Soundtrack: Ночные снайперы — Разбуди меня
«Черт!» — мысленно выругалась Кэролайн, взглянув на наручные часы.
Лос-Анджелес. Рабочий день. Вроде бы все как обычно. Вот только они с Энзо договаривались встретиться в половину седьмого. Сейчас — 18:45*, а рядом — знакомый Файрстоун. До нужного Вестлэйка — еще семь остановок и одна пересадка.
«
Кэролайн, когда же ты уже научишься распределять свое время…»
Рука автоматически потянулась к смартфону, чтобы набрать уже знакомый номер, но судьба в этот вечер, по всей видимости, решила испытать терпение и самой Кэролайн, и Сент-Джона. О глубине прокладки городского метро Кэролайн не знала, но сейчас поняла, что она, вероятно, большая, потому что связь была в полной и безоговорочной отключке.
«Что ж, Энзо, если ты меня все-таки дождешься, то будешь большим молодцом», — мысленно проговорила блондинка, снова убрав смартфон, в один момент ставший бессмысленным, в сумочку, и отправилась в глубь станции.
Разговаривая по телефону, пытающиеся перекричать гул поездов рассеянно смотрящие куда-то вдаль молодые мужчины, сонные малыши-первоклассники, которых, крепко держа за руку, чтобы те не отстали и не потерялись в сумасшедшей толпе, тащили торопившиеся домой родители, вероятно, забравшие их с продленки, возвращавшиеся с занятий студенты, для которых пятница, наверное, только начиналась, зазевавшиеся туристы, только и успевавшие оглядываться по сторонам и смотреть вперед, чтобы не наткнуться на очередного спешившего куда-то пассажира, явно не привыкшие к такому ритму жизни. Парни в спортивных толстовках и кроссовках, мужчины постарше в деловых костюмах и с толстыми портфелями, девушки в легких платьицах и на каблуках, ежившиеся от холода, явно жалея, что оделись сегодня именно так. Кажется, сейчас здесь можно было встретить представителей абсолютно любых слоев населения Лос-Анджелеса. Сколько бы их ни было, какими бы они ни были разными, — каждый из нас ведь хоть раз в жизни спускался в «подземку» в час пик.
Сильнее всего на свете Кэролайн ненавидела тихие безлюдные места. Но сейчас, в этой абсолютно безумной толчее, которая после загруженного рабочего дня раздражала лишь сильнее, на каблуках как-то уворачиваясь от не привыкших смотреть под ноги пассажиров, она уже не в первый раз думала о том, какого черта она оставила свой небольшой, не самый скоростной и «понтовый», но такой любимый Мини Купер на стоянке в кампусе. Но каждый раз, глядя на этот кажущийся бесконечным людской поток, она вспоминала о том, что наверху, на земле, то же самое, только из машин, а значит, смысла садиться за руль не было никакого: мысленно возвращаясь к лос-анджелесским пробкам, Кэролайн понимала, что, если бы сейчас оказалась в одной из них — а это было неизбежно, — то с Энзо они встретились бы лишь ближе к девяти. Было ясно, что никакого другого способа добраться до Вестлэйка не было — разве что по воздуху. И в этот момент Кэролайн вспомнились те самые «Пятьдесят оттенков серого», по которым сейчас сходили с ума, наверное, все девушки ее возраста. Кэролайн терпеть не могла эту книгу, и каждое упоминание этого словосочетания действовало на нее, как красная тряпка на быка, но сейчас она ловила себя на мысли, что совсем не отказалась бы от миллиардера с личным вертолетом. Однако подходящей кандидатуры поблизости не было, а значит, был только один выход: пользоваться благами метрополитена.
Кэролайн была из тех, кто считал, что девушкам вполне позволительно немного опаздывать, но сейчас было понятно, что «немного» затянулось: на часах было 19:10, и ей оставалось лишь благодарить судьбу за то, что кафе, где они с Энзо хотели встретиться, было совсем неподалеку от метро. Как это обычно бывает, когда ты куда-то опаздываешь, все светофоры на пешеходных переходах, как по команде, начали показывать красный свет, а расстояние в пятьсот метров до кафе превратилось в несколько миль из-за постоянно попадавших в швы между бетонными плитами каблуков.
«Все, с завтрашнего дня точно перехожу на кеды!» — мысленно поклялась себе Кэролайн, в третий раз чуть не подвернув ногу и чувствуя, что уже почти не ощущает собственных ног. В северном Вестлэйке было гораздо холоднее, чем в Файрстоуне, и почему, было вполне понятно, однако все равно непривычно: еще буквально вчера можно было спокойно плавать в океане, а сегодня единственное, чего действительно хотелось, — это купить себе какую-нибудь толстую куртку.
Кэролайн никогда не была в этом кафе. Но в нем витал терпкий горький запах крепкого кофе, который обдал ее вместе с приятным теплом, от которого по коже разошлись мурашки, едва она переступила его порог, и ей это, определенно, нравилось. Стефан любил шутить, что путь к сердцу его сестры лежит через кофе, — и, хотя в мире существовало еще несколько вещей, которыми ее можно было бы покорить, она сама могла подтвердить, что это чистая правда. Любовь к этому напитку, как и к вину, была у всех Сальваторов, наверное, семейной: его в огромных количествах, причем абсолютно разные сорта, пил Джузеппе, к нему очень быстро пристрастился Кай, без него не мыслил свою жизнь Деймон. Исключением из этого правила, был, пожалуй, только Стефан, терпкому напитку всегда предпочитавший крепкий английский черный чай.
К собственному удивлению, Кэролайн увидела Энзо практически сразу: как в тот день, когда у них было интервью, он выбрал столик у окна, в отдалении ото всей суеты и шума. У него не было верхней одежды — только темные джинсы и тонкая серая футболка, на фоне которой его кожа казалась еще смуглее.
И хотя Кэролайн было жутко неловко из-за своего сорокаминутного опоздания, первая мысль, когда она увидела итальянца, была вовсе не об этом.
«И как только ему не холодно!» — мысленно с долей какого-то искреннего возмущения воскликнула она, лишь вспомнив о том, какая температура была на улице.
Энзо, скрестив руки на груди, внимательно смотрел в окно, думая о чем-то своем, словно что-то ища там, и находился в этот момент будто бы не здесь. Он встрепенулся, краем глаза увидев рядом Кэролайн.
— Привет, — как-то несмело улыбнувшись, поздоровался он.
— Привет, — кивнула Кэролайн. — Энзо, мне, правда, очень неловко, — искренне призналась она. — Я, наверное, никогда не научусь правильно распределять свое время. Прости меня.
Кэролайн подняла на Энзо смущенный взгляд. В глубине души она готова была увидеть недовольный взгляд или даже обиду, что было бы более логичным для парня, но вместо этого увидела, как он широко улыбнулся.
— Все в порядке, — заверил Сент-Джон. — Присаживайся.
Кэролайн последовала его приглашению, а Энзо, как-то неловко почесав затылок, замолчал, словно думая, должен он говорить то, что хотел сказать сейчас, или нет.
— По правде говоря, я сам приехал только минут десять назад, — признался он. — День сегодня просто сумасшедший.
Кэролайн на мгновение задержала взгляд на нем.
«Вот говнюк!» — пронеслось в голове у нее. «Я тут как угорелая несусь на каблуках с этим долбанным чувством совести, а он сам десять минут назад приехал…»
Однако следующая фраза Энзо изменила ход мыслей девушки и не дала ей рассердиться по-настоящему.
— Я звонил тебе, но у тебя телефон был вне зоны доступа.
Кэролайн закусила губу.
— Точно… — негромко пробормотала она. — Метро — оно такое, — усмехнулась Кэролайн. — А насчет сумасшедшего дня ты точно прав. Порой мне кажется, что-либо меня выпрут из редакции за то, что я готовлюсь к семинарам по истории на рабочем месте, либо выгонят из университета за то, что я ухожу с этих самых пар по истории для того, чтобы работать.
— У вас так серьезно относятся к истории?
— Приходи как-нибудь к нам, и сто пятьдесят магистрантов-первокурсников журфака расскажут тебе об этом, — хохотнула Кэролайн. — От себя лишь скажу, что, пропустив пару, мы должны приносить в университет справку или любой другой документ, подтверждающий то, что это произошло по уважительной причине. Если этого не случается, начинаются разборки с деканатом. А учитывая, что он всегда встает на сторону своих преподавателей, иногда это похлеще, чем какой-нибудь боевик, — усмехнулась она.
— Ты каждый раз просишь у главреда справку о том, что ты работаешь у них в редакции? — изумился Энзо, изогнув бровь.
— Я взяла такую справку под совершенно офигевший взгляд Макферсона только один раз, — ответила Кэролайн, — и сказала профессору, что все случаи моего отсутствия на занятиях будут связаны с этим. Он, кстати, до сих пор размышляет о том, считается это уважительной причиной или нет, — со смехом вспомнила она.
Судя по взгляду Энзо, точно так же, как Кэролайн, так же, как куча ее однокурсников, эта драконовская система не вызвала у него ничего, кроме изумленного вопроса «что за бред?!».
