здороваясь за руку, а ректор, звание которого у Елены по воспоминания о Монреале было связано с образом шестидесятилетнего гнусавого любящего унижать и вечно чем-то недовольного старика, был намного моложе некоторых профессоров: на вид ему было не больше сорока пяти лет. — Дорогие студенты, — обратился Максфилд к присутствующим, когда гул постепенно стих. — На протяжении вот уже четырех лет мне предстоит выступать с речью перед универсантами в начале учебного года. Наверное, это прозвучит забавно, но каждый раз я не знаю, о чем сказать. Должна ли моя речь быть вдохновляющей? Думаю, вас вдохновляет совершенно другое: в конце концов, я уверен, вы поступили в Калифорнийский университет не только для того, чтобы послушать меня в первый учебный день. Должна ли она быть каким-то напутствием? Поздравлением? Признаюсь честно, я много думал об этом на протяжении нескольких недель, находясь в предвкушении нового учебного года. И, в конце концов, я понял: я просто хочу поделиться с вами, как с добрыми друзьями, некоторыми своими мыслями. Каждый может понять мои слова по-своему. Но я буду рад, если кто-то найдет в них в этот день какой-то ориентир, который поможет ему в дальнейшем. Максфилд негромко откашлялся. Несмотря на то, что все происходило на улице, вокруг было тихо: внимание студентов и профессоров было приковано к ректору. — Наверное, самое главное, о чем я хочу сказать вам сегодня, вот что. Я хочу, чтобы вы знали: в этот день каждый из вас стал членом большой семьи. Семьи, которая объединила юношей и девушек разных возрастов, национальностей, вероисповедания, характеров и мировоззрения. Признаюсь, я не сторонник однозначных высказываний о людях, с которыми я не знаком лично, но я уверен: вы умеете мечтать. Кто-то мечтает стать адвокатом, и эта мечта привела его на юридический факультет. Кто-то мечтает о том, чтобы спасать жизни, и его ждут непростые, но, несомненно, интересные и важные года обучения на медицинском. А кому-то и вовсе неважно, чем он будет заниматься, — поверьте, такое тоже бывает, — он просто хочет стать полезным для общества. Знаете, почему я с такой уверенностью говорю об этом? Потому, что если бы вы не мечтали, вы бы остановились. Первая же неподъемная задача на экзамене по математике, миф о бессонных ночах на медицинском и отсутствие перспектив на каком-то другом заставили бы вас свернуть назад. В этом году ряды университета пополнились шестью тысячами двумястами сорока семью студентами. А всего нас уже пятьдесят семь тысяч. Только вдумайтесь в эту цифру: это население целого небольшого города. И все мы объединены именно мечтой — заниматься тем, что нам нравится, стать полезным для общества, для своей страны, чего-то достичь. Именно она привела сюда когда-то меня. Именно она объединяет нас всех и делает нашу огромную семью еще больше с каждым годом. Кому-то из вас лишь предстоит познакомиться с тем, что такое коллоквиум, семинар, прогулять первую пару, — Максфилд улыбнулся, и по рядом прошел смешок. — А кто-то уже давно знаком с этой системой и сейчас продолжит обучение на третьем или четвертом курсе. Сегодня здесь присутствуют и многие из тех, кто уже имеет звание бакалавра и наверняка соскучился по студенческим годам, а потому вернулся в стены университета вновь. Впереди у вас длинный путь, и не всегда он будет легким. Но ведь мечта того стоит, правда? Уверен, многие из вас слышали древнюю китайскую пословицу: «Дайте человеку одну рыбу, и он получит пропитание на день, научите его ловить рыбу, и он получит пропитание на всю жизнь». Не стоит ждать, что поступление в университет в одно мгновение сделает