— Джузеппе, ты весь на нервах. Не переживай так.
Разливая по чашкам ароматный свежезаваренный чай, Джо тщетно пыталась успокоить брата. Спустя почти сорок лет, когда у них уже давно были собственные семьи, а дети выросли, ничего не изменилось: Джузеппе точно так же, как и тогда, когда был двадцатилетним парнем, тревожась о чем-то, не зная, как поступить, приходил к своей сестре — даже не ища совета и не требуя какой-то помощи, просто чувствуя, что он может доверить ей все, что его беспокоило. И как бы сильно Джузеппе ни был зол, растерян или огорчен, ему всегда становилось легче после такого нехитрого ритуала — чашки чая, любимой шарлотки, которая так хорошо удавалась Джо, и простого спокойного разговора с сестрой, двери дома которой всегда были для него открыты.
По кухне разнесся приятный мятный аромат, который очень хорошо ощущался в воздухе, даже несмотря на приоткрытое окно.
— Согласна, Деймон перегнул палку тем вечером, — сказала Джо, разрезав шарлотку и сев за стол. — Но ты же знаешь его характер. Он вспыльчив, невыдержан, ему трудно держать эмоции в себе.
— Наверное, в тридцать два года уже пора бы научиться это делать, — раздраженно пробормотал Джузеппе.
— Он сам как-нибудь объяснил это? Вы разговаривали с ним об этом?
— Да, разговаривали, — Джузеппе кивнул. — Деймон уверен, что Роуз со мной из-за денег. Собственно, видимо, поэтому он решил разобраться с этой ситуацией по-своему.
В голосе брата Джо едва ли не впервые слышала такую злость, и сначала ей не верилось, что он говорил так о Деймоне: старшего сына он очень любил.
— Это уму непостижимо, — с разочарованием произнес Сальватор. — Я знаю характер Деймона, он действительно никогда не скрывает того, что думает, но это… Это какой-то детский сад. И я ума не приложу, что с этим делать.
Джузеппе с шумом выдохнул и потер лоб.
— Мало этой истории с Майклсонами, у которых событие, которое должно объединять, превращается в сплошную нервотрепку и раскалывает семью на две части… Я не хочу, чтобы то же самое происходило в моей семье.
Джо молчала на протяжении нескольких секунд, словно обдумывая то, что хотела сказать. Поднимать эту тему она боялась и не хотела, но сейчас понимала, что поделиться своими мыслями с Джузеппе должна — быть может, это как-нибудь помогло бы разрешить ситуацию, сложившуюся в семье.
— Джузеппе, — наконец позвала она, и мужчина поднял на нее глаза. — А ты… Уверен, что Деймон действительно так считает?
Джузеппе пристально посмотрел на Джо.
— Что ты имеешь в виду?
Джо на мгновение опустила взгляд, задумчиво вертя в руках чашку, а затем вновь взглянула на него.
— Просто… На протяжении двадцати трех лет… Ты был один. Понятие «мать» для Деймона, Стефана и Кэролайн стерлось еще в детстве, они никогда после Лили не видели рядом с тобой женщину, которую могли бы так назвать. И вот сейчас, практически в один момент — по крайней мере, для них — все изменилось.
Чем больше говорила Джо, тем сильнее Джузеппе хмурился — то ли оттого, что вспоминать историю, произошедшую двадцать три года назад, он не хотел, то ли потому, что не совсем понимал, о чем она ему говорила.
— Ты хочешь сказать, что это ревность? — помолчав, спросил он. — Это же бредово, — мотнул головой Джузеппе, но его слова прозвучали настолько неуверенно и тихо, что казалось, что он хочет убедить в том, что говорит, в первую очередь себя. — Деймон — взрослый человек, да и для меня те времена, когда я искал не только жену для себя, но и мать для него, Стефана и Кэролайн, давно прошли… Понятно же, что Роуз никому никого заменять не будет…
— Не ревность, — ответила Джо. — Обида.
