***
Около здания суда остановился черный внедорожник. Ребекке не нужно было знать ни его марку, ни номера, ни какие-то приметы, чтобы понять, что это за машина: она знала ее, как собственный автомобиль. Несколько дней назад Ребекке и Деймону пришло извещение о том, что их заявление о разводе рассмотрено и с результатами обращения можно ознакомиться в суде. Эта новость немало удивила их обоих — один тот факт, что ответ пришел уже спустя несколько недель, можно было считать удачей: развод по законам Калифорнии был, наверное, одной из самых сложных юридических процедур, и даже если пара, не имея никаких разногласий по поводу раздела имущества или опеки над детьми и претензий друг к другу, подавала на неоспариваемый* развод, процесс мог затянуться в среднем на три-четыре месяца. Личное присутствие их обоих не было обязательно, и Ребекка не знала, планировал ли Деймон появляться в суде. Но когда они в первый раз за все это время связались, он с уверенностью ответил: он приедет. Захлопнув дверь, Деймон вышел из машины и сдал ее на сигнализацию. И в этом человеке, вышедшем из автомобиля, Ребекке было очень легко узнать Деймона. Увидев его, Ребекка почувствовала, как сердце дрогнуло. Она не знала, почему: они так давно не виделись, она должна была от него отвыкнуть… И сейчас Ребекка понимала, насколько крепка та нить, которая все еще связывала их и которая могла в любое мгновение каждую клетку внутри отозваться — на его взгляд, на его слово. На то, что он был рядом. Темно-синий костюм с черной рубашкой, в которых был так уловим его стиль — выдержанный, всегда элегантный и чертовски ему подходящий. О событиях трехнедельной давности могли напомнить лишь побледневшие шрамы на виске и брови — в Деймоне не осталось ни следа от человека, которого Ребекка увидела на пороге их дома в ту страшную ночь. Уверенная осанка, мощная фигура, мужская стать. Это был тот мужчина, которого она так хорошо знала. Это был действительно Деймон — тот Деймон, который был ей так знаком. Когда Деймон сделал несколько шагов, Ребекка увидела, что он хромает. Хотя Деймон ни одним взглядом, ни одним движением мимики не выражал того, что испытывает дискомфорт, было видно, что каждое движение причиняет ему сильную боль. В сознании, неясно откуда, вдруг появилась мысль: это тоже… Последствие драки с Клаусом, или?.. Ребекка почувствовала, как ее обдало холодом. Быстро моргнув, словно постаравшись смахнуть пелену страшной мысли, на мгновение застелившей глаза, Ребекка постаралась выбросить ее из головы. — Привет, — произнес Деймон, подойдя к ней, глядя Ребекке в глаза. Ребекка кивнула. — Привет. Ребекка не представляла себе эту встречу. Не знала, состоится ли она когда-нибудь. Не знала, что они скажут друг другу. И вот это произошло. Так быстро. Так до странности просто. И казалось, что прошло уже так много дней и месяцев — намного больше, чем несколько недель. Первоначальные эмоции улеглись. Больше не было дрожи от ненависти, сознание занимали немного иные мысли. Но на их место пришло другое. И это было сильнее… И больнее. Это ныло в груди огромной, слишком свежей раной от только что небрежно вытащенного лезвия. Это было так странно. Заявление о разводе было рассмотрено, сегодня их вызвали в суд — и это значило, что сегодня их могут развести. Могло пройти еще полчаса, сорок минут — и их больше бы ничего не связывало. Как будто ничего никогда не было. Два разных человека. Две параллельные жизни. В это хотелось верить… И над этими попытками, выплевывая воспоминания, с болью заполняя ими до краев, смеялась каждая клетка души. — Не долго ждала? — спросил Деймон. — Не беспокойся, — без капли сарказма спокойно заверила его Ребекка, — я сама только приехала, и… Пойдем? — слегка кивнув головой в сторону здания суда, сказала она. Деймон открыл дверь и, придерживая ее, пропустив Ребекку вперед, зашел вслед за ней. Они оба были здесь в первый раз. И оба ловили себя на мысли, что ожидали совсем другого. Здание суда, очень светлое, огромное, не охватываемое взглядом, было полно суетой. Отовсюду слышались чьи-то разговоры, адвокаты обсуждали что-то со своими клиентами, был слышен шелест каких-то бумаг, и никому и ни до кого не было дела. Ребекка чувствовала себя неуютно в этом здании, напоминавшем большой улей; она сама не могла объяснить этот дискомфорт, но краем глаза украдкой взглянув на