В твоих глазах

Эта ночь, беззвучная, бархатная, была окутана дурманящим туманом свежего запаха духов, терпкого вкуса виски и прохладных прикосновений к разгоряченной, воспаленной коже. Неважно, кто, где, когда, что было за несколько часов до. На это стало абсолютно плевать. Причиной был не алкоголь: сознание было абсолютно ясно — оно с жадностью впитывало в себя каждое прикосновение, каждый звук, каждое произнесенное слово, совершенно точно отражая их в мыслях и ощущениях. Это было совершенно иное, и это стирало из памяти имена, лица, ненужные, бессмысленные слова, растворявшиеся в глубине этих немыслимых, неисчислимых часов, словно их никогда не было. Оставался лишь холодный черный шелк этой ночи, мягко опускавшийся на глаза плотной повязкой, закрывая все, что могло бы уловить чуткое зрение. Казалось, Деймону должно было быть таким знакомым все происходившее. Это когда-то было в его жизни, и он сознательно шел на это, хорошо зная вкус этого лекарства. Но он не знал, способно ли оно помочь ему сейчас. Он сам не верил в него. Однако другого Деймон не знал. Но произошло то, что, как будто играючи, развеяло все его мысли, все то, чего он мог бы ждать, во что мог бы верить. Этой ночью Деймон не думал о Ребекке. Он не думал о дочери. Он не вспоминал ни единой секунды из того, что произошло в его жизни в этот месяц. В нем просто не было этого, словно эти страницы жизни, еще недавно так ослепляюще ярко представавшие перед глазами, одним движением кто-то стер ластиком. Тяжелые чугунные цепи, ложившиеся на грудь жесткими веригами, были опущены, и легкие снова узнавали, каково это, — дышать легко и свободно. Деймон боялся вкуса этой свободы. Он касался его кончиками пальцев, как касаются чего-то хрупкого и призрачного, знакомился с ним словно наощупь и не верил, что он осязаем, что это то, что наполняет его сейчас изнутри. Но с каждым толчком, вырывавшим из горла сдавленный рваный рык, с каждым хриплым стоном, которым, вопреки всем попыткам сдержаться, отвечало на прикосновения тело Сибил, с каждой новой воспаленной кровавой отметиной, которую она оставляла на его спине, плечах, лопатках, вспарывая кожу так легко, словно кошка, Деймон чувствовал, как это неуловимое, несказанное, непонятное становится яснее, наполняя душу спокойствием. Когда казалось, что сил больше не осталось, когда сердце бешено стучало в грудной клетке, выталкивая из легких последние остатки воздуха, они слышали каждый удар в груди друг друга… И спустя время все начиналось заново. Горячая кожа была раздражена до болезненности, но раз за разом требовала этих прикосновений, нежных, почти невесомых, и грубых, причиняющих боль и оставлявших отметины, под которыми сладко ныла, и эти отголоски, смешиваясь с сумасшедшим стуком сердца, с этим неповторимым запахом волос, рождались в невероятное ощущение, которое невозможно было описать словами, но которое наполняло собой тело и душу до краев, заставляло захлебываться собой, пропитывало каждую клетку организма, каждый сантиметр кожи. Деймон брал Сибил за волосы, грубо и требовательно притягивая к себе, и ему нравилось, как она отвечает ему, как противостоит ему — но растворяется в нем до последней капли, взамен забирая его самого. Они были знакомы всего несколько часов, и неизвестно, встретятся ли когда-нибудь снова. Но в эти часы не было в мире людей, более близких друг другу, чем они. Когда Деймон открыл глаза, было уже утро. Кожу на лопатках саднило от свежих царапин, и это ощущалось тем яснее, что он лежал на спине и их касался шелк постельного белья. Но он не пытался избавиться от дискомфорта. Деймон не знал, сколько времени прошло. Сквозь прикрытые окна в комнату проникал дневной свет, но он не был ярким — видимо, на улице было хмуро. На груди Деймон ощутил тепло кожи Сибил, и это чувство отчего-то вызвало удовлетворение. Сердце, постепенно вернувшись в прежний ритм, стучало спокойно. Постепенно все вернется на круги своя — Деймон знал это. Но сейчас внутри не было ничего, кроме бесконечной легкости, свежей, звонкой, как молодость, и простой. Это не было счастьем — но это было избавлением. И это было дороже. Только спустя время Деймон услышал, как в дверь уже с полминуты настойчиво звонили, — видимо, окончательно он проснулся не сразу. — Кто это? — он услышал ясный недовольный голос Сибил, которая тоже уже не спала. Опершись на локоть, она непонимающе взглянула на открытую дверь комнаты. — Без понятия, — ответил Деймон. Сибил встала с кровати, неслышно сделав несколько шагов босыми ногами по полу, и прикрылась немного смятой белоснежной простыней. — Ты не против, если я.? Сибил не закончила вопрос. Деймон, все это время пристально наблюдавший за ней, с полуусмешкой чуть пожал плечами и едва заметно кивнул в сторону двери, как бы разрешая ей открыть ее и посмотреть, кто был нежданным гостем. Сибил вышла из комнаты, и сам Деймон затем тоже встал с постели, быстро подняв с пола джинсы. Когда Сибил открыла дверь, на пороге она увидела зеленоглазого незнакомца с немного взлохмаченными русыми волосами. Он был явно на несколько лет моложе Деймона, хотя его лицо и было покрыто небольшой щетиной, которая делала его немного старше. Его внешний вид — черные джинсы и кроссовки, темно-зеленая толстовка с закатанными рукавами, из-под приоткрытой молнии которой была видна белая футболка, был прост, и сам он напоминал, скорее, курьера, — только с пустыми руками. — Добрый день, — проворковала девушка, глядя на мужчину, как ни в чем не бывало. Взгляд мужчины, стоявшего перед Сибил, объяла растерянность. Он с недоумением, отразившимся, казалось, отблеском какого-то мимолетного страха в его зеленых глазах, рассматривал ее. — Добрый… — рассеянно проговорил он, казалось, в этот момент не вполне уверенный в том, что видит все происходящее в реальности. Незнакомец был приятен на вид, и первое впечатление, которое он произвел, было таким же. Но все изменилось, когда спустя мгновение растерянность в его взгляде сменилась нескрываемым отвращением, с которым он, медленно недоуменно проскользив взглядом с ее стоп до ее глаз, остановил его напротив них. В этот момент даже Сибил, не знавшая, кто перед ней стоит, почувствовала себя некомфортно. — А