Джузеппе вопросительно посмотрел на сестру.
— Вспомни, как Деймон и Стефан тяжело переживали уход Лили, — негромко сказала Джозетт.
Сальватор отвел глаза. Он старался не возвращаться в те дни даже в мыслях: эти воспоминания стали для него оружием, против которого он не мог бороться. Годы шли, и порой казалось, что время немного притупляло боль, а огромную дыру, оставшуюся в душе, заполняли другие люди. Однако эта боль возвращалась в одно мгновение, стоило ему лишь вспомнить такой простой вопрос, который ему задал Стефан:
мама ведь скоро вернется? — и его полные надежды зеленые глаза.
— Кэролайн ее почти не помнит, ей был всего год. Но Деймон и Стефан… Они были в достаточно сознательном возрасте.
Джо вздохнула.
— Джузеппе, ты — замечательный отец. Ты дал своим детям всё. Но ни ты, ни я, ни кто-либо другой не смог бы заменить им мать. Они пронесли это через детство, через всю свою жизнь. И, я уверена, эта рана болит до сих пор. Как бы они это ни пытались скрыть, какими бы взрослыми и самостоятельными они ни были.
Джузеппе почувствовал, как закололо где-то в области сердце. Он устало провел ладонями по лицу. Он прекрасно понимал: Джо абсолютно права. И в глубине души больше всего на свете он хотел бы это изменить — но, наверное, не смог бы никогда.
— Возможно, именно поэтому Деймон сейчас так реагирует на это. У тебя появился шанс создать полноценную семью. Если у вас с Роуз будут дети, — у них тоже будет полная семья, с мамой и папой. Деймон оказался лишен этого в девять лет. И у него этого больше не будет никогда.
Джузеппе молчал, глядя куда-то в пустоту, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— И что мне теперь делать?.. — обессиленно выдохнул он.
Джо положила руку ему на плечо.
— Поговори об этом с Деймоном. Он закрытый, но…
Женщина подняла глаза, и в этот момент их с Джузеппе взгляды встретились.
— Вы самые близкие друг другу люди. Я уверена, что если вам удастся поговорить без вашей бесконечной упертости, — услышав эти слова, Джузеппе едва заметно улыбнулся, — спокойно, — он не будет скрывать от тебя правду. Может быть, если вы вдвоем открыто обсудите это, тогда вам обоим станет легче.
Джузеппе потер похолодевшие руки, но не ответил ничего. На какое-то время в помещении повисла тишина, которую прервал короткий звонок в дверь.
— Это, наверное, Кай, — встрепенулась Джо, памятуя о том, что накануне говорила сыну, что собирается испечь шарлотку с корицей, которую он очень любил, и предложила ему заехать на чай перед работой.
Открыв дверь и увидев перед собой Кая, Джо поняла, что не ошиблась.
— Доброе утро, мам, — улыбнулся он, поспешно неуклюже поцеловав ее в щеку. — Как настроение с утра пораньше?
Темно-синий комбинезон, черный бронежилет, на котором большими желтыми печатными буквами было выведено «полиция», ботинки, напоминавшие армейские, — Кай был в полном обмундировании. Сейчас Джо ловила себя на мысли, что так и не привыкла видеть его в такой форме, — и сама до конца не понимала, почему. Всегда веселый, беззаботный, порой очень рассеянный, временами безрассудный, Кай был из разряда людей, которых обычно называют «большими детьми», — и точнее этого определения для него, наверное, не было. Именно поэтому, наверное, каждому из семьи Сальваторов так сложно было связать образ парня, который ночами пропадал в ночных клубах, а на кухне был способен легко перепутать солонку и сахарницу и даже сначала не заметить этого, с такой ответственной и опасной профессией. Когда Кай после окончания школы принял решение поступать в полицейскую академию, Джо была в шоке: о том, что он может выбрать именно такой путь, у нее не было даже мыслей. Она пыталась отговорить Кая от этого решения, но он оставался непреклонен. Когда он начал учебу в академии, а затем уехал на стажировку, Джо провела не одну бессонную ночь в страхе за сына. И хотя работа полицейского в реальности отличалась от голливудских боевиков со взрывами, бесконечными погонями и перестрелками, она понимала: пусть не каждый день, но такое случается. Она всеми силами старалась отгонять от себя словно яд, проникавшие в кровь самые худшие мысли. Однако получалось не всегда.
