В твоих глазах

На улице, несмотря на то что было еще утро, начинало пáрить, и рука сама потянулась к регулятору кондиционера на панели приборов: уже спустя минут десять поездки становилось понятно, что обойтись без него будет трудно, но чаще всего случалось так, что еще через некоторое время внутри пробуждалось желание сделать его мощность сильнее. Перед глазами загорелся красный сигнал светофора, и, остановив машину, Деймон впервые за последние полчаса отвел взгляд от дороги. Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво смотрел в окно — туда, где за яркими мелькавшими пятнами других автомобилей начинался новый день — новая маленькая жизнь. В Лос-Анджелесе было лето. Горячее, не оставлявшее шанса хотя бы на день прохлады и так непривычное для европейцев, красочное, шумное. Деймон даже этого не заметил. Казалось, что время течет своим чередом, а на дворе по инерции — тридцать второе, тридцать третье мая… Только сейчас было как никогда ясно, что это не так. Этот город виделся ему давно знакомым каждое утро и каждый вечер, а сейчас, когда он на минуту остановился на светофоре и вдруг огляделся вокруг, когда увидел яркие кляксы цветов за калитками частных домов, когда впервые посмотрел на небо, к яркости которого еще должны были привыкнуть глаза, ему казалось, что он приехал в совершенно другой. Проходит пара мгновений, загорается другой свет — машины продолжают движение. Деймону уже были знакомы эти улицы. Небольшой зеленый район на некотором отдалении от даунтауна, одно- и двухэтажные дома. Небоскребы и пробки остались позади. Деймон и сам не мог ответить себе, почему он отправлялся сюда в те дни, когда дела работы утром не требовали его обязательного присутствия в раннее время. Это случалось нечасто, но от этого такие моменты почему-то еще сильнее хотелось забрать. Ему нравилось ехать по этим улицам, таким удивительным для привыкшего к картинам загруженного мегаполиса взгляда, и наблюдать, как они просыпаются, нравилось звонить Викки незадолго до приезда, чтобы предупредить, что сегодня до университета ее довезет он, и видеть улыбку в ее глазах, когда они встречались и понимали, что им удастся украсть эти полчаса раннего утра перед долгим загруженным днем друг для друга. Ему просто этого хотелось — но это ведь не так уж и мало. Деймон и сам не знал, как родилась эта необъяснимая связь, как получилось так, что буквально за считанные дни в его жизнь ворвалась эта девчонка, которую он встречал когда-то давно еще школьницей. Викки не была похожа на Ребекку и на других женщин, с которыми он был до, и дело было не в возрасте. Не была она похожа и на него — он видел это совершенно ясно, но… В какие-то мгновения — миллисекунды, которые физически невозможно было почувствовать, что-то менялось. И на миг остановившись, просто глядя на Викки, Деймон в эти миллисекунды вдруг видел в этом человеке настолько яркое, ясное, словно зеркальное отражение, что ему на мгновения начинало казаться, что он понимал, почему его к ней тянуло. Но в самый последний момент это осознание ускользало, и вместо него приходило другое: о том, что что это на самом деле — любовь или просто шанс от скуки — ответит лишь будущее. И отчего-то он чувствовал, что это будет очень, очень нескоро… В ресторане об их отношениях догадывались, наверное, уже все: сотрудники не показывали это прямо, но и так было понятно, что где-нибудь за пределами работы это не обсудил только ленивый. Однако Викки, хотя была еще достаточно молода и была в незавидном положении, если учитывать то, как в обществе относятся к таким отношениям, как у них с Деймоном, со всеми сопутствующими стереотипами вплоть до историй «о малолетних пигалицах, разрушающих чужие семьи», чувствовала себя вполне уверенно. Деймон с интересом наблюдал за ней — в ней не было страха, равно как и заносчивости, со дня ее появления здесь в ней не изменилось ровным счетом ничего: со своими коллегами она хоть и соблюдала некоторую дистанцию, но была приветлива, а с работой уже успела вполне освоиться и была все так же трудолюбива. Семестр в университете подходил к концу, и это значило, что в скором времени необходимо будет внести плату за новый. Деймон не знал, какой суммой денег располагает Викки, насколько ей в этом плане помогают родители и помогают ли вообще, — эту тему они ни разу не обсуждали. В какой-то момент в одном из разговоров Деймон предложил внести необходимую сумму на счет университете и оплатить следующий семестр учебы. Каким будет ответ Викки, он не знал. Однако он оказался абсолютно уверенным: нет. В первую секунду Деймон даже немного опешил, но Викки объяснила, что вешать на кого-то свои расходы странно, когда