вы, простите, кто? Стефан исподлобья смотрел на черноглазую девушку, совершенно расслабленно стоявшую перед ним и, казалось, не смущавшуюся его присутствия. Ее волосы были распущены, а обнаженное тело прикрывала лишь тонкая ткань дорогого шелка, спадавшая на пол; из-под белоснежной послушной материи были видны бронзовые плечи и изящные оголенные руки. Все презрение, которое читалось в его взгляде, в этот момент выразилось в одном этом вопросе, который он выплюнул с такой брезгливостью, которую даже не скрывал. Лицо Стефана искривилось так, словно он в этот момент съел что-то кислое. С отвращенным недоумением он внимательно смотрел в глаза Сибил. В этот момент за спиной Сибил Стефан увидел Деймона. Волосы брата были немного растрепаны, а на нем самом не было надето ничего, кроме джинсов, и говорить о чем-то еще Стефану было уже не нужно. — А, — протянул он, глядя на Деймона и Сибил. — Понятно. — Привет, братишка, — поздоровался Деймон и, сжав ладонь Стефана, дружески похлопал его по плечу. — Оставь нас, пожалуйста, — обратившись к Сибил, попросил он, и девушка, не сопротивляясь, выполнила его просьбу. — А ты чего в такую рань на моих скромных квадратных метрах? — вновь взглянув на брата, со спокойной улыбкой спросил Деймон. Переключиться на разговор с Деймоном Стефан смог не сразу. Его рассеянный растерянный взгляд на протяжении нескольких секунд, казалось, все еще был устремлен в глубину темного коридора, в котором спустя мгновения растворилась изящная фигура Сибил. — Мне нужно было… Я был проездом в этом районе и думал, что сейчас… — пробормотал Стефан, но в следующий момент то, о чем он говорил в эту секунду, казалось, потеряло для него смысл; фразу он не закончил. — Ладно, не бери в голову, — чуть мотнув головой, сфокусировав взгляд на Деймоне, проговорил он, поняв, что четко сформулировать фразу он не сможет, да и это было уже не нужно. — Кто это? — слегка кивнув в глубину квартиры, спросил Стефан. На губах Деймона появилась снисходительная усмешка. — Сегодня суббота, брат, — ответил он. — И порой после работы нужно отдыхать. Ты сам так не считаешь? Деймон пристально с лукавой полуулыбкой в глазах посмотрел на Стефана. Его тон был спокоен и беззаботен, даже как-то небрежен. Но Стефана спокойствие брата не касалось. Он всматривался в глаза Деймона, плотно сжав губы, и в глубине его зеленых глаз отчетливо читалась тревога, немой вопрос, ответ на который он словно жадно пытался найти. — Вернулся к своему излюбленному средству? — тихо спросил он. — Я сделал что-то противозаконное? Яркие серо-голубые глаза Деймона сверкнули огоньком, и его тон, из которого исчезла беспечная усмешка, стал жестче. — Послушай, а как… — Стефан поджал губы, на мгновение замолчав, будто пытаясь подобрать слова, — ко всему этому относится Елена? Стефан, казалось, даже не обратил внимание на то, как изменился тон и взгляд Деймона: каждое произнесенное им слово было плодом усилия, преодоления собственных эмоций и омерзения. Деймон скрестил руки на груди, плечом прислонившись к дверному косяку, и смотрел на Стефана, не отводя взгляд. — А мне, Елена, прости, кто, чтобы я должен был волноваться по поводу того, как она относится к тому, с кем я провожу время в своей квартире? — с вызовом ответил Деймон. — Сестра, невеста? А может быть, жена? — с едкой усмешкой спросил он. Тон Деймона стал выше, и вместе с раздражением в нем зазвучали ноты острой злости. — Вы живете под одной крышей, — с не меньшим раздражением сказал Стефан. — А это что-то меняет? — спросил Деймон. — Мы оба взрослые люди, и, думается, имеем право проводить свободное время так, как захотим. А самая правильная реакция со стороны Елены — это быть благодарной за то, что пока она решает все вопросы с жилплощадью, у нее есть возможность жить в другой квартире, сколько ей понадобится, без каких бы то ни было разговоров о деньгах. Стефан с негодованием взглянул на Деймона, и по тому, как он сжал губы, было видно, что Деймон перешел границу. — Ты сейчас слышишь себя? Ты сам предложил ей пожить у тебя, — повысив тон, выплюнул он. — Да, только квартира от этого не перестала принадлежать мне, — парировал Деймон. — А если тебя так беспокоит мой моральный облик в глазах Елены, то можешь не волноваться: она уехала с одногруппниками на все выходные, так что до вечера завтрашнего дня она здесь не появится и кровавые оргии, которыми я здесь занимаюсь в твоем воображении, не увидит. От того, какой едкой желчью были пропитаны слова Деймона, под кожу впивалось до безумия неприятное, гадливое ощущение, от которого хотелось содрать ее, чтобы вырвать это зерно, упавшее в душу и пустившее эти ядовитые корни. — Деймон, может, хватит? — глядя брату в глаза, жестко перебил Стефан. — Хватит что, Стеф? Хватит делать то, что я хочу, и жить той жизнью, которая мне по душе? Тогда как ты предлагаешь мне жить? Уйти в монастырь, запереться на семь засовов, чтобы больше никого и ничего не видеть? — Хватит прожигать свою жизнь, — ответил Стефан. — Тратить ее на все это — ночные клубы, алкоголь, на отношения, которые продлятся только одну ночь и о которых ты не вспомнишь на следующее утро. Можешь думать обо мне, что хочешь, только попомнишь мои слова — такие отношения ничем хорошим обычно не кончаются. И было бы неплохо, если бы ты наконец понял это, Деймон. — Правда? — с наигранным удивлением и неуверенностью вдруг протянул Деймон, подняв брови и чуть склонив голову набок. В помещении на мгновение повисла тишина. Деймон выпрямился и сделал шаг к Стефану. — Братец, это ведь ты у нас собрался жениться? Ну так и трахай одну. Будь ей верен — Мередит, поверь, это оценит. Я же буду трахать хоть двадцать одну, и ни ты, ни кто-то другой не изменит мою жизнь, как бы вы этого ни хотели и сколько бы ни читали морали. С каждого слова, которое Деймон, глядя в глаза Стефана, проговаривал так четко, словно чеканил монету, капал жгучий яд, и этот яд молниеносно проникал в каждую клетку, наполнял собой организм до краев — как ни пытаться его остановить, это было невозможно. Стефан слушал Деймона, то ли от отвращения, то ли то недоумения сморщив лицо, и его взгляд, каждое движение его мимики, его осанка показывали, что сейчас