Но Кай был по-настоящему счастлив. Лишь начав учиться в академии и попав в эту атмосферу, он понял, что сделал абсолютно правильный выбор и заниматься чем-то другим уже вряд ли сможет. Пять лет учебы, экзамены, патрулирования, спецзадания, стажировки, — жизнь закружилась в безумном вихре, и Кай чувствовал, что именно такой ритм был ему нужен. И материнское сердце Джо стало биться спокойнее лишь тогда, когда она услышала, с каким упоением и искренним блеском в глазах Кай рассказывал о работе в Лос-Анджелесском департаменте полиции, насколько гордился своим званием офицера. Лишь с того момента стало чуть легче принять выбор Кая. И вместе с этим он остался прежним — все тем же балагуром и заводилой, в котором жил озорной мальчишка, еще неготовый взрослеть. Кай всегда со смехом повторял, что полицейская форма отлично помогает «клеить девчонок», как выражался он сам, и шутил, что они и с Бонни начали встречаться после того, как она увидела его в парадном обмундировании. Как два этих человека уживались в нем одном, было загадкой, но разгадывать ее совершенно не хотелось: ни один из его родных или друзей не мог подумать о том, что Кай может быть каким-то другим.
— Ну, я сегодня с утра принимаю гостей, так что бодрее некуда, — усмехнулась Джо.
Сначала Кай не понял, кого Джо имела в виду, кроме него, но, когда он прошел в кухню и увидел Джузеппе, ему все стало ясно.
— О, привет, дядь, — поздоровался он, протянув Джузеппе руку, и тот, пожав ее, с улыбкой кивнул.
— А ты чего без Бонни? — спросил Джузеппе.
— На базе университета сейчас проходит какая-то научная конференция, у них все расписание сдвинулось, и половину пар отменили.
— А, припоминаю, Уэс рассказывал мне о ней, — кивнул Сальватор, сделал несколько глотков чая.
— Я забыл, что Бонни сегодня вообще к третьей, завел будильник на семь. Выслушал кучу мата и подобру-поздорову поехал сюда, пока она окончательно не проснулась, — хохотнул Кай. — Ну что, как там твои итальянцы? — спросил он, пока Джо наливала ему чай.
— С моими итальянцами все о’кей, — со смехом ответил Джузеппе, показав соответствующий жест. — На следующей неделе едем со Стефаном заключать контракт.
— Это, получается, ты наконец-то построишь отель на исторической родине? — Кай улыбнулся.
— Ну, лет этак через пять, — Джузеппе перевел взгляд наверх, а затем вновь посмотрел на племянника, — получается, что так.
— Пригласишь нас? — с улыбкой спросила Джо, поставив перед Каем чашку.
— Обижаете, — развел руками Джузеппе. — Заодно оцените.
В этот момент Кай, почувствовав, что дышать стало труднее, достал из одного из карманов флакончик с сосудосуживающим препаратом.
— Ты все-таки недолечил простуду? — Джо, покачав головой, с укором посмотрела на сына.
— Долечил, — отозвался тот, — только теперь привык к этим драным сосудосуживающим, без них нос закладывает. Сегодня вечером как раз иду к ЛОРу, может, посоветует что-нибудь.