— Знаешь, — наконец сказал он, — мне это напомнило моего математика. Это, правда, было еще в школе… Он устраивал дополнительные занятия в семь утра.
— И ты ходил?
— Я похож на человека, готового вставать в шесть утра ради математики? — развел руками Энзо.
Кэролайн, хихикнув, мотнула головой.
— Правильный ответ, — с улыбкой кивнул итальянец. — Но, по правде говоря, у меня особенно больших проблем с ней и не было… Так что, надеюсь, тот лишний час сна был вполне заслуженным.
Они говорили о всякой ерунде, бегая глазами от одной страницы меню к другой, где все выглядело настолько аппетитно и вкусно, что хотелось плюнуть на спортзал, диеты и совесть и заказать все блюда разом, шутили и смеялись, и в какой-то момент забывали о том, из-за чего решили встретиться.
Они с Энзо заказали по чашке кофе — Сент-Джон — Американо, Кэролайн, любившая виды «помягче», — Флэт Вайт**, — и десерт в виде венских вафлей с клубничным джемом для итальянца и яблочного штруделя для Кэролайн. Только поддавшись желанию съесть что-нибудь сладкое и сделав заказ, Кэролайн вспомнила о том, сколько уже времени и какую калорийную бомбу она заказала, так что мысленно она уже настроилась воскресенье провести в спортзале.
Кэролайн не хотела задавать этот вопрос, и сейчас, наблюдая за Энзо, узнавая в нем того человека, рядом с которым ей было так хорошо, боялась понять, что все-таки ошиблась. Но еще сильнее она не хотела, чтобы этот вопрос повис в воздухе.
Кэролайн была не из робкого десятка, но сейчас отчетливо чувствовала внутри какую-то дрожь.
— Так о чем ты хотел поговорить? — как бы невзначай, но так и не сумев скрыть какую-то робость в голосе, сделав глоток горячего кофе, спросила она.
Конечно, Энзо знал, что рано или поздно им с Кэролайн придется вернуться к этому разговору, но сейчас он на мгновение остановился, думая о том, как ему стоит сейчас вести себя и что сказать. Кэролайн по-прежнему была для него закрытой книгой, и теперь он понимал, что предугадать ее реакцию на его слова он в полной мере не сможет. Однако за то совсем небольшое время общения, что связывало их с Кэролайн, Энзо все-таки понял одну вещь: с такими людьми, как она, лучше просто быть честным.
— Кэролайн, я хотел поговорить с тобой о том вечере в клубе, — сказал он.
Кэролайн чувствовала, как внутри все сжалось и похолодело, но меньше всего она хотела кому бы то ни было — особенно мужчине — показывать свою слабость, робость, неуверенность. И как бы ей ни хотелось сейчас отвести глаза, она этого не сделала. Она смотрела в черные горячие глаза Энзо, в которых горел еще неведомый ей огонек, и видя ее взгляд, определив для себя некоторый путь, по которому он должен был сейчас идти, он чувствовал себя увереннее.
— Я думаю, глупо будет отрицать, что я тогда перебрал, — Энзо пожал плечами. — Тогда всё… Произошло очень быстро, и мы потом… Даже ни разу не пересеклись.
Энзо говорил медленно и осторожно, тщательно подбирая слова, но уверенно, внимательно наблюдая за взглядом Кэролайн, которая в глубине своих небесных голубых глаз скрывала то, что на самом деле хотела сейчас услышать. Однако то, что в глубине души, стараясь скрыть это даже от самой себя, она хотела бы от него услышать, оказалось тем, что он собирался ей сказать.
— Я не хотел, чтобы наше знакомство закончилось вот так, и поэтому предложил встретиться. Кэролайн, я хотел бы извиниться. Если тем вечером я обидел тебя, то это было последним из того, чего я желал.
Кэролайн смотрела в его глаза, и в какой-то момент она почувствовала, как холод, которым свело все внутри, сменился совершенно неожиданно теплом, растекавшимся по пальцам.
Еще пару дней назад абсолютно искренне говорившая Елене о том, что она не представляет, о чем они могут поговорить, Кэролайн действительно не ждала от Энзо этих слов. Просто потому, что понимала: он привык жить совершенно по-другому. И то, что, может быть, обидит ее, покажется чем-то за гранью, для него могло входить в привычку. Однако именно эти несколько слов, сказанные им сейчас, были ей нужны.
— Энзо, мы оба тогда выпили лишнего, — выслушав его, ответила она.
Кэролайн не рисовала в своем воображении прекрасного принца из сказок — знала, что Энзо был не таким. И, более того, теперь она знала, что он, наверное, и не тот простой забавный парень, который чем-то ее привлек в день их интервью. Однако то, как он поступал сейчас, постепенно, очень медленно, но возвращало в душу какое-то необъяснимое спокойствие.
— Поэтому… Давай просто забудем? Ничего не было. Мы просто провели хороший вечер в клубе.
Энзо вновь заглянул в ее светлые глаза и задумчиво кивнул. Голос Кэролайн звучал уверенно и твердо — ее слова были, скорее, не предложением, а самым ярким отражением ее точки зрения на все, что между ними произошло тем вечером. Сейчас Сент-Джон ощутил, как внутри него зажглись два противоположных чувства. С одной стороны, в душе было облегчение: Кэролайн согласилась на встречу, как раньше, была приветлива с ним, и ни одним своим действием не показывала, что произошедшее тем вечером как-то ее задело. Но с другой стороны предложение обо всем забыть имело какой-то горький привкус — ту встречу в клубе Кэролайн действительно считала ошибкой. В глубине души Энзо понимал, что такая реакция с ее стороны будет логична, но какая-то его часть день ото дня все сильнее хотела совершенно иного. Каждая новая встреча с Кэролайн разжигала в его крови безбашенный азарт. И сейчас Энзо с усмешкой чувствовал, что противиться этому он не хочет. И пусть эта погоня будет, наверное, самой сложной. Своего он точно не упустит. И мысль об этом приводила его в какую-то детскую радость, сводила внутри какой-то необъяснимой, но терпкой и этим такой приятной истомой, что думать об этом хотелось снова и снова.
От его мыслей Энзо отвлек звонкий голос Кэролайн.
— Как проходит твоя работа над новым треком?
— Крис говорит, что сейчас у меня уже голос, скорее, пирата с ангиной, чем двадцативосьмилетнего парня, — усмехнулся Сент-Джон. — Бесят его мои сигареты, хотя сам дымит, как паровоз.
Энзо рассказывает ей о том, чем они занимаются в студии, о том, как проходит работа над треком, сокрушается, что, когда они с Крисом встречаются, эта самая работа занимает ничтожно малый промежуток, а все остальное время они либо что-то обсуждают, либо спорят. Сент-Джон недовольно замечает, что теперь все чаще Крис начал приводить ему в пример Лил Уэйна, а сам Энзо рассеянно пожимает плечами и говорит, что особого удовольствия его творчество ему никогда не приносило.
— Панчлайны*** у него хорошие, но флоу****… Тебе нравится он? — Энзо вдруг поднимает на Кэролайн взгляд в полной уверенности, что сейчас получит от нее ответ.
И именно здесь, на этом повороте их разговора их ждет самое интересное.
Благодаря подготовке к интервью с Энзо, Кэролайн, конечно, знала о том, что такое флоу и панчлайны, была знакома с творчеством множества рэперов последних лет пятнадцати. Однако лгать в вопросах творчества, особенно разговаривая с человеком, для которого то, что может стать предметом этой лжи, без прикрас, составляет целую жизнь, она хотела меньше всего. Даже если бы она подробно изучала творчество Лил Уэйна, слушала и анализировала его треки, вряд ли бы ей понравился хотя бы один из них — и дело здесь отнюдь не в панчлайнах и флоу.
— Честно? — поджав губы, спросила блондинка. — Ты говоришь сейчас на иностранном для меня языке.
Услышав эти слова, Энзо на несколько секунд замер. Он, не отрывая взгляд, смотрел в глаза Кэролайн и, кажется, совершенно не верил в то, что она только что ему сказала.
— Для меня хип-хоп — это вообще другая планета, — призналась Кэролайн.
— Ты не любишь его?
Энзо смотрел на нее широко распахнутыми глазами и, хотя в сознании звучали отголоски мыслей о том, что этот вопрос звучит донельзя глупо, сейчас он совершенно не мог перестроиться и до конца осознать то, что ему говорила Кэролайн. Он прекрасно помнил интервью и то, как они обсуждали современный рэп, ее вопросы и то, как уверенно она держалась.
«
Да ты блефуешь!»
— Мне по душе больше электроника.
Казалось, каждая новая фраза Кэролайн просто вводила его в ступор.
— На интервью я подумал совсем иначе, — рассеянно усмехнувшись, наконец сказал Сент-Джон.
— Прийти на интервью с вопросом «а что такое рэп?» было бы прежде всего неуважением к тебе, — ответила Кэролайн.