вас всемирно известными миллиардерами и обеспечит место в первом десятке списка Forbes. Это — всего лишь шаг, пусть и очень большой. Может быть, кому-то эти слова покажутся лишь высокопарной красивой фразой, но я всегда буду повторять: все зависит от нас самих. Если в вас самих не будет целеустремленности и терпения, вам не поможет ни один университет мира. Ваши же учителя смогут лишь направить вас. Мы не дадим вам рыбу — но мы дадим вам удочку, и это гораздо ценнее. И я искренне надеюсь, что через несколько лет о времени, проведенном здесь, вы будете вспоминать с теплотой. А пока — учитесь, не бойтесь совершать ошибки и набивать шишки, мечтайте. Все в ваших руках. Уэс закончил свою речь, и спустя несколько секунд послышались громкие аплодисменты. После Максфилда слово было предоставлено еще нескольким представителям администрации, и в целом все «официальные» церемонии продолжались еще около полутора часов. Когда они подходили к своему завершению, Елена решила проверить свое расписание на сайте факультета. Она пыталась сделать это еще вчера, но занятий на первое число так и не появилось, и Гилберт думала, что всему виной какой-то сбой в системе. Однако расписание не появилось и в этот раз, что Елену окончательно запутало. В какой-то момент она услышала диалог звонкоголосой блондинки, сидевшей по левую руку от нее, с подругой: они обсуждали, куда пойдут после окончания «официальной» части так, будто бы пар на этот день запланировано и правда не было. Это были Кэролайн и Бонни. — Наверное, глупый вопрос, — немного смущенно пробормотала Елена, когда она осталась с девушками, которые, судя по всему, были ее одногруппницами, наедине, — но у нас сегодня не будет занятий? Девушки несколько секунд молча пристально с искренним изумлением смотрели на Елену, словно бы она на полном серьезе заявила им, что она — инопланетянка. — Какие занятия первого сентября, мы же на журфаке! — хихикнув, воскликнула блондинка. — Нет, конечно, некоторые сегодня учатся, — оговорилась Бонни. — Медики, юристы… Факультету менеджмента, кажется, тоже не повезло. — Но в целом первый учебный день нифига не учебный, — сказала первая девушка. — То есть, больше мы сегодня ничем заниматься не будем? — уточнила Елена. — Ну почему же? — возразила Кэр. — А как же отдохнуть, познакомиться, выпить и потанцевать в каком-нибудь ночном клубе, в конце концов? — улыбнулась она. — Ты еще не видела? Сегодня мы двумя группами идем в «Маджестик», отмечать, так сказать, новое начало студенческой жизни, — хихикнула она. — Да, объявление я видела, — Елена кивнула. — Ты с нами? — спросила Бонни. — Да, почему бы и нет, — отозвалась Гилберт. — Ну, раз уж сегодня нам предстоит ночь в обнимку с текилой, предлагаю познакомиться, — хохотнула Сальваторе. — Я — Кэролайн, можно просто Кэр. Но только, умоляю, не Барби. — Здесь кто-то называет блондинок Барби? — удивилась Елена. — Мой старший брат, — фыркнула Кэролайн. — Но он — отдельный экземпляр, его уже не исправить. — Понятно, — усмехнулась Гилберт. — Приятно познакомиться, — дружелюбно отозвалась она. — Меня зовут Елена. — А меня — Бонни, — Беннет улыбнулась, и Елена кивнула. — Что, не очень привычно не тащиться с в универ горой учебников в первый учебный день? — спросила она, увидев неподдельное изумление в глазах Елены. — Честно? Очень, — ответила Елена. — Просто… В Монреале в такие дни любили ставить по четыре пары. — Ну и ну, — покачала головой Кэролайн. — Так ты, получается, из Монреаля? — Из Эдмонтона, просто училась в Монреале. — Там все было так строго? — Достаточно. — Тогда тебе ко многому предстоит привыкнуть. Но