За чашкой чая и фирменной шарлоткой Джо время начинает течь незаметно. Кай делится с матерью и дядей планами съездить с Бонни на выходных ко Дню Благодарения в Сан-Франциско, и Джузеппе, уже словно на автомате, выдает ему по памяти список гостиниц, где им можно было бы остановиться, а Кай, внимательно слушая и запоминая, записывает их названия к себе на смартфон. Они попеременно рассказывают друг другу о своей работе — Джузеппе о какой-то делегации арабов, с которой им со Стефаном пришлось работать без переводчика, Кай — о недавнем патруле, Джо — о том, что в больнице, где она работает, установили новый аппарат МРТ, и каждому из них действительно интересно то, о чем рассказывает другой. В какой-то момент Каю кто-то звонит на мобильный, и он, лишь успев ответить трудно различимое «да» из-за набитого шарлоткой рта, внимательно выслушивает собеседника, тщетно пытаясь прожевать и как-нибудь проглотить огромный кусок, а затем, оставив эти попытки, без тени смущения устало говорит: «Слушай, по-братски, иди в зад, а?». В ответ на вопрос о загадочном абоненте Кай рассказывает историю о соседе, рядом с машиной которого во дворе дома, в котором Бонни и Кай снимали квартиру, по несчастному стечению обстоятельств кто-то ставил автомобиль таких же марки и цвета, что и у Кая, загораживал Джеку — так звали того самого соседа, — выезд. Именно поэтому Джек каждое утро звонил Паркеру с требованием отогнать машину. Все объяснения Кая о том, что он уезжает на работу гораздо раньше, не действовали, а в это утро вовсе разбились о железный аргумент, согласно которому Кай вообще ездит на служебной машине, в то время как его собственная стоит во дворе и загораживает выезд для остальных. Именно это, по всей видимости, и стало последней каплей для Кая, который без тени сомнения отправил соседа по, судя по всему, правильному адресу.
Вспомнить о времени их заставил только характерный сигнал, раздавшийся на рации у Кая, оповещавший о начале рабочего дня. Джузеппе и Кай, поблагодарив Джо за такое утреннее чаепитие и попрощавшись с ней, вышли из дома вместе.
— Дядь, ты из-за Роуз и Деймона как в воду опущенный ходишь?
Такой вопрос Кая, который он задал в лоб, заставил Сальватора на несколько секунд опешить. Джузеппе внимательно посмотрел на племянника.
— От полицейского невозможно что-то скрыть? — спросил он.
— Даже не пытайся, — усмехнулся Паркер.
Джузеппе вздохнул, но ничего не ответил.
— Это все фигня, — сказал Кай. — Ты же знаешь, Деймон не такой говнюк, чтобы пытаться помешать твоей свадьбе. Может, вспылил немножко. Это пройдет, вот увидишь.
Уголки губ Джузеппе изогнулись в улыбке. Кай говорил об этом так легко и просто, и казалось, что он действительно прав. В это хотелось верить.
— Спасибо, Кай, — сказал Джузеппе. — Я надеюсь.
— Выше нос. У тебя невеста как из голливудских фильмов, — Паркер совершенно по-ребячески подмигнул, и от этого Джузеппе почему-то захотелось рассмеяться.
Кай, хлопнув его по плечу, попрощался с ним и пошел к своей машине. Напоследок он махнул рукой из открытого окна автомобиля. Джузеппе с улыбкой кивнул ему и, тронувшись вслед за ним, взял курс на даунтаун.
***
— Елена, поверь, мы — не враги. И я не хочу, чтобы мы ими когда-нибудь были.
Ребекка не прятала взгляд и смотрела Елене в глаза, оставаясь предельно открытой — настолько, насколько позволяли их отношения. Елена не знала, что произошло, но, еще пару часов назад отчаянно пытаясь побороть дрожь во всем теле, отправляясь в кафе, где они с Ребеккой договорились встретиться, сейчас она чувствовала себя спокойно. Она долго думала о том, принять ли предложение Ребекки встретиться, и обо всем рассказала Кэролайн. Та оставила окончательное решение за Еленой, но отнеслась к новости совершенно спокойно и, пожав плечами, лишь сказала, что, может быть, это к лучшему и поможет что-то прояснить.
На свой страх и риск Елена согласилась.
