ID работы: 5764839

В твоих глазах

Гет
R
В процессе
125
автор
Размер:
планируется Макси, написано 1 793 страницы, 82 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
125 Нравится 1225 Отзывы 64 В сборник Скачать

36. За чертой

Настройки текста
— Кэтрин, что произошло? Стефан повысил тон. Дрожь, которой был пропитан его голос, сейчас смешивалась в нем с той болезненной настойчивостью и требовательностью, почти на грани истерики, которая обычно звучит в словах человека, когда он получает звонок от матери, отца, брата или сестры, любого другого близкого человека, но в телефонной трубке вместо привычных «привет», «как ты?» слышит лишь едва слышную мольбу о помощи. Стефан чувствовал, что сердце начинало стучать все быстрее. — Я… Я не знаю, Стеф. Голос Кэтрин был сейчас похож на шепот, на чуть теплящийся, трепыхающийся огонек свечи, который может погаснуть в любой момент. Он дрожал и срывался, как это обычно бывает у человека, который плачет или изо всех сил пытается сдержать непрошенные слезы. В этих словах, звучавших с тревогой и болью, была растворена усмешка. Это была не уверенность, это было не пренебрежение. Кэтрин словно сама не верила в то, что говорила. Это было отчаяние. Она была загнана в угол, и в этих нескольких тихих словах было отчаяния и боли больше, чем в самом громком крике. — Я не понимаю, что со мной происходит, — произнесла Кэтрин. — Я не разбираюсь в медицине, может быть, это какая-то ерунда… Но… Кэтрин замолчала, словно силясь произнести последнюю фразу, но сделать это так и не смогла. — Кэтрин, все хорошо, слышишь? — сказал Стефан, стараясь хотя бы немного успокоить ее. — Я внимательно тебя слушаю. Я пока не знаю, что случилось, но если ты считаешь, что я могу помочь тебе, я постараюсь сделать это. Только расскажи по порядку, что стряслось, хорошо? Слова Стефана звучали тихо, мягко и так… По-родному, словно Кэтрин разговаривала со своим давним другом, которого знала уже очень много лет. В ее душе были смятение и тревога, но эти ласковые слова Стефана, ясно показывавшие ей, что он был рядом, хотя их разделяли тысячи километров, сейчас унимали их, успокаивая и даря надежду. В сознании Стефана кружился рой мыслей и догадок о том, о чем ему могла рассказать сейчас Кэтрин, но он не задавал ей никаких вопросов. Он понимал: ей обо всем нужно рассказать самой. — Все началось… Около месяца назад, — через несколько секунд, с шумом выдохнув, несмело начала Кэтрин. — По вечерам у меня начала болеть голова. Это было, может, раз в пару дней, я сначала даже внимание не обратила. Но потом это стало происходить каждый день, я засыпала с головной болью. Обезболивающие вроде бы помогали, но не сразу, только после нескольких таблеток. У меня была какая-то дикая усталость. Во сколько бы я ни ложилась, я вставала абсолютно разбитой. Отсидеть полтора часа лекции было просто нереально, мне постоянно хотелось спать, мозг не воспринимал информацию ни в каком виде. Я засыпала по дороге в универ, несколько раз чуть не проехала свою остановку. У меня тогда на работе был завал, плюс учеба, я спала, бывало, по четыре часа ночью. Поэтому я списала все на это, думала, что отдохну и точно приду в порядок. Стефан слушал Кэтрин, не перебивая ее, и чувствовал, как сердце в груди начинает стучать быстрее. Кэтрин медленно выдохнула, пытаясь привести дыхание в норму. — Но… Потом стало происходить что-то странное. Кэтрин больше почти не прерывала свой рассказ. Она говорила быстро, торопливо, но почти не запинаясь, но Стефану не нужно было находиться рядом, чтобы понять, что Кэтрин это дается тяжело. — У меня начали трястись руки и падать зрение. Просто так, внезапно, без какой-то причины. Дрожь в руках я снова списала на нервы, но проблем со зрением у меня никогда не было. Я не могла различить даже то, что было написано на вывеске прямо передо мной, буквы просто расплывались. У меня такое ощущение, что я прохожу экспресс-курс старения, — с горечью усмехнулась Кэтрин. — Я терпеть не могу больницы, тем более, времени на это почти не было, но я… Для самоуспокоения… Записалась к врачу. Меня отправили на КТ*, но она не обнаружила ничего. Я для себя твердо решила выкинуть все эти мысли из головы, потому что есть томограмма, есть заключение врача. Я была почти уверена, что я себя просто накрутила. Но вчера… Я упала в обморок. Прямо на паре. У меня ничего не болело, даже в глазах не помутнело. Просто как будто выключили свет. Профессор, который вел у нас семинар, сказал, что на паре задал мне какой-то вопрос, но я не отреагировала. Просто смотрела в одну точку, куда-то мимо, а через несколько секунд потеряла сознание. Стефан слушал Кэтрин и чувствовал, как у него холодеют руки. До того момента, как она рассказала ему о том, что произошло, у него было несколько вариантов того, почему она ему позвонила. Но у него даже не было мыслей о том, что причиной звонка Кэтрин могут быть проблемы со здоровьем. Слово «болезнь» в его сознании с Кэтрин, совмещавшей учебу и работу, в таком графике умудрявшейся находить время еще для спорта, который она любила всей душой и практиковала разные его виды, казалось, просто неспособной уставать, просто не вязалось. И тем тревожнее сейчас было слышать то, о чем она ему говорила. Почти всю свою жизнь Стефан был связан с неврологией и об этой области знал достаточно много, хотя не имел медицинского образования. И симптомы, которые описывала Кэтрин, были серьезным поводом для беспокойства. Стефан изо всех сил старался гнать от себя худшие мысли, чтобы сохранить холодный разум, — он понимал, что только так сможет помочь Кэтрин. Но страшнее было даже не то, о чем она говорила. Всегда позитивная, легкая, немного взбалмошная, но неизменно шедшая по жизни с поднятой головой и улыбкой, сейчас Кэтрин была абсолютно потеряна и разбита, напугана, как маленький ребенок, оставшийся в темной комнате совершенно один и не знающий, как оттуда выбраться и у кого попросить помощи. И это яснее чего-либо другого показывало Стефану, что сейчас с ней происходит. — Стефан, прости, что звоню тебе, — еще раз извинилась Кэтрин. — Просто… Может быть, ты знаешь какого-нибудь невролога, с которым можно было бы проконсультироваться… В сознании у Стефана, как вспышка молнии, промелькнула мысль об отце Кэтрин, к которому он сам обращался несколько месяцев назад. Он не понял, почему Кэтрин не попросила о помощи его, — в этой ситуации такой вариант был самым видимым, — но облечь свои мысли в слова, которые, впрочем, он, наверное, все равно бы не озвучил, и даже четко сформулировать их в сознании он не успел. — Я попросила бы помощи у папы, — сказала Кэтрин, — но сейчас… У него серьезные проблемы со здоровьем, — голос девушки дрогнул. — Я давно не живу с родителями, и если он узнает… Он всегда очень переживает за меня. У него слабое сердце, я не могу тревожить его попусту. Стефан тихо выдохнул, пытаясь привести шумевшие в голове мысли в порядок. В сознании сейчас была тысяча вопросов, которые он хотел задать Кэтрин, но Стефан понимал: как бы он ни хотел ей помочь, он все равно не врач. И внутри он уже начал постепенно продумывать возможные варианты того, как можно поступить. — Кэтрин, я понимаю твое состояние сейчас, все это не совсем приятно, — проговорил он. — Но, во-первых, попробуй сейчас успокоиться. Договорились? Нервы никогда никому не помогали. В телефонной трубке Стефан услышал негромкое, но твердое «хорошо», напомнившее ему Кэтрин, которую он знал. — Когда ты на занятиях потеряла сознание, тебе вызывали парамедиков? — спросил Стефан. — Нет, — на автомате мотнув головой, ответила Кэтрин. — Я быстро пришла в себя, преподаватель проводил меня до медпункта. Врач померил давление, все было в норме. Я нормально себя чувствовала, даже слабости не было. Стефан опустил взгляд, озадаченно глядя куда-то вниз, а затем нервно провел рукой по волосам. — А когда ты ходила к неврологу… Ты говорила ему о проблемах со зрением? Он не отправил тебя к офтальмологу? — Нет. Ты же знаешь, у нас не любят гонять от одного врача к другому, — сказала Кэтрин. — Просто сразу назначают томографию или какие-то другие обследования. На снимках ничего не обнаружили, врач ориентировался на них. — Тебе выписывали какие-то препараты? — Да, но это витамины по большей части, и что-то для улучшения кровообращения. Стефан вскинул голову, вдруг почувствовав, как к щекам прилил жар, а дышать стало тяжелее. — Кэтрин, скажи… За весь месяц улучшений вообще не было? — в голосе Стефана звучала тревога. — Нет. По-моему, вчера был первый день, когда я чувствовала себя действительно нормально. Ну, если не считать того, что в обморок грохнулась, — Кэтрин усмехнулась. Стефан молчал, отчетливо слыша каждый удар своего сердца, отсчитывавшего секунды, ход которых ощущался очень сильно. На какие-то секунды он погрузился глубоко в свои мысли. Стефан не знал, сколько длилась эта тишина, но никто из них ее