просто поверь: в Лос-Анджелесе тебе понравится, — заверила Кэролайн. — Ты в первый раз в Лос-Анджелесе? Елена кивнула. — Тогда, может быть, встретимся где-нибудь по дороге в «Маджестик»? Заодно по пути полюбуемся на ночной город. — Я бы с радостью, — сказала Кэр, — но, Бон-Бон, ты же знаешь, Деймон и Ребекка прилетают в десять вечера. Мы с отцом и Стефаном хотим их встретить в аэропорту. — Так вечеринка начинается только в двенадцать, — напомнила подруга. — Дырявая голова, — Кэролайн хлопнула себя по лбу, вспомнив, что это действительно так. — Тогда я с вами. Елена, может быть, дашь свой номер мобильного, чтобы мы смогли связаться, если что? — Да, конечно, — ответила Гилберт и начала диктовать цифры. Девушки обменялись номерами телефонов, но на этом общение не закончилось: они разговаривали еще около сорока минут, делясь друг с другом впечатлениями, совершенно забыв о времени и сами не заметив, как дошли до общежития. За эти сорок минут Елена узнала о городе больше, чем может рассказать, наверное, любой путеводитель: Бонни и Кэролайн с удовольствием отвечали на все ее вопросы и даже пообещали как-нибудь устроить ей небольшую экскурсию. Но ровно так же, как они рассказывали ей о Лос-Анджелесе, девушки с интересом спрашивали Елену и об Эдмонтоне: Канада им почему-то казалась совсем другой планетой. Елена поняла, что они были знакомы еще до университета, так как парень Бонни, Кай, был, судя по всему, близким родственником Кэролайн. В разговоре Кэр неоднократно упоминала своих старших братьев — Деймона и Стефана, рассказывала, что они тоже учились здесь, и в шутку удивлялась, почему ее семья до сих пор в полном составе не переехала в кампус университета. Кэролайн была намного более энергичной и разговорчивой, чем Бонни. Беннетт же была, скорее, сторонним наблюдателем, хотя и не менее приветливой и дружелюбной, чем подруга. Елена чувствовала, что даже после этого короткого разговора, не говоря уже о предстоящей вечеринке, ей понадобится время, чтобы все «переварить», но внутри ее отчего-то не покидала удивительная легкость. Наверное, она была именно тем, что она искала после всего произошедшего. Солнце, океан, престижный университет, дружелюбные одногруппницы, а впереди — еще два насыщенных года. Вот только думать о том, что будет дальше, не хотелось: кажется, впервые Елена наслаждалась тем, что происходило здесь и сейчас.

***

— Как думаешь, это нормально, что приезжали мы сюда с двумя чемоданами, а возвращаемся с четырьмя? Деймон скептически изогнул бровь и обвел взглядом президентский люкс отеля, в котором они с Ребеккой жили весь прошедший месяц, напоминавший скорее одну из спален жены одного из французских императоров. Взгляд автоматически зацепился за те самые четыре больших чемодана, которые были почти собраны. — Как по мне, в Париже — абсолютно нормально, — усмехнулась Ребекка. — Правда, думаю, за перевес придется все же доплатить. Деймон взял в руки два чемодана и поднял их, отчего на тыльной стороне ладоней у него моментально вздулись вены. — Ну так, фунтов на девяносто потянут**, — сказал он. — Ладно, черт с ним. Сальваторе отставил чемоданы и подошел ближе к Ребекке которая все еще была одета в легкий черный пеньюар, и, прищурившись, посмотрел на балкон, откуда, как на ладони, открывался весь окутанный светло-серой дымкой Париж с Эйфелевой башней в самом его центре. — Знаешь, я буду скучать по Франции, — вдруг сказала Ребекка, повернувшись к нему. — Не жалеешь, что этим летом мы не поехали на море? — переведя взгляд на девушку, спросил Деймон. — Жалеть о проведенном месяце в Париже с тобой? Я не сумасшедшая, — усмехнулась