В голове шумела тысяча мыслей, но Энзо никак не мог отвести взгляд от Кэролайн. Он вглядывался в ее голубые глаза, словно пытаясь понять по ним, что сейчас она лукавит, что на самом деле с хип-хопом, она, конечно, была знакома раньше. Однако вместо этого становилось ясно совершенно противоположное: Кэролайн была с ним честна. И этот совсем небольшой диалог, который сначала отозвался в душе едким чувством какой-то обиды, вновь заставил Энзо посмотреть на эту девушку иначе, узнать ее такой, какой он не знал ее еще пять минут назад. Она не пыталась подстроиться под него, и это с невероятной силой привлекало. Он судорожно прокручивал в голове их интервью и сейчас понимал, что в том огромном количестве информации, которой Кэролайн оперировала, она разобралась за ничтожно малый промежуток времени до такой степени, что стала равным собеседником тому, кто был одержим этим около пятнадцати лет. Это было немыслимо.
— Не посчитай меня нарциссом… — пробормотал Энзо, снова усмехнувшись, — Просто интересно. Как же концерт?
Кэролайн улыбнулась.
— Бонни очень любит рэп, — объяснила она. — Знаешь, что такое женская солидарность?
Энзо открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но замер на несколько секунд и понял, что сказать ничего и не может. Итальянец на мгновение отвел глаза и, с шумом выдохнув, вновь посмотрел на Кэролайн.
«
Женская солидарность», — мысленно усмехнулся он. — «
Черт бы ее побрал!»
— Убила, — подняв руки, капитулировал Энзо, и Кэролайн рассмеялась.
Однако после этого их разговор разгорается лишь с новой силой. И пусть Кэролайн так далека от рэпа, она по-прежнему с неподдельным интересом спрашивает Энзо о работе в студии звукозаписи и взахлеб слушает его, потому что в этот момент чувствует себя близкой к нему самому. И он рассказывает ей о спорах с Крисом и другими своими друзьями-музыкантами, о ночах напролет в обнимку с пачкой сигарет, бумагой и ручкой, о том, что он очень жалеет, что вдохновение на последнюю его композицию не пришло к нему чуть раньше, когда он выпускал свой последний альбом, потому что оказалось так, что именно она сконцентрировала в себе тот настрой, те мысли и переживания, которые он хотел им донести. Вот только теперь — и Энзо даже сам не до конца замечает это — он не говорит ей о диссах, панчах и флоу, — он рассказывает ей о своих эмоциях, которые оказываются понятны ей самой. Кэролайн слушает его, не перебивая, и сейчас чувствует себя близкой к тому, что он ощущает, когда его душа вновь касается музыки. Его черные глаза блестят, и если он одержим ею, то это самая сильная одержимость, самая пьяная, самая прекрасная из тех, с которыми Кэролайн доводилось встречаться. Разобраться во всех этих тонкостях очень сложно, но слушать его рассказ — эмоциональный, страстный — такой, который только хочется еще и еще. Однако незаметно даже для самой Кэролайн разговор вскоре переходит от рэпа к новому выпуску «Billboard», главным героем которого стала Рианна, и к ее личной работе. Они оба даже не замечают, как меняются местами, и вот уже Энзо сидит, молча глядя на Кэролайн, слушая ее, не отрываясь, лишь изредка отправляя в рот кусочек вафли и запивая его несколькими глотками кофе. Это удивительно, но, тем не менее, реально: они едва ли разбираются в том, о чем слушают друг друга, но настолько заряжают друг друга своей энергетикой, что в один момент становится совершенно неважно, что еще несколько минут назад они были настолько далеки от вселенных, с которыми друг друга так легко пересекли. Так же, как это было в день интервью, кофе в чашках очень быстро кончается, а они разговаривают обо всем на свете, словно хотят насладиться этим досыта, хотя сами понимают, что это никогда не будет возможным. Они смеются и дурачатся, а за окном темнеет, и Лос-Анджелес зажигает свои огни.
— Нет, Энзо!
Кэролайн откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди и нахмурив брови. Ее возглас звучит уверенно и так возмущенно, будто Энзо сейчас предложил ей минимум сделку с огромным оборотом наркотиков.
Сент-Джона такая реакция забавляла. Кэролайн вроде бы была настроена абсолютно серьезно и в то же время так сильно напоминала ему ребенка.
— Кэролайн, почему? — искренне изумился он.
— На часах почти девять, а я уже съела штрудель. Вам, парням, хорошо, — вам не надо по утрам влезать в любимые джинсы, — фыркнула блондинка.
— Просто попробуй. Клянусь, ты съешь ложку и о своих джинсах забудешь, потому что это нереально вкусно!
Однако, вопреки всем уговорам Энзо взять еще одну порцию десерта, Кэролайн остается непреклонной, и ему остается только удивиться ее силе воли. И хотя сейчас он очень хотел заказать себе порцию безалкогольного сабайона, он из чувства солидарности удержался и все-таки не стал этого делать.
— Придет день, Кэролайн, — хрипло пообещал он, — и я накормлю тебя килограммом тирамису, сабайоном и сицилийской гранитой за раз.
— Только если ты потом с утра пойдешь вместе со мной на пробежку.
— Ради такого дела — с удовольствием.
— Ловлю на слове, — Кэролайн щелкнула пальцами и хитро подмигнула ему.
На часах было уже девять, когда, совершенно забывшие о том, что с ними происходило днем, с чувством какого-то легкого опьянения, Кэролайн и Энзо вышли из кафе.
— Я буду очень нескромным, если спрошу, где ты живешь?
Кэролайн перевела взгляд на Энзо и, слегка склонив голову набок, кокетливо улыбнулась. По его лукавому взгляду она понимала, что его вопрос про нескромность, конечно, не совсем правдив. Энзо флиртовал, но ей это нравилось, и она принимала его игру.
— Не будешь, — все с таким же кокетством ответила Кэролайн. — На Клифтон-Уэй.
Энзо в какой-то момент перестал улыбаться и внимательно посмотрел на Кэролайн.
— Постой, — нахмурился он. — Это в Беверли Хиллз, верно? Это же другой конец города.
Кэролайн пожала плечами.
— К счастью, здесь рядом есть метро.
— Метро… — задумчиво повторил Сент-Джон. — Знаешь, у меня есть другая идея.
Сначала Кэролайн не поняла, что он имеет в виду, пока они с Энзо не подошли к краю тротуара, вдоль которого были припаркованы автомобили. В этот момент взгляд Кэролайн упал на черный мотоцикл, который, судя по тому, как блестела его поверхность, был совсем новым. Часть руля, стойки, диски и выхлопные трубы в свете уличных фонарей отливали металликом. Не самых больших размеров, но выглядящий мощно и надежно, он напоминал о лучших традициях байкеров, гонявших по улицам Лос-Анджелеса под остервенелый рев своих верных железных коней, и любящих не только быструю, но и просто красивую езду. На топливном баке красовался знак марки, которую знали, наверное, все американцы, где небольшими, но отлично видимыми буквами было выведено: Harley Davidson. Вряд ли это был круизер*****, — в таком мегаполисе, как Лос-Анджелес, иметь его было просто незачем, — но казалось, что эта непробиваемая машина вполне способна пройти Route 66 и Гранд-Каньон.
— Вроде бы девушки не любят такое, — усмехнулся Энзо, снимая с мотоцикла сигнализацию. — Но так ведь будет всяко веселее, чем на метро. Да и вечерний Лос-Анджелес очень красив.
С этими словами Энзо открыл кофр****** и, достав из него один из защитных шлемов, с лукавой улыбкой протянул Кэролайн, которая стояла рядом с ним и, казалось, не могла даже пошевелиться, совершенно парализованная чувством предвкушения того, что сейчас должно произойти.
— Полюбуемся вместе?
Кэролайн посмотрела на шлем, а затем подняла взгляд на Энзо. Его черные глаза смеялись, будто он уже знал ее ответ заранее.
Скорость. Бьющий в спину ветер. Рев двигателя. А вокруг — ночной Лос-Анджелес, лишь только просыпающийся, горящий такими манящими огнями, который он зажигал по своим живым улицам каждый вечер.
Девушки не любят это? Энзо явно недооценивает девушек.
Уголки губ Кэролайн изогнулись в улыбке, и она взяла шлем в руки.
— Если у тебя больше нет никаких планов…
Энзо усмехнулся.
— Сегодня мои планы связаны только с тобой.
Кэролайн надела шлем и, когда Энзо сел за руль, устроилась позади него, плотно прижавшись к нему и обхватив его талию руками.
Заведя двигатель, итальянец посмотрел через плечо на свою попутчицу, и ей показалось, что он улыбнулся.
— Держись крепче,
солнышко.
И эта фраза, это последнее слово, к которому Кэролайн почти привыкла и была уверена в том, что скоро будет отзываться на него, хотя до Энзо ее никто так не называл, развеивают последние сомнения, как ничего не значащий дым. В этом мире остались только она, он и ночной город, кажущийся таким близким, и такой далекий одновременно.