не прерывал. — Кэтрин, ты будешь готова прилететь в Лос-Анджелес? — наконец произнес Стефан. — Конечно, Стеф, — выдохнула Кэтрин. — Иначе бы я не обратилась к тебе. — Если честно, у меня сейчас голова идет немного кругом, — признался Стефан, — просто… Я не думал, что проблема будет именно такая. Стефан был немного растерян, и Кэтрин понимала его и ничего не требовала. Но уже в следующее мгновение его голос становится абсолютно твердым и уверенным. — Я подумаю, с кем тебя можно будет связать, — сказал он. — Скорее всего, это будет один из врачей Cedars-Sinai, почти все доктора, которым я доверяю, работают там. Это хорошая клиника. Я… — казалось, Стефан на мгновение замолчал. — Сам проходил там лечение. Там точно должны помочь. Последнюю фразу Стефан произнес вскользь: было видно, что упоминать о своей болезни он не любит. Но сейчас в первую очередь он хотел успокоить Кэтрин и, насколько это возможно, подбодрить ее. И Кэтрин это чувствовала. — Я постараюсь решить этот вопрос как можно быстрее, — пообещал Стефан, — но, возможно, это будет к завтрашнему утру. А ты сейчас отдохни. Сделай, не знаю, какой-нибудь чай, посмотри любимый фильм… Тебе нужно отвлечься. — Да, Стеф, конечно, — ответила Кэтрин. — Я… Честно, я не знаю, какими словами объяснить, насколько я тебе благодарна, — выдохнула она. — Спасибо тебе. — Пока меня не за что благодарить. Стефан замолчал, как-то растерянно пожав плечами. И в глубине души он думал: «пусть так бы и осталось». — Я позвоню тебе, когда свяжусь с врачом, — через несколько мгновений сказал он. — Спасибо, Стеф. Кэтрин действительно не знала, что еще может сказать этому человеку. Поистине удивительному. Они говорили о чем-то еще несколько минут, но это в какой-то момент отошло на второй план. — Кэтрин, все будет хорошо. Эти слова Стефан сказал Кэтрин на прощание. Он произнес их тихо, почти шепотом. Но Кэтрин услышала их так ясно, как это было бы, если бы они сейчас находились рядом. Наверное, впервые в своей жизни Кэтрин действительно не знала, как ей быть дальше. Но в этом безумном круговороте сейчас именно эти тихие, но абсолютно уверенные слова стали для нее той соломинкой, за которую она хваталась так крепко, насколько могла. Вновь почувствовав в в какой-то момент ослабевших мышцах силу, Стефан, немного пошатываясь и все равно плохо ощущая под собой опору, прошел к дивану и сел на самый его край. Он на протяжении какого-то времени, словно в забытьи смотрел на ее телефонный номер в папке контактов, будто не веря, что сейчас между ними произошел этот разговор. То, что чувствовала Кэтрин, Стефан понимал очень хорошо. Ведь когда-то с ним случилось то же самое. Он помнил, что чувствовал он сам, шестилетний мальчишка, еще вчера допоздна гонявший с друзьями мяч и запускавший с братом воздушного змея на побережье, и в одночасье потерявший все, что еще совсем недавно было для него игрой и частью обычной жизни. Он так хорошо помнил этот страх, когда никому, даже самому близкому, даже самому себе он не мог объяснить, что с ним происходит. Словно заблудился в сумрачном лесу, где не мог позвать на помощь. Где остался совершенно один. И сейчас, ощущая эту общность, эту близость, которая была глубже, чем они оба могли подумать, Стефан лишь сильнее чувствовал в себе одно: желание помочь Кэтрин. Но этот звонок Кэтрин, ее просьба оставили его на распутье. Вся жизнь Стефана была связана с больницами и обследованиями, и поэтому — он не знал, к счастью это или к сожалению — в его окружении было достаточно много докторов той специальности, которая была необходима Кэтрин. Многие из них были действительно первоклассными специалистами в своей области, и ни один из них, получив звонок Стефана, ему бы не отказал. Стефан с уважением и глубокой благодарностью относился к каждому из докторов, которые когда-либо принимали участие в его лечение. Но среди них было два человека, которым Стефан доверял сильнее, чем самому себе. Они были единственными, в руки которых он без страха вверил бы жизнь близкого человека. Это были Маркос и Мередит. Стефан не думал о том, чтобы попросить о помощи кого-то другого. Но вопросы, которые перед ним поставило произошедшее, оставляли его душу в смятении, и решить их было непросто. Обратиться за помощью к Маркосу сейчас Стефан возможности не имел. Погруженный в работу, Маркос очень много времени уделял научным исследованиям и сейчас все чаще уезжал на различные конференции. В данный момент он находился за несколько тысяч километров от Штатов, в Европе, принимая участие в одном из таких научных форумов, проходивших в Бонне. Из одного из последних разговоров с другом Стефан помнил, что Маркос возвращался из Германии только через две недели. И Стефан понимал: сейчас этот срок был непозволительно большим для того, чтобы попробовать дождаться его возвращения. Мередит… Когда-то заставившая по-другому посмотреть на медицину самого Стефана, любившая свою профессию каждой клеточкой своей души… Наверное, именно таких, как она, называют врачами от Бога. Профессионал своего дела, привыкшая бороться до последнего всегда, для многих своих пациентов она была кем-то гораздо бòльшим, чем просто лечащий врач. Она была надеждой — кому, как не Стефану было об этом знать… Мередит была очень восприимчива к чужой беде, и представить ситуацию, когда она могла бы отказать в помощи, было трудно. Быть может, именно ее имя было бы первым, возникшим в мыслях Стефана в этот момент. Если бы не одно «но». Кэтрин. Стефан и Мередит не вспоминали о произошедшем между ними несколько месяцев назад. Это приблизило их к последней черте и принесло им обоим страдания, но они оба сумели оставить прошлое в прошлом, чтобы идти дальше. Так, как они мечтали. Жизнь наполнилась совершенно другими хлопотами и, кажется, постепенно возвращалась на круги своя. Но Стефан помнил ту боль в глазах Мередит, когда они говорили о Кэтрин в последний раз. Мередит действительно боялась. Боялась предательства. Боялась, что причиной этого предательства станет именно Кэтрин. Она сама это признавала. Можно говорить, что это глупо и по-детски, называть инфантильностью, неуверенностью, как угодно. Но так ли это предосудительно? Можно тысячу раз говорить, что врач должен думать о том, кого он лечит, в последнюю очередь. Мередит была не только врачом — прежде всего она была человеком. Со своими эмоциями, тревогами, переживаниями и болью. И меньше всего Стефан хотел ей эту боль причинять вновь. В этот момент перед Стефаном словно были весы. На одной их чаше была боль одного человека, на второй — душа другого. И сейчас он ясно видел, что для него они абсолютно уравновешены. О том, чтобы отказать Кэтрин, у него не было даже мыслей. Но так же сильно, как помочь ей, он хотел уберечь Мередит от того, что она переживала несколько месяцев назад. Стефан раз за разом переводил взгляд на горевший экран своего смартфона, и ему казалось, что его словно кто-то разрывает на две части. Стефан понимал: если бы Кэтрин попала к Мередит, она была бы в надежных руках вне зависимости от серьезности диагноза. Сейчас этот вариант казался самым логичным и идеальным из всех возможных, но его все равно в эту секунду словно что-то удерживало от последнего шага. Сможет ли Мередит совладать с эмоциями? Согласится ли вообще помочь? И в этот момент в Стефане словно что-то щелкнуло, заставив остановиться в этом круговороте мыслей, сменявших одна другую немыслимо быстро. И в эту секунду он понял, что сейчас в человеке, о котором он думал, он не узнавал Мередит. Нет, это была не она, а какая-то не знакомая ему девушка. Мередит другая. Он ведь знал ее так хорошо… Он пытался вообразить момент их разговора, и его сознание было просто неспособно представить, что Мередит говорит: «Мне плевать». Стефан по-прежнему не знал, как она может отреагировать на его просьбу помочь Кэтрин. В голове, словно отбойный молоток, стучала только одна мысль: он должен ей объяснить. И где-то в глубине души, там, где сердце, Стефан ощущал тепло какого-то необъяснимого огонька, который давал ему надежду, что Мередит поймет. Стефан не знал, что произошло, но в какой-то момент его словно какой-то неведомой силой, накатившей волной, подняло на ноги. Это был словно какой-то взрыв — внезапный и совершенно оглушительный — решивший все в единственный миг. Он не чувствовал под собой землю, но каждый его шаг становился все тверже. Он не осознавал, что заставило его сделать именно этот выбор. Сейчас это было уже неважно. Но эта секунда, которая была, словно вспышка, прояснила его сознание в одно мгновение. И сейчас Стефан знал только одно: он поступает правильно. Стефан вернулся на кухню, где Мередит почти закончила с посудой. Увидев его, девушка улыбнулась, но по уставшим и встревоженным глазам Стефана почти сразу поняла: что-то не так. — Стеф, что-то случилось? — спросила она. Стефан взглянул ей в глаза. — Мередит, нам нужно поговорить.