Ребекка была совершенно не такой нервной и грубой, какой ей показался Деймон, и оказалась совсем не такой заносчивой и высокомерной, какой виделась Елене тогда, в баре, в тот вечер, когда они познакомились. Ребекка ничего не требовала от нее и ни в чем ее не обвиняла, хотя было видно, что она обескуражена происходящим ничуть не меньше Сальваторов. Она была вполне приветлива и дипломатична, первая предложила перейти на «ты», и то, какой Елена увидела Ребекку сейчас, совершенно не вязалось у нее в сознании с образом стервы, какой она показалась ей на той вечеринке. У Елены промелькнула мысль о том, что, быть может, Деймон был неправ в своих суждениях по поводу семьи Майклсонов. Однако в этот же момент Елена вспомнила фразу Кэролайн:
Наверное, нельзя так говорить про своих будущих вроде как родственников, но Ребекка и Майкл там реально самые адекватные.
«Что ж, наверное, мне действительно повезло, что со мной связалась Ребекка, а не Клаус или Эстер», — с усмешкой думала Гилберт.
Елена сама не знала, почему, но Ребекка где-то глубоко на подсознательном уровне вызывала у нее доверие. Быть может, это было из-за построенного сознанием ассоциативного ряда: Ребекка — невеста Деймона, и, по логике, они должны быть за одно, Деймон — сын Джузеппе и брат Кэролайн, а значит, они вряд ли причинят какое-то зло. Впрочем, о том, что Деймон не будет чинить ей никаких препятствий, Елена думала даже не потому, что он был из семьи Сальваторов: он всеми силами пытался остаться в стороне, и в том, что происходящее и она сама ему безразличны, у нее сомнений не оставалось. А может быть, подо всеми этими мыслями не было никаких оснований, и все, что сейчас Елена чувствовала по отношению к Ребекке, было вызвано лишь ее поведением.
— Я лишь хочу понять, как вы связаны с Майклом.
Ребекка ни разу не упомянула деньги — она говорила только об отце и своей семье. И это подкупало.
Елена нервно пожала плечами.
— Я не раз говорила об этом со своими родителями, но они никогда не были знакомы с Майклом, не говоря уже обо мне самой.
Гилберт опустила глаза и, помолчав, несмело произнесла:
— Ты думаешь, что мы…
— Деймон тоже считает, что это бред, — задумчиво усмехнулась Ребекка. — Но, честно, я не знаю, какой вариант здесь возможен еще. Если исходить из письма отца, конечно.
— Может, это письмо — вообще подделка… — пробормотала Елена.
— Есть завещание, — развела руками Ребекка. — Вряд ли бы папа намеренно оставлял наследство тому, кого не знал вообще.
Сколько раз за последнее время Елена слышала эту фразу… Завещание, завещание, завещание. Именно оно стало началом того безумия, которое происходило сейчас. Последняя воля Майкла — человека, которого она никогда не знала, которого даже ни разу не видела. И именно этот человек смог в один момент перевернуть ее жизнь с ног на голову. Сейчас ей хотелось одного: сжечь это завещание к чертовой матери, будто его никогда и не было, забыть обо всем этом, как о глупом сне, и больше никогда не возвращаться в эти дни. Учиться в университете, ходить на вечеринки, не ломать голову над новой загадкой, который приносил каждый новый день, чувствуя себя героиней второсортного детектива, не раздражать Деймона. А еще — посмотреть в глаза Майклу, которого она сейчас уже начинала ненавидеть.
«Да черт знает, какие причуды в голове у миллионеров», — пронеслось в голове у Елены.
Она с самого начала их разговора с Ребеккой хотела спросить ее о Клаусе и Эстер, вот только как это правильно сделать, — не знала.
«Не спрашивать же: «Ребекка, а Эстер и Клаус не придут ко мне ночью с автоматами с просьбой вернуть эти двести миллионов?» — мысленно раздраженно рассуждала Елена.
Однако все получилось как-то само собой.