Энзо завел мотор. Кэролайн не ожидала этого, но мотоцикл двинулся с места очень легко и невесомо, будто по воздуху. Энзо не набирал большую скорость, пока они петляли по оживленным кварталам мимо машин, домов и горящих вывесок баров и ресторанов, и Кэролайн могла любоваться уже знакомыми, но по-прежнему касавшимися в глубине души каких-то драгоценных струн, заставляя переливаться в них нежной мелодией — музыкой любви к этому городу, который никогда не спит. К городу вечной молодости. К городу, в котором сбываются мечты. Огромные пальмы совсем рядом с океаном взмывали вверх, к иссиня-черному ночному небу, казавшемуся бездонным, с его россыпью драгоценных звезд, мерцавших, как тысячи маячков, словно указывая путь. Казалось, что за облаками уже не видно крыш огромных небоскребов. В одних огни были уже погашены, а в окнах других — только зажигались. До слуха доносились биты музыки, грохотавшей в клубах, — жизнь только просыпалась. Может быть, Кэролайн это только казалось, но даже воздух стал теплее, чем было днем. Скорость была небольшой для мотоцикла, наверное, не больше сорока пяти миль в час, но одного за одним они обгоняли ленивые автомобили, проносившиеся, как на быстрой кинопленке.
И лишь только когда Энзо выехал к фривею*******, Кэролайн поняла, что он задумал.
Едва совсем рядом успела мелькнуть табличка FREEWAY LA и знак с ограничением скорости — согласно нему, она не должна была быть меньше сорока пяти миль в час, — Энзо, кажется, до упора вжал рукоять газа. Мотоцикл взревел, как дикий зверь, и Кэролайн показалось, что в этот момент он просто оторвался от земли. Она инстинктивно прижалась ближе к Энзо, крепче обняв его тело. В спину дул ветер, который становился тем сильнее, чем больше была скорость и чем выше они поднимались над уровнем города, а итальянец был в совсем тонкой хлопковой футболке, но, казалось, ему совсем до этого не было дела — его руки были теплыми, и это тепло передавалось Кэролайн.
Энзо знал массу способов получить удовольствие. И все они были доступны ему. Но сейчас, ощущая этот бешеный поток ветра, каждый километр, который прибавлялся на спидометре, чувствуя прикосновения Кэролайн к своему телу, он понимал, что все это сейчас творит с ним что-то такое, его он раньше никогда не знал. Кровь начинала кипеть, разносясь по венам настоящим пламенем. И теперь Энзо, кажется, отлично понимал, как можно гореть, когда и близко нет огня. Кэролайн крепко держалась за его талию, но он не чувствовал в ее прикосновениях страха. Она доверяла ему. И осознание этого доставляло кайф больше, чем самый дорогой наркотик.
Машины на фривее двигались с совершенно другой скоростью, нежели в городе, постепенно остававшемся внизу, но Энзо, не давая спуску, вдавливая рукоять газа снова и снова, оставлял позади даже самые быстрые из них, лавируя среди них на огромной скорости, но настолько филигранно, что Кэролайн оставалось лишь сомневаться в том, что он не участвовал раньше в мотогонках, в какие-то моменты уклоняясь и только прося ее держаться крепче. Первый уровень, второй, третий, четвертый, где автомобили движутся уже по эстакаде… Энзо проезжает еще немного, обгоняет очередной внедорожник и занимает место в крайней правой полосе.
И душа замирает.
Они находятся высоко над городом, на уровне этажа пятнадцатого, не ниже. И в этот момент весь Лос-Анджелес — огромный, мощный, необъятный, — в одну секунду становится обозримым, начинает казаться чем-то, что можно покорить. Кэролайн думала, что там, внутри города, так ярко и красочно, — но эти краски в памяти меркнут в одно мгновение, когда она видит, каким огнем на самом деле залит мегаполис. Так часто мелькавшие рядом вывески и электронные билборды — лишь малая часть, ничтожная капля в этом огромном океане. Внизу, под ними, тоже движутся машины и изредка — такие же мотоциклы, но теперь они кажутся размером разве что не с самую большую игрушку. Ветер становится холоднее, но он уже не такой колкий, как было днём, — этот совершенно особый воздух, пропитанный единственным истинным чувством, реальным на этот момент, — чувством свободы, — хочется вдохнуть полной грудью им, захлебнуться, потерять сознание, а затем, придя в себя, снова это повторить. Кэролайн подняла голову. Звезды на небе погасли, словно по щелчку пальцев кого-то более сильного, и теперь над головой не было ничего — лишь эта безмолвная бездна, которой нет дела до объятой огнем Земли. Но она так зовет, так манит к себе, что невозможно оторваться или просто моргнуть, когда ты видишь это впервые, глядя на это какими-то совершенно другими глазами. В какой-то момент начинает казаться, что стоит лишь протянуть руку, и ты коснешься этой бесконечности, такой воздушной и тяжелой одновременно. Но ты вглядываешься в это хмурое небо и понимаешь, что это, конечно, на самом деле не так. А в поле зрения, по бокам, спереди, внизу продолжают мерцать оранжевые, желтые, красные огни, и хочется разорваться между двумя этими полюсами — полной безмятежностью, покоем и кипящей жизнью.
— Красиво, правда? — слышит Кэролайн знакомый голос.
Но ее хватает лишь прошептать:
— Это просто невероятно…
Но отчего-то внутри она чувствует, что, несмотря на рев мотора и гул автомобилей, ее ответ Энзо услышал.
Что остается в душе в эти безумные секунды? Ничего, кроме свободы. Свободы от страха, свободы от тысячи ненужных мыслей, свободы от сомнений. И это ощущение как-то плавно, совершенно незаметно переливается в другое, самое важное, неуловимое, но вместе с этим — четко осязаемое — счастье. А может быть, это одно и то же?
Кэролайн не знала, сколько они с Энзо ехали по эстакаде. Время потерялось для них в этот вечер, и его было совсем не жаль. Кэролайн начинает замечать, что они возвращаются в город, лишь в тот момент, когда Сент-Джон сбрасывает скорость. Здесь, внизу, другой ветер, он теплее, слабее, и звуки слышны почему-то более четко. Эта поездка продолжалась от силы минут тридцать, но почему-то кажется, что все было гораздо дольше, и они с Энзо были где-то далеко… На небе? Нет, но совсем рядом.
Уже ставший почти родным Беверли Хиллз встречает светофорами, беспрестанно сигналящими спорткарами и вновь, как это было всегда — громкой музыка. Музыка здесь везде. В каждой клеточке города. В его воздухе. В его душе.
Кэролайн показывает Энзо, куда нужно ехать, и уже через пару минут мотоцикл послушно останавливается у одной из панельных новостроек. Все вокруг знакомо, и, конечно, ничего не изменилось, — но в душе по-прежнему эхом отдается тот гул, в котором, кажется, еще немного, и можно тоже услышать совершенно особую, но такую красивую музыку, а кожа прекрасно помнит холодный воздух, которым ветер с силой ударял в спину. И Кэролайн счастлива этому.
— Я тебя не заморозил? — с улыбкой спросил Энзо, заглушив двигатель и сняв шлем.
Кэролайн мотнула головой.
— Мне даже показалось, что стало теплее. Хотя до твоей закаленности мне явно далеко, — заметила она, слегка кивнув в его сторону.
Итальянец рассмеялся.
— Знаешь, — вдруг сказала Кэролайн, — если честно, я… Я не думала, что ты управляешь мотоциклом.
Ей показалось, что по губам Энзо скользнула усмешка.
— Ты многого обо мне не знаешь, — сказал он.
Кэролайн хотела что-то ответить ему, но когда она вновь посмотрела ему в глаза, все слова исчезли. Может быть, она и правда не знает?
Они молчали, не говоря ни слова, просто глядя друг на друга, и сейчас им было не нужно что-то больше. Они переживали это внутри, захлебывались этим и получали от этого настоящий кайф.
— Энзо, — в какой-то момент негромко позвала Кэролайн. — Спасибо тебе. За этот вечер и за то, что показал мне Лос-Анджелес совершенно другим.
Она вдруг сделала шаг к нему, положив ладонь ему на грудь, почувствовав, как под ней начало бешено стучать его сердце, и прошептала:
— Все было классно.
Энзо смотрел в ее голубые глаза, такие светлые и яркие, которые напоминали ту россыпь звезд, которой было украшено этой ночью небо, и ему почему-то хотелось улыбаться. Он едва заметно кивнул.
— Спокойной ночи,
солнышко, — не отводя взгляд от ее глаз, забрав шлем, лукаво улыбнувшись, произнес он.
Кэролайн улыбнулась ему и, в последний раз взглянув ему в глаза, кокетливо слегка махнула рукой, а затем ушла к дому. Энзо еще долго наблюдал за ней, до тех пор, пока ее фигура не скрылась в ночной темноте.
Они оба флиртовали, играли друг с другом, щекотали нервы, ходили по краю, но каждый раз удерживались от того, чтобы сделать последний, совсем маленький шаг. И черт побери, как же это дразнило кровь! Как же кайфово просто смотреть в эти глаза, видеть в них это манящее кокетство, но не знать, какой путь еще предстоит проделать для того, чтобы увидеть в этом взгляде еще более яркое пламя. И ломать эти стены уже не хотелось — наоборот, каждый уголок души, каждая клеточка всего естества хотела продлить это время.
Оно пьянило их, и трезветь совершенно не хотелось.