имеешь возможность заработать сам. К тому же, они были вместе совсем недолго, и она честно призналась ему, что это тоже имеет влияние на первый фактор. Но в глазах Викки, в этот момент блеснувших, он увидел, что ее тронуло его предложение и в глубине души она оценила это. Тем не менее, ее мнение оставалось таким же. Деймон не любил, когда ему отказывают. Однако это «нет» и то, с какой искренней легкостью Викки его произнесла, ему понравилось. Наверное, их отношения были действительно странными. Из-за занятости обоих они имели возможности даже видеться каждый день, но о том, чтобы начать жить вместе, речи не шло: Деймон часто оставался в своей квартире в Западном Голливуде, Викки же по-прежнему жила с родителями. Пока Деймон не предпринимал никаких шагов для того, чтобы изменить ситуацию, но временами начинал задумываться о том, что они могли бы снять квартиру. У них с Викки не было опыта жизни вместе, он не знал, смогут ли они ужиться под одной крышей и как им нужно будет выстраивать свою жизнь, — но он чувствовал, что ему не хватает того времени, что они проводили вдвоем: его слишком мало, урывками, телефонными звонками и выходными… К тому же, Елене в таком случае тоже точно было бы лучше — вряд ли она чувствовала себя абсолютно свободно, зная, что в какой-то момент он может вернуться. Но эти мысли пока лишь звучали внутри отголосками того, что происходило в нем. По натуре своей Деймон был из разряда людей «делать», а не «сомневаться» — впрочем, тип этот отличался от более распространенного «сначала делать, а потом думать», — если он что-то твердо решал, обычно он приступал к исполнению своих планов без долгих размышлений и колебания из стороны в сторону, полагаясь только на собственную точку зрения. Эта ситуация была другой. Сейчас Деймон действительно задумывался о том, что, может быть, в этот момент правда нужно сделать шаг вперед. Внутри не было страха, не было мыслей по поводу того, «готовы» они или нет. Эта новая ступень казалась закономерной. Но вот сам Деймон ощущал себя на иной ступени. Их с Викки отношения были из тех, которые быстро кружат голову, когда сопротивляться нет ни желания, ни сил. Закрутить роман с другой женщиной, будучи в браке, спустя буквально месяц после расставания с женой… Деймон был из тех мужчин, которые редко остаются надолго одни, но сейчас ему самому было трудно объяснить себе, что с ним происходит. Он больше не пытался сделать это — он просто хотел, чтобы это продолжалось. И, быть может, Деймон был бы готов продолжить, нырнуть на еще большую глубину… Если бы, вопреки всему, он не понимал, в чем заключена единственная причина того, что он чувствовал сейчас. Через месяц их с Ребеккой развод наверняка оформят официально, это чистая формальность. Вот только Деймон осознавал, что отпустить он так и не смог. Можно отвлечься на мимолетные знакомства и вечеринки, с головой окунуться в новые отношения и просто заблокировать любые мысли, которые хотя бы на мгновение возвращают в прошлое. Только дело не в памяти. Оставленные жизнью следы сохраняются не в разуме — они остаются гораздо глубже, как оттиск раскаленного железа выводятся на душе. Можно запретить себе вспоминать, но день за днем, просыпаясь по утрам, ты будешь чувствовать, что что-то не так, а потом, лишь на мгновение оставшись в тишине, поймешь, что дело в том самом воспаленном краснеющем шраме. Его невозможно увидеть, вот только в такие минуты боль от него ощущается так ясно, что кажется, что его можно коснуться кончиками пальцев. Деймон уже не прятался от этих мыслей — было бы глупо. И он знал, что именно поэтому в ближайшее время не будет заниматься поисками подходящего жилья. Однако и сама Викки не делала ничего для того, чтобы склонить Деймона к такому решению. Она знала, что он разводится с женой и дом, в котором они жили, они продают; вкратце, не вдаваясь в подробности, он объяснил ей и ту причину, по которой не мог окончательно переезжать в свою квартиру. Но она не заводила разговоры из этой дурацкой серии «уже пора», ни к чему его не подталкивала. Сейчас она так же, как и он, просто кайфовала от того, что происходило с ними. Деймон чувствовал, что с ним впервые за долгое время происходит это: здесь и сейчас. Он не знал, сколько они с Викки проведут вместе, — закончатся ли их отношения вскоре или со временем станут чем-то большим, что принесет в будущем сочетание двух их характеров и какой след оставит эта встреча в их жизнях, — но он об этом не думал: ему это было безразлично. И, быть может, в этом и была истина, в этом и был правильный для них путь. Просто немного подождать. Остановиться и насладиться тем, что они имеют. Через несколько минут