Ребекка. — Я рад, — прошептал Сальваторе, и его пальцы скользнули вниз по пояснице девушки, отчего по коже в одно мгновение пробежали мурашки. Он медленно, секунда за секундой, покрывал ее нежную кожу поцелуями. И, хотя их рейс был через три с половиной часа и скоро нужно было выезжать в аэропорт, думать об этом сейчас совершенно не хотелось. — Деймон, — простонала Ребекка, схватившись за рукав его рубашки. — Рейс… — только и смогла выдохнуть она. — До него еще уйма времени, — сквозь зубы процедил Деймон, — такси скоростные, а пробок в это время не бывает. К тому же, я люблю этот пеньюар. А еще лучше, когда ты без него. — Деймон, — из груди вырвался нервный смешок: было щекотно. — Какой же ты… Ребекка остановилась на полуслове, застыв и пристально глядя в его глаза. Какой он? Ответ на этот вопрос она не могла дать даже сейчас, спустя почти четыре года отношений. Сейчас, зная друг друга до мелочей, будучи способными безошибочно ответить на вопрос о любимом времени суток, цвете, фобиях друг друга, они оставались друг для друга самой главной загадкой. И где-то в глубине души они оба понимали: возможно, разгадать ее так не удастся никогда. Это и привлекало. Заводило. Разжигало внутри безумный огонь, погасить который, лишь оказавшись рядом друг с другом, они были не в силах. Все вокруг считали, что Деймон и Ребекка идеально друг друга дополняют: взбалмошный, резкий, амбициозный Деймон вряд ли бы хотел видеть рядом с собой ничем не приметную серую мышь. Ребекка такой и не была. Кэролайн после знакомства с ней в разговоре с братом назвала ее Деймоном в юбке — и оказалась абсолютно права. В своей упрямости и дерзости, порой совершенно неуправляемой, Ребекка ничуть не уступала Деймону. Она знала себе цену и умело пользовалась этим. Деймон всегда думал, что одинаково заряженные частицы неизменно отталкиваются друг от друга, но, встретившись с Ребеккой, понял: все это псевдофилософская чушь. Она была похожа на него, как две капли воды, и его тянуло к ней, словно магнитом. Как в самом сильном наркотике, они нуждались друг в друге еще и еще, день за днем, хотя во время их ссор, которые были такими частыми, в стену неизменно летела посуда. Мир взрывался яркими вспышками, когда эти параллельные вселенные все же соприкасались, и отказаться от этого было уже невозможно. Любили ли они друг друга? Странно, но этим вопросом ни Ребекка, ни Деймон не задавались ни разу на протяжении этих четырех лет. Возможно, оттого, что они не были воспитаны на сказках о любви, с размышлениями об этом чувстве, всем кажущемся высоким и таким необходимым. Слова в их отношениях играли самую последнюю роль. — Да, вот такой у тебя жених, — на губах Деймона появилась его фирменная кривоватая довольная улыбка. — Привыкай. — Никак не могу привыкнуть называть себя невестой, — призналась Ребекка. — Совсем скоро я назову тебя женой, — прошептал Деймон, обдав горячим дыханием мочку ее уха. — Уверен, это понравится тебе больше. — Ты чертовски прав, — усмехнулась девушка, вновь прильнув к его губам. Сопротивляться было невозможно, когда она смотрела в его чистые голубые глаза, напоминавшие осколки драгоценного камня, в которых, казалось, было вполне возможно увидеть собственное отражение. И сколько бы времени они ни провели вместе, Ребекке хотелось лишь большего. Ей не нужны были нежность и ласка. Ей были нужны твердость, властность, сила, которая была бы способна обуздать ее саму. В Деймоне она все это нашла. — Давай съездим сюда на Рождество? — вдруг негромко сказала Ребекка, когда в комнате царила тишина, пока они с Деймоном пытались привести дыхание в