Кэролайн, зайдя в квартиру, даже не включила свет. Уже у порога, едва захлопнув дверь, она оставила до смерти надоевшие туфли, и почти на одних носках, все еще чувствуя в теле какую-то необъяснимую легкость, впорхнула в гостиную. В просторных окнах отражалась огромная серебристая луна. Когда она успела появиться? Ведь еще несколько минут назад на небе не было ни звездочки…
Сейчас, глядя на эту луну, заливавшую своим холодным серебряным светом всю гостиную, где уже не нужен был ночник, Кэролайн понимала, как просто этому миру удивить. Как легко совершить маленькое чудо.
Кэролайн села на мягкий диван и на мгновение откинула голову назад, слушая ночную тишину, ощущая биение своего сердца. Сейчас не хотелось думать ни о чем — лишь выпивать, как хорошее вино, эти ощущения, которые не опишут даже самые точные в мире слова, без остатка.
В какой-то момент в тишине раздался сигнал входящего вызова на мобильнике. Достав из кармана свой смартфон, Кэролайн увидела на экране телефонный номер Деймона.
— Алло, — немного удивившись тому, что брат звонит так поздно, ответила она.
— Привет, сестренка, — голос Деймона был вполне бодрым. — Не разбудил?
— Нет, я как раз только пришла, — сказала Кэролайн. — Привет, Деймон. Что-то случилось?
— Не знаю, как воспринимать эти новости мне, а вот ты наверняка обрадуешься. Остин, тот парень, который вместе со своей девушкой собирался снимать квартиру, звонил мне сегодня и сказал, что сделка отменяется. Прошла любовь-морковь, да еще до такой степени, что он завтра вечером улетает зализывать душевные раны в Канаду, а его девушка возвращается жить к родителям.
Кэролайн, слушая Деймона, распахнула глаза. Сладкое чувство полудремы исчезло в один миг, но сейчас, слушая Деймона, Кэролайн не верила, что слышит это все наяву.
— Деймон, постой… — пробормотала она. — Ты… Ты серьезно?
— Я люблю пошутить, но сейчас было бы тупо, согласись.
На протяжении нескольких секунд Кэролайн молчала, просто не зная, что сказать.
— Господи… — наконец выдохнула она, почувствовав, как сердце начало биться сильнее.
Она раз за разом прокручивала в голове слова, сказанные только что Деймоном, и постепенно чувство реальности возвращалось: это не сон.
— Деймон, господи, это же классно! — воскликнула Кэролайн.
— Да, можем уже дружно поздравить Елену с замаячившим на горизонте новосельем, — сказал Деймон. — Только предупреждаю: если я узнаю, что в этом замешана ты… Сестренка, клянусь, тебе кранты.
Кэролайн хохотнула.
— Деймон, я тебя обожаю! Слышишь меня, задница? О-БО-ЖА-Ю!
Деймон рассмеялся.
— Ну все, признания понеслись. Знаю-знаю, я самый классный и обалденный парень, не новость.
Кэролайн не смогла удержаться от улыбки. Если бы не мысль о наверняка спящих соседях с маленьким ребенком, в последний момент ударившая в виски, она сейчас с легкостью могла бы подпрыгнуть и от радости закричать.
— Деймон, правда, спасибо тебе.
— Обращайся, — усмехнулся Деймон. — Ладно, обрадовал, теперь можно и дальше своими делами заниматься. Спокойной ночи, Барби. Созвонимся завтра.
Кэролайн попрощалась с братом, но внутри еще долго царило чувство какой-то необъяснимой эйфории, кружившей голову. Она вновь откинулась на спинку мягкого дивана, запрокинув голову назад, и посмотрела светящийся шарик луны, который склонялся, казалось, прямо над ее квартирой.
В нашей жизни бывают такие дни, которые становятся солнечным светом в череде серых похожих друг на друга будней. И совершенно неважно, что случается в такие моменты, — покупаешь ты новую машину, выходишь замуж или просто видишь за окном начавшееся лето. И все дела ладятся, и хочется улыбаться, как ребенку, даже до конца не понимая, отчего. Звезды сходятся, колесо сансары поворачивается в нужную сторону, планеты встают в особый ряд… Черт знает, как это назвать. Но на это становится плевать. Ты просто становишься счастливым в такие минуты, не думая ни о чем, живя лишь тем, что есть у тебя сейчас, не стремясь к чему-то заоблачному, понимая, что жизнь, черт возьми, прекрасна. Много ли таких дней судьбой отмерено в календаре? Знать не дано.
Но сейчас Кэролайн понимала точно: сегодня был именно такой день.
***
Стефан возвращался с работы совершенно разбитым. Голова нестерпимо болела после бессонной ночи, внутри разливалась совершенно старческая слабость, которая делала его самому себе мерзким и против которой было абсолютно невозможно бороться, как он не пытался, а в сознании билась лишь одна мысль — об утреннем разговоре с Мередит. Все происходящее вокруг становилось лишь фоновым шумом, совершенно серым потоком, до которого не было никакого дела. В который раз Стефан слышал обеспокоенный вопрос подчиненных:
Мистер Сальватор, с Вами все в порядке? — и в который раз, даже, кажется, уже не дослушивая его до конца, рассеянно кивал головой и говорил, что все хорошо.
То, что сейчас чувствовал Стефан, раскололо его на две части. Как бы он ни хотел этого, простить Мередит сегодняшнюю ночь до конца он так и не смог. Как бы он ни пытался себя переубедить, как бы ни хотел успокоить этот чертов огонь, который все еще больно жег грудь, в глубине его души все равно оставался червячок, который продолжал грызть его изнутри мыслями о том, что эту ночь Мередит использовала просто как средство мести —
не поверив ему, не послушав, не услышав. Осознавать это было больнее всего, и в какие-то моменты Стефану не верилось, что все эти мысли связаны сейчас с Мередит — с девушкой, которая всегда, как никто другой, верила
в него и верила
ему, с той, которая была удивительно далека ото всех этих мерзких склок и подозрений. Однако время шло, эмоции, которые были неподвластны контролю Стефана, постепенно успокаивались, и сейчас, смотря назад трезвым, не ослепленным злобой взглядом, он чувствовал свою вину перед ней. Он помнил ее полные отчаяния карие глаза, которые смотрели на него с немой мольбой, когда он кричал о том, от чего навсегда хотел ее уберечь. И в этот момент с Мередит словно спала эта маска — такая непривычная для нее, совсем нереальная, — но в запале ярости он этого даже не увидел. Только сейчас, возвращаясь мыслями назад, вспоминая ее взгляд, он понимал, что в очередной раз причинил ей боль.
Что ему оставалось теперь? Стефан не знал. Ему казалось, что кто-то заковал его в прочные стальные цепи. Он пытался порвать их, хотел освободиться, но не хватало сил. Недоверие, злость, чувство вины, отвращение к самому себе — все это смешалось в безумном вихре, застлав глаза от света, который, казалось, был всегда так близок. Спасение от этого Стефан видел только в одном. Просто поговорить. Как раньше. Рассказать Мередит обо всем, что чувствует сам, и выслушать ее, положить конец этому безумию и не дать из него вырасти тому, что было еще опаснее, — лжи.
На словах и в мыслях это казалось легким. На деле… На деле Стефан просто не знал, чего ему ждать. И, наверное, в глубине души боялся. Но он точно знал: не сделать этого он не может.
Голову нестерпимо жгло словно каким-то обручем, воздуха в легких не хватало, а в глазах время от времени, к вечеру — все чаще, — мерцали яркие болезненные вспышки. Стефан то и дело оттягивал ворот и так расстегнутой рубашки, но дышать было все равно тяжело. В глубине сознания звенела мысль: приступ может случиться в ближайшее время. Но сейчас на это было почему-то плевать.
Дом встретил Стефана уже становившейся привычной тишиной. Во всех комнатах был погашен свет, — должно быть, Мередит еще не вернулась с работы.
А может быть, снова куда-то уехала.
Стефан тряхнул головой, пытаясь освободиться от этих мыслей, и прошел в глубь особняка. На журнальном столике в гостиной осталась незаконченная пачка сигарет. Стефан взял ее в руки, несколько секунд задумчиво рассматривая замысловатые узоры на упаковке. Хмыкнув, даже не закрыв пачку, он бросил ее в мусорное ведро.
«Деймону потом куплю новые», — пронеслось в голове.
Сняв пиджак, который давил невыносимо, Стефан прошел в спальню, чтобы переодеться во что-то домашнее. Открыв шкаф, он протянул руку, чтобы достать футболку, и замер на полпути.
В шкафу была только его одежда. Брюки, футболки, рубашки, пиджаки, шорты… Ее было много, но сейчас он все равно казался полупустым. Стефану в полубреду подумалось, что ему это кажется, и он судорожно протер глаза. Однако ничего не казалось. Вещей Мередит не было.
Стефан обвел взглядом спальню и, отойдя от шкафа, пытаясь задушить уже начавшее биться внутри проклятое чувство, ринулся к комодам, ящикам, тумбочкам — любой мебели, где еще хранились вещи Мередит.
Одежда, украшения, духи, даже самая незначительная бижутерия — ничего из этого не было. Не чувствуя под собой опоры, слыша, как в груди бешено колотится сердце, Стефан вышел из комнаты и, не чуя под собой ног, бросился по другим комнатам. Шкаф в гостевой. Стеллаж в гостиной. Еще один шкаф. Несколько мелких ящиков. Он попеременно открывал все это, переходя из комнаты в комнату, словно на автомате, как запрограммированный робот по заданному маршруту. Ничего. Стефан словно жил в этом доме один. И внутри от осознания того, что могло произойти, все сводило холодом.