Деймона, увидев, как он с каким-то интересом и как-то растерянно обводит взглядом то, что находится вокруг, поняла, что он чувствует то же самое. — Что ж… Мистер Сальватор, миссис Сальватор, — обводя взглядом каждого из них, проговорил судья, — хорошо, что вы пришли сегодня вместе. Редко когда пары присутствуют в суде вместе, но я считаю, что эффективнее всего, когда информация доходит до обоих сразу и лично. — В извещении было указано, что решение по нашему заявлению уже принято, — сказал Деймон. — Да, это так, — ответил судья и, достав папку с необходимыми документами, бегло просмотрел ее. — Деймон Сальватор… Ребекка Сальватор… Дата заключения брака — 24 декабря 2015 года… — судья чуть слышно проговаривал информацию, которая появлялась перед глазами, но кажется, особо не вникал в смысл написанного, — однако, дойдя до даты регистрации брака Деймона и Ребекки все же на мгновение остановился, хотя уже и был знаком с их заявлениями о разводе и всеми предоставленными ими документами: на календаре был всего лишь май. — Это очень похвально, что все возможные вопросы вы уладили заблаговременно, не обращаясь в суд. При разводе у супругов действительно очень редко не возникают споры. Но… — на мгновение сделав паузу и вновь опустив глаза в документы, через несколько секунд судья поднял взгляд на Деймона и Ребекку. — На данный момент ваш иск не может быть удовлетворен. Это было так странно: услышав то, что оба меньше всего ожидали услышать, Деймон и Ребекка устремили взгляд не на человека, озвучившего это и стдевшего перед ними. Они медленно, словно еще не до конца понимая услышанное, повернулись друг к другу, и их взгляды встретились. — В каком смысле? — непонимающе переспросил Деймон, обратившись к судье. — Миссис Сальватор, — взглянув на Ребекку, сказал судья, — вы подали заявление на развод и как причину указали непримиримые разногласия. Мистер Сальватор, — он перевел взгляд на Деймона, — вы через два дня подали встречный иск, указав ту же причину. Деймон, приложив к губам пальцы, буравил судью взглядом, пристально, напряженно всматриваясь в него, не отводя глаза. — Причины, изложенные вами, как обоснование для развода выглядят довольно зыбко. В этот момент Деймон и Ребекка, кажется, окончательно перестали понимать, что происходило. — Мы должны подробно расписать эти причины? — отведя пальцы от губ и сделав ладонью вопросительный жест, с каким-то вызовом спросил Деймон, но его вопрос, было вполне ясно, звучал риторически: он прекрасно знал, что законодательство этого не требовало. — Вы не обязаны, — ответил судья. — Но вы же понимаете, что «непримиримые разногласия» — очень расплывчатое понятие. Поэтому говорить об обоснованности вашего решения развестись тяжело. В таких случаях, как ваш, суд не может знать, что пара под этим подразумевает и насколько это серьезная ситуация. Может быть, это действительно значимые расхождения во взглядах — на семью, на воспитание детей, на финансовую сторону жизни. А может, вы вечером не смогли договориться, чья очередь мыть посуду, и утром подали заявление на развод. Ребекка и Деймон сейчас смотрели в разные стороны: Деймон с едва уловимой мимолетной полуусмешкой на губах опустил взгляд, Ребекка на мгновение отчего-то отвела его, — но казалось, что в эту секунду они думали об одном. — Я как представитель суда не могу считать указанные вами причины для расторжения брака вескими. И Деймон, и Ребекка пришли к мысли о разводе разными путями, но сейчас оба они должны были себе признаться: того, что произошло сейчас, не ожидали ни он, ни она. И что будет дальше, как они должны поступить, в эту секунду они тоже не понимали. — Какие причины для развода тогда считаются вескими? — спросила Ребекка. В голосе была какая-то дрожащая, нервная усмешка, и было понятно, что ее вопрос тоже, скорее, риторический. — Их масса, — развел руками судья. — Физическое или моральное насилие, алкогольная или наркотическая зависимость, недееспособность… Этот список можно продолжать долго, и я уверен, что вы сами его прекрасно знаете. Я не знаю, какая атмосфера царит в вашей семье, — он отрицательно мотнул головой, — но я имею все основания предполагать, что ничего перечисленного в ней нет. Потому, что в противном случае пары прямо указывают в заявлении именно на эти причины. — Это бред, — отчеканил Деймон, и его голос в эту секунду послышался так громко