Деймон припарковался неподалеку от уже знакомого дома. Заглушив двигатель, он набрал номер Викки. Девушка ответила не сразу, но по ее голосу было понятно, что она уже не спала, и это означало, что Деймон, вероятно, не перепутал время, в которое у Викки начинались занятия по субботам. — Боже, Деймон, я, наверное, никогда не перестану тебе поражаться, — призналась она. — Суббота, девять утра… — Видишь, как ты на меня влияешь, — усмехнулся Деймон. — Ну так что? Выйдешь? Или ты из моего лагеря под названием «да пошли бы к черту эти субботние пары»? — Дей, у меня сегодня отменили две первые пары, поэтому мне в университет только к двенадцати, — сказала Викки. — Так что я… Стой, ты уже припарковался, да? Получив утвердительный ответ Деймона, Викки попросила подождать его полминуты, и через несколько мгновений на крыльце дома он увидел ее. Деймон вышел из машины, и Викки, не отводя телефон от уха, улыбнувшись, приветливо подала ему знак, чтобы он зашел в дом. Почему она это сделала, он сперва не понял — наверняка были дома ее родители, а Деймон с ними пока не знаком, так что завалиться в девять утра в субботу к ним на чай было бы, по меньшей мере, странной затеей. Однако он сдал машину на сигнализацию и прошел к дому. — Твои родители готовы принять гостей в такое время? — мягко усмехнулся Деймон, прижимая к себе Викки и касаясь ее губ. — У них вчера начался отпуск, — прошептала она. — И они на неделю уезжают погостить к семье маминого брата в Сан-Диего*. Они уехали буквально полчаса назад. Деймон поднял брови. Викки слегка отстранилась от него, а затем улыбнулась. — Так что пойдем. Спортивная майка и короткие шорты — обычная домашняя одежда для девушки. Нет макияжа и глаза чуть-чуть сонные. Она смотрела на него, улыбаясь, настолько легкая, счастливая, простая, что сейчас, глядя на нее, Деймон очень сильно ощущал только одно: он тоже хотел улыбнуться. Взяв его за руку, Викки провела его внутрь. Тихий дом встретил Деймона прохладой — видимо, работал кондиционер. Когда Викки проводила его в гостиную, он, наверное, даже сам того не заметив, начал изучать взглядом то, что видел вокруг себя, — вероятно, как и многие в тот момент, когда оказываются в каком-то месте впервые. С виду дом был небольшим, хотя и двухэтажным, но внутри оказалось свободно. Все помещение было выполнено в светлых теплых тонах. Массивные темные шкафы с книгами, на стенах — картины, по стилю напоминающие Вермеера, немного старомодная мебель. Вместо привычной плитки — деревянный ламинат. Ни металлического блеска, ни резких линий, ни нагромождения техники, таких обычных для современного хай-тека, к которому привык глаз. Американцы — по крайней мере, те из них, что живут в мегаполисах, — в последнее время стали отходить от кантри, все чаще предпочитая ему популярные сейчас модерн, хай-тек и минимализм, стараясь по максимуму приблизиться к современным тенденциям, внутри делая дома похожими на космические корабли из фильмов о будущем. Именно поэтому столкнуться сейчас со стилем, абсолютно противоположным, мыслями уводящим куда-то далеко, в тот небольшой загородный дом у озера из детства, очень похожий на этот, было удивительно. Но… Как-то очень тепло. — Я не думал, что в доме может быть так уютно, — признался Деймон, с интересом оглядывая помещение вокруг. Викки на мгновение оглянулась и улыбнулась. — Родители предпочитают кантри? — спросил он. — Именно, — отозвалась Викки. — Они строили этот дом с нуля в течение нескольких лет, много вопросов тогда вызывало споры… Единственное, в чем мама с папой сошлись сразу, — это в том, что они не будут делать хай-тек. Они считают все современные стили слишком холодными и строгими. Деймон внимательно и с интересом смотрел на Викки. — А сама как считаешь? Девушка едва заметно пожала плечами. — А я считаю, что уют создается не интерьером. По уголкам губ Деймона скользнула невесомая чуть уловимая улыбка. Гостиная переходила в просторную кухню. До краев она была залита солнечным светом, беспрепятственно проникавшим сквозь широкие окна и гармонировавшим со светлыми оттенками, в которых было выполнено помещение. По запаху свежесваренного кофе и тостов, витавших в кухне, было заметно, что еще буквально недавно здесь действительно кто-то был. Видно было это и по обеденному столу, на котором еще оставались продукты и некоторая посуда. — Ты завтракал? — повернувшись к Деймону, спросила Викки. — Хочешь есть? — Перед выездом заправился кофе, — сказал Деймон, — а он и завтрак заменяет, и желание жить заставляет появиться, — усмехнулся он. — Так что я не голоден. — Чего ты тогда хочешь? — произнесла Викки, сделав шаг к нему и преодолев то небольшое расстояние, что их