для него мерзко даже стоять рядом с Деймоном. И в то же время в самой глубине его взгляда плескалась растерянность, с которой он мучительно вглядывался в глаза Деймона, — он не мог поверить, что сейчас все это говорит ему его брат, что сейчас он слышит это и это реально — как-то, что сейчас утро, что в этот момент он находится в Западном Голливуде. — Что ты несешь… — не слыша собственных слов, не отводя от Деймона взгляд, проговорил Стефан. — Я свободный мужчина, — сверкнув на Стефана взглядом объятых пламенем голубых глаз, рявкнул Деймон, — и целибат, извини, хранить не обязан. А свои нравоучения, братец, будь добр, оставь при себе. Потому, что я в них не нуждаюсь. Что-то изменилось во взгляде Стефана в эту секунду. В них больше не было этого отчаяния, братской тревоги, этого мучительного поиска. Деймон зажег совершенно другое пламя в его глазах, горевших сейчас немыслимым отвращением. — Феерический идиот, — сквозь стиснутые зубы произнес Стефан. — Да? — едко усмехнулся Деймон. — Себя-то, наверно, считаешь святым и мудрым? То, что перед ним стоит брат, было забыто и Деймоном. В объятой обжигающей злостью душе не было ничего, кроме желания поставить на место этого человека, все еще остававшегося маленьким наивным мальчишкой, боявшимся посмотреть на мир взглядом, отличавшимся от него. На то, что сейчас почувствует Стефан, ему было абсолютно плевать. — Поговорим позже, — отрезал Стефан, отойдя от двери. Было понятно, что продолжать разговор он не намерен. — Когда ты, может быть, придешь наконец в себя. Последняя фраза, брошенная Стефаном, была пропитана таким невероятным презрением — он никогда не слышал такого в голосе брата, — что показалась Деймону в несколько раз громче, словно это был крик. Слова Стефана отрикошетили от стен и с режущим звоном поразили слух. Ни разу больше не оглянувшись в сторону брата, Стефан, не попрощавшись, спустился к лестнице и ушел. На протяжении нескольких секунд Деймон молча с усилием всматривался в его спину, а затем захлопнул дверь. На губах остался горький привкус, который Деймон отчетливо ощутил, вернувшись в квартиру. «Может быть, когда-нибудь повзрослеет», — с негодованием прозвучало в мыслях. Деймон вернулся в спальню, бегло окинув ее взглядом. Беспорядок в ней, который оставила ночь, свежему взгляду сейчас был легко заметен. Пройдя в комнату, Деймон поднял с пола шелковую простынь. Рядом валялась его смятая рубашка. Надевать ее он уже не стал и отбросил на постель. На столике стояла бутылка дорогого бурбона. Она была открыта, но оставалась почти полной — казалось, что из нее сделали от силы пару глотков: Деймон и Сибил накануне почти к ней не притрагивались. — Это был твой брат? — коснулся слуха бархатный, мурлыкающий голос. Деймон на мгновение обернулся. Сибил бесшумно прошла в комнату невесомой кошачьей поступью, оставляя на полу влажные следы стоп. На ее загорелом теле серебрились мелкие капли воды. — Симпатичный. Деймон взял бутылку и опустился на софу. — Ты не слышала, о чем я кричал ему две минуты назад? — мягко усмехнулся Деймон. — Он без пяти минут женат. Деймон с какой-то прозрачной полуулыбкой посмотрел куда-то вдаль и затем проговорил: — И его невесте точно не о чем беспокоиться… — Мне это безразлично, — ответила Сибил. — Ты мне нравишься гораздо больше, — произнесла она, глядя ему в глаза, и невесомо проведя тонкими пальцами по его торсу, от груди до живота оставляя на коже прохладные капли. Деймон улыбнулся, на мгновения замирая под ее прикосновениями. — Мне приятно это знать. Слегка склонив голову набок, Деймон приподнял в руке бутылку. — Будешь? — предложил он, но Сибил отрицательно покачала головой. — Не хочу начинать день с сорока оборотов. Деймон усмехнулся. — Мудрое решение. — Тогда почему ты следуешь противоположному? Проскользив взглядом от бутылки в его руках до глаз Деймона, Сибил остановила его на его лице. Чуть склонив голову, она пристально вглядывалась в глаза Деймона. В этом взгляде черных глаз, вдруг на мгновение сейчас напомнивших что-то средиземноморское, было что-то тонкое, проникавшее глубоко под кожу, заставлявшее почувствовать, что в эту секунду он неспособен полностью скрыть от них свои мысли и ощущения, и это отличало его того, что Деймон обычно видел в насмешливых беспечных глазах своих спутниц. И это отчего-то ему нравилось. Вдруг что-то изменилось во взгляде Сибил. С ее лица исчезла небрежная в своей легкости смеющаяся улыбка — ее не было на ее губах в физическом проявлении, но она сохранялась на лице Сибил прозрачной тенью, и эта невесомая печать была яснее и ярче, чем если бы Сибил действительно улыбалась. По взгляду этих сосредоточенных глаз можно было понять: то, что сейчас происходило, не было для Сибил игрой, флиртом. Она искала что-то во взгляде Деймона, и, как кошка осторожно, но не останавливаясь, нащупывает мягкими лапами под собой поверхность, делая следующий шаг, Сибил изучала то, что могло храниться глубже, чем-то, что Деймон позволял увидеть окружающим. — У тебя внутри… Что-то кровоточит? Вопрос Сибил показался Деймон тяжелым молотом, который ударил в грудную клетку. Деймон почувствовал, как сердце ударило два раза и дыхание на миг сбилось. Он не отводил взгляд от глаз Сибил и с усилием пытался понять, как за такой ничтожно короткий, ничего не значащий отрезок времени она уловила то, что происходило у него внутри, в чем он сгорал — и до чего не допускал ни одного человека — даже самого близкого, самого родного. Он всматривался — и осознать не мог. — Почему ты спрашиваешь об этом? — спросил Деймон, но им обоим было понятно, что на самом деле вопрос был другим: «Как ты поняла это?» — Вас вчера было пятеро, — сказала Сибил. — Настолько разные — и одновременно очень похожие. Молодые, свободные, счастливые, полные планов и нестерпимого азарта. Ты отличался от своих друзей, Деймон. Такие люди, как ты, идут по жизни смеясь. Но в твоих глазах не было даже отблеска улыбки. Ты выиграл вчера крупную сумму, заставив своих друзей рвать на себе волосы от негодования, но мне кажется, что сегодня ты едва ли помнишь об этом. Деймон задумчиво усмехнулся, услышав последнюю фразу Сибил. — Мне плевать на это, — ответил он, подтверждая ее. — Это