— Твои брат и мать… — пробормотала Елена, вновь опустив взгляд на чашку кофе, стоявшую перед ней.
Договорить она не успела.
— Они шокированы происходящим ничуть не меньше нашего, — ответила Ребекка. — Но сейчас нас с ними волнуют… Скажем так… Разные вещи.
Эта фраза насторожила Елену. Пальцы похолодели, и она подняла глаза на блондинку, но спросить о чем-то не осмелилась. К тому же, услужливая память через пару секунд вновь вернула ее к разговору с Деймоном, который рассказал ей о том, что Майкл почему-то поделил бизнес между Ребеккой и сыном от первого брака, оставив таким образом Клауса ни с чем.
— Мы не можем быть родственниками.
Елена сама не заметила, как произнесла эти слова — совершенно спокойно, твердо, уверенно, так, что этим была удивлена, кажется, сама Ребекка.
— Мы с семьей всю жизнь жили в Эдмонтоне, это за несколько тысяч километров отсюда. Это же абсурд! — воскликнула Елена. — Единственное, что я могу допустить, — это то, что мои родители были знакомы с Майклом и по какой-то причине солгали мне. Но то, что он был мне близким родственником…
— Елена, есть только один способ проверить это.
Елена перевела взгляд на Ребекку, и их глаза встретились.
— Анализ ДНК.
Сердце, пропустив несколько ударов, забилось с немыслимой скоростью, а к щекам прилила кровь. Елена, словно на автомате, начала мотать головой.
— Мои родители…
— Дело не в твоих родителях, — сказала Ребекка. — Я же не говорю о том, что Майкл — твой отец и других вариантов быть не может. Вы могли иметь других общих родственников, пойми это, Елена. И тогда в завещании Майкла и его письме многое становится понятно.
Елена сама не знала, почему ее так испугало предложение Ребекки. Ей казалось, что она знала о своей семье все, и другой истины быть не может. Однако сейчас в один момент вся ее жизнь до этого казалась такой хлипкой, словно ее очень легко можно было разрушить.
Елена молчала.
— Елена, ты ведь хочешь узнать, как ты связана с Майклом?
Елена вновь подняла взгляд на Ребекку.
— Да.
— Пока это самый достоверный и доступный способ.
В какой-то момент Елене показалось, что она оказалось под невидимым, но очень прочным куполом из собственных мыслей. В голове закружились вопросы:
а что, если?.. как тогда быть? каким может быть итог?
И ни на один из них ответа не было. Однако вместе с этим Елена понимала, что Ребекка права: этот тест даст ответы на многие другие вопросы.
Душа в этот момент словно разделилась на две части, и какая была сильнее, Елена не понимала. С одной стороны, наверное, в ее жизни никогда не было желания сильнее, чем-то, которое завладело ею сейчас, — все выяснить и как можно быстрее покончить с этой историей. Но с другой стороны, о чем-то узнать Елена боялась. У этой медали было две стороны: если бы оказалось, что Елена и Майкл — родственники, это закрыло бы тему с завещанием, но при этом породило бы множество вопросов, касающихся семьи Гилбертов, и наоборот, — для Елены было бы спокойнее, если бы ее мысли о том, что она не имеет никакого отношения к семье Майклсонов, подтвердились, но тогда клубок загадок, связанных с личностью Майкла, запутался бы еще сильнее.
Елена молчала, вертя в руках чашку, кажется, не замечая, как фарфор обжигает пальцы. Ребекка прекрасно видела ее смятение и понимала: Елена чего-то боится, а значит — в чем-то все же сомневается.
— Тебе, наверное, нелегко будет принять решение прямо сейчас, — наконец сказала Ребекка. — Я не буду тебя торопить, но… Пожалуйста, подумай над этим, — попросила она.
И именно в этот момент сквозь Елену будто бы прошел заряд тока. Она не знала, что заставило ее произнести эти слова, какая сила все-таки одолела, но в этот момент желание знать правду, какой бы она ни была, загорелось в ней, словно яркое пламя, и ей казалось, что она сама не заметила, как едва слышно проговорила:
— Хорошо. Я согласна.