и резко, что казалось, что его слова звонким эхом отрикошетили от стен. — Мы взрослые люди, которые приняли решение, касающееся нашей жизни. Расторжению брака не препятствует ничего. У нас нет претензий друг к другу по поводу имущества — совместно нажитого в браке мы не имеем, а прибыль от продажи жилья, которое мы приобрели до свадьбы, мы собираемся поделить на две равные части, и это устраивает нас обоих. У нас нет общих детей, опеку над которыми нам нужно было бы обсуждать, — сквозь зубы рыкнул Деймон, и в этот момент его голос сорвался: дрожь, которую он не смог сдержать, произнеся последнюю фразу, сдавленным хрипом оборвалась на последнем слове. Ребекка почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Взгляд Деймона был обращен на судью, и он не видел в этот момент Ребекку и то, как она в этот момент повернула голову в его сторону и в течение нескольких секунд, не отводя глаза, с каким-то недоумением, неверием смотрела на него, не видел, как ее взгляд на миг подернулся какой-то необъяснимой неясной пеленой. Деймон, плотно сжав губы, прожигал судью неестественно яркими голубыми глазами, и казалось, что спустя мгновение в них может вспыхнуть молния. Ребекка смотрела на Деймона и не понимала, что сейчас творилось у него внутри, почему он отреагировал именно так. Почему он в этот момент сорвался, Деймон не мог ответить сам. Все, что он сейчас чувствовал, — это какой-то необъяснимый жар, который охватил его целиком, ощущался даже на лбу, на щеках, стискивал шею, как при лихорадке. — Мистер Сальватор, все вопросы лучше обращать к законодательству, — спокойно ответил судья. — Я лишь его исполнитель. Помолчав немного, он добавил: — Законодательство Калифорнии ревностно относится к институту брака и семьи, мистер и миссис Сальватор. А расторжение брака — так же, как и его заключение, — серьезный шаг, который невозможно делать под влиянием эмоций или лишь сиюминутных обстоятельств. В воздухе, вдруг ставшем необъяснимо плотным, повисла тяжелая тишина. Деймон и Ребекка молчали, и в этой свинцовой тишине было слышно их дыхание. Они оба выглядели рассеянно и растерянно, но в мыслях каждого из них было что-то свое — неизвестное другим, глубоко скрытое от внешнего мира. — Что… Тогда дальше? — слабым голосом спустя время спросила Ребекка. — Вам дается два месяца на примирение. Если по истечении этого срока вы не сможете разрешить проблемы, которые подтолкнули вас к решению о разводе, и не будет никаких других препятствий, процесс расторжения брака, скорее всего, будет запущен. Деймон и Ребекка вышли из здания суда молча. Они шли параллельно по залитой солнцем улица, но не смотрели друг на друга, и казалось, что каждый из них сейчас находится в своем мире, который закрыт от внешнего — и от того, кто был рядом. Но вдруг, неожиданно, так странно и просто Деймон проговорил, посмотрев на Ребекку: — У тебя… Все хорошо? Этот вопрос звучал спокойно, словно перед этим не было ничего: их встречи полчаса назад, разговора у судьи, — Деймон словно не было ни до чего этого дела, как будто они столкнулись только сейчас. Ребекка остановилась и подняла на Деймона взгляд. Он внимательно смотрел Ребекке в глаза, и во взгляде его была единственная просьба. Ответить. — Спасибо, — произнесла Бекка. — Я в порядке, Деймон. Деймон слышал ее ответ, но ни на мгновение не отвел от нее глаза. Он все так же вглядывался в такие знакомые черты ее лица — спокойно, но как будто что-то ища, пытаясь найти какой-то ответ, думая о чем-то своем. И спустя несколько секунд он вдруг услышал голос Ребекки. В нем уже не было дрожи — она была уверена в том, что хотела сказать. — Как ты? Деймон как-то небрежно пожал плечами. — Думаю, что так же, как и ты. Не хуже и не лучше. Они не знали друг о друге ничего. Ничего из того, что происходило с ними на протяжении этих недель. Они были друг для друга уже закрытой книгой — слишком быстро стали ею. И принять это, с этим совладать было непросто. Ребекка и Деймон не говорили о том, что сказал им судья. Деймон думал об этом в эти невыносимо тягучие, медленные секунды, что текли сейчас неощутимым ходом… И молчал. Он смотрел в глаза Ребекки, и какая-то необъяснимая, но очень мощная сила внутри него заставляла исполнить лишь один приказ: молчать. Сохранять эту тишину. Не произносить ни слова из того, что рождалось в душе и что в ней, быть может, еще жило. Он