видно. Демон больше не смотрел на Сибил: его взгляд, рассеянный, словно не способный сосредоточиться, был устремлен в другую сторону, будто куда-то сквозь. — Мы знакомы всего лишь одну ночь… — Когда ты долго носишь маску и уверен, что сможешь надеть ее в любой момент, постепенно она становится прозрачной, — ответила девушка, и Деймон посмотрел ей в глаза. Сибил на мгновение замолчала, а затем произнесла: — Ты сейчас уязвимее, чем ты думаешь. Деймон перевел взгляд на Сибил. — Борьба, — произнесла она. — В тебе сейчас идет борьба. И она тем сложнее, что бороться ты пытаешься с самим собой. Ты боишься, что снесет окончательно крышу, и поэтому делаешь это все: друзья, казино, бурбон, женщины. Ты… — Сибил на миг остановилась, словно все еще думая, должна ли она это произносить. — Чувствуешь боль? Деймон молчал, чувствуя, что дышать отчего-то стало тяжелее, и почему-то отвел глаза. — Я не знаю, когда она уйдет. Деймон вновь замолчал, и Сибил не прерывала эту тишину, слыша лишь его дыхание. — Но единственное, чего я сейчас хочу, — чтобы мне стало легче. Деймон устремил взгляд на Сибил и больше не отводил глаза. Сибил на Деймона, не моргая, склонившись над его телом, внимательно слушая его, впитывая каждое его слово, каждое изменение интонации. — Помоги мне, — глядя Сибил в глаза, произнес Деймон. — Сотри эти следы. Я не хочу больше их видеть. Деймон ощутил на щеке прикосновение ее ладони, растворившее отголоски его слов в воздухе. Взяв в руки его лицо, не разрывая зрительного контакта, Сибил медленно опустилась к нему на колени. Тело безошибочно отреагировало на это требовательное движение, на это тепло, которое в несколько секунд пропитало его насквозь. Сибил чувствовала это. Не говоря ни слова, она притянула Деймона к себе, и он ощутил уже знакомый сладковатый привкус. Он завел руку за ее спину, и белоснежный шелк незаметно соскользнул на пол к их ногам. Время замедлило, почти остановило свой ход, но на него стало абсолютно плевать — они готовы были выпить каждую минуту до дна.

***

Оставшиеся дни прошли для Кэролайн в туманной неясной дымке. Она надеялась на то, что когда рядом не будет Энзо, когда они с отцом останутся наедине, им удастся поговорить друг с другом откровенно и что-то друг другу объяснить, и самое главное — понять. Однако разговор с Джузеппе был совершенно иным, нежели Кэролайн представляла — и вообще могла его представить. Кэролайн доверяла отцу и задавала ему вопросы лишь с одним желанием — чтобы и он допустил ее до своих мыслей, что в этом они оказались на равных. Однако ответа Кэролайн Джузеппе так и не дал. Он выглядел расслабленным и спокойным, точно ему не было абсолютно никакого дела до того, о чем она его спрашивала; он как будто не считал нужным говорить Кэролайн о причинах произошедшего между ними тремя. Слова Джузеппе об отношениях Кэролайн с Энзо были не отцовским советом, не просьбой — они были прямой директивой, приказом, которому было нужно следовать неукоснительно и объяснять причины которого он был не обязан. Кэролайн была абсолютно выбита из колеи, а душу пропитывала совершенно детская растерянность, которая поселилась в ней надолго. Их разговор с Джузеппе закончился не на самой позитивной ноте, и Кэролайн уехала от него, совершенно опустошенная и с чувством какого-то неясного отторжения к тому, что сделал отец. Говорить об этой встрече Энзо она не стала — она не упоминала даже о том, что ездила к отцу, как будто этого не было вовсе: что можно было изменить в этой ситуации в данный момент, как даже вдвоем они с Энзо могли бы как-то на нее повлиять, Кэролайн не знала, а рассказывать о реакции Джузеппе, в очередной раз напоминая этим, что он относится к Энзо не лучшим образом, было глупо и бессмысленно. Незаметно для себя самой она постаралась заблокировать мысли об этом разговоре, хотя в душе от него остался седой осадок, точно напоминавший о себе неприятными ощущениями и мыслями, приходившими некстати. Течение дней вернулось в свое привычное русло. Этот приезд Энзо чем-то отличался от их предыдущих встреч. Не было ярких вылазок и спонтанных безумств, не было скорости и бешеного ритма, к которым они оба привыкли. Кэролайн отставила мысли об учебе на это время на второй план, но они с Энзо не использовали это свободное для них обоих время, чтобы найти в нем что-то запоминающееся: они часто проводили его дома, забираясь на диван в гостиной с ноутбуком и парой-тройкой старых-добрых комедий, заваливались в маленькие кофеюшки — тихие, уютные, в которых их не смогли бы достать журналисты, гоняли на велосипедах по набережным, залитым оранжевым закатным светом, которым пылал догоравший день. Но даже в таком ритме Кэролайн убедилась, что фраза «покой нам только снится» донельзя правдива для ее жизни, — по крайней мере, в этот момент, — когда обстоятельства сложились таким образом, что спустя несколько дней после встречи с Джузеппе Энзо познакомился с Деймоном. В глубине души Кэролайн понимала, что представляла себе все не так, — в ее представлении знакомство с семьями, если отношения были серьезными, было ответственным шагом и в мыслях Кэролайн было связано, скорее, с семейными ужинами или похожими вариантами времяпрепровождения, где еще не знающие друг друга лично люди могли бы пообщаться в спокойной обстановке и узнать друг друга ближе. — Если эта милая Barbie-girl хотя бы раз подумает о том, чтобы рассказать мне о тебе что-то неприятное, — я отобью тебе все, что плохо висит. Кэролайн захотелось просто закрыть ладонью глаза, чтобы не видеть эту сцену, а лучше проломить этой же ладонью к чертям себе череп, когда она услышала эти слова Деймона, — и заодно придушить его самого. Но ему, казалось, в этот момент не было никакого дела до ее реакции: он произнес это так спокойно, словно разговор шел о сигаретах или походе в магазин, и, глядя на Энзо, широко улыбнулся той, так знакомой Кэролайн лукавой улыбкой. Кэролайн почувствовала, как у нее вспыхнули щеки, когда она увидела совершенно нечитаемое выражение лица в один момент остолбеневшего Энзо, с которым он, не моргая, широко распахнув глаза, смотрел на Деймона, и то, как Сент-Джон замер на месте, словно не понимая, какой шаг ему делать дальше. После