***

— Bramaterra? Прикусив нижнюю губу, все еще очень ясно ощущая бархатистый привкус выдержанного вина, Энди перевела лукавый задумчивый взгляд на Деймона, в этот момент наливавшего себе напиток терпкого гранатового оттенка, плескавшийся на дне бокала, играя оставляя на его стенках причудливые маслянистые дуги. Деймон стоял немного поодаль, поэтому название вина на бутылке в его руках Энди не видела. Впрочем, ей это было не нужно: она принимала правила этой маленькой игры. Деймон мотнул головой с чуть заметной, не скрывавшей удовольствия улыбкой. — Нет. Энди чуть запрокинула голову назад, словно на эти несколько секунд уйдя из реальности, растворившись в собственных ощущениях. Это точно был Пьемонт — этот строгий, поначалу такой холодный вкус не перепутаешь ни с чем. Но до этого момента Энди не встречала такое сочетание, сейчас все сильнее раскрывавшееся, игравшее нежными оттенками ягод, совершенно немыслимым образом сочетавшимися с тонкими, едва уловимыми нотами трав. — Ghemme? — вновь произнесла она, открыв глаза. — Снова мимо. Но ты была близка, — с чуть заметной усмешкой во взгляде сказал Деймон и показал ей бутылку, на этикетке которой был изображен лев и шрифтом, очень напоминавшим средневековый, было выведено: Gatinnara Tre Vigne. Энди усмехнулась. И почему она сразу не вспомнила об одном из самых известных сортов Пьемонта? Определенно, в итальянских винах она разбиралась не слишком хорошо, и в этом ей еще было что узнать. — Знаешь, я начинаю понимать, почему ты выбрал ресторанный бизнес, — закинув ногу на ногу, вальяжно устроившись в кресла, произнесла она и сделала еще глоток вина, наслаждаясь чуть кисловатым вкусом, по секундам разливавшимся внутри. — По крайней мере, в винах ты разбираешься чертовски хорошо. Деймон усмехнулся, на мгновение опустив глаза, но не произнес ни слова. Бесшумно босиком сделав пару шагов, он отставил бутылку вина на ближайший столик, а затем остановился, впившись задумчивыми глазами в Энди, которая словно не замечала этого. Он по-прежнему молчал и лишь скользил пристальным взглядом по ее фигуре под легким шелковым халатом. В прохладной спальне было тихо. На одном из кресел небрежно валялась смятая рубашка Деймона. Деймон и Энди не знали, сколько времени прошло. Но это им было совершенно неинтересно. В воздухе свежий запах сандала смешивался с горьковатым, непривычно строгим для женского парфюма ароматом духов Энди. Деймон и Энди встречались нечасто. Но такие минуты, текшие своим, неподвластным ничему размеренным ходом, нравились ему сильнее всего. — Не хочешь попробовать стать винным критиком? У тебя отлично получилось бы. Деймон наморщил лоб. — Я не хочу превращать в работу то, что приносит удовольствие, — сказал он, поставив пустой бокал рядом с бутылкой. — Я хочу вино пить, а не полоскать им рот и потом шарахаться от него при одном виде бутылки. Энди пристально смотрела ему в глаза, словно пыталась найти что-то в его взгляде. — Как же ресторан? От него ты, выходит, не получаешь удовольствия? Ни за что не поверю. В глазах Энди загорелась лукавая улыбка. — Получаю, — ответил Деймон. — Вот только, чтобы подсчитать прибыль и заказать новое оборудование, я туда по выходным не иду. Если бы я был поваром или, скажем, сомелье… — спокойно начал рассуждать он. — Но я не шеф-повар. Я бизнесмен. Бизнесмен, ценящий хорошую кухню. По губам Энди вновь скользнула тень улыбки. Она задумчиво опустила взгляд в свой бокал. — Кажется, я начинаю понимать, почему тогда ежегодную городскую премию взял именно ты, — сказала она. Деймон, не скрывая удовольствия, усмехнулся. — Ты такая же, Энди, — спокойно произнес он. Они действительно были чем-то похожи и, возможно, поэтому сблизились так легко. Энди так же, как и Деймон, была ресторатором, и владела несколькими французскими ресторанами в городе. Они познакомились чуть больше года назад на церемонии вручения престижной ресторанной премии Лос-Анджелеса «Топ-50». Тогда они сами не могли объяснить это, но в тот вечер они чем-то друг друга привлекли — и притом одинаково сильно. Проведенный вместе вечер, наполненный разговорами сначала о бизнесе, а затем ушедшими от этой темы далеко, не прошел бесследно: Энди и Деймон очень быстро начали общаться. Волевая, амбициозная, знавшая себе цену и привыкшая всегда рассчитывать только на себя, Энди не могла не привлечь Деймона. У них было действительно много точек соприкосновения. Они были ровесниками и работали в одной сфере, и им всегда было интересно поговорить друг с другом о своем бизнесе, узнать мнение и даже порой спросить совета. И, чем дальше шло время, тем яснее они видели друг в друге все больше черт своего характера. Очень быстро их отношения из приятельских стали гораздо более близкими, и ни Деймон, ни Энди не жалели об этом. Они не проводили друг с другом много времени, имея каждый свою жизнь, но такой формат отношений их обоих устраивал. Энди была разведена и, не имея детей, старалась брать от этой жизни все, чем очень была похожа на Деймона. С ней ему было легко, и это не всегда объяснимое чувство ему нравилось. Между ними было искреннее уважение друг к другу и то, что принято называть взаимопониманием, — споры, пусть даже на грани, между ними лишь разжигали в них лишь больший интерес. Они не переписывались каждый день, даже каждую неделю, а созванивались еще реже, но они оба знали, что, встретившись, за бокалом красного вина или бутылкой виски, могут выговориться друг другу и спросить совета. Быть может, это когда-нибудь могло бы стать тем, что люди называют дружбой… Деймон не любил Энди и она не любила его. Она не планировала построить с ним семью и не думала о том, что когда-то их будут связывать совершенно другие отношения. Энди знала о том, что Деймон несвободен. Он сделал предложение Ребекке, продолжая встречаться с ней. Временами, на мгновение останавливаясь, Энди отчаянно не могла понять Деймона — но в их отношения с Ребеккой вмешиваться не собиралась, придерживаясь одной мысли: семья Деймона — исключительно его дело. Конечно, о том, чтобы оставить Ребекку ради Энди, у Деймона не было даже мыслей. Им с Энди просто было хорошо вдвоем — а все остальное было уже неважно. Смартфон Деймона, лежавший на тумбочке, завибрировал. Взяв его в руки, Деймон увидел на экране значок, оповещавший о том, что девайс необходимо зарядить. — Рядом с кроватью есть розетка, — сказала Энди, увидев это. — Зачем? — безэмоционально пожав плечами, хмыкнул Деймон и небрежно бросил телефон на кровать. Казалось, в глазах Энди заплескалось удивление. — Ну… Если что-то понадобится… Например, твоей жене? — спросила она. В ее тоне не было ни капли усмешки, которую, наверное, можно было бы ожидать в этот момент: Энди говорила об этом искренне. Деймон перевел взгляд на нее. — Не уверен, что за это время без меня начнется атомная война. Казалось, этот разговор был для Деймона исчерпан — в его продолжении он искренне не видел никакого интереса и не скрывал это. Однако для Энди этот разговор, кажется, имел другое значение. Она по-прежнему не отводила взгляд, внимательно смотря на него. — Деймон, знаешь, — вдруг проговорила она, — я смотрю на тебя и думаю: ну что же вам, мужикам, еще нужно?.. Деймон повернулся к Энди и с интересом и легким непониманием в глазах посмотрел на нее. — Я имею в виду… Ты ведь счастлив в браке, — сказала Энди. — Чего ты ищешь сейчас? Я никогда в жизни не поверю, что твоя жена встречает тебя с работы в растянутых футболках и с гулькой на голове или устраивает скандалы по поводу немытой посуды. Деймон усмехнулся. — Моя жена встречает меня с работы в таких пеньюарах, от которых я сам порой краснею, как пацан, — произнес он. Деймон задумчиво посмотрел куда-то вдаль. — Я ничего не ищу, Энди. Она одна из самых сексуальных и притягательных девушек, которых я когда-либо встречал в своей жизни. Она безумно интересный человек и у нее отличное чувство юмора. Она может провести в салоне красоты весь выходной и потратить несколько тысяч долларов на новое платье, но это не мешает ей самостоятельно убирать огромный особняк без домработниц и прочих помощников и готовить обеды не хуже, чем в любом люксовом ресторане. Она поддерживает меня в любой моей идее и вселяет веру, даже если я сам почти уверен, что ничего не получится. В ней я нашел все, что когда-то искал. Хотя Энди всегда умело скрывала свои эмоции, по ее глазам Деймон видел, что она в недоумении. — Тогда я тем более не знаю, что сказать, кроме как повторить мой первый вопрос, — разведя руками, произнесла она. Деймон улыбнулся. — Будешь говорить весь этот бред про полигамность мужчин? — скептически небрежно бросила Энди. — Нет, — удивительно спокойно ответил Деймон. — Энди, — вдруг сказал он, — в моем окружении очень много однолюбов и верных парней. Например, мой младший брат. За всю его жизнь у него было четыре девушки, и на одной из них он собирается жениться. Все зависит от человека. Я другой, вот и все, — Деймон пожал плечами. Энди с искренним интересом слушала Деймона, и невооруженным взглядом было видно: она действительно хотела понять мотивы его поступков. Не для того, чтобы побыть учителем и читать морали, не для того, чтобы что-то изменить. И, казалось, Деймон это понимал. — Скажи, какое твое любимое блюдо? Креветки, верно? Энди слегка кивнула, еще не вполне понимая, почему Деймон спросил именно об этом. — Если тебе они нравятся, наверное, ты будешь готовить их на праздники, заказывать в ресторане на обед, добавлять в какие-то другие блюда. Это логично. Но если ты начнешь есть их каждый день и по несколько раз, вместо завтрака обеда и ужина, — как бы ты их ни любила, тебе это надоест и захочется попробовать чего-то нового. Неважно, что это будет, главное — хоть что-то поменять. И это тоже нормально. Знаешь, — сказал Деймон, — всю свою жизнь я любил Baron de Chirel Reserva. Это очень хорошее риохское вино, ты наверняка знаешь, — Энди кивнула в знак того, что она, конечно, знала, о чем он говорит. — Каждый раз, когда я бывал в Испании, — а случалось это достаточно часто, — я обязательно привозил оттуда бутылочку-другую. Но лет пять назад, отмечая с друзьями новый год, когда это вино — и не только оно — текло рекой, я выпил с ними несколько бутылок в один присест со всеми вытекающими. Теперь я его видеть не могу. В отношениях для меня в сущности то же самое. Я не смогу прожить с одной женщиной всю жизнь. Мне нужно пробовать новые отношения, другие. Да, наверное, я полный урод. Но меня уже не изменить. — Почему ты женился? — спустя несколько секунд тишины спросила Энди. Деймон внимательно посмотрел Энди в глаза. — Потому, что полюбил. Энди слушала Деймона, не шелохнувшись, казалось, на мгновения даже перестав дышать, и только сейчас она осознавала: узнать этого человека до конца, наверное, она не сможет никогда. — Деймон, скажи… А если она когда-нибудь узнает об этом? — Мы дважды расставались, Энди. Именно из-за этого. Собирали чемоданы, съезжали с общей квартиры, меняли sim-карты. А потом… Все равно возвращались. Ребекка не пыталась меня перестроить. Я никогда не обещал измениться. Она приняла меня таким, каким я был всегда. Деймон замолчал. В его взгляде уже не было той легкости и какой-то беспечности, с которой он начинал этот разговор. — С кем бы я ни провел ночь, что бы ни произошло, я вернусь домой. И мы оба чувствуем, почему. Энди молчала, не сводя с Деймона взгляд. В помещении вновь повисла какая-то звенящая тишина, но до поры до времени они оба ее не прерывали. — Паршивец, подонок, моральный урод… Я угадал? Губы Деймона изогнулись в кривоватой усмешке. Энди покачала головой. — Думаю, что в своих отношениях вы с Ребеккой прекрасно разберетесь и без моего участия. Я не священник и не воплощение правосудия, чтобы раздавать оценки. Деймон пристально взглянул ей в глаза, слегка наклонив голову набок. — Тем более, когда мы встретились впервые за несколько месяцев за бутылкой такого хорошего вина, — голос Энди зазвучал игривее, и она, встав с кресла, подошла ближе к Деймону. Взяв в руки бутылку, Деймон вновь налил напиток в ее бокал. — У нас есть несколько часов, — произнес он, коснувшись дыханием ее нежной кожи. Энди небрежно отставила бокал, а затем запустила руку в густые взлохмаченные волосы Деймона. — И я не хочу терять из них ни секунды, — прошептала она, почувствовав горячее тепло его тела, и в следующее мгновение прильнула к его губам.