Заведя руки за голову, снова и снова оглядываясь вокруг, Стефан, отчаянно пытаясь привести дыхание в норму, выдохнул.
Еще один шаг к последней черте?
Нет, нет, нет. Этого не может быть.
Достав из кармана брюк телефон, даже не глядя на экран, Стефан набрал номер Мередит. Длинные гудки в телефонной трубке один за одним пускали в кровь едкий яд, очень быстро разносившийся по телу.
— Да, Стефан, — послышался наконец до боли знакомый, но почему-то очень тихий, уставший голос. — Привет.
— Мередит, — хрипло произнес Стефан. — Мер… — он сам не заметил, как снова перешел на уже знакомое, такое родное и теплое «Мер». — Где ты?
Ему показалось, что он услышал вздох.
— Мередит, я… — он набрал воздуха в легкие, чтобы попытаться ей что-то объяснить.
Это было удивительно, но сейчас вся та злость, которая съедала его еще утром, рассеялась, как туман. Не было желания отомстить, уколоть побольнее, упрекнуть. Все это погасло в один момент. Тогда, когда Стефан понял,
что он может потерять.
— Стефан, послушай, — мягко, но уверенно перебила его девушка. — Я знаю, это неожиданно, и, может быть, выглядит очень глупо. Я знаю. Но… — Мередит на мгновение замолчала. — Стефан, наверное, у нас сейчас нет другой возможности что-то исправить.
Стефан слушал Мередит, глядя в одну точку, не двигаясь, и ему казалось, что все это происходит в каком-то глупом заезженном кино.
— Мередит, — пересохшими губами прошептал Стефан. — То, что произошло утром…
— В этом виноваты мы оба, — сказала Мередит. — Но, наверное, это было нужно, чтобы мы оба что-то поняли.
Мередит замолчала на секунду, а затем негромко добавила:
— Такое случается.
Стефан, почувствовав, как с невыносимой острой болью в виски снова ударила кровь, прикрыл глаза. Как же мерзко и глупо сейчас звучала така беспечная фраза.
Такое случается.
Он хотел бы сейчас крикнуть, что такого не должно быть, что он не хочет этого…
Стефан никогда не слышал, чтобы Мередит говорила так тихо. Но сейчас каждое ее слово, произнесенное почти шепотом, было для него громче любого крика.
И спорить, пытаясь доказать что-то, было бессмысленно.
— Где ты будешь жить? — наконец хрипло произнес он.
— С этим нет проблем, не переживай. Подруга помогла с квартирой, — коротко объяснила Мередит.
Стефан с шумом выдохнул.
— Мер…
— Стеф, пожалуйста, — попросила Мередит.
Она впервые за время их разговора назвала его, как любила раньше, — «Стеф». В этом обращении все еще звучала привычная теплота, но теперь она была смешана с тем, что он так сильно чувствовал, даже на расстоянии. Это была отчаянная мольба.
— Нам обоим сейчас нужно отдохнуть и привести мысли в порядок.
Мередит вновь замолчала, а затем тихо добавила:
— И в первую очередь, наверное, тебе.
Стефан молчал, ощущая течение каждое миллисекунды словно бы кожей.
Что еще он мог сказать? Какие слова мог подобрать, чтобы остановить это?
Наверное, таких слов уже не было.
— Удачи, Стеф, — проговорила Мередит, и Стефан плотно стиснул зубы.
Снова молчание.
Мередит медлит, словно сама чего-то боится. Стефан не останавливает ее — знает, что не сможет.
Одна секунда. Две. Три.
И короткие гудки.
***
«В сфере внешней политики Вашингтон выступал за невмешательство США в противоборство европейских держав. Американский президент приветствовал начало Великой французской революции, но ее развитие по пути массового террора и гражданской войны вызвало его осуждение. После начала войны революционной Франции с коалицией европейских монархов в 1793 Вашингтон отказался выполнить союзнические обязательства по американо-французскому договору 1778 года и издал специальную прокламацию о нейтралитете. В ноябре 1794 года с Великобританией был подписан договор Джея, который снял напряжение в отношениях двух стран».
Кусок был совсем маленький, и Елена хотела прочитать вслух еще несколько строчек, чтобы хотя бы дойти до конца абзаца, но поняла, что в голове не отложилось ни слова и из уже прочитанного, так что было ясно, что это будет бессмысленным занятием. Калейдоскоп исторических личностей, биографии которых нужно было знать назубок вплоть до имен наставников и лучших друзей, ворох дат, которые начинали путаться в сознании уже спустя несколько дней, исторические документы времен Вашингтона, перегруженные экономическими и политическими терминами, которые порой нужно было читать с отдельным словарем, — для Елены учеба никогда не стояла на первом месте, и возможные хвосты и задолженности ее не особенно волновали, но сейчас времени в сутках было катастрофически мало ля того, чтобы как-то справляться с объемом поступающей информации. Пытаясь досдать долги по истории, количество которых увеличивалось в геометрической прогрессии, стоило лишь однажды дать себе слабину, Елена — как и остальные ее однокурсники — забывала о других предметах, в отличие от истории, профильных, хвосты по которым, медленнее, постепенно, но все же копились, — а берясь за них, просто физически не справлялась с количеством заданий, обязательных для выполнения к очередному семинару по истории. Елена, уже давно знакомая со студенческой жизнью, конечно, понимала, что в университете ждать от кого-то поблажек глупо. Однако сейчас все происходившее замыкалось в круг, выхода из которого не было видно. И нервы начинали сдавать.
— Меган, а кто у вас ведет историю? — спросила Елена, переведя взгляд на соседку, в этот момент заваривавшую чай.
— А фиг знает, — беззаботно пожала плечами та. — Я у него на занятиях за весь семестр всего три раза была, имени не запомнила. Молодой такой парень, аспирант вроде. Он еще на самой первой паре сказал, что сильно загружать не будет, мол, предмет далеко не профильный, смысла нет. Сказал: «На зачет только не забудьте прийти», — усмехнулась Меган.
Елене, слушая рассказы однокашников о том, насколько лояльно преподаватели относятся к предметам, включенным в программу «для общей эрудиции», оставалось лишь мученически простонать, запрокинув голову и закрыв глаза, в глубине души пытаясь себя убедить, что историю страны журналисту знать намного важнее, чем медику.
— Я скоро сдохну, — простонала Гилберт.
В этот момент в комнате раздался стук в дверь.
— О, а вот и смерть пришла, — пробормотала Елена, и Меган рассмеялась. — Не удивлюсь, если за дверью никого не будет, а рядом просто будет лежать стопка учебников по истории США.
Елена, отложив учебник, отправилась открывать, на самом деле не понимая, кому в четыре часа дня в рабочий день могла понадобиться она или Меган, которая, судя по ее реакции, гостей тоже не ждала.
Однако, открыв дверь, Елена поняла, что удивилась бы, наверное, меньше, если бы увидела перед собой как раз эту стопку учебников.
На пороге, улыбаясь, держа в руках ключи от машины, стоял Деймон.
Елена не была из тех людей, чьи эмоции сразу отражались в их мимике, — она всегда умела в нужный момент скрывать свои чувства. Однако в этот раз это умение исчезло без следа.
— Деймон?.. — проговорила она, глядя на Сальватора совершенно ошалевшими глазами.
— Салют, — как ни в чем не бывало, ответил он. — Как дела?
Елена думала, что после этого визита ее, наверное, уже ничего не сможет удивить, но Деймон своим поведением в течение одной минуты рушил все ее убеждения. Он выглядел настолько беззаботно, что, казалось, для него все происходящее было обычным делом. Но если все было действительно так, то сейчас он разговаривал, должно быть, с какой-то другой Еленой.
— Нормально, — спустя несколько секунд, сглотнув, ответила Елена. — А что… Деймон, что случилось?
— Ничего, — пожал плечами Сальватор. — Пришел сказать тебе… Собирайся. Ты уезжаешь отсюда.
В эту секунду, в одно мгновение Елена почему-то вспомнила сравнение Кэролайн с тем, как ночью в темном переулке тебя могут ударить битой по голове. И если такой «битой» для Кэролайн был звонок Энзо, то для Елены ею был не кто иной, как Деймон. А скорее всего, он был и чем-то потяжелее.
«Да это не бита по голове… Это просто внедорожник пару раз проехавшийся», — мысленно пробормотала она.
Что сейчас происходило, она отчаянно не понимала, но по беззаботному виду Деймона ей казалось, что ситуацию для нее сейчас не прояснит и он. Точнее, он, конечно, попытается, если она попросит, но вот легче от этого вряд ли станет.
— В каком смысле? — наконец оправившись от первого шока, произнесла Елена. — Ты меня и из общаги теперь выпереть хочешь?
— Типа того. Собирайся, говорю, ты сегодня переезжаешь.
— Да ты можешь толком объяснить, что происходит? — потеряв терпение, вспылила Гилберт.