истории с Джузеппе эта сцена выглядела уже как издевательство, хотя Кэролайн не была уверена в том, что если бы Деймон знал о том, что произошло несколькими днями ранее, то повел бы себя по-другому. Кэролайн не знала, как отреагирует Энзо, и совсем по-детски чуть прищурившись, со страхом наблюдала за его реакцией. Но Сент-Джон не нашел ничего другого, кроме как спустя несколько секунд, справившись с первоначальным шоком, протянуть Деймону ладонь и робко произнести: — Энзо. Чувство дежавю не покидало ни Энзо, ни Кэролайн. Но все же эта ситуация была иной, и это стало понятно спустя мгновение — когда Деймон, все с такой же широкой улыбкой, прямо глядя в глаза Энзо, ни на секунду не задумываясь, приветливо протянул ему руку и крепко сжал его ладонь. — Деймон. Впрочем, свои плюсы возможно было найти во всем: Кэролайн была уверена, что после такого приветствия Деймона знакомство со Стефаном, (которое, было понятно, было, скорее, просто вопросом времени) — человеком от природы спокойным, чутким и сдержанным, — для Энзо страшным не будет точно. Ее предположения были правдивыми — но отчасти. Кэролайн была готова к тому, что знакомство Энзо и Деймона закончится чем-то похожим на то, что произошло в случае с Джузеппе, — но все ее предположения развеялись пылью. Энзо общался с Деймоном так просто, они нашли точки соприкосновения с такой легкостью, как будто были давними друзьями и просто долго не виделись. Они обсуждали что-то, наперебой о чем-то рассказывая, и в гостиной время от времени раздавался громкий смех, и казалось, что не было вовсе этого ступора и донельзя глупой паузы несколько минут назад. Кэролайн пораженно наблюдала за этими двумя — одними из самых важных людей в своей жизни — и все происходившее казалось ей удивительным, просто немыслимым. И в глубине души она ловила себя на мысли: кто знает, быть может, это начало какой-то новой истории — истории крепкой дружбы? Сейчас, уже сидя в автомобиле такси, который вез их в аэропорт, Кэролайн вновь прокручивала в памяти эти моменты — и ей хотелось улыбнуться. На город опускался вечер. Огоньки витрин и светофоров расплывались в усталых глазах размытыми яркими пятнами, как у человека с близорукостью. Они с Энзо полусидели-полулежали на заднем сидении, едва касаясь друг друга висками. Боковым зрением Кэролайн видела, что глаза Энзо прикрыты, но она знала: он не спит. Эти дни, хотя спокойные и тихие, пролетели быстро. Их снова ждет расставание, а после — новая встреча. Когда она произойдет, где это случится, — неизвестно. Но сейчас Кэролайн понимала: пока она так и не привыкла. Не привыкла прощаться с ним в аэропорту. Оставлять для отношений лишь мобильный телефон и ночные разговоры. Пока так и не привыкла отпускать. С этим по-прежнему было сложно мириться, и сейчас Кэролайн понимала, что даже гарантия новой встречи не дает облегчения. Что его могло бы дать, она не знала. Внутри ощущалась усталость. Страха не было. Но и спокойствия тоже. Эти дни оставили необъяснимый, странный след в душе, забравший какую-то легкость. Спустя какие-то полчаса они были уже у аэропорта. Здесь жизнь не прекращалась к ночи — здесь она била ключом всегда. — О Боже… — выдохнул Энзо, когда они с Кэролайн зашли в здание LAX и он увидел внушительных размеров очереди, собиравшиеся у стоек регистрации. — А ты что думал? Это тебе не София, — усмехнулась Кэролайн. — Да, — задумчиво повторил Энзо. — Не София… Да и черт с ним. Чем еще, в конце концов, заниматься в аэропорту, кроме как пить кофе и стоять в очередях? — взглянув на Кэролайн, усмехнулся он. — Соскучился по этому? — хохотнув, спросила Кэролайн. — В этом есть своя романтика, — резонно заметил Энзо. — Тогда лови момент, — Кэролайн вновь засмеялась. — А то через несколько часов будешь в Нью-Йорке… Романтика закончится. Кэролайн не уловила, как в этот момент Энзо пристально посмотрел на нее. — Если серьезно… — Кэролайн медленно выдохнула, и улыбка сошла с ее лица. — Ты говорил, что вылет в восемь. Сейчас семь, там действительно сумасшедшие очереди, и… Наверное, правда стоит поторопиться… Энзо видел, как Кэролайн в эту секунду на мгновение отвела глаза и поджала губы. Они оба вдруг замолчали — кажется, в первый раз они не знали, что сказать друг другу — но говорить даже «до встречи» не хотелось. Кэролайн увидела, как Энзо, словно на автомате, казалось, даже не до конца поняв ее слова, спешно закивал. Неловкая тишина, наполненная взглядами по сторонам невпопад, воцарилась между ними. — Кэролайн, знаешь, — вдруг произнес Сент-Джон, подняв голову, — я… Как раз хотел поговорить с тобой об этом. — О чем? — повернувшись к мужчине, Кэролайн внимательно, но непонимающе взглянула на Энзо. — Знаешь, в тот день, когда ты уезжала, я тоже уехал, — начал он. Кэролайн внимательно слушала Энзо, пристально наблюдая за его взглядом, за малейшими изменениями мимики, но не могла понять, к чему он клонит. — Я съездил сюда, в аэропорт, — продолжил Сент-Джон. Энзо говорил обо всем спокойно, чего нельзя было сказать об эмоциях Кэролайн. Ее глаза расширились, и в этот момент она вполне могла бы поверить в то, что все, о чем ей говорил Энзо, ей могло послышаться. — Для чего? — недоуменно спросила она. Кэролайн показалось, что Энзо чуть двинул плечами. — Я понял, что не хочу сейчас быть в Нью-Йорке. Работа это терпит, а я не хочу упустить эту возможность. Поэтому я сдал эти билеты… И поменял их. В этот момент Кэролайн, казалось, окончательно перестала понимать, что происходит. Она открыла рот, чтобы о чем-то спросить Энзо, но немой вопрос так и остался на ее губах. Энзо достал из кармана брюк две бумажные продолговатые карточки. Что на них было написано, Кэролайн не разобрала. На протяжении нескольких секунд они с Энзо молчали и оба смотрели на документы в его руках, не решаясь сказать что-то. — Эти два билета — на трансатлантический рейс, — наконец проговорил Энзо. — Этот самолет через одиннадцать часов приземлится в Марракеше. И я бы хотел, чтобы этим рейсом полетели мы. Кэролайн не верила своим ушам. Замерев, широко распахнув глаза, не отводя взгляд, она смотрела на Энзо и, казалось, не могла произнести ни слова. — Что? — едва слышно выдохнула она. — Ты серьезно? — Абсолютно, — пожав