разделяло, и обвила руками его шею. В следующий момент она почувствовала тепло ладоней Деймона на талии. Не отводя взгляд, он внимательно, жадно смотрел ей в глаза, словно изучал каждую клеточку ее души, словно боялся что-то упустить. Это странное сочетание — тепло его рук и холод арктических глаз — то, что было необъяснимо и срывало крышу. Деймон притянул Викки к себе и в ее губы чуть слышно прошептал: — Тебя. Викки ощутила, как ладонь Деймона под ее майкой по-хозяйски скользнула по животу. Холодный ремешок часов коснулся разгоряченной кожи, сразу покрывшейся мурашками. Деймон это чувствовал, и это заводило сильнее. — Останови меня, — хрипло прошептал он, касаясь губами ее шеи. — Сам я уже не смогу. — Даже не подумаю, — запустив руку в волосы Деймона, рыкнула Викки и снова прильнула к его губам. Переводя дыхание от участившегося сердцебиения, Деймон на миг отстранился, внимательно посмотрев ей в глаза. — Ты серьезно? — с усмешкой спросил он. — Мы в доме твоих родителей. — Ну и что? — спокойно ответила Викки. — Моих родителей здесь нет. Так что сегодня он, — Викки с полуулыбкой обвела взглядом помещение, очевидно, имея в виду дом, — полностью в нашем распоряжении. Проходит одно мгновение — они снова встречаются глазами, и отчего-то эта секунда кажется невероятно долгой. Однако уже следующая секунда развеивает все сомнения. Все вокруг в единственный миг становится неважным. В такие секунды мир вокруг размывается, превращаясь в абстрактный, лишь начальными, слабыми мазками созданный фон. Значение имеет лишь человек, который сейчас рядом, немыслимо, непозволительно близко — так, что ощущаешь его присутствие каждой клеточкой, каждым сантиметром кожи, каждым нервом. Нет мыслей. Нет слов. Лишь эмоции. Обнаженные, пульсирующие, пропитанные напряжением оголенных проводов. То, что было сейчас нужно. На полу оказывается сначала спортивная майка Викки, затем ее бюстгальтер, после — футболка Деймона. Холодный воздух обдает распаленную кожу, и от этого сочетания жара, который растекается по венам внутри, и прохлады вокруг начинает слегка кружиться голова. В какой-то момент Викки резко отталкивает Деймона от себя. Он, не удержав равновесие, плюхается на диван рядом, а затем Викки вновь приближается к нему, усаживаясь сверху. Деймон чувствует, как она берет в ладони его лицо, как целует, как ее тело касается его груди, и хотя сознание затуманено, а разум с эмоциями точно не в ладу, он чувствует каждое это касание, не похожее на предыдущее, и память впитывает их до мельчайших деталей — время как будто замедляется… Тонкие пальцы Викки скользят от его груди к животу и дальше к ремню джинсов. В тишине пустого дома, которая отчего-то именно сейчас ощущается так ясно, звучит бряцанье пряжки. Деймон на автомате делает движение, чтобы помочь ей, но Викки его останавливает. — Чш-ш, — шепчет она. — Я хочу сделать это сама. Их взгляды снова встречаются. Лукавые темно-зеленые глаза, опьяненные этими минутами, объятые огнем, улыбаются. По губам Деймона скользит улыбка, и он послушно расслабляется. Иногда показывать свою силу совершенно не хочется. В том, чтобы подчиниться ей — такой нежной, хрупкой — самый большой кайф. Викки снова наклоняется к губам Деймона. Сердце начинает стучать еще быстрее, из груди Деймона непроизвольно вырывается стон. В такие моменты трудно воспринимать то, что происходит во внешнем мире, — единственным миром и жизнью становится то, что происходит в секунды внутри. Именно поэтому Деймон и Викки сразу не услышали, как в воздухе раздался характерный щелчок, а затем — негромкий скрип открывающейся двери. — Викки, ты еще дома? Классика жанра наших совместных поездок с отцом — собирались неделю, а в я в итоге оставила водительские права. Хорошо еще, что не успели далеко… Викки показалось, что в эту секунду, когда она услышала этот женский голос, ее облили ледяной водой, и это ощущение стало острее в десятки раз, когда она осознала, что вернулась мать. Они с Деймоном на автомате отстранились друг от друга, хотя сейчас обоим было понятно, что предпринять что-то они уже не успеют. — Викки?.. Сейчас это был не возглас — скорее, еле слышный вздох. На пороге гостиной появилась невысокая женщина с длинными каштановыми волосами и яркими голубыми глазами, в которых плескалось недоумение. Какие-то отдельные черты лица и голос заставили Деймона вернуться на несколько лет назад и вновь вспомнить, что когда-то его семья жила с семьей Донованов по соседству. Однако это было настолько давно, что сейчас Деймон лишь отдаленно, в смутных отголосках помнил внешность матери Викки и Мэтта и ее имя — Келли Донован. По ее же взгляду было видно, что в этот момент она не