видел ответ в ее глазах. И он был для него яснее всего. — Деймон, пока я не до конца забрала вещи… Из дома, — сделав небольшую паузу, словно запнувшись, произнесла Ребекка. — Их там много. Поэтому… — Не бери в голову, — не дослушав ее, сказал Деймон. — Процедура с продажей займет не меньше нескольких месяцев. Так что сейчас это не принципиально. И снова молчание. Мимо проезжали автомобили — совсем рядом была дорога, в здание суда входили и выходили из него разговаривающие друг с другом о чем-то люди. Но ни Деймон, ни Ребекка не слышали этих звуков, ни одного из них — как будто были полностью изолированы. Ребекка не знала, сколько секунд или минут прошло. Она не считала их, не чувствовала, не улавливала ту последовательность, что называют временем. Лишь когда она услышала, когда Деймон позвал ее по имени, Ребекка почувствовала какой-то отозвавшийся болезненно в груди укол, который вернул ее к жизни из этого странного забытья. — Ребекка, — произнес Деймон, и их глаза встретились. — Я хотел сказать… Деймон замер на мгновение. На долю секунды его взгляд рассеялся — Деймон словно обратился к себе, к тому, что сейчас происходило у него внутри. И он доверил это Ребекке. — Спасибо за то, что не было грязи. Взгляд Деймона теперь был абсолютно ясен и сосредоточен — он смотрел Ребекке в глаза и сейчас, может быть, впервые за это долгое время точно знал, что хочет сказать. Сердце с силой ударило один раз, и этот странный болезненный удар отдался в висках. В суде им дали два месяца для примирения. Два месяца для того, чтобы, может быть, что-то исправить. Великие крепости и страны сдавались за время, гораздо меньшее. Что же можно сказать о двух людях — двух обычных людях, которые знали друг друга, казалось, всю жизнь. Но Деймон понимал: это не значило ничего. Деймон не знал, встретятся ли они в суде через эти два месяца. Он никогда не мог представить себе, какой будет эта последняя встреча. Но какое-то чувство внутри — необъяснимое, неуловимое, невесомое, но ощущавшееся очень ясно — говорило ему: это она. — Тебе тоже спасибо, Деймон, — вдруг произнесла Ребекка. — За все. И особенно — за Мию. Ребекка замерла на мгновение, и Деймону показалось, что ее глаза заблестели. — Эти месяцы были лучшими в моей жизни. Услышав эти слова, Деймон почувствовал, как внутри прошла электрическая дрожь. Ему казалось, что если бы сейчас он сделал несколько шагов вперед, он дрожал бы всем телом. Не моргая, он смотрел Ребекке в глаза и почувствовал, как на мгновение его взгляд затянуло туманной пеленой. — В моей тоже, — едва слышно проговорил он. Деймон и Ребекка больше не сказали друг другу ни слова. Наверное, больше ничего было и не нужно. Деймон вернулся в машину, но долго не уезжал. Не заводя мотор, опершись рукой на руль, он молча смотрел на улицу, глазами провожая проходивших мимо людей. Из кармана брюк Деймон достал тонкое золотое обручальное кольцо. Он снял его с руки, но почему-то до сих пор носил с собой. Деймон взглянул на него, крепко держа его двумя пальцами. Украшение было простым — на нем не было гравировки, узоров, камней, — но он продолжал скользить по нему взглядом, внимательно всматриваясь в него, думая о чем-то своем. Это были такие странные отношения. Это был странный брак. — Ты любил меня? Я не верю в это, Деймон. Может быть, Ребекка действительно была права? Может быть, он и правда просто не знал, что это такое — любить — и просто этого не умел. Тогда почему сейчас было так больно? Почему так отчаянно хотелось повернуть время вспять — выйти из машины, броситься за ней вслед, напомнить о тех двух месяцах, которые дал им судья, и просить об одном — не ждать, пока они пройдут, не отпускать друг друга. Но Деймон смотрел на обручальное кольцо в руках и понимал: это бессмысленно. Между ними было слишком много боли. И у всего есть предел. Склеить трещину, даже очень глубокую, найти для этого достаточно прочный клей проще, чем люди привыкли думать. Проблема, как когда-то заметил герой одной известной книги, в другом. В том, что трещины эти останутся. И видеть их придется всю жизнь. И что будет дальше? Деймон не знал. Быть может, когда-то он сможет найти ответы на все эти вопросы. Но не сейчас. Деймон положил кольцо обратно в карман. Рука потянулась к смартфону, и в памяти без помощи списка контактов возникли цифры телефонного номера старого друга. Они знали