***

В Нью-Йорке было иногда дождливо, но уже тепло — гораздо теплее, чем обычно бывало здесь в марте. Не оставалось сомнений, что пришла весна, и город с его уже распускавшимися деревьями, с его небоскребами, отражавшимися в лужах на асфальте, с его теплым уже весенним ветром, предстал перед своими жителями и гостями во всей красе. Хотя поездка в Нью-Йорк считалась учебной, об учебе и науке в эти дни Елена, Кэролайн, Бонни, Лиам и Люк думали мало: лишь проведя здесь несколько часов, они поняли, что, получив неделю каникул в разгар семестра в городе, который никогда не спит, делать это практически невозможно. Впрочем, этот город взбудоражил в них вихрь совершенно других мыслей. В свободное от посещения всевозможных предусмотренных программой конференций и других учебных дел, ребята отдыхали на полную катушку и брали от этой поездки все. Наперегонки на велосипедах в Центральном парке, знакомство с Метрополитеном, чтобы обойти который хотя бы наполовину, не хватит, наверное, и нескольких месяцев, прогулки по манящему своими огнями вечернему Манхэттену с легендарным Бродвеем и театральным кварталом, всевозможные рестораны и бутики Таймс-Сквэр, потеряться в которых было так легко, а по ночам — фешенебельные клубы, шумные вечеринки, знаменитый «Лонг-Айленд» и танцы до огня на щеках, до колотящегося на пределе сердца, до утра… Это напоминало большую красочную книгу, страницы которой эти дни заполняли так быстро и так ярко, что за ними, порой казалось, не поспеть. Но именно это было самым настоящим кайфом. — Будь благословен человек, создавший монопод, — со смехом протянул Лиам, вытягивая руку, в которой держал устройство, в котором, в свою очередь, был прочно закреплен его айфон. Ребята настраивали камеру в предвкушении нового фото, а вокруг шумел никогда не спящий Таймс-Сквер. Казалось, что в окнах обступавших со всех сторон небоскребов, отражалось утреннее дождливое небо. Рядом мигали светофоры и, словно в противовес хмурым дождливым облакам, проплывавшим над городом, пестрели яркие билборды. Мимо проносились те самые знаменитые желтые нью-йоркские такси, добавлявшие в эту гамму новые цвета. Отправиться дальше, забыв о камере в кармане, было невозможно. И плевать, что за неполные три дня в альбоме набралось около тысячи фото. Значит, будет тысяча первым. Хотелось остановить это мгновение, сохранив его не только в памяти. — Ну что? На счет три? — спросил Лиам. — Лиам, стой! — вдруг воскликнула Бонни. — Подожди. Ну ты разве не видишь, что у меня на голове? Бонни запустила руки в волосы, пытаясь наскоро вернуть им прежний вид после того, как их растрепал внезапно налетевший ветер. — Бон, да ладно тебе, — сказал парень, взглянув на подругу, — у тебя же волосы не такие длинные. — И что? — невозмутимо парировала Беннет. — Это теперь типа гарант вечной укладки? Ребята рассмеялись, и Лиам понял, что спорить больше не сможет. Прошло несколько секунд, и фото было сделано. А через пару секунд — второе, третье, четвертое… Считать их количество было бесполезно и совершенно не нужно. Они улыбались, хохотали, корчили рожицы и строили друг другу рожки, а потом грозились «кое-кого скинуть прямо в эту лужу» за испорченный кадр, который, на самом деле, и мыслей не было удалять. Они точно знали, что по возвращении в Лос-Анджелес еще долго будут разбирать альбомы с фотографиями. Разбирать и хотеть лишь одного: вернуться сюда. — Лиам, ты прикинь, этой статуе уже полторы тысячи лет, — обескураженно говорил Люк, изумленно глядя на информационную табличку рядом с одним из экспонатов в одном из залов Метрополитена. — Ну да, — протянул Лиам, давая понять Люку, чтобы он продолжил свою мысль. — То есть она сначала в Риме стояла, потом с ней почти тысячу лет делали хрен знает что, а после еще как-то в Нью-Йорк привезли… И после всего этого у этого парня отвалилась только рука и чуть-чуть нос. И все! — И что? — Лиам наморщил лоб, пытаясь понять, к чему клонит Люк. — И то. Я полгода назад на стоянке у супермаркета ступанул и поставил машину рядом с фонарным столбом. Потом забыл об этом и, когда дверь открывал, задел его ею. Ничего серьезного не было, только маленькая царапина, ее без очков на разглядеть. Я так думал, пока собирался в автосервис. А потом увидел, что этой милипиздрической царапины хватило, чтобы от нее пошла, мать ее, коррозия! — Ну ты сравнишь тоже, — хмыкнул Лиам. — Дверь сталью покрыта, а это мрамор! — Мрамор мрамором, но чувак, согласись, полторы тысячи лет — это полторы тысячи, — приподняв руку и чуть выставив ее ладонью вперед, сказал Люк. — Что ты мне предлагаешь, машину мрамором отделать? Лиам краем глаза взглянул на статую, рядом с которой они стояли, а затем слегка развел руками. — Будет достаточно просто не ставить ее рядом с фонарными столбами, — усмехнулся он и в следующий момент получил толчок в плечо от друга. — Да, с таким парнем я бы обменялась телефончиками, — протянула Елена, которая в этот момент была в зале древнегреческого и римского искусства с Кэролайн и Бонни, глядя на статую Аполлона. — Аполлон, Елена, Елена, Аполлон, — кивнув, как это делают, когда в компании кого-то друг с другом знакомят, со смехом проговорила Кэролайн. Кэролайн хотела пошутить о том, что им с Еленой пора найти парней, но какой-то барьер внутри удержал ее от этого. Тема отношений никогда не была для Кэролайн запретной, но сейчас затрагивать ее ни в каком контексте не хотелось. В ней что-то изменилось. Душа компании, заводила любой вечеринки, она все чаще была более замкнутой. Она по-прежнему была полна энтузиазма и, как это бывало обычно и было уже так привычно для друзей, не выпуская из рук карту города, каждое утро предлагала все новые места Нью-Йорка, где они должны были успеть побывать — и они успевали. Как это было всегда, Кэролайн была приветлива с каждым из своих друзей. Но сейчас все чаще казалось, что она словно уходит в свои мысли, отдаляется от внешнего мира, словно желая побыть наедине с собой. Быть может, парни, наверное, в силу присущей их полу невнимательности и неспособности сразу принять что-то непривычное, были почти уверены, что им это кажется, но Елена и Бонни не могли не замечать происходящего с Кэролайн. И, конечно, они понимали его причину. Но ни Бонни, ни Елена не заводили с Кэролайн разговоры об этом. Они знали, что говорить об этом она не хотела, и, может быть, не совсем принимая, но уважая ее выбор, они оставляли эту территорию для нее одной, чтобы она сама могла во всем разобраться. Кэролайн, очень давно мечтавшая побывать в Нью-Йорке, старалась уйти ото всего этого, раствориться во впечатлениях от этого города, не думая больше ни о чем. Однако в конце концов, все ее попытки отвлечься шли крахом, и Кэролайн понимала: она не уйдет от себя. В каком бы городе она ни оказалась, в какую бы страну ни улетела, она неизменно будет брать с собой одно — свои мысли. Да и было ли это удивительно, если даже когда она узнала об этой поездке, ее первые мысли были не о городе ее мечты, а о том, что сейчас там находится Энзо?.. Кэролайн была не в силах бороться со своими мыслями. Но в ее власти было запереть их на замок, оставив переживания глубоко в душе, там, где коснуться их не мог никто. Она сделала это и старалась постепенно возвращаться из своего маленького мира, в котором все это время пыталась закрыться. И сейчас оставалось лишь надеяться на то, что однажды время развеет их, как песок. Жизнь продолжалась. — За Нью-Йорк? — чуть склонив голову набок, Лиам приподнял стакан, в котором был налит золотистый виски, и по его губам скользнула лукавая улыбка. — Лучше тоста и не придумать, — улыбнувшись, проговорила Елена, и через мгновение в воздухе раздался легкий переливчатый звон. С танцпола доносились ударявшие биты музыки, но пока они не звали туда. Конечно, ребята знали: пройдет двадцать минут, полчаса, и этот звук потечет по венам. Но сейчас до него не было никакого дела — на мгновение остановившись в этом абсолютно безумном ритме, хотелось просто поговорить за стаканчиком виски или бокалом вина, оглянувшись назад, на проведенные здесь дни. — Я бы еще выпил за научные конференции, которые появляются в жизни очень вовремя, — усмехнулся Люк. — Логичнее тогда за нашу победу, — улыбнулась Кэролайн. — Ну тогда уж за нашу кафедру с книгами, без которых ее точно бы не было, — развела руками Бонни. — И за голубоглазых лаборантов, — хихикнув, подмигнула Елена. — Так, все, — засмеявшись, остановила их Кэролайн. — Мы сейчас начнем перечислять поводы, до танцпола вообще не доберемся. — Нам, кстати, сегодня лучше и правда много не пить, если хотим утром попасть более-менее без очередей попасть в Линкольн-центр, — напомнил Лиам. — Да, у нас завтра культурная программа — закачаешься, — хихикнула Кэр. — Во сколько там завтра мюзикл? — В шесть, — отозвался Люк. — И вы думаете, что мы за это время не придем в себя? — хмыкнула Елена. — Я после той университетской вечеринки в сентябре два дня отходил, — усмехнулся Лиам. — Лиам, ты просто не умеешь пить, — фыркнула Кэролайн. — Это я не умею? — возмутился парень. Слово за словом, и разговор ребят плавно перетек в обсуждение самых бурных вечеринок, которые были когда-либо в их жизнях. Лиаму и Бонни та вечер нка, посвященная началу учебного года, действительно запомнилась больше всего. Не согласиться с тем, что было весело, было невозможно: это был один из самых известных ночных клубов Лос-Анджелеса, где скучно не могло быть по определению, было много ребят с курса, с которыми большинство из них были уже знакомы и достаточно тесно общались, не было недостатка в дорогом алкоголе, а самое главное — в музыке и танцах, и значит — в позитивных эмоциях. Вечер продолжился прогулкой по ночному городу с ветерком, которую ребятам устроил брат Лиама, недавно купивший машину, с музыкой, на полную громкость звучавшую из окна, и огромными скоростями, от которых просто не могло не сносить крышу. Наверное, каждый из них запомнил бы гораздо больше, если бы в этот вечер рекой не текли виски, вино и множество других сортов алкоголя. И это не могло не отозваться своими последствиями: избежать дикой головной боли и попыток вспомнить, как они добрались до дома, поначалу не увенчивавшихся успехом, не удалось никому, а вскоре список итогов прошедшего вечера пополнился несколькими потерянными вещами: после того вечера Кэролайн так и не смогла найти свои наушники, о которых, впрочем, недолго жалела, так как давно хотела купить новые, а Люк понял, что где-то оставил сигареты и зажигалку. Но все же оказалось, что в их жизнях бывали более бурные вечеринки. Кэролайн под смех ребят и сама едва сдерживаясь от того, чтобы захохотать, рассказала о своей «первой пьянке вселенского масштаба», которая произошла, когда они с одноклассниками отмечали получение аттестатов и сданные экзамены: тогда восемнадцатилетняя Кэролайн еще жила с отцом и немало удивила Джузеппе, вернувшись домой глубокой ночью и с наперевес с велосипедом, тайну появления которого им еще предстояло разгадать утром. Елена же вспомнила то, как они с друзьями праздновали день рождения Джереми, которому тогда исполнился двадцать один и который, проиграв ей спор, в три часа ночи, с дикими криками и клянясь ей отомстить, выщипывал брови, а когда рассказывать о самой запоминающейся пьянке пришла очередь Люка, он со смехом сказал, что ему пора переставать пить вообще, потому что ни одну масштабную вечеринку он так и не запомнил, ближе к утру просто вырубаясь. Время за этими разговорами, быстро перетекавшими из одной темы в другую, летело незаметно. Одна мелодия сменяла другую, и в какие-то моменты удержаться от того, чтобы побежать на танцпол, было просто невозможно. Порой ребята уходили туда вместе, иногда разделялись, когда кто-то, услышав аккорды любимой мелодии, не мог оставаться в стороне, а кто-то, равнодушный к ней, оставался там, где было тише, чтобы выпить коктейль-другой. Но вновь и вновь, возвращаясь с танцплощадки и из бара, они собирались за своим столиком в зоне чилл-аут, чтобы перевести дух и поболтать. — Кэр, будешь еще? — Елена слегка кивнула на бутылку красного вина в своих руках, увидев, что бокал Кэролайн пуст. — Не-а, — с недовольством протянула та, переводя дух и убирая со лба влажную прядь белокурых волос после очередной заводной композиции. — Я бы сейчас выпила какого-нибудь свежевыжатого сока. Блин, вот где Лиам и Люк, когда они так нужны? Можно было бы их на правах парней отправить в бар с этими километровыми очередями, — надувшись, капризно посетовала Кэролайн, и Елена и Бонни, сидевшая в этот момент рядом, хихикнули. — Так можно позвать официанта, — сказала Бон-Бон. — Да они здесь ходят, как черепахи в кругосветное путешествие, — фыркнула Кэролайн. — Пока хоть кто-нибудь из них появится, мы тут поседеем все. Легче уже самому в бар сходить. С этими словами Кэролайн наклонилась к своей сумочке, чтобы достать кошелек. — Вам что-нибудь взять? — спросила она подруг. — Да нам и так хорошо, — со смехом ответила Елена, краем глаза взглянув на бутылку вина, стоявшую на столе. — Мы половины не выпили, так что, думаю, нам надолго хватит, — усмехнулась Бонни. Кэролайн, с легкой улыбкой пожав плечами, забрала кошелек и отправилась в бар. Вопреки ожиданиям Кэр, очередь в баре оказалась не такой большой: возможно, многие уже были на танцполе, а может быть, дело было просто в расторопности нескольких парней-барменов, «дежуривших» в эту ночь там, виртуозно смешивавших самые сложные и экстравагантные коктейли, казалось, с полуслова понимавших то, о чем их хотят попросить и так же быстро это выполнявших, и при всем этом еще успевавших обмолвиться с приходящими парой слов и с улыбкой спросить, как дела. — Привет, красавица. Услышав абсолютно незнакомый голос, Кэролайн чуть вздрогнула. Мгновенно подняв глаза, она увидела перед собой молодого парня в чуть помятой белой рубашке, державшего в руках стакан с жидкостью, по цвету напоминавший крепкий виски. На вид он был не старше Кэролайн. Он внимательно смотрел на нее, и на его губах играла беззаботная, но самоуверенная улыбка. Светлые густые волосы парня были взлохмачены. Его голос звучал бодро, но обо всем говорили его помутневшие голубые глаза. — Допустим, — бегло, с долей пренебрежения, но абсолютно спокойно, ответила Кэролайн. — Допустим что? Допустим, привет или допустим, что ты красавица? — усмехнулся парень. — Допустим, что у тебя есть пять секунд, чтобы сказать, почему ты меня задержал, и попытаться избежать возможности быть посланным, — закатив глаза и бросив на него презрительный скучающий взгляд, ответила блондинка. — Воу-воу, — улыбнувшись и скользнув по Кэролайн взглядом с головы до ног, выдохнул он, — чего ты? Просто хотел спросить, почему такая прелестная девушка здесь одна. — А ты так уверен в том, что я здесь одна? — Ну, я здесь никого не вижу, — оглядевшись вокруг и разведя руками, ответил незнакомец. — Извини, через весь ночной клуб тащить тебя, чтобы познакомить с теми, с кем я пришла, не входило в мои планы, — сказала Кэролайн. — И предоставлять официальные списки тоже. Хорошего вечера, — небрежно бросила она и уже хотела было пройти вперед, но парень, взяв ее за руку, задержал ее. — Да куда ты так торопишься, постой, — беспечно позвал он, задержав Кэролайн, взяв ее за руку. Кэролайн почувствовала, как у нее от злости вспыхнули щеки. Она смотрела в его глаза, и, когда она видела его не вполне осмысленный взгляд, в глубине сознания звучали отголоски мыслей о том, что это не та ситуация, которая появляется в мыслях, как худший вариант. Однако эти прикосновения, уверенные фразы, совершенно рассеянный взгляд были до невозможности мерзки. Парень хотел было что-то сказать ей, но не успел. В этот момент Кэролайн, которая хотела высвободиться, вдруг увидела перед собой выросшую, словно в один миг, чью-то широкую спину, а в следующее мгновение почувствовала, что незнакомец отпустил ее руку. Но это произошло настолько быстро, неожиданно и резко, что казалось, что он сделал это непроизвольно, и через несколько секунд, увидев вытянутую руку второго незнакомца, которой он уперся в грудь блондина, Кэролайн поняла, что он оттолкнул его чуть назад. Кэролайн не успела понять, что произошло, и мир вокруг вдруг закружился безумным торнадо. Однако она вернулась из этой прострации мгновенно, когда услышала до боли, до мурашек по коже, до ребяческой дрожи в коленях знакомый голос. — Чувак, ну девушка явно не заинтересована в твоей компании. Чуть хрипловатый, явно от сигарет, голос был абсолютно спокоен. В эту секунду Кэролайн показалось, что сквозь нее прошла ледяная стрела. Энзо. Чувствуя, как в груди бешено стучит сердце, понимая, что сейчас почти не ощущает своих рук и ног, взглядом Кэролайн на мгновение скользнула чуть ниже, и в приглушенном освещении увидела на руках мужчины в белой футболке, стоявшем перед ней, рисунки, которые она видела уже не раз. Но они послужили лишь еще одним доказательством того, в чем Кэролайн не сомневалась. Этот хрипловатый, грудной, теплый голос, как всегда, уверенный, без единой ноты тревоги и какого-то волнения, этот характерный, почти выправленный, но все же едва уловимый слухом акцент она не могла не узнать. Как он здесь оказался? Почему? Как такое возможно?.. Голову кружили тысяча вопросов, а Кэролайн стояла, глядя на его мощную спину, словно защищавшую ее ото всего, что было перед ним, будто прикованная к полу, безвольная кукла, не в состоянии даже пошевелиться. Энзо