узнала его вовсе. — Мама, — выдохнула Викки, не глядя схватив какое-то небольшое покрывало, валявшееся на диване, и накинув его на себя, чтобы прикрыться. Было видно, что ее мать хотела сказать что-то в этот момент, но не смогла произнести ни слова: было видно, что она в замешательстве. — Доброе…утро. Голос Деймона, несмотря на всю ситуацию, хотя звучал негромко, но совершенно спокойно. Словно не замечая реакции матери Викки, он встал с дивана и начал застегивать молнию и ремень джинсов. Первоначальный ступор прошел, и женщина отвернулась, чтобы не смущать ни Викки, ни его, хотя как раз Деймону это, казалось, было не нужно. — Полагаю, я не совсем вовремя, — проговорила она, — поэтому… Викки, если что, я буду наверху, заберу то, что хотела. С этими словами она вышла из гостиной. Сколько людей на земле хотя бы однажды в своей жизни не оказывались в такой ситуации? Наверняка не каждый из нас, но нет сомнения, что это случалось в жизни многих. Умники любят в таких случаях поучать и с невозмутимым видом говорят, что все это чепуха, что в этом нет ничего сверхъестественного и родители, если у них присутствует адекватное восприятие реальности, должны понимать, что в жизнях их повзрослевших детей есть такая вещь, как секс, так что стесняться этого, даже если они, что называется, «застукали», не стоит. На самом деле, чепуха — это именно подобные доводы. Можно тысячу раз говорить о солидарности взрослых людей, о понимании и о том, что, в конце концов, «что естественно, то не безобразно», но очень сложно представить себе человека, который в такой момент не почувствовал бы абсолютно ничего, руководствуясь именно этими принципами. Викки не была из тех, кто начал бы посыпать голову пеплом от неловкости или необъяснимого чувства вины, но в ее ощущениях было тоже мало приятного. Она отреагировала без той нервозности, которая свойственна девушкам в такие моменты, но ситуация была до невозможности глупая, к тому же сейчас Викки была явно не готова к тому, чтобы рассказывать матери о таких изменениях в своей жизни. В мыслях был хаос, но им с Деймоном пока не оставалось ничего, кроме как одеться и привести себя в порядок, пока мать Викки искала свои водительские права на втором этаже. Когда они втроем вновь встретились в гостиной, каждый из них ощущал, что никто из них не вполне понимает, как сейчас нужно себя вести. Однако Деймон, чтобы, насколько это возможно, разрядить обстановку, со свойственной ему сдержанностью взял ситуацию в свои руки. Он сам представился матери Викки и извинился за то, что они столкнулись именно в таких обстоятельствах. Эта встреча была сродни для них обоих второму знакомству: Деймон плохо помнил Келли, с которой всегда пересекался лишь мимолетно в отличие от той же Кэролайн, которая, пока ее связывали отношения с Мэттом, была вхожа в семью Донованов; самой Келли тоже понадобилось время, чтобы узнать в неожиданном госте старшего сына своего давнего соседа. Разговор вышел коротким и все-таки неловким, хотя Деймон и был спокоен и явно не испытывал смущения, — но было понятно, что на данный момент он не мог быть другим. После этого Келли, сдержанно попрощавшись, уехала. Викки и Деймон провели еще достаточно много времени вместе после этого, и казалось, что курьез разрешился сам собой, однако Деймон мысленно возвращался к этой ситуации. Не было нервов и переживаний, однако было внутри что-то такое, что не давало отпустить этот случай и заставляло задумываться об этом снова, даже по прошествии нескольких дней. Деймон долго думал о том, в каком положении они с Викки оказались и как должны были поступить в этой ситуации. До поры Деймон не возвращался к тому, что произошло на выходных, в разговорах с ней: он хотел сначала для себя понять, как быть, — в соответствии со своими принципами. И спустя какое-то время, когда он понял, что в данном случае верным будет единственное решение, он поговорил об этом с Викки. — Викки, нам нужно поговорить, — произнес он в одну из их встреч спустя несколько дней. Викки с едва заметной полуулыбкой на губах и замешательством в глаза взглянула на него, слегка удивленно приподняв брови, и было ясно, что она не вполне понимает, что он хотел ей сказать. — О чем или о ком? — спросила она. — О твоих родителях, — ответил Деймон. — И о нас. Викки не сказала ему в ответ ничего — но она не отводила от Деймона взгляд, смотря ему в глаза, вслушиваясь в то, о чем он ей говорил. — На протяжении определенного времени я думал о том… Что произошло в выходные, — проговорил Деймон. Викки внимательно, до жадности всматривалась в глаза Деймона, казалось, желая прочесть его мысли, понять, что сейчас было у него внутри. — Ты о реакции