норму. — Только за, — Деймон улыбнулся. — Знаешь, — вдруг задумчиво произнес он, — было бы здорово показать Париж нашим детям. Ребекка внимательно посмотрела ему в глаза. — Ты хочешь детей сейчас? — Не сейчас, — мотнул головой Деймон. — Но через пару лет… Сделаешь мне такой подарок, м? Деймон коснулся щеки Ребекки ладонью и, убрав прядь ее рассыпавшихся по оголенным плечам волос за ухо, снова прикоснулся к ее губам. — С удовольствием, — шепнула Ребекка. Они продолжают целоваться, не желая отпускать друг друга ни на шаг, и время начинает течь словно бы параллельно им. Они едва успевают принять душ, переодеться и окончательно упаковать чемоданы, когда услужливый портье оказывается у двери их номера с известием о том, что такси уже ждет их внизу.Почти двенадцать часов полета проходят под разговоры, какие-то комедии, скачанные Деймоном на планшет перед его поездкой во Францию, и музыкой на два уха. — У тебя какие-то наушники странные, — жалуется Ребекка, в который раз пытаясь зафиксировать наушник. — Выпадают. — Это у тебя уши странные, — фыркает Деймон, и блондинка несильно пихает его в плечо, но в конечном итоге он отдает оба наушника ей, а сам устраивается, откинувшись к стенке, с электронной книгой. На шее болят совсем свежие засосы, и Деймон, видя, как Ребекка пытается скрыть их под легким шарфом, едва заметно улыбается. Он притягивает ее поближе к себе и, чувствуя, как Ребекка, утомленная многочасовым перелетом, кладет голову ему на грудь, легонько целует ее в затылок. Ее волосы пахнут корицей, и этот запах почему-то очень знаком ему. Он кружит голову, он дурманит, он так сильно манит. Это любовь? Быть может. А может быть, она им вовсе не нужна. — Я даже не знал, что к нам прибудет такая делегация, — с улыбкой сказал Деймон, когда, прилетев, в аэропорту увидел отца и младших брата и сестру. — Прости, такое событие упустить не могли, — ответил Джузеппе. Деймон замирает на секунду, глядя попеременно то на отца, то на Кэролайн, то на Стефана, и сердце в груди вдруг начинает биться быстрее. Деймон не говорит ни слова, а просто, сделав шаг вперед, крепко обнимает отца. — С возвращением, сын, — шепчет ему Джузеппе, и Деймон лишь кивает головой. И хотя мужчины в семье Сальваторе никогда не отличались эмоциональностью, все это продолжается несколько минут: Деймон и Ребекка попеременно обнимаются со всеми родственниками, смеются, и чувствуют, что, несмотря на поздний вечер, усталости совсем нет. Деймону отчаянно кажется, что все очень сильно изменилось за то время, что он провел во Франции: стойки информации в аэропорту перенесли в другой зал, Стефан набрал несколько килограммов мышечной массы, Кэролайн чуть осветлила волосы, отец стал больше улыбаться… Деймона забавляли эти мысли, и он понимал, что, не будь этого расставания длиной в семь месяцев, ничего этого он бы точно не заметил. — Прекрасно выглядишь, Бекка, — улыбается Стефан, по-дружески целуя Ребекку в щеку. — С вас фотографии и подробный рассказ о Нотр-Дам де Пари, — безапелляционным тоном заявляет Кэролайн, и Ребекка и Деймон, улыбаясь, кивают. — Почти вся семья в сборе, — негромко говорит Джузеппе. — Не хватает только Кая, Бонни и Мередит. — Думаю, я смогу исправить это в субботу, — с улыбкой отвечает Деймон. Ни отец, ни Стефан и Кэролайн пока не знали, какую тайну с собой привезли из Парижа Деймон и Ребекка, но в глубине души, несмотря на все противоречия с семьей Майклсонов, он чувствовал: его семья поддержит его. Впереди им с Ребеккой, наверное, предстояло нелегкое хлопотливое время, но сейчас думать об этом не хотелось. Они наконец-то дома. И это самое главное.