отошел чуть в сторону, и, повернувшись к Кэролайн, взглянул ей в глаза. Его взгляд — еще один удар. В глубине мыслей отдаленно звучали вопросы: видел ли он ее? Знал ли, что это она? Кэролайн всматривалась в эти, такие знакомые, сейчас чуть красноватые и усталые, черные глаза, в которых отражались огни ночного клуба, но понять так и не могла. Если Энзо, подойдя к ним, не узнал в девушке Кэролайн, то он очень умело скрыл свои эмоции. Если же он сразу понял, что это она… Кэролайн не верила, что все можно делать с такой бесстрастностью. — Ты ей вообще кто? — отступив, недоуменно спросил блондин, нахмурив лоб, явно не понимая, что происходит. — Троюродный дядя внучатой бабушки. Устроит? — в голосе Энзо зазвучали ноты раздражения. — Чувак, правда, ты выбрал не лучший способ для подката. За такое иногда в лицо дают, так что не порть вечер ни девушке, ни себе, ладно? Парень исподлобья переводил взгляд то на Энзо, то на Кэролайн. Ни разу за все это время Энзо не изменил тон. Складывалось такое впечатление, что он говорит о каких-то абсолютно бытовых вещах, как покупка сигарет. Но было в этом спокойном насмешливом голосе, в этих сдержанных движениях, в этом небрежном, почти безучастном взгляде что-то, что ясно давало понять: вступать в борьбу сейчас не стоит. — Почему ты… — Не заставляй меня повторять дважды. Энзо посмотрел незнакомцу в глаза, и железо, зазвучавшее сейчас в его тоне, заставило исчезнуть последние вопросы. В последний раз в каком-то замешательстве посмотрев на Кэролайн, блондин отошел и через несколько секунд растворился в толпе посетителей ночного клуба. — Спасибо, — отчетливо слыша в ушах стук собственного сердца, прошептала Кэролайн. Повернув голову, Энзо, чуть прищурившись, пристально вгляделся ей в глаза. — Будь осторожнее, — мрачно проговорил он. — Хорошего вечера. С этими словами, развернувшись, Энзо ушел. И это все. Кэролайн, почти не моргая, на протяжении пары минут смотрела в темноту, в которой скрылась фигура итальянца, и не могла поверить в происходящее. Кажется, судьбе в этот вечер захотелось изрядно над ними посмеяться. Лишь через несколько минут Кэролайн удалось отойти от оторопи, и она отправилась обратно к подругам. Сердце колотилось в груди, как отбойный молоток, а щеки горели, как от огня. До этого момента Кэролайн не могла представить, что такое возможно. Огромный мегаполис. Десятки, если не сотни ночных клубов. Таких же, как этот. Сотни вечеров. Сотни непохожих, взаимоисключающих планов. Сотни мгновений, которые пересеклись именно в этой минуте. Чудо? Фатум? Просто совпадение? Понять это было за гранью реальности. Он появился словно из ниоткуда и исчез тоже в никуда. Как сон. Как галлюцинация в больном бреду воспаленного сознания. Это была какая-то минута. Но именно эта минута сорвала все замки, за которыми Кэролайн все эти дни так отчаянно пыталась сохранить то, что творилось у нее в душе. Этот совершенно неуправляемый, абсолютно сумасшедший поток хлынул на нее, как вода в бурной реке, больше не сдерживаемая плотиной. Он сбивал с ног, лишал силы, увлекая на самое дно этой пропасти, где спасения уже не было. Щеки все больнее жгло, словно от лихорадки, а в легких отчаянно не хватало воздуха. Кэролайн не понимала, боялась, отчаянно, как тонущий человек, из последних сил пытающийся удержаться над поверхностью воды и, может быть, использовать этот последний шанс на спасение, она злилась. И в сознании истерическим отчаянным криком звучал единственный вопрос: почему именно сейчас? Быть может, если бы через месяц… Два… Позже, позже, позже… Кэролайн все еще изо всех сил пыталась выкинуть из головы мысли об этом. Вернувшись в зону чилл-аут к друзьям, она пыталась скрыть свои эмоции и вести себя так же, как и раньше. Но Елена и Бонни, наблюдая за ней, поняли: что-то не так. — Кэр, ты чего такая растерянная? — спросила Елена, внимательно взглянув на подругу. Кэролайн встрепенулась, столкнувшись с Еленой взглядами. — Что-то случилось? — спросила Гилберт. — Нет, Гилб, ты чего? — спешно пробормотала Кэролайн и слабо улыбнулась. — Тебе показалось. Кэролайн перевела этот разговор в шутку, и больше они к этой теме не возвращались. Но Елена, сейчас видя Кэролайн, знала: не показалось. Кэролайн пыталась расслабиться и отвлечься с помощью вина. В мышцах разливалась томительная, уже знакомая слабость, но сознание оставалось абсолютно ясным — вино не хмелило. Елена, Бонни, Лиам и Люк разговаривали о чем-то, смеялись и выпивали, пытаясь увлечь и Кэролайн, но сейчас все их слова доносились до нее лишь отголосками, как до человека, погрузившегося под воду, приглушенно, очень слабо доносятся звуки внешнего мира. О чем бы они ни говорили, чем бы ни занимались, Кэролайн не давала покоя единственная мысль: сейчас в этом же клубе, совсем неподалеку, может быть, на танцплощадке или в баре, отдыхает и Энзо. Они плохо расстались в последний раз. Кэролайн была уверена: они больше никогда не встретятся вновь. Но даже если бы случилось так, что их жизни каким-то совершенно невероятным образом пересеклись снова, Кэролайн казалось, что понять, какой будет эта встреча, будет легко. Она готова была почувствовать раздражение, злобу, отвращение… Хоть что-нибудь из того, что она чувствовала в тот вечер. Ей казалось, что она знает саму себя. Ничего этого не было сейчас, словно все эти чувства стерли — легко и просто, будто ластиком. Кэролайн раз за разом вспоминала эти до боли знакомые черные глаза. Сейчас, когда она возвращалась на месяц назад, ей казалось, что она не видела их уже гораздо больше. Энзо и Кэролайн было впору бы сказать что-то друг другу, как-то отреагировать на то, чего ни он, ни она не ожидали… Но текли секунды, а они стояли друг напротив друга, не сводя друг с друга полный какого-то необъяснимого, но очень схожего испуга взгляд, и не могли сказать ни слова. Будто их выключили из реальности. Еще месяц назад они могли проговорить час по телефону или весь вечер проторчать в WhatsApp и даже не заметить этого. Это было так смешно и так странно. «Это похоже на какое-то недоразумение», — с усмешкой думала Кэролайн. Быть может, это и правда было недоразумением, которые так часто случаются в нашей жизни. Они забываются так легко и быстро, словно их никогда не случалось, исчезают без следа. Вот только забыть это недоразумение почему-то не получалось, хотя отчего-то отчаянно хотелось. — Все, к черту посиделки, — с уверенностью заявила Елена. — Пошли ТАН-ЦЕ-ВА-ТЬ! Гилберт с улыбкой взяла Кэролайн за руку, приглашая на танцпол. Кэролайн не сопротивлялась и не хотела. Всю свою сознательную жизнь она была одержима музыкой и танцами и сейчас была почти уверена: танцплощадка если и не отвлечет ее, то точно поможет расслабиться. Поддавшись и позволив Елене буквально вытащить ее из-за стола, Кэролайн отправилась вслед за ней. На мгновение их взгляды пересеклись. Елена ободрительно дружелюбно улыбнулась ей, и Кэролайн в какой-то момент показалось, что она чуть заметно кивнула. Вскоре к подругам присоединилась и Бонни, а затем и парни. Музыка грохотала так, что, находясь внутри, совершенно нереально было осознать, что снаружи, на улице, ее действительно не слышно. Кэролайн всегда была заядлой тусовщицей, которая никогда не оставалась в стороне на вечеринках, и на танцполе, под раскатистые биты зажигательной музыки чувствовала себя абсолютно комфортно. Стараясь не думать ни о чем, она окунулась с головой в это маленькое безумие музыки, танцев и неподвластного ничему потока людей, насыщенного бешеной энергией, которую невозможно было не почувствовать, которая начинала биться вместе с сердцем. Это абсолютно выматывало физические силы, но Кэролайн без борьбы поддавалась этому: физическая усталость ненадолго, но словно очищала мысли. Кэролайн не знала, сколько они провели на танцполе: композиции сменяли друг друга, казалось, очень быстро. Но в помещении становилось душно, дышать было тяжелее, и оставаться здесь долго было просто физически невозможно. Дико хотелось пить, и Елена, которая, казалось, чуть захмелела от вина, но у которой хмель этот, было видно, уже выветрился, предложила Бонни и Кэролайн сходить в бар, чтобы взять попить воды, и, когда закончился очередной трек, они отправились туда. Парни остались на танцполе, но, как оказалось, владея выносливостью гораздо меньше, чем у девчонок, думается, надолго там тоже не задержались. Кэролайн, которая тщетно пыталась привести ритм сердцебиения в норму, взяла стакан минеральной воды с лимоном и льдом — беспроигрышный вариант, если нужно немного охладиться. Но лицо пылало, а внутри по-прежнему все горело, и Кэролайн поняла, что, вероятно, этого будет мало, и, оставив Бонни и Елену вдвоем, отправилась в туалет, чтобы