мамы? — начиная понимать, спросила Викки. Деймон чуть склонил голову набок. — И да, и нет. Он на несколько мгновений замолчал, и его взгляд стал задумчивым. Было видно, что Деймон обдумывает каждое слово — этот разговор был значим для него. — Знаешь, Вик, — продолжил он, — я редко страдаю от мнительности и нерешительности. Но если в жизни случается так, что в нее входит новый человек, который со временем становится кем-то значимым, это становится новой страницей и новым миром, постройку которого ты начинаешь с нуля. И каждый раз это чем-то похоже на движение вперед, когда твое зрение ограничено. Ты делаешь шаги, но очень медленно, потому что не знаешь наверняка, был ли правильным очередной из них и каким должен быть следующий. После того, как начались наши отношения, я чувствую, что нахожусь в похожей ситуации. Деймон замолчал на несколько секунд, а затем спросил: — Помнишь, однажды, когда мы были в Малибу, ты сказала мне, что хотела бы как можно дольше сохранить это время для нас — то время, когда мы только вдвоем, сохранить эти отношения ото всех? Викки едва уловимо медленно кивнула. — Я помню. — В тот момент я понял, что я ощущаю то же самое. Может быть, в первый раз в своей жизни я перестал думать о том, что случится в будущем. Потому, что мне хорошо в настоящем — и это очень дорого. Может быть, нам впереди предстояло бы еще много этапов… И мое знакомство с твоими родителями тоже. Я знал, что в какой-то момент это случится, но не представлял, каким будет это знакомство, когда мы оба будем готовы. А сейчас все уже произошло и можно вроде бы особо не переживать, потому что твоя мать уже знает о нас… — Ты так не думаешь? — спросила Викки. Деймон в течение нескольких секунд неотрывно смотрел в ее глаза, а затем отрицательно покачал головой. — Нет. Если быть честным… — Деймон на мгновение замер, и Викки поняла, что в этой тишине действительно его честность: признаваться в чем-то всегда нелегко. И сейчас она видела это в глазах Деймона. — Я никогда не думал об этом. До этого момента, потому что, очевидно, определенные события могут менять точку зрения, и сильно. Я не знаю, как ты к этому отнесешься, но уверен, что мы должны были об этом поговорить. Я считаю, что после того, в каких обстоятельствах мы встретились с Келли, я должен представиться твоим родителям. Уже в совершенно другой обстановке. Поэтому я бы хотел, чтобы ты обсудила это с ними, когда они вернутся из Сан-Диего, и, если они тоже считают это нужным, спросила, когда мы могли бы встретиться. После того, как Деймон произнес последние слова, в гостиной на время растворилась тишина. Деймон смотрел в глаза Викки, и в них в эти долгие секунды видел, что творится у нее в душе, какие ощущения она испытывает, как пытается с ними справляться. Девушка молчала еще не протяжении какого-то времени, но больше Деймон уже не прерывал эту тишину: теперь он готов ждать, потому что хотел услышать ответ Викки. — Деймон, ты уверен? — произнесла она спустя секунды. В ее голосе было легко уловить недоумение — разговор с Деймоном действительно вогнал ее в своеобразный ступор. Но Деймон был спокоен, и в его ответе не было сомнений. — Да. — После я разговаривала с мамой, — сказала Викки. — И постаралась, насколько возможно, все объяснить. Да, неловко, учитывая, что это дом моих родителей, но тут уже мой промах, я должна была подумать о том, что они с папой могут вернуться. Но, в конце концов, мои родители ведь не с другой планеты. Они понимают, мне двадцать один и в моей жизни могут быть отношения. Это нормально, Деймон, — проговорила она. — Я не думаю, что нам снова нужно объясняться. — Викки, у тебя просто… — Деймон остановился на миг, а затем уголков его губ коснулась полуулыбка, — никогда не было детей. Поэтому ты сейчас не можешь представить, что чувствуют твои родители, видя рядом с тобой человека, которого практически не знают. Викки внимательно слушала то, о чем говорил Деймон, но отчего-то молчала. Однако в следующий момент она вдруг произнесла: — Скажи, ты принял это решение только из-за того, что мама застала нас в выходные? На лице Деймона не дрогнул ни один мускул. — Этого вполне достаточно. Викки покачала головой. Мимолетное, почти неуловимое движение — но твердости, непоколебимой уверенности в нем было больше, чем в разговорах и долгих, ненужных объяснениях — Нет, Деймон. Этого недостаточно. Деймон ощутил, как в этот момент на мгновение его словно приковало к одному месту — он оказался словно парализован. Это была какая-то секунда, но он почему-то очень хорошо почувствовал ее. — Мы хотели, чтобы мы познакомились с нашими семьями, когда оба будем готовы. Когда оба этого захотим. И только