друг друга так давно, и за плечами у них было четырнадцать лет: университет, безумство и старая, проверенная временем дружба. Деймон ни на один час не обратился к своим привычным способам расслабиться за эти недели. Он не ходил в клубы, не притрагивался к алкоголю — то, что Елена приняла за причину его постоянного отсутствия дома, на самом деле было его работой. Он ушел в нее с головой, надеясь, что бесконечные расчеты и общение с бизнес-партнерами помогут хотя бы немного отвлечься. Но сейчас Деймон чувствовал: бороться с самим собой сил больше не было. Ему нужно было что-то, что помогло бы выпустить пар, хотя бы на несколько часов забыть обо всем, что происходило в его жизни. И он знал, что помогло бы ему это сделать. Набрав нужные цифры, Деймон нажал на кнопку вызова. Знакомый насмешливый голос ответил уже спустя три гудка. — Не могу поверить, что мне звонит сам великий и ужасный Деймон Сальватор! — А поверить придется, Генри. Скажи мне, дружище, сколько мы уже не встречались нашей компанией? — Спроси что полегче. Около года точно, со дня свадьбы Кайла. — Мне кажется, что мы стали забывать старые традиции и крепость университетских связей. Сегодня пятница. Понимаешь, о чем я? — Мне ли не понять, Сальва, — усмехнулся голос на другом конце телефонного провода. Задал он только один вопрос, и он был предельно прост. — Что с меня? — Обзвони всех наших и скажи, чтобы на сегодняшний вечер и ночь ничего не планировали. Я угощаю. И передай своему брату… Я хочу, чтобы сегодня нас приняли в Il Ridotto по высшему разряду. И я надеюсь, что там будет много красивых девушек.***
— Пап, ты просил меня приехать, — негромко произнесла Кэролайн, вслед за встретившим ее Джузеппе проходя на кухню. Спустя какое-то время после их странной встречи с Энзо Джузеппе позвонил Кэролайн, попросив приехать к нему: он хотел о чем-то поговорить. Хотя отец не обозначил временные рамки и сказал, чтобы Кэролайн сделала это, когда у нее будет свободное время, она не хотела откладывать эту встречу в долгий ящик и оставлять в воздухе эту странную недосказанность, осадок от которой остался внутри. — И я рад тебя видеть, — ответил Джузеппе, включая чайник. Кэролайн очень соскучилась по отцу — они долго не виделись и не имели возможности, чтобы просто прийти в гости и встретиться, попить чаю, поговорить и спокойно рассказать друг другу о последних новостях: Джузеппе около двух месяцев курсировал между Италией и Штатами, Кэролайн с головой была погружена в работу, пытаясь как-то совместить ее с учебой и постараться не сойти с ума, разрываясь между ними. Но сейчас Кэролайн не могла расслабиться и порадоваться долгожданной встрече с отцом — было внутри что-то такое, что не давало покоя, не позволяло думать о чем-то другом и просто отвлечься от этих тяжелых мыслей, заполнявших голову, будто свинец. — Пап, ты говорил, что хочешь поговорить со мной, — начала Кэролайн. — Но… Перед этим я тоже хотела бы кое о чем у тебя спросить. Джузеппе повернулся к дочери, скрестив руки на груди и прислонившись поясницей к столешнице, и внимательно посмотрел на нее, показывая, что готов ее выслушать. Кэролайн почувствовала, как внутри внезапно похолодело, и холод этот словно проступил через кожу, ледяными точечными уколами касаясь кончиков пальцев. — Почему ты так отреагировал на Энзо? — преодолевая какой-то неясный страх, глядя в отцу в глаза, произнесла Кэролайн. В этот момент, услышав вопрос дочери, Джузеппе, на мгновение опустив взгляд, казалось, почему-то усмехнулся. — Слушай, пап… Я… Знаю, какой ты человек, — проговорила Кэролайн, глядя ему в глаза. — И я знаю, что даже по отношению к незнакомым людям, не вхожим в нашу семью, твоя реакция не будет такой без причины. Кэролайн говорила медленно, словно внимательно подбирая слова, пытаясь использовать такие, которые заставили бы отца услышать ее и понять. — Тебя настораживает его внешний вид? Или он сделал что-то не так? — Все то время, что я провел у тебя в тот день, мы были вместе. Думаю, ты сама можешь оценить поведение Энзо, и то, было ли в нем что-то предосудительное, — спокойно ответил Джузеппе. — Я говорю об этом же, папа, — сказала Кэролайн. — Он не делал и не говорил ничего, что могло бы заслужить такую реакцию. Кэролайн чувствовала, что с каждым словом говорить становится труднее. Внутри по капиллярам и венам словно расходилась какая-то дрожь, и