немного привести себя в порядок. Здание клуба было достаточно большим и немного запутанным, поэтому сориентироваться, куда нужно идти, Кэролайн смогла не сразу. Она шла, оглядываясь вокруг в поисках соответствующей таблички. В какой-то момент Кэролайн, погруженная в свои мысли, засмотрелась по сторонам. Вернуться в реальность ей удалось лишь через несколько секунд. В голове мелькнула мысль о том, что так и упасть или врезаться в кого-то недолго, но Кэролайн не успела даже повернуть голову вперед, чтобы продолжить смотреть под ноги. В следующий миг она почувствовала толчок и резкий запах мужского парфюма, ударивший в нос. От неожиданности Кэролайн охнула и в этот момент увидела перед собой спину какого-то парня. Почувствовав, как рука дернулась, Кэролайн лишь в последний момент удержала стакан с водой, который чуть не выскользнул из рук. Вода выплеснулась на футболку незнакомца. Все произошло в единственную секунду, и Кэролайн не успела ни толком осознать, что произошло, ни остановиться. Кэролайн хотела извиниться, но слова остались у нее на губах лишь беззвучным шепотом, когда парень, вздрогнув от ледяной воды, выплеснувшейся ему на спину, повернулся к ней. В сознании была лишь одна мысль, и Кэролайн, казалось, сначала даже не заметила, что произнесла ее вслух. — Господи, мне порой кажется, что ты меня преследуешь… На нее исподлобья совершенно обескураженным взглядом смотрел Энзо. — Ну да, мне же так хотелось быть облитым водой, — с едким сарказмом выплюнул он, скривившись, и отряхнув мокрую руку, на которую попали брызги. Они не читали мысли друг друга и сейчас могли говорить, что угодно. Но в эту секунду у них на двоих была одна мысль. «Судьба, у тебя отличное чувство юмора!» Энзо явно был раздражен, но что-то было в его голосе, в его глазах такое, что подсказывало: это не из-за столкновения и даже не из-за пролитой воды. — Извини, — пробормотала Кэролайн, но эти слова прозвучали абсолютно спокойно, и желания любой ценой загладить свою неловкость и вину в них не было. — Это ночной клуб, не кружок рисования и не клуб кройки и шитья. Так что, да, представь себе, мы можем встретиться здесь, — развел руками Сент-Джон. — Кэр, ты классная девушка, но спустись с небес на землю. Я не выискиваю девушек с картой по городу. Услышав последнюю фразу Энзо, Кэролайн вдруг захотелось рассмеяться. Без злобы, без яда. В голове прозучало: «Парни, какие же вы порой дети…» — Где-то я это уже слышала, — усмехнулась Кэролайн. — Да? — Энзо склонил голову чуть набок и пристально посмотрел на нее. — Ты говорила это еще кому-то? Услышав последнюю фразу, Кэролайн почувствовала, как кожу обдало жаром, словно рядом полыхал огонь. Сейчас поведение Энзо становилось понятным, и Кэролайн была вынуждена себе признаться, что она не ожидала, что он отреагирует именно так. Жар, которым было объято тело, быстро проник гораздо глубже. Ясные голубые глаза смотрели на него с разочарованием и каким-то негодующим пренебрежением. — Энзо, ты ведешь себя, как маленький обиженный мальчик. — А где Кэролайн? Бон, она еще не возвращалась? — спросила Елена, подойдя к подруге. Бонни перевела взгляд на Елену, а затем кивнула чуть вперед. Елена посмотрела в ту сторону, в которую указывала девушка, но глаза, судя по всему, так и не смогли в полной мере привыкнуть к полутусклому освещению, и она не сразу смогла разглядеть фигуру Кэролайн. — Она там, — сказала Бонни. — Только туда лучше не соваться: там, похоже, скоро ураган будет, — усмехнулась она. Нахмурив лоб, Елена немного растерянно посмотрела на Бонни, пока явно не вполне понимая, что случилось. Но затем, приглядевшись, рядом с Кэролайн она вдруг увидела высокого парня в белой футболке. Молодые люди что-то обсуждали. Конечно, о чем шел их разговор, узнать было невозможно. Но понять, что между ними сейчас происходило, было до предела легко. Они редко жестикулировали, но каждый их жест был наполнен нервами, электричеством, заряд которого проходил через них обоих. Они смотрели друг на друга в упор, словно бросая вызов, и взгляд этот был совершенно не похож на то, как смотрят друг на друга друзья при случайной встрече. За них все говорили их позы с их открытой небрежностью, движения, мимолетные, незаметные для случайного взгляда, но для них бывшие еще одним, самым метким оружием. И теперь Елена понимала, что имела в виду Бонни, когда говорила об урагане. Фигура парня, который разговаривал с Кэролайн, показалась Елене очень знакомой. И, когда в мыслях прозвучало единственное имя, она не смогла поверить даже самой себе. — Постой… — пробормотала Елена. — Это Энзо? Елена не скрывала недоумения. Бонни же, пока Елена пыталась осознать происходящее, была совершенно спокойна, и в ответ на ее вопрос, произнеся короткое «да», кивнула. Взгляды девушек — искренне изумленный Елены и абсолютно спокойный, даже беспечный, Бонни — встретились. Но девушки не сказали друг другу ни слова. Это было и не нужно. Они еще несколько секунд смотрели друг другу в глаза, понимая, что, испытывая, наверное, прямо противоположне эмоции, сейчас, что бы ни говорила Кэролайн, думают об одном: Кэролайн и Энзо нужно во всем разобраться. Прошли какие-то мгновения, и подруги, не сговариваясь, почти одновременно сдвинулись с места, чтобы уйти и вернуться к Лиаму и Люку. — Маленький обиженный мальчик? — Энзо слегка склонил голову набок, заглянув Кэролайн в лицо. — И что же Кэролайн Сальватор считает тем, чтобы вести себя, как маленький обиженный мальчик? В голосе итальянца была слышна неспокойная усмешка. — Неумение принимать чужую точку зрения, даже если она идет вразрез с твоей собственной, — спокойно ответила Кэролайн. — А я обязан? — тон Энзо вдруг стал ровнее. — Для взаимодействия с людьми не было бы лишним. — Хочешь сказать, тебя не отталкивают некоторые мои действия? Энзо, чуть прищурившись, все так же пристально смотрел Кэролайн в глаза. — Какими бы я их не считала… Кэролайн остановилась на мгновение, но фразу продолжать не стала. — Знаешь, Энзо, по крайней мере, сейчас я не раздражаюсь от пролитой на футболку воды так, будто эту воду разлили на мой телефон минимум. На губах Кэролайн появилась мягкая легкая усмешка, и Энзо почувствовал, как мгновенно у него внутри вспыхнул жар, в одно касание расползшийся по всему телу. Конечно, он понимал, о чем говорит Кэролайн. Она действительно раскусывала его, как маленького ребенка, неспособного что-то скрыть, и ему казалось, что он парализован, когда он видел, с какой легкостью и спокойствием она это делает. — А какой реакции ты ждешь от меня? — с вызовом спросил Сент-Джон, чувствуя, что начинает медленно сходить с тормозов, не в силах больше держаться. — Знаешь, я еще не встречал ни одного парня, который бы кайфанул от того, что его усиленно динамят. В голосе Энзо звучало нескрываемое раздражение, и Кэролайн чувствовала, как злость начинает разгораться в ней самой. Слово за слово, их разговор приобретал совершенно другой накал, вопреки всем их попыткам, открывая те эмоции, которые они хотели скрыть. — Если ты услышал отказ, умей с достоинством принять это, — с каким-то негодованием резко бросила Кэролайн. Энзо, плотно сжав губы и медленно дыша, не отводя взгляд, смотрел Кэролайн в глаза. Сейчас не нужны были слова, какие-то объяснения, жесты, крик на пределе. Говорят, глаза — зеркало души. И сейчас Кэролайн понимала, что истинный смысл этих слов она осознала только в этот день. Потому, что все, что творилось в душе этого человека, стоявшего сейчас напротив, и сгоравшего без огня, она видела в его глазах, взгляд который граничил с безумием. Проходило время, но Кэролайн не возвращалась. Раз за разом вглядываясь в рассеянную тусклую темноту, снова и снова обходя места, где она могла бы быть, Лиам упорно искал ее глазами среди толпы, но его попытки были безуспешны. — Елена, — проговорил он, вернувшись, — Кэролайн еще не вернулась? У нее телефон, — он показал девушке смартфон Кэролайн, который та оставила на столике и который он хотел ей отдать, — сейчас разорвется. Номер неопределен… Но мало ли что. Я искал ее, но ее нигде нет. Услышав, что Лиам искал Кэролайн, Елена почувствовала, как по коже прошел холодок. В голове тотчас же закружились тысячи мыслей, но сейчас все они не имели никакого значения. Среди этого безликого потока, словно вспышка, словно оглушающий взрыв, была лишь одна фраза: Лиам сейчас не должен знать, где Кэролайн. — Слушай, она… С другом встретилась, — отчаянно пытаясь справиться со шквалом мыслей и вопросов, шумевших в голове, и наскоро придумать «отмазку», постаравшись скрыть дрожь в голосе от растерянности, ответила Елена. — Они, наверное, в баре. — Я был там, Кэролайн не видел, — мотнул головой Лиам. — Пойду, посмотрю во втором