это — желание и готовность — самая веская причина, по которой когда-то стоит это делать. Веская и единственная. Викки сделала вдох, а затем он почувствовал на лице прикосновение ее теплых ладоней. Их глаза снова встретились, и Деймон вновь почувствовал, как все внутри замерло. — Деймон, пойми, — проговорила она, — мне неважно, что кто-то скажет: «А-а-а, вот они уже энное количество времени вместе, а родителям представить друг друга так и не могут». «Нам уже пора» — это самая глупая и бессмысленная фраза для отношений. Мое доверие к тебе не станет меньше, если ты захочешь оставить все как есть, потому что ты честно сказал мне об этом, и это дорого для меня. Потому, что я не хочу прогибать тебя, пытаться лепить из тебя другого человека, чтобы ты понравился маме, отцу, подругам, кому-то еще. Деймон, слушал Викки, скользил взглядом по ее лицу, словно изучая каждую ее черту, будто видел этого человека впервые, и в ее голосе, взгляде, малейшем движении мимики было лишь одно: просьба, чтобы он ее понял. Чтобы поверил. И он ей верил. Но сомнений в своем решении у него не было. — Викки, я делаю это не для твоих родителей, — спустя секунды в тягучей тишине хрипло произнес он. — Я хочу сделать это для тебя. Викки молчала, замерев, глядя на Деймона. — Потому, что я хочу, чтобы ты была спокойна. Короткая фраза. Ровный голос. Спокойный тон. Но сколько же в этих словах было на самом деле… Еще полминуты назад уверенная в том, что решение Деймона вряд ли необходимо, сейчас Викки чувствовала, как ее аргументы рушатся об одну только эту последнюю фразу. Только сейчас она понимала, что имел в виду Деймон, почему решил поступить так. Дело было не в отношениях с родителями, не в желании сгладить неловкость. Дело было в принципах. Мужских принципах. Деймон видел, что Викки пока немного волнуется, но после этого разговора она все-таки приняла его предложение и вскоре после этого позвонила матери, как и просил Деймон, рассказав о его просьбе. В конечном итоге было решено, что лучше всего будет пообщаться в спокойной обстановке за семейным ужином, на который родители Викки пригласили Деймона в субботу — после того, как они вернутся из поездки.

***

— Я не опоздал? — с мягкой усмешкой на губах спросил Деймон, когда спустя несколько дней приехал к ней домой и она открыла ему дверь. В руках он держал большой букет темно-синих ирисов. — Как и всегда — точен, как часы, — улыбнулась Викки, коротко чмокнув его в щеку и пропустив в дом. — Цветы мне или?.. — с лукавым кокетством, чуть склонив голову набок, взглянув на него, спросила она. — Твоей матери, — ответил Деймон. — Ну тебя, — фыркнула Викки. — Ты совсем не романтичный. Деймон примирительно приобнял девушку, усмехнувшись. — Ну, в конце концов, не каждый же день я знакомлюсь с родителями девушки. Бросив мимолетный взгляд на цветы в руках, Деймон с задумчивой усмешкой проговорил: — Поверить не могу, что за свои тридцать с лишним лет жизни я хотя бы один раз подарю букет матери своей девушки. Викки улыбнулась, но сказать ничего не успела, услышав голос матери. Спустя пару мгновений в гостиной появились Келли и Питер. После обмена краткими приветствиями Викки представила Деймона родителям как своего молодого человека. У Келли, Питера и Деймона этот момент вызывал легкое ощущение дежавю, ведь фактически они уже были знакомы, однако каждый из них понимал, что, несмотря на это, он был очень важен: до этой минуты они были знакомы лишь как соседи, теперь же многое менялось. — Это сколько, получается, лет прошло с нашего знакомства? — пожимая руку Деймону, проговорил Питер. — Около пятнадцати, кажется? — Не меньше, — подтвердил Деймон. — Тем не менее, я рад его возобновить, — с кривоватой улыбкой произнес он. Отец Викки улыбнулся. — Абсолютно взаимно. Келли, в противовес разговорчивому открытому мужу, который с широкой улыбкой встретил гостя и был искренне рад старому-новому знакомству с Деймоном, держалась более ровно, хотя с не меньшей вежливостью и гостеприимством. Тем не менее, в том, как она себя вела, ощущалась холодность, определенная дистанция, которую она не преодолевала. Викки и Деймон понимали, что в этот вечер родители будут присматриваться к нему и его узнавать. Наблюдая за Деймоном, Викки понимала, что к этой встрече он был готов: статный, выдержанный, он полностью оправдывал свое положение в обществе не только внешним видом, но и особенным внутренним стержнем, который, может быть, не сразу можно было объяснить, — но который было невозможно не почувствовать уже спустя недолгое время общения. Деймон обладал безупречными манерами, а темы для разговоров, которые ему предлагали хозяева дома, принимал без труда, не