— Может, тогда впустишь меня куда-нибудь дальше порога, гостеприимная ты моя? — впервые за все время их короткого разговора перестав улыбаться, пробубнил Деймон.
Елена, кажется, только в этот момент вспомнила, что в комнате была Меган. Прекрасно помня о том, чем закончилась их первая и последняя встреча с Деймоном, Гилберт понимала, что пересекаться им не стоит, но, судя по всему, другого выхода не было.
Елена закрыла за Деймоном дверь, и тот прошел в помещение.
— Здравствуйте, — елейно протянул он, столкнувшись с Меган, которая, увидев его, кажется, едва не поперхнулась чаем.
В ответ девушка смогла лишь небрежно кивнуть.
— Уютно у вас, — оглядев небольшую, но чистую комнату, заключил Деймон.
— Сочтем за комплимент, — усмехнулась Елена. — Ну что, может, расскажешь, что случилось? — спросила она, прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди.
Деймон вновь оглядел помещение, и в этот момент его взгляд остановился на Меган, которая, глядя на него в упор, буквально прожигала его глазами.
— Девушка, скажите, как Вас зовут? — включив все свое обаяние и вежливость, спросил он, подойдя к ней.
— Меган, — коротко, явно не испытывая энтузиазма по поводу продолжения диалога, ответила та.
— Очень приятно, я — Деймон, — представился Сальватор. — Меган, видите ли, какое дело…
Деймон подошел к ней еще ближе и заглянул ей прямо в глаза, что, кажется, напугало ее еще больше.
— Нам с Еленой нужно поговорить наедине. Вы не могли бы оставить нас ненадолго? Обещаю, это не займет много времени.
Меган переводила взгляд исподлобья то на Елену, то на Деймона, и, плотно сжав губы, молчала. Затем девушка все же задержала свой взгляд на Деймоне и, смотря ему прямо в глаза, изо всех пытаясь скрыть дрожь в голосе, отчеканила:
— Если Вы ударите Елену, — я вызову полицию.
В комнате повисла звенящая тишина, которая вызвала напряжение даже в Елене, не ожидавшей такой реакции от всегда дружелюбной Меган. В голове сверкнула мысль о том, что соседка все-таки не до конца поверила ей тогда, но предпринять что-то Елена, растерявшись, толком не смогла. Такой поворот, было видно, огорошил даже Деймона, и Елена успела поймать во взгляде всегда уверенных сапфировых глаз это секундное замешательство, но Сальватор очень быстро сориентировался.
Он наклонился к Меган и, сделав выражение лица, как у главных героев в традиционных голливудских триллерах, когда они передают кому-то секретную информацию, прошептал:
— Я могу только изнасиловать.
В карих глазах совсем маленькой, хрупкой, напоминавшей больше старшеклассницу, чем студентку вуза, смотрящей на Сальватора снизу вверх Меган, загорелось искреннее возмущение. Она стиснула крепче зубы, изо всех сил стараясь скрыть от него свои эмоции, и в то же время дрожала от невероятного страха. Дрожала и все равно смотрела ему в глаза, словно стараясь хотя бы этим взглядом предотвратить то, чем он мог быть, она была уверена, опасен.
Последняя фраза Деймона подействовала на Елену, как ведро холодной воды, и отрезвила ее.
— Меган, он может только тупо шутить, — пробормотала Гилберт, попытавшись успокоить ее, толкнув Деймона в плечо.
Меган вновь подняла глаза на Елену, но по ее догляду та поняла, что она не особо ей верит.
Меган вновь перевела горящий ненавистью взгляд на Деймона.
— Я Вас предупредила, — сквозь зубы процедила она и, отставив чашку, вышла из комнаты, прикрыв дверь.
Деймон исподлобья покосился ей вслед через плечо.
— А у вас тут… Все такие? — поморщившись, искренне не понимая происходящего, спросил он, когда Меган вышла.
— Ты сам произвел на нее такое впечатление! — воскликнула Елена, разведя руками.
Деймон внимательно посмотрел на девушку.
— Серьезно, что ли?
— Она твою фразу про мои кишки на рождественской елке до сих пор забыть не может, — ответила Елена. — Изверг.
Деймон усмехнулся.
— А ты меня боишься? — склонившись над ней и сверкнув голубыми глазами, зловещим тоном спросил он.
Елена посмотрела ему в глаза.
— Нет, — фыркнула она. — Меня больше пугают девяносто три вопроса к зачету по истории, до которого осталось меньше месяца, — сказала Елена, отойдя от Деймона и убрав учебник с дивана. — А еще то, насколько часто ты теперь появляешься в общежитии. Может, теперь хоть объяснишь, что стряслось?
— Если вкратце… — Деймон, сделав несколько шагов в сторону, сел на диван. — С тех пор, как ты в прекрасных аллеях своей альма-матер повстречалась с господином Майклсоном-младшим, — елейно протянул он, — прошел уже почти месяц, но это все равно немного напрягает мою семью, да и меня, по правде сказать, тоже. Конечно, только отбитый будет пытаться запихнуть свою жертву в багажник в том же самом месте, где у него это не получилось в прошлый раз, — активно жестикулируя и глядя в потолок, рассуждал Сальватор. — Но давай делать скидку на то, что Клаус действительно отбитый, так что вероятность того, что ваша чудная встреча повторится, все же есть. В связи с этим моя сестренка выдвинула идею о том, что тебе было бы неплохо на время умотать отсюда и пожить в районе подальше от университета. Наиболее подходящим вариантом ей показалась моя квартира в Западном Голливуда. Я сразу сказал, что идея херня, за что сразу же получил звание бесчувственного говнюка, но мне тут недавно ночью не спалось, я вышел на балкон покурить, раскинул мозгами, представил твою пламенную встречу с неудавшимся братцем у какого-нибудь фонтана… Короче, идея Кэролайн была не такой уж и херней, — заключил Деймон. — К тому же, мои арендаторы передумали снимать квартиру, так что сейчас она полностью свободна. Поэтому собирай свои лифчики и что там у тебя еще есть, кидай все это в чемодан и поехали.
Елена в этот момент, казалось, застыла на одном месте, совершенно забыв о том, куда хотела отнести учебник. Она смотрела на Деймона, хлопая глазами, и сейчас была готова поспорить на любую сумму, что-либо это сон, либо у Деймона горячка и бред. Причем, судя по тому, о чем он ей говорил, второй вариант был даже более правдивым, потому что такие сны Елене не снились даже после самых шумных вечеринок.
— Ты это сейчас серьезно? — не сумев произнести ничего больше, проговорила Елена.
— Нет, знаешь, мне просто прикольно ездить к тебе и обратно, туда-сюда, туда-сюда, — помотав рукой, съязвил Деймон.
Мысли о том, что Клаус приезжал сюда, и воспоминания об их встрече не давали покоя и Елене. Однако что с этим делать, она искренне не знала и выбрала единственный способ, который был ей доступен, — постараться успокоиться и жить, как раньше. Она уговаривала себя поверить в то, что, когда она откажется от своей доли в завещании, Майклсоны успокоятся, но все равно, даже ходя в столовую, даже прогуливаясь вместе с одногруппниками по университетским аллеям на перерывах, она не могла отвыкнуть оглядываться, судорожно ища в толпе его зловещие голубые глаза.
Квартира, переезд, сейчас… В то, что Кэролайн могла предложить Деймону такую идею, верилось легко. Но вот то, что Деймон ее принял… Нет, этого не может быть.
— Деймон, ты сейчас слышишь себя? — пробормотала Елена. — Какая квартира, какой переезд…
— Обыкновенный переезд, — резко перебил ее он. — Подальше от задницы, в которой ты оказываешься все глубже.
— Ты с ума сошел? — воскликнула Гилберт.
— Давай ты уже сейчас выскажешь весь поток фраз изумления, и мы перейдем к вопросам по существу, если такие есть, — слегка склонив голову набок, предложил Деймон.
Елена на несколько секунд замерла. Внутри все свело.
Гилберт отложила учебник на ближайшую тумбочку и, сделав несколько вдохов, чтобы успокоиться и хоть как-то собраться с мыслями, подошла к Деймону.
— Деймон, как я там буду жить? — искренне не понимала она. — Это ваша с Ребеккой квартира, и…
Сальватор закатил глаза.
— Елена, если бы ты только знала, как я уже заманался отвечать на одни и те же вопросы об этой долбанной квартире. Ребекке срать на нее, о’кей? И вообще, эта квартира не столько
наша, сколько
моя, потому что я ее купил, когда мы с Беккой еще даже знакомы не были. Собственно, поэтому ей и срать! Все, я ответил на твой вопрос? — раздраженно спросил он.
Елена выдохнула.
— Деймон, у вас скоро будет ребенок.
Деймон перевел полный искреннего непонимания взгляд на Елену и изогнул бровь.
— И что? Мы, по-твоему, его через месяц после рождения в отдельную квартиру отселим, что ли?
Елена подняла взгляд на Деймона, который все еще смотрел на нее с недоумением. Этот вопрос несколько отрезвил ее, и Гилберт поняла, что, наверное, ее аргумент действительно звучал глупо и аргументом вовсе не был.