это ощущение было невыносимо тяжелым: в нем смешивался страх, и непонимание, и обида. Сердце в груди стучало быстро, но каждый его удар, словно преодолевая какое-то препятствие, был тяжелым, как удар молота, и чем быстрее билось сердце, тем больнее было. Кэролайн ощутила, что губы пересохли, — говорить стало трудно даже на чисто физическом уровне, — но она твердо знала, что должна сказать в эту минуту, — и знала, что скажет это. — Пап, — позвала Кэролайн. — Энзо не просто знакомый или друг, он… Этот человек имеет для меня совершенно иное значение, — глядя отцу в глаза, произнесла она. — Мы в отношениях. Ни один мускул не дрогнул на лице Джузеппе: он словно наперед знал, что скажет дочь, и ждал этого. Лишь в его зеленых глазах в эту секунду загорелось какое-то раздражение. — Кэролайн, я не до такой степени стал блаженным, — проговорил он, и в его тоне зазвучало что-то холодное, как будто презрительное. — Я понял это. Осанка Кэролайн как-то ослабла, а взгляд помутился растерянностью. Быть может, понять это было действительно несложно, хотя у Кэролайн было ничуть не меньше друзей мужского пола, и Энзо мог быть вполне ее приятелем. Но Джузеппе ни одним действием или словом не показал, что он все понял, ни о чем не спросил у Кэролайн, — его как будто это не интересовало. Это было странно, и сейчас его поведение было для нее абсолютно необъяснимо. Кэролайн смотрела на него и понимала, что в этом человеке, стоящем перед ней, она не узнает своего отца. Он видел, что она чувствует, он все понимал, но для него это словно было безразлично. Что было в его мыслях, что чувствовал он сам, для Кэролайн оказалось словно заблокировано паролем. И доступа к этому паролю у нее не было. — Именно об этом я и хотел поговорить с тобой, Кэролайн, — произнес Джузеппе. Выпрямившись и опустив руки, он отошел от столешницы, подойдя ближе к Кэролайн. — Тебе уже двадцать три, ты давно совершеннолетняя и имеешь право сама распоряжаться своей жизнью так, как считаешь нужным. Я уважаю твое мнение и твою свободу, поэтому я никогда не заключал тебя в определенные рамки. Но я остаюсь твоим отцом, Кэролайн, и это значит, что я все еще имею право ставить тебе какие-то условия, если считаю их необходимыми. Он взглянул ей в глаза и медленно, четко произнося каждое слово, проговорил: — Я не желаю, чтобы ты имела с этим человеком какие бы то ни было отношения.***
В овальном зале пахло дорогим табаком и, кажется, лимоном. Человеку, который оказался бы здесь впервые и не знал бы истинного предназначения этого места, могло бы показаться, что он находится в старинном особняке. Викторианские витражи на просторных окнах, словно зеркальный паркет, отражавший каждый удар каблуков дорогих туфель, отчеканивавших замысловатый, но четкий ритм, мебель, обитая темным дорогим бархатом, по которому мимолетными движениями скользили пальцы. Это место до мельчайшей детали было пропитано элегантностью и роскошью. Темноту ночи, просачивавшийся сквозь окна, рассеивал лишь приглушенный свет, лучи которого падали на столы из дорогого дуба, растворявшийся высоко под потолком, — но другого было не нужно: даже за этой золотистой пеленой из отблесков света и дыма дорогих сигарет были так хорошо видны глаза напротив. Горящие, голодные глаза. Деньги и положение в обществе не были главным пропускным билетом сюда. Вход сюда был открыт лишь тем, кто не просто не понаслышке знал, что такое страсть, — он был доступен тем, для кого она была вечной спутницей, верной любовницей, в чьих объятиях они не чувствовали страха. Здесь была горечь виски и болезненная сладость поцелуев, здесь слышался смех и отчаянный крик, здесь жизни разворачивались на 180 градусов и рушились судьбы. Здесь была лишь одна королева — и имя ей было Игра. И ставкой здесь было что-то гораздо дороже денег — частица собственной жизни, в которую каждый из приходящих сюда впускал эту агонию. Закрытое элитное казино, название которого музыкой итальянского языка ласкало слух, принадлежало одному из тех людей, жизнь которых разделена на две части, в одной из которых он был похож на многих влиятельных людей Лос-Анджелеса, преуспевающих в бизнесе и строящих карьеру, во второй же имевший гораздо больше, чем может представить богатое человеческое воображение. И его гости, каждого из которых он знал лично, для которых двери его дома — он не называл это место иначе — всегда были открыты, могли позволить требовать того, чего пожелает душа. Самые изысканные азартные игры, дорогой алкоголь, экзотические наркотики и красивые девушки, с которыми каждый был волен делать то, что захочет. Здесь не было рамок — ни физических, ни моральных. Здесь было дозволено всё тем, кто не боялся перейти запретную грань. Кожа пылала огнем под бархатом мягких губ и горячим шепотом, обжигавшим ухо. Пиджак Деймона давно был откинут в сторону, на рубашке было расстегнуто больше пуговиц, чем тогда, когда они с друзьями только сюда пришли. Горячие пальцы скользили по бронзовой шелковой коже бедра, не скрытой платьем, покалывая холодом металлического ремешка часов. От Деймона пахло сандалом, терпким табаком, а еще — роскошью и властью. И это пьянило гораздо сильнее. И Сальватор чувствовал, что Сибил — именно так звали девушку с миндальными глазами и черными, как ночь, волосами, сидевшую на его коленях и шептавшую ему на ухо о чем-то, что вызывало у него улыбку, — тает в его крепких руках горячим податливым воском. — Твой ход, Джейк. — Пас. — Чего это? — взглянув на друга, со смешком спросил Генри. — Приберегу энтузиазм, — с усмешкой ответил мужчина, сидевший рядом с Деймоном, аккурат напротив Генри. — Сегодня, думаю, он не раз еще пригодится. Ночи весной длинные… — Ты с самого университета такой, — фыркнул сосед Джейка, сидевший по правую руку от него, — рослый коротко стриженный мужчина, в котором сложно было узнать Хьюго, — того самого смешливого индейца, у которого сносило крышу от ночных уличных гонок. — Не был бы таким пассивным, давно бы, может, на Меган Фокс женился. В помещении послышался смешок. — Я тоже не люблю откладывать что-то на потом, — парировал Генри. — Может, удача смотрит тебе в глаза прямой сейчас, а ты ее в упор не видишь. А она любит, когда ее чувствуют. — И что же тебе говорит твоя удача? — поинтересовался Деймон. — Она шепчет: «Наддай еще, Генри». Сорок. За столом послышался протяжный тяжелый вздох. Ставка была самой высокой. — Дружище, за тобой слово, — с едва уловимой улыбкой мягко проговорил Генри, подняв взгляд на Деймона. Деймон взглядом скользил по своим картам. Хотя на протяжении нескольких секунд, растворившихся в тягучей тишине, он молчал, Генри, как и многие за этим столом, был уверен, что Деймон повысит ставку. — Сорок. Несколько пар устремили взгляд на Деймона, но он не повернулся и даже не поднял взгляд, словно ему не было никакого дело или он вовсе этого не видел. За столом их было пятеро. Все одного возраста, с разницей в каких-то два-три месяца. Познакомившиеся восемнадцатилетними пацанами, любившие дорогой виски и быстрые машины. Сейчас это были совершенно другие мужчины — но прекрасно помнившие то, что связывало их на протяжении всех этих лет. Деймон был самым молчаливым из своих друзей в этой игре, и порой казалось, что своей спутницей он увлечен гораздо больше, чем партией, — по крайней мере, он реагировал на ее слова, жесты, прикосновения гораздо чаще и острее, делая ходы с какой-то небрежностью, — впрочем, никогда не пасуя. — Ох, Сальва, девушки тебя до добра не доведут, — с усмешкой покачав головой, проговорил один из друзей во время одного из следующих раундов. Подняв глаза на оппонента, Деймон внимательно с вызовом посмотрел на него, а затем по-хозяйски скользнул взглядом по Сибил, которая, встав с его коленей, теперь просто стояла рядом с ним, не убирая, тем не менее, ладонь с его плеча. — А что же плохого в девушках, Кайл? — спросил Деймон. — Раньше ты играл агрессивнее, а не просто коллировал, — заметил Кайл. — Стало быть, тебе надоел колл? — приложив пальцы к губам, спросил Деймон, пристально глядя на друга. Кайл поднял на Деймона взгляд. Игра за столом на мгновения притихла. Ни Кайл, ни Деймон не заметили, как по мере их течения разговора взгляды их друзей один за другим обращались на них двоих. — Хочешь ставку больше? Подавись, — абсолютно холодно, усмехнувшись, сказал Деймон и, взяв все фишки, которыми он располагал, разжал пальцы, бросив эти фишки на середине стола. Ни один мускул на его лице не дрогнул в этот момент, ничего не изменилось в легких небрежных движениях. — All-in. Лицо Кайла и его взгляд изменились за доли секунды, показавшейся такой долгой. Сальватор откинулся назад на спинку мягкого кресла, с наслаждением наблюдая за другом и изменениями его мимики. На какое-то