плечами, спокойно ответил Энзо. Кэролайн вновь опустила взгляд на карточки в руках Энзо. Кровь с шумом ударила в виски. — Марракеш… — словно эхо, едва уловимо вслед за ним повторила она, словно пробуя это название, еще такое далекое, на вкус, произнося его, пытаясь так воплотить его в реальности, пытаясь прикоснуться к нему и понять, что-то, что под ним скрывается, действительно реально. — Сказки тысячи и одной ночи, — с тенью какой-то необъяснимой светлой печали едва уловимо улыбнулся Энзо. — Земля, затерянная где-то в Средиземном море… Кэролайн смотрела на билеты в руках Энзо, но казалось, что она видит совсем другое: ее взгляд, задумчивый, глубокий, был далеко, и казалось, что отблеск улыбки Энзо отразился в эту секунду в ее глазах. — Кэр, давай хотя бы на пару мгновений забудем, — попросил он. — Об этих чертовых папарацци, черных очках, без которых не выйти на улицу днем, о том, что напишут таблоиды в следующий раз, о бесконечных звонках и телефонах. Энзо поднял взгляд на Кэролайн и посмотрел ей в глаза. — Я хочу уехать туда, где бы нас не нашла ни одна душа. И потеряться там. С тобой. Кэролайн смотрела в его черные горячие глаза, пристально вглядывавшиеся в ее лицо, ловившие каждый ее взгляд, и чувствовала, как сердце начинает биться быстрее, и как с этим стуком в душе появляется что-то такое знакомое. — Энзо, ты сумасшедший, — сквозь улыбку произнесла Кэролайн. Ее голос дрожал. — Ты сумасшедший, ты знаешь это? — ее голос зазвучал живее, когда она взглянула ему в глаза. — У меня даже нет с собой никакой одежды!.. — Мы купим там все, что будет необходимо, и все, что тебе захочется, — сказал Энзо. — Только… — он внимательно смотрел в ее глаза и в этот момент, словно сам не вполне отдавая отчет своим действиям, под влиянием какого-то внутреннего порыва крепко взял ее за руки. — Пожалуйста, Кэр, не отказывай. Энзо замер, наблюдая за ней, пытаясь в ее взгляде, движениях, мимике увидеть ответ. Кэролайн смотрела на него, не моргая, и не говорила ничего. Улыбка, сначала несмелой тенью коснувшаяся мимолетного взгляда, теперь засияла на ее губах, отразилась в двух ямочках на щеках, в которые Энзо был влюблен, ею лучились ее глаза; и с каждой секундой эта улыбка становилась все светлее, превращаясь в совершенно иное, — хрустальный смех. Не глядя на билеты, Кэролайн бросилась к нему и обняла так крепко, что Энзо слегка пошатнулся от неожиданности. Он подхватил ее на руки, крепко прижимая к себе. Было плевать на то, что вокруг было полно народу, плевать, что их могли увидеть; они кружились по огромному и смеялись так громко и звонко, как маленькие дети, чувствовали, что воздуха в легких уже не хватает, но все равно не отпускали друг друга; они хохотали, и, может быть, о чем-то вспоминали, думали, на что-то строили планы, — а может, смеялись просто так — оттого, что этого сильно хотелось. Оказалось, что больше ничего не было нужно в этот теплый майский вечер, затерянный в переплетениях залов огромного аэропорта. Энзо понял, что в этот миг он получил ответ на свой единственный вопрос.

***

Светлую рассеянную плотную пелену, укрывавшую, словно мягкое невесомое одеяло, закрывавшее от всего, что могло бы потревожить эти долгие минуты, вдруг разрезала дрожащая капель звуков. Точнее, звук был один, но он с математически точной периодичностью повторялся каждую секунду, отбивая точный ритм, разбиваясь в воздухе, как падавшие на пол бусины. Сначала это слышалось невнятно, было как будто далеким, словно от него по-прежнему что-то защищало органы восприятия, но становился все яснее. Каждой секундой этот странный, необъяснимый, но почему-то казавшийся таким знакомым звук ударял острым молотком, вновь и вновь впивался под кожу. Сознание прояснялось, и нестерпимо сильно хотелось сейчас закрыться от этого звука, металлической дробью барабанившего по вискам. Все еще оставаясь в пограничном состоянии, когда организм еще не готов вернуться к полноценной активности, но в сознании уже начинают проявляться отчетливые мысли, Деймон понял, что могло быть его источником. Зажмурив закрытые глаза, как от боли, но не открывая их, он почти на автомате положил руку на прикроватную тумбочку. Деймон еще не осознавал в полной мере причину возникновения этого звука, но внутри почему-то была уверенность в том, что это точно не будильник — было слишком рано. — Да какая же сука так названивает, — пронеслась в голове мысль. Деймон взял с прикроватной тумбочки смартфон, нащупав кнопку снятия блокировки. Он насилу открыл глаза. В лицо ударил яркий режущий свет. На протяжении нескольких секунд Деймон вглядывался в экран, пытаясь найти на нем сенсорную кнопку ответа на вызов, но лишь спустя пару мгновений понял, что на пустом дисплее видит лишь стандартные фотообои. Лишь через время расплывавшиеся в глазах большие белые цифры стали различимой картинкой: на часах было начало шестого утра. С шумом выдохнув, Деймон выключил телефон и вернул его на тумбочку. Деймон понял, что звонил, очевидно, телефон Елены, — или же на нем сигнализировал будильник, — и это значит, что она сама выключит его, когда услышит. Деймон прикрыл глаза, но острая режущая трель не прекращалась. Складывалось такое ощущение, что дома, кроме него, никого нет, — но он знал, что это не так: Елена вернулась еще накануне вечером и застала Деймона там. Настойчивый сильный звук казался чем-то инородным в спокойной тишине, наполнявшей квартиру. Холодный звуковой металл окончательно развеял остатки сна, и Деймону стало ясно, что уснуть сейчас, пока это продолжается, будет невозможно, — и, к тому же, он не мог понять, почему на этот звук, который, раз так ясно доносился до спальни, точно должен был быть слышен в комнате, где спала Елена, Гилберт никак не реагирует. Деймон поднялся с кровати и вышел в коридор. Точно выверенный ритм вновь ударил по слуху, но теперь ощущался в разы яснее. Деймон повернул голову и увидел на тумбочке в коридоре телефон Елены и понял, что его догадки были верны: на экране горел значок будильника. Деймон взял телефон в руки, на автомате, чтобы не слышать назойливого звука, отключив будильник, и прошел в глубь квартиры. Дверь в комнату Елены были прикрыта не до