— Ну… — пробормотала она. — Я имела в виду расширение жилплощади и все такое, — несмело попыталась объяснить Елена, хотя сейчас понимала, насколько странно это звучит.
— Елена, скажу не ради хвастовства: у нас с Ребеккой двухэтажный дом, в котором пять комнат. Одну из них мы изначально планировали сделать детской. Так что не переживай, уж как-нибудь уместимся.
Елена молчала и, обхватив голову руками, провела ледяными ладонями по лицу. Мысли путались, и облечь их в слова было крайне сложно, но судя по скучающему виду Деймона, он этого и не ждал.
— Ладно, — выставив ладони вперед, пробормотала Елена. — Если откинуть весь контекст ситуации и то, что я, похоже, скоро не буду понимать ничерта в этой жизни… Сколько я должна буду тебе платить? — спросила она.
— Я тебе что тут, риэлтерское агентство, что ли? — фыркнул Деймон. — На месте разберемся.
Секунду помолчав, он добавил:
— Не бойся, немного.
Конечно, Деймон блефовал: никаких денег с Елены он требовать не собирался. Но уже успев узнать характер Елены, он прекрасно понимал, что если он скажет об этом сейчас, то, возможно, заставить ее поехать с ним будет уже невозможно.
— Деймон, я так не могу, — гнула свою линию Елена. — Твоя семья и так слишком много для меня делает, и мне неудобно. И вообще…
— Неудобно трахаться в туалете самолета с девушкой, которая боится высоты, под возмущенные охи-вздохи чуваков под дверью, которым, видимо, без поссать в полете и жизнь не та, — рявкнул Деймон. — Все остальное — поверь, верх удобства и комфорта.
Елена замолчала, испуганно посмотрев на Деймона, но он на это, кажется, даже не обратил внимание.
— Так, все, — пробормотал он, встав с дивана. — Елена, я не личный таксист, у меня на все три часа, потому что в семь я уже должен быть на встрече с партнерами. Собирай уже вещи и выходи, я подожду тебя в коридоре.
— Деймон… — попыталась перебить его Елена, но он сразу пресек эту попытку.
— Елена, не заставляй меня думать, что я зря мотался сюда с другого конца города, иначе, ей-богу, я огрею тебя чем-нибудь тяжелым, и Меган действительно придется вызывать полицию.
С этими словами, даже больше не оглянувшись на нее, Деймон вышел из комнаты.
Елена, чувствуя, что ноги почти не держат ее, опустилась на диван.
«Вот что за человек?» — прозвучала в голове возмущенная фраза. «Живу спокойно, но едва ему стоит появиться, как все переворачивается с ног на голову».
Все действительно было так. Жизни Елены и Деймона шли параллельно друг другу. Они не были друзьями или приятелями, не имели схожих интересов, не встречались в общих компаниях. Их объединяли, пожалуй, лишь теплые отношения с Кэролайн. Но каждый раз, когда судьба сталкивала их с Деймоном вновь, она ворошила внутри множество вопросов, ответы на которые найти было не так просто.
Что теперь делать? Принять предложение Деймона? Наверное, это было бы действительно безопаснее. Но что потом? Не скрываться же всю жизнь от Майклсонов, да и не получится. История с завещанием висела на Еленой Дамокловым мечом, и сейчас она, чувствуя себя связанной по рукам и ногам, сама себя ненавидела за то, что тянула с ее разрешением. А почему тянула — не понимала до конца и сама. Наверное, причина была проста — страх. Страх сделать любой шаг, даже незначительный — сейчас он мог бы привести к пропасти.
А если отказаться? А есть смысл? Деймон просто возьмет и уедет? Нет, тогда это точно будет не он.
Глядя на часы, показывавшие пятнадцать минут пятого, и почему-то повторяя в мыслях фразу Деймона о том, что у него есть лишь три часа, Елена почему-то очень четко ощущала ход времени. И чем дальше оно шло, тем яснее она понимала, что выбора — по крайней мере, сейчас — у нее нет. Елена ненавидела, когда люди руководствовались этим правилом, и сама никогда ему не следовала, но сейчас, наверное, сделать так было самым правильным: будь что будет, позже можно будет разобраться.
Она встала с дивана, чтобы достать свой чемодан, и в этот момент в комнату зашла Меган. Она по-прежнему была испугана, но, увидев, что с Еленой все в порядке — по крайней мере, с виду, — Меган, кажется, немного успокоилась.
— Елена, все нормально? — спросила она.
Елена, отставив чемодан, подошла к ней и обняла.
— Мэг, все в порядке, правда, — заверила она. — Я же уже говорила, Деймон — не преступник. У него просто… Специфичное чувство юмора.
Меган с тревогой пристально смотрела Елене в глаза, словно пытаясь в них узнать правду.
— А почему ты достала чемодан? — испуганно спросила она.
Елена взглянула на него и вздохнула.
— Мэг, это, правда, длинная история, — сказала она. — Я тебе потом все объясню, хорошо? Мне сейчас нужно ненадолго уехать.
— Уехать?! Куда?! Ты возвращаешься домой?
— Нет, нет, Мэг, — пыталась успокоить ее Елена. — Я просто переезжаю в другой район. Западный Голливуд. Там буду снимать квартиру. Меган, пожалуйста, — попросила Гилберт, взяв ее за плечи и посмотрев глаза. — Обещаю, я обо всем тебе расскажу. Но позже.
Меган растерянно провела руками по волосам, наблюдая за тем, как Елена в спешке собирает свои вещи. Конечно, о том, что все в порядке, она могла бы не говорить, — ребенку было бы понятно, что это не так. Но как узнать правду, Меган не знала, и ей не оставалось ничего, кроме как ждать и думать о том, как в этом всем может быть замешан Деймон и как они с Еленой вообще связаны.
Елена второпях складывала вещи в чемодан, боясь в спешке что-нибудь забыть, буквально сгребая с него все, что стояло на полках, тумбочках, лежало на кровати. Закрыв наконец чемодан, который был совсем легким, и посмотрев на часы, Елена поняла, что у Деймона отлично получилось придать ей ускорения: на все сборы у нее ушло около двадцати минут.
Попрощавшись с Меган, еще раз сказав ей, что Деймон не делал ничего противозаконного, и клятвенно пообещав позвонить ей сразу, как только она доберется, Елена вышла из комнаты, и в коридоре увидела Деймона. Сейчас она понимала, что, конечно, неправильно было показывать Меган свою растерянность и волнение, — соседка могла неправильно ее понять, и дальнейшие ее действия предугадать было бы сложно. Но сейчас думать об этом не было ни времени, ни сил, и в глубине души Елена надеялась, что все обойдется.
— Что-то легкий чемодан, — сказал Деймон, убрав у него ручку и взяв его у Елены из рук. — Точно все лифчики положила? — заговорщицким тоном спросил он, наклонившись к ней.
— Деймон! — покраснев возмущенно воскликнула Гилберт.
Деймон рассмеялся.
— Да ладно тебе, — примирительным тоном протянул он. — Уж и пошутить нельзя. Пойдем. Как Меган отреагировала? — спросил Деймон, пока они шли по коридору до лифта. — За мной еще не выехал полицейский патруль?
— Не была бы так уверена, — усмехнулась Елена. — Ее все это настораживает, — уже серьезно сказала она. — Но… Господи, да вряд ли она дойдет до такого…
— Ну, у нее мозги-то в голове есть, наверно, — пробормотал Деймон. — Есть же? — переспросил он, переведя взгляд на Елену. — Я просто не знаю, тебе виднее ведь.
Последняя фраза Деймона прозвучала с такой надеждой и так растерянно, совершенно по-детски, что Елене захотелось рассмеяться.
— Я потом ей все объясню, — пообещала она.
Выйдя с территории кампуса, Елена и Деймон прошли к его джипу, который был припаркован неподалеку. Пока Елена садилась в машину, Деймон загрузил ее вещи в багажник.
Когда Елена оказалась в салоне наедине с Деймоном, к ней снова вернулся необъяснимый страх, который на время вытеснила спешка и суета сборов и который сейчас нахлынул на нее новой волной.
— До Западного Голливуда минут за сорок домчим, — сказал Деймон, по навигатору проверив карту плотности движения на дорогах, вернувшись в салон автомобиля.
— Деймон, — несмело позвала Гилберт, и он перевел взгляд на нее. — А это… Надолго?
— А это уже зависит от тебя и от того, насколько быстро ты расхлебаешь эту кашу с Майклсонами, — пожал плечами он. — А учитывая то, сколько ты сейчас с этим тянешь, ты лет пять там прожить можешь.
— Деймон, я тяну, потому что просто не знаю, что с этим делать, — устало произнесла Елена, откинувшись на мягкое кожаное кресло. — Я понимаю, глупо, но я впервые в такой ситуации… И я просто, черт побери, боюсь.
Ее голос звучал тише, совершенно обессиленно, но сейчас, глядя на нее, в ее искренности Деймон почему-то не сомневался.
С его лица сошла саркастическая улыбка, и он, немного помолчав, завел двигатель.
— А вот о том, что можно сделать, мы сейчас и поговорим.
С этими словами Деймон переключил коробку передач, и, когда он надавил педаль газа, автомобиль послушно мягко двинулся с места.