***
После встречи с Еленой, ближе к вечеру, Ребекка поехала к Эстер — та попросила ее привезти несколько препаратов, прописанных врачом. У матери она не задержалась: то ли сказался напряженный рабочий день, то ли это происходило из-за пока что тяжело протекавшей беременности, но она опять почувствовала жуткую сонливость. Приехав домой, даже толком не поужинав, Ребекка легла спать.
Ребекка проснулась от острой боли, в одну секунду словно парализовавшей весь низ живота. В легких стало не хватать воздуха. Ребекка мгновенно распахнула глаза, но сначала не поняла, что произошло. В спальне было темно: судя по всему, уже наступил вечер. Девушка машинально положила ледяную ладонь на живот, и через несколько секунд спазм, кажется, прекратился. На протяжении какого-то времени Ребекка боялась двигаться, но дышать по-прежнему было тяжело. Хотя в помещении было темно, руки и ноги очень быстро похолодели, несмотря на то, что она была укрыта одеялом. Постепенно ясность сознания возвращалась. Дома было тихо: по всей видимости, Деймон еще не вернулся с работы.
Ребекка пыталась отдышаться, но сердце все равно колотилось в бешеном ритме. Подождав несколько минут, она попробовала приподняться на локтях, чтобы включить свет хотя бы у прикроватной тумбочки, но едва она дотронулась до выключателя, живот вновь скрутило такой болью, что на несколько секунд автоматически ослабли все мышцы, и Ребекка вновь опустилась на подушку, чуть не ударившись головой. Казалось, что в живот раз за разом вонзают обоюдоострый кинжал, вынимая его, а затем всаждая еще глубже. В глазах потемнело.
Ребекка не понимала, что с ней происходило, но душу объял совершенно дикий, животный страх, от единственной мысли, которая билась в голове в этот момент.
Как можно аккуратнее, превозмогая боль, одну руку прижимая к животу, Ребекка дотянулась до своего смартфона, лежавшего на прикроватной тумбочке. Пальцы дрожали, а перед глазами все расплывалось, но через несколько секунд она нашла в телефонной книге номер Деймона.
Пока тишину разрезали длинные гудки, она молилась только об одном: чтобы он ответил и сейчас был рядом с домом.
Первый гудок. Второй. Третий.
«Пожалуйста, ответь…»
Четвертый. Пятый.
— Да, Бекс, привет.
Голос спокоен, а на фоне слышится шум мотора. Значит, он уже едет домой.
— Деймон, — сухими губами прошептала Ребекка. — Деймон, где ты?
Голос Ребекки был едва слышен, и внутри прозвенел звоночек: что-то не так.
— Я в районе Гранд-авеню, тут была пробка небольшая, но я уже выехал… Минут через пятнадцать буду дома. А что случилось, Бекс?
— Деймон, пожалуйста, приезжай побыстрее, — умоляла Ребекка. — Я… Я не знаю, что произошло… Очень сильно болит живот…
Деймон почувствовал, как руки похолодели.
— Что? Ребекка, что случилось?
— Я приехала домой и сразу уснула, — сквозь зубы проговорила Ребекка. — А сейчас проснулась… Боль просто адская, как будто нож в живот воткнули…
Деймон стиснул зубы и нажал на педаль газа. Он поймал себя на мысли, что сейчас ему очень страшно задавать этот вопрос, но все-таки озвучил.
— Кровь есть?
— Деймон, я не знаю. Я не могу пошевелиться. У меня такое ощущение, что я даже ног не чувствую, очень сильно болит…
«Проклятье!» — мысленно выкрикнул Деймон.
— Ребекка, не двигайся, я скоро буду. Ты слышишь меня? Я сейчас приеду.
Ребекка лишь выдохнула едва различимое «да».
Деймон положил трубку и, стиснув руль с такой силой, что побелели костяшки, вдавил педаль газа практически до упора.