конца. Бесшумно приотворив ее так, чтобы иметь возможность войти, Деймон сделал шаг, замерев на пороге комнаты. Телефон разрывался, но Елена, укрытая почти до самой головы одеялом, что уже было немного странно, учитывая погоду в Лос-Анджелесе, в последние дни ставшую абсолютно летней, кажется, даже не услышала, очевидно, погруженная в глубокий сон. Не отреагировала она, и когда Деймон осторожно постучал костяшками по дверному косяку. Поняв, что разбудить Елену все-таки придется — судя по всему, этим утром ей нужно было выехать куда-то рано, учитывая, что она завела будильник на 6 часов, — Деймон, неслышно ступая голыми ногами по холодному полу, прошел в комнату. — Елена, — произнес он, тронув ее плечо. В этот момент Елена распахнула глаза. Она не двинулась, словно еще не до конца поняла, что проснулась. На протяжении нескольких секунд он вглядывалась в Деймона, с усилием пытаясь сфокусировать зрение, и только в следующий момент, кажется, поняла, кто перед ней находится. — Еще чуть-чуть, и твой телефон разорвался бы у меня в руках, — с легкой усмешкой сказал Деймон. Опершись на ладони, Елена села на постели, и Деймон протянул ей телефон. — Видимо, ты не слышала, но это был будильник, я отключил его сейчас. — Господи, Деймон, — выдохнула Елена, запустив руку в рассыпавшиеся волосы. — Спасибо тебе. Просто мне сегодня к первой паре, я завела будильник, но так провалилась в сон, что правда даже не услышала… — пробормотала она. — Он тебя разбудил, да? — смущенно спросила Елена, подняв на него глаза. Елена забрала девайс из рук Деймона, и, включив экран и проверив время, положила его на прикроватную тумбочку. Деймон слушал Елену, но сейчас его внимание от ее слов его отвлекло другое: она говорила тихо, и ее голос был хриплым, как при простуде; Елена говорила с каким-то усилием, как будто это приносило ей боль. Только сейчас Деймон увидел, что на ее щеках не было привычного румянца, — она была бледна. В ее глазах, хотя она крепко спала до этого момента, была какая-то непонятная усталость. — Елена, у тебя все в порядке? — внимательно посмотрев на нее, спросил Деймон. Елена подняла взгляд на Деймона. — Выгляжу хреново, да? — поджав губы, спросила она. — Скажем так, бывало покруче, — ответил Деймон. — Ты нормально себя чувствуешь? — Если честно, то не очень, — сморщив лоб, призналась Елена. — Такое ощущение, что мне в глотку запихнули булаву, а потом ею же основательно постучали по черепу. Болит горло и голова просто раскалывается. — И давно это у тебя? — пристально вглядываясь в ее лицо, спросил Сальватор, и Елене на мгновение показалось, что он нахмурился. — Со вчерашнего вечера, — слабо ответила она. — Я выпила аспирин на ночь, но не помогло. Полночи пыталась уснуть… Вообще не понимаю, как я так вырубилась к утру… — Тебя знобит, что ли? — проговорил Деймон, заметив, как Елена по временам как будто подрагивает, и коснулся ее оголенной руки. Ладонь обожгло горячим теплом. — Есть немного. — Понятно теперь, для чего тебе это извращение. Елена опустила взгляд на теплое одеяло на кровати, на которое мельком взглянул Деймон, и усмехнулась. Деймон хотел отпустить руку Елены, но в этот момент его взгляд опустился на ее предплечье. Деймон замер. Смуглая кожа Елены примерно от локтевого сгиба до плеча была покрыта мелкой красной сыпью из странных небольших волдырей. Деймон стиснул предплечье Елены так сильно, что на коже остались белые пятна, повторяющие форму его пальцев. Скользнув взглядом выше, Деймон увидел, что похожая сыпь коснулась ключицы; похожие маленькие волдыри были на левой стороны шеи. — Твою мать, Елена, — выругался он, скривив лицо. — Вы где с одногруппниками на выходных были? В детском саду? — Почему? — непонимающе пробормотала Елена, вырвав руку из его цепкой хватки. — Мы ездили на океан, пляжный сезон ведь на… — Да потому, что это ветряночная сыпь! — не слушая ее, раздраженно воскликнул он. — Что? Елена вскинула недоуменный взгляд на Деймона, а затем опустила глаза на оголенную руку. Судя по искреннему испугу, который зажегся в ее глазах, высыпания она не видела. — Нет, — как будто машинально мотнув головой, пробормотала она. — Этого не может… — Ты болела в детстве ветрянкой? — перебил Деймон, глядя ей в глаза. Наклонившись к Елене, Деймон тремя пальцами небрежно взял Елену за шею и слегка повернул ее голову в другую сторону, чтобы посмотреть, были ли высыпания где-то еще. Эти волдыри повыскакивали словно из воздуха, как чертовы грибы после дождя, — на другой стороне шеи, плечах, за ушами, — и Деймон никак не мог взять в толк, как он мог не заметить их раньше. Елена замолчала на мгновение, не отводя широко распахнутых глаз от Деймона. В ее карих глазах замер совершенно детский страх, и сейчас, глядя в них, можно было подумать, что рядом действительно ребенок — маленькая девочка, которой не больше лет десяти и которая еще не до конца понимает, что с ней происходит. И по одному этому взгляду Деймон понял ответ. По-детски робко, как ребенок, который признается в том, что случайно разбил мамину вазу, но еще не до конца понимает, какие последствия у этого для него могут быть, Елена медленно покачала головой. — Нет… Через несколько секунд Елена тряхнула головой, словно пытаясь взбодриться и выбросить из головы дурные мысли. — Да с чего ты вообще взял, что это ветрянка, — пробормотала она. — Ты же не врач, чтобы сходу это определить! — Елена, скажи, у тебя ведь из братьев-сестер один брат, верно? — спросил Деймон, переведя на нее взгляд. Елена кивнула. — А у меня их трое, и все младшие. Так что поверь мне, хренова туча лет жизни с мелюзгой, которая на моей памяти переболела всем, чем только можно, так что по ним можно было бы легко писать медицинскую энциклопедию, научила меня отличать ветрянку от «ой, вот незадача, прыщик прямо перед свиданием вскочил». Что ответить, Елена не нашлась. Деймон нахмурился и приложил ладонь к ее лбу. — Температуру мерила? — Нет. Услышав ответ Елены, Деймон выпрямился и вышел из комнаты. Вернулся он через минуту с домашней аптечкой в руках. Елена пристально следила за его действиями. Не глядя на нее, он, открыв аптечку, вынул из нее градусник. — Давай, вставляй куда нужно, надо узнать температуру. Судя