секторе, может… — Лиам, да брось, — тронув за плечо уже повернувшегося вполоборота и собиравшегося уходить парня, как можно беспечнее проговорила Елена. — Наверняка просто кто-то ошибся номером. — Просто уже третий раз звонят, — несмело сказал Лиам. — Вряд ли это кто-то из друзей и семьи, — предположила Елена. — В таком случае позвонили бы и Бонни. Кэролайн потом сама разберется. Клуб огромный, ты так полночи пробèгать можешь. — Да… — в рассеянности неуверенно пробормотал парень, и было не совсем понятно, вопрос это или утверждение. Лиам молчал на протяжении еще нескольких секунд, но уже по его нерешительности Елена поняла: ей удалось его убедить. — Ладно, — пожал плечами Лиам. — Тогда… Пусть Кэролайн потом заберет телефон. Елена с улыбкой кивнула Лиаму в знак того, что это правильное решение. — Знаешь, — вдруг проговорил Лиам, — там сейчас медляк… Может быть, пойдем потанцуем? Лиам нерешительно заглянул Елене в глаза. Она на мгновение замерла, совершенно не ожидав такого предложения от равнодушного к медленной музыке Лиама. Лиам ничего не говорил больше, но уже через пару секунд губы Елены изогнулись в приветливой теплой улыбке, и она, не говоря ни слова, вложила в руку Лиама свою. Лиам улыбнулся, крепко сжав своей горячей рукой ладонь Елены, и вместе они ушли на танцпол. — Нет, это нормально вообще… — пробормотала, вернувшись, Бонни, увидев Елену и Лиама и поняв, что из девушек она осталась одна. — Знала бы — Паркера хотя бы уговорила взять пару отгулов и с собой взяла! — с негодованием вслух воскликнула она. В этот момент она почувствовала, как кто-то обнял ее предплечьем сзади. В той же руке, которой он ее обнял, этот кто-то держал стакан с каким-то коктейлем и льдом. Однако испугаться и как-то отреагировать Бонни не успела, в следующее мгновение увидев смеющиеся голубые глаза Люка. — Бон-Бон, в задницу эти медляки — скукотища ведь смертная, — безмятежно протянул он. — Давай лучше по Лонг-Айленду? С этими словами, держа в обеих руках коктейли, парень, чуть склонив голову набок, протянул один ей. Бонни почувствовала слабый, едва уловимый запах свежего лимона, и широко улыбнулась. — Люк, я тебя обожаю, — усмехнувшись, сказала она и, взяв коктейль, потянулась к другу, обняв его за талию. Гром музыки, огни иллюминации, танцы, алкоголь — здесь кипела своя жизнь, увлекая в свой водоворот любого, кто сюда попадал. Но сейчас Энзо и Кэролайн не было совершенно никакого дела до треков, которые ставил ди-джей, до развлечений и до того, что многие уже давным-давно были на танцполе. Они уже не думали о том, с кем и для чего приехали в этот ночной клуб. Существовали только он и она. И яркие вспышки, зажегшие между ними пламя, бушевавшее лишь сильнее. Последние слова Кэролайн, произнесенные с упреком, с таким презрением, проникли в кровь едким ядом. Ярость вспыхнула в нем моментально; этот разговор должен был закончиться. Но Энзо стоял, не двигаясь, и был не в силах объяснить себе сам, что с ним происходило. Это разрывало душу на куски от злости и негодования… И от этого сносило крышу. Он должен был сказать об этой несносной Барби все, что сейчас говорило ему его разгоряченное воспаленное сознание. А он смотрел на нее, в эти чистые, необыкновенно яркие голубые глаза, блестевшие сейчас, как два мифических драгоценных камня, и чувствовал, что рад этой встрече, этому глупому, нереальному недоразумению, что он готов хвататься за эти секунды, пусть сгорая от ярости, которую не мог выразить, которая рождалась и умирала в нем, заставляя кровь кипеть, только бы она не отводила взгляд. От этого сумасшествия хотелось кричать. Он страдал и был не в силах это прекратить, он не хотел этого. Это было похоже на чертов замкнутый круг, на клетку, из которой выхода уже не было видно. — Хорошо, — кивнул Энзо. — Только сначала научусь отличать френдзону от симпатии, — с едким ядом сквозь зубы процедил он. Сердце снова начинало биться быстрее. Почему-то именно последние слова Энзо в какой-то момент заставили Кэролайн замереть, словно открыли то, что она хотела спрятать в себе сильнее всего. Это охватывало каким-то бессилием, выбивая из груди воздух, злило, повергало в какое-то необъяснимое отчаяние. — Френдзона… — задумчиво и с какой-то горечью, с полуусмешкой повторила Кэролайн. — Я тоже думаю, что мы не были друзьями. Услышав эти слова, Кэролайн вскинула глаза на него. Взгляд Энзо вдруг стал спокойнее — словно он озвучил уже когда-то доказанную, известную теорему. Они читали друг друга, как раскрытые, давно прочитанные, знакомые книги. И все равно оставались друг для друга самой большой в жизни загадкой. — Кем же тогда? — уже тише пересохшими губами спросила Кэролайн. Энзо, будто не совсем осознанно, но абсолютно растерянно покачал головой и слегка развел руками. — Я не знаю, Кэролайн. Кэролайн, не моргая, смотрела в его глаза, и на губах отчего-то отчетливо ощущался горьковатый привкус. И он был не от вина. — Может быть, в этом и дело? В том, что мы никогда ничего не значили друг для друга. Они говорили почти шепотом и сами удивлялись, как до сих пор слышат друг друга. Но казалось, что даже если бы они молчали, они бы все равно друг друга услышали. В их мыслях звучали одни и те же вопросы. В черных таких лукавых глазах Энзо вдруг появилась усмешка. Он, словно ожидая какого-то ответа, пристально посмотрел в глаза Кэролайн, и по его губам скользнула тень легкой, какой-то беспечной, почти детской улыбки. — Тогда почему ты сейчас считаешь меня отъявленным мудаком? Кэролайн было приоткрыла рот, чтобы сказать что-то, но поняла, что не сможет сказать ничего. Такой несерьезный, абсолютно шутливый вопрос. И ответ, который лишил ее покоя. — Знаешь, — вдруг произнес Энзо, — даже если я в твоих глазах полный мудак… Я никогда не прощу себе, если не попробую еще раз. Энзо больше не произнес ни слова. Он просто сделал шаг, приблизившись к Кэролайн до последней черты, так, что она вполне уловимо ощутила запах виски на его губах, и, взяв в руки ее лицо, одним движением притянул к себе. Энзо не знал, что произошло с ним в эту секунду. Помутнение сознания, полное затмение разума… Это можно называть, как угодно. Но на самом деле, в этот момент Энзо понял: это была вспышка. Яркая вспышка, которой хватило одного мгновения, чтобы привести в порядок его спутанные блуждавшие мысли. Потому, что в эту секунду он наконец понял, чего он хочет. Он хотел ее поцеловать. Не увезти ее из этого чертова клуба, не провести с ней всю эту ночь до утра. А просто поцеловать. Снова ощутить бархатное прикосновение ее мягких вишневых губ с легким привкусом вина и мяты. Снова почувствовать на своей коже ее дыхание и самому, чувствуя, как сердце бьется о ребра, забыть, как нужно в легкие проталкивать этот бесполезный кислород. Энзо был готов к тому, что Кэролайн снова оттолкнет его. Но текли секунда за секундой, сейчас казавшиеся невообразимо долгими… И Энзо чувствовал на своих плечах прикосновение ее прохладных рук. Кэролайн ответила на его поцелуй. Спустя несколько секунд, словно очнувшись, Энзо отступил, словно его прошибло электротоком. Тяжело дыша, он смотрел на Кэролайн, не моргая, растерянными, какими-то испуганными глазами. — Почему ты… Энзо понимал, что его вопрос был донельзя глупым, и так и не смог его озвучить. — Почему я не оттолкнула тебя? — усмехнулась Кэролайн. — Снова? Чтобы это сделать, нужны железные нервы. У меня их нет. Энзо жадно, почти по-звериному вглядывается в такие знакомые черты лица, словно не веря тому, что она говорит. Но лучшим ответом для него становятся ее горящие огнем голубые глаза. Одна секунда. Вторая. Третья. И рушатся все барьеры и стены, слетают все замки, на которые была заперта душа. Энзо чувствует, что ему уже не вернуться, что он уже слетел с тормозов. Он болен, он одержим, и меньше всего он хочет лечить эту одержимость. Пусть она владеет им, пусть играет, как ей захочется. Он в ее власти и взамен просит лишь об одном. Энзо крепко, но не грубо берет Кэролайн за плечи и резким движением прижимает ее к стене. Они жадно целуют друг друга, не отрываясь ни на секунду, сминают одежду, задыхаясь, захлебываясь воздухом, насквозь пропитанныи мужским лимонным парфюмом, виски и вином. Кэролайн оказывается в плену, между прохладой, дышащей на плечи, и жаром тела Энзо, каждый сантиметр которого она чувствует сквозь футболку, касаясь его торса тонкими холодными пальцами. И она с радостью сдается. Потому, что свободнее, чем в этом плену, она не чувствовала себя никогда. Они не должны. Потом будет больно. Возможно, потом она будет об этом жалеть. Плевать. Ничего в этом мире не имеет значения, кроме этих минут, которые они не отдадут никому.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.