время за столом воцарилась тишина. — Я пас. — Пас. Короткое предельно понятное слово прозвучало еще несколько раз. — В игре, — с азартом блеснув глазами, ответил Генри, и по его нескрываемой улыбке было понятно: такой расклад ему нравится. — All-in, — спустя несколько секунд произнес Кайл, которому не оставалось ничего больше, кроме как принять правила игры Деймона. — У тебя там флеш-рояль, что ли, — пробубнил Генри, глядя в свои карты. — Да брось, Генри, — протянул Деймон. — Мы же не в кино. Таким раскладом и сам Даниэль Негреану вряд ли часто хвастается. Генри мрачно усмехнулся. Остановившийся разговор продолжился, и теперь к нему подключился даже Деймон, обсуждая с друзьями что-то как ни в чем не бывало. — Будь добра, принеси мне еще виски, — спокойно и вежливо попросил Деймон, обратившись к Сибил, и она вышла из помещения. — И что же это за Елена Прекрасная, с которой ты теперь делишь свою квартиру? — улыбаясь, отпивая виски из своего стакана, спросил Генри. — Это та самая Елена, которая своим появлением лишила покоя всю семью Майклсонов? — Именно она, — размеренно кивнул Деймон. — И ты прав, она действительно прекрасна, — задумчиво произнес он. Запах табака и виски дурманили сознание, и мысли в голове путались со словами, которые он произносил. Затем Деймон неторопливо поднял глаза, с усмешкой обведя недвусмысленно смотревших на него друзей. — Можете даже ничего не говорить. Мы друзья. — Сальва, ты серьезно? — не отводя от него глаза, спросил Генри. — Ты в стадии развода, живешь в одной квартире с красивой и такой же свободной девушкой — и вы ни разу не трахались? Рассказывай эти сказки венского леса кому-нибудь другому. Губы Деймона тронула задумчивая усмешка. — Да, Генри, представь себе — с девушками можно не только трахаться! — со смехом ответил он. — Проблесков во всей этой истории не видно? — поглядывая на свои карты, спросил Кайл. Деймон мотнул головой. — Да и к черту эти проблески, — усмехнулся Деймон. — Мне нравится то, что происходит сейчас. В зал вернулась Сибил, протянув Деймону виски со льдом. — Спасибо, красавица, — посмотрев ей в глаза, проговорил он. — Ну что, — вернул друзей к игре Генри. — Карты на стол, господа. — Тройка пики, — хмыкнул Хьюго, откинув карты и потеряв к ним интерес, кажется, в тот же момент, как выпустил их из рук. — Слишком кислое лицо для такого результата, Хьюго, — заметил Генри, выкладывая собственную комбинацию. — Стрит. Кайл смотрел на стол, не моргая, не отрывая взгляд, и казалось, что по рукам его на мгновение прошла дрожь. — Флеш, — медленно произнес он, пальцами выдвинув карты на стол. — Колись, Деймон, — сверкнув глазами, улыбнулся Джейк. — Все-таки Флеш-рояль? — Флеш, — сказал Деймон. — Но не рояль. Кайл прожигал глазами карты Деймона, но в этот момент не мог видеть, казалось, ничего. Генри удивленно поднял брови: комбинация Деймона была действительно далеко не самой лучшей, и уж тем более — для хода ва-банк. — Два флеша, — только и успел произнести Джейк, но было даже неясно, констатация факта это или вопрос. — Почти, — так же спокойно ответил Деймон, выложив на стол пять карт одной масти, первой из которой был туз, автоматически лишивший Кайла любого шанса на победу. — Сукин ты ублюдок! — запустив руки в волосы, со смехом протянул Генри, только сейчас поняв тактику Деймона. — Я тоже очень рад видеть тебя дружище, — улыбнулся Деймон и, приподняв стакан с виски и подмигнув, осушил его до дна. — Мне кажется, для разогрева вполне неплохо. — Для разогрева. Но не для главной партии, Деймон, — усмехнулся Кайл. — Буду рад сыграть ее, — кивнул Сальватор, и на лице друга появилась мягкая улыбка. Мужчины попросили еще виски. Требование было исполнено в считанные минуты, и помещение вновь наполнилось разговорами и громким смехом. — Ты сегодня стала моим талисманом, — сказал Деймон, обратившись к Сибил. — Я надеюсь, что ты останешься со мной хотя бы до утра. Сибил улыбнулась. — Почему же «хотя бы»? — спросила Сибил, касаясь его пылающей щеки прохладной ладонью. — - Помнишь, что сказал твой друг? Ночи весной длинные... По губам Деймона скользнула довольная улыбка, и он, потянув Сибил за собой, вновь усадил ее на колени, касаясь горячими, сухими, как в лихорадке, губами нежной шеи, на этот раз держа ее так крепко, что было понятно: больше он ее точно не отпустит. Их ночь действительно только начиналась.