по твоему состоянию, она у тебя есть. Сказав это, Деймон протянул Елене градусник. Но Елена не шелохнулась. Не понимая такой реакции, Деймон поднял взгляд и столкнулся с испуганными недоуменными глазами Елены. — А куда… Нужно? — несмело едва слышно произнесла она. Деймон посмотрел на термометр в своих руках, а затем перевел взгляд на Елену с абсолютно нечитаемым выражением лица. — В рот, Елена, в рот, — ответил он. — Это оральный термометр, если что. Других на этих квадратных метрах не имеется. Елена перевела взгляд на градусник и с шумом выдохнула, кажется, только сейчас поняв весь смысл этой минутной сцены и то, почему Деймон на нее в этот момент смотрел так, что описать это какими-либо словами было, наверно, невозможно. Через полминуты, услышав характерный сигнал и взяв у Елены градусник обратно, Деймон понял, что его опасения подтвердились: температура близилась к тридцати девяти. Отложив градусник, он начал перебирать множество упаковок, лежавших в аптечке. — Выпьешь сейчас таблетку Тайленола, температуру он должен сбросить, — сказал он, выдав ей блестящий блистер с таблетками, — заодно голова пройдет. Деймон начал перебирать разноцветные упаковки дальше, мельком их просматривая. — Тебе нужно прополоскать горло, судя по всему, оно у тебя не в лучшем виде, — сказал он и протянул Елене упаковку с каким-то порошком. — На одну порцию нужно примерно полстакана теплой воды. И после этого заполируешь каким-нибудь спреем, но только после того, как выпьешь все остальные таблетки. Это достаточно сильная штука, горло должно пройти. Елена внимательно слушала Деймона, стараясь запомнить все, что он ей сказал, и для нее было удивительно то, насколько спокойно, ясно и четко он обо рассказывал: он знал все эти поепараты из домашней аптечки, кажется наизусть, понимал их действие и разбирался во всех этих тонкостях, казалось, не хуже врача. — Деймон, постой, — проговорила Елена, когда он закончил объяснение. — А ты сам… Болел ветрянкой? Я не заражу тебя? Елена не понимала, как в этой суете она могла упустить эту мысль, и почувствовала внутри укол страха. — Болел, — успокоил ее Деймон. — В десять лет. И, кстати, уже тогда это ощущалось хреново, так что советую с приемом всех этих конфет не затягивать. Это правда малоприятная штука. Посмотрим, как организм будет справляться. Если не поможет, нужно будет съездить к врачу. — Да ладно, — пробормотала Елена, слегка пожав плечами. — Это всего лишь ветрянка… Что с ней может быть не так… Последующие несколько утренних часов прошли незаметно. Елена, прислушиваясь к своему состоянию, понимала, что идти в университет было самой глупой и бессмысленной идеей, которую только можно было выдумать; Деймону нужно было на работу лишь к десяти. Он надеялся, что препараты помогут хотя бы на время облегчить состояние Елены, которое напоминало тяжелый грипп. Но то ли начальная стадия была уже запущена, то ли организм был слишком ослаблен, чтобы бороться, но ее состояние за эти несколько часов не улучшилось. Температура спала всего на несколько десятых градуса, что для той дозы жаропонижающего, которое приняла Елена, было смехотворным показателем, а вскоре и вовсе вновь пошла вверх. Елена лежала в постели, почти с головой укутавшись в одеяло, — ее знобило, — и старалась не шевелиться: каждый минимальный поворот головы отдавался в висках нестерпимой острой болью, прожигавшей голову, казалось, насквозь. Жестким металлическим обручем опоясавшая голову, она не давала уснуть хотя бы на полчаса. Деймон понимал, что, очевидно, Елене «повезло» и течение ее болезни собрало в себя все то отвратное, что могло случиться с человеком, заразившимся ветрянкой во взрослом возрасте, но все же надеялся, что с этим удастся справиться своими силами. Однако спустя примерно час Елена, казалось, только начавшая засыпать, вдруг вскочила с кровати и пулей выбежала из комнаты: она едва успела добежать до туалета, — из-за температуры началась рвота. Когда Елена по приказу Деймону снова измерила температуру, отметка остановилась на цифре 39.1. — Так, давай-ка упаковывайся потеплее в толстовку, куртку или что там у тебя есть, — с шумом выдохнув, сказал Деймон, когда Елена вернулась в комнату, жадно глотая минералку из бутылки, взятой с кухни. — Зачем? — остановившись на полушаге и взглянув на Деймона, недоуменно спросила она, и Деймон понял, что ее сознание было точно заторможено, если она действительно не понимала смысла его слов. — Съездим в больничку, — ответил Сальватор, доставая из кармана джинсов ключи. — И заодно узнаем, чем эту дрянь можно добить. — Деймон, не надо, — проговорила Елена, мотнув головой. В виски снова ударила кровь, и Елена на мгновение зажмурила глаза. — Какая к черту больница… А если меня оставят там? — подняв на него взгляд, спросила она. — Мне до кучи еще не хватало в больнице поваляться. — Елена, прекрати. От того, что тебе послушают легкие и пропишут таблетки, ничего страшного не произойдет. — Деймон, мне не нужно ни в какую больницу, — стояла на своем Елена. — Ветрянка прекрасно лечится и в домашних условиях, а температуру можно сбить, так что… — Елена, знаешь, девушкам напоминать о их возрасте как-то не принято, но все же скажу: ты подхватила ветрянку, и тебе двадцать четыре. Паркер тоже умудрился где-то подцепить ее примерно в таком же возрасте, и ничего сверхъестественного не произошло, но судя по твоему состоянию, это немного не твой случай. Ты явно слишком стара для этого дерьма, и твой организм всеми правдами и неправдами тебе это показывает. Так что ему просто-напросто нужно немного помочь, вот и все. — Нет и еще раз нет, — ответила Гилберт. — Я так не могу, — пробормотала она. — Деймон, ты из-за меня и так на ногах с шести утра, а тебе скоро нужно на работу. Если мне станет хуже, я съезжу к врачу сама. — Елена. Голос Деймона абсолютно спокоен, но в нем звучит что-то такое, что заставляет Елену поднять глаза. — У тебя есть десять минут на то, чтобы собраться и взять все необходимые документы, пока одеваюсь я сам. Нужен паспорт и страховка. Деймон слегка постучал пальцем по корпусу наручных часов. — Время пошло. Произнеся это, больше не взглянув на Елену, Деймон вышел из комнаты, уйдя собираться.