теряясь под шквалом вопросов. Он с равной легкостью рассказывал о своем бизнесе, отвечая на вопросы Келли, и обсуждал хоккейный матч между «Лос-Анджелес Кингс» и «Ванкувер Кэнакс», прошедший на выходных, с Питером, с энтузиазмом поддержал разговор о Сан-Диего, откуда недавно вернулись Келли и Питер и где он отдыхал сам несколько лет назад. Очень интересно порой встретиться с человеком, которого ты знал еще ребенком или юношей, или же с которым был знаком лишь поверхностно. Время имеет безусловную силу — порой считанные дни могут перевернуть жизнь с ног на голову. Что уж говорить о годах? Образ Деймона — худощавого голубоглазого вихрастого парня с лукавым огоньком во взгляде — сейчас словно собирался в памяти заново. Он приезжал к отцу и сестре на выходных, и то, что он здесь, становилось понятно по громким битам музыки, доносившимся из его машины. Вместе с младшим братом они с громким смехом и взаимными подколами вваливались в дом отца, и отчего-то казалось, что с того момента смех в этом доме больше не затихал. Сейчас от этого паренька не осталось почти ничего. Изменились фигура и походка. Он не носит щетину, которая часто делает старше, — Деймон выглядит вполне на свой возраст, однако есть в его глазах, в чертах его лица нечто такое, что не дает забыть: уже прошли годы. В его фигуре, осанке, манере держаться, в малейших движениях — львиная стать. В нем нет ребяческого страха и растерянности — если в этом человеке это когда-то было, то он преодолел это многие годы назад. Нет заискивания и попыток во что бы то ни стало понравиться — хотя его поведение абсолютно соответствует ситуации, видно, что ему нужно не это, и он не пытается это скрыть. Это не юноша, а мужчина — взрослый, состоявшийся, обладающий своими принципами и прекрасно понимающий, чего он стòит. Но кое-что все же осталось прежним: этот лукавый, пристальный взгляд неестественно ярких голубых глаз, изучающий, внимательный, глубокий. Деймон никогда не прятал взгляд и всегда открыто смотрел в глаза своему собеседнику. Но несмотря на то, что любят говорить, что глаза — это зеркало души, его душа — закрытая книга для того, кто рядом, до тех пор, пока он сам не позволит иное. Однако знакомиться с человеком можно не только своим взглядом. Человек по природе своей несовершенен, и сколь часто он поддается субъективизму, с какой легкостью следует желанию надеть розовые очки или шоры, которые не позволят ему увидеть в новом человеке то, чего он не хочет или к чему он не готов. Собственный взгляд, кажущийся единственно правдивым, может обмануть, солгут чужое мнение и слухи — плод той самой любви к тому, чтобы обманываться… Не обманет лишь одно: то, как на этого человека смотрит тот, кто рядом. Не слова, не действия — глаза другого человека скажут то, к чему глухо окажутся собственные чувства. И в какой-то момент остановившись, Келли вдруг взглянула на свою дочь. Деймон о чем-то рассказывал… Это было лишь мгновение. Однако в это мгновение она увидела, как Викки смотрела на этого мужчину. Так смотрят не просто на любимого человека. Так смотрят на того, кто становится ориентиром. В глазах Викки — искреннее, чистое уважение — но это не то уважение, с которым мы смотрим на родителей, учителей, кумиров. В ее глазах было что-то такое, что давало прочесть, что сейчас творилось в ее душе. Она тонула в нем. Это не было бездумной, необъяснимой привязанностью, такой обычной для подростковых отношений и первой любви. В этой крепкой, невидимой связи было нечто иное — и в десятки, сотни, тысячи раз более сильное. И по одному этому взгляду Келли понимала: Викки пойдет за ним. Что бы ни случилось, в какую бы передрягу он ни попал. Она верит этому человеку. И сама доверяет ему свою жизнь. Келли хорошо знала Викки. Она знала ее характер, видела, как она общается со своими бойфрендами… И сейчас ей было сложно осознать, что она видит в этот момент свою дочь. И причина была проста: ни на одного человека в своей жизни Викки не смотрела так, как смотрела сейчас на Деймона. Конечно, Деймон чувствовал, как его изучают родители Викки, в особенности ее мать, — временами он встречался с ее пристальным взглядом глазами, и это вызывало в нем внутреннюю усмешку. Обычно такая вполне объяснимая первоначальная настороженность родителей исчезает с течением времени, они чуть лучше узнают собеседника и эта напряженность постепенно сходит на нет. Однако Деймон чувствовал, что чем дальше шло время, тем этот холод, исходивший от Келли, становился все ощутимее. Она внимательно слушала то, о чем он говорил, наблюдала за тем, как они с Викки ведут себя рядом друг с другом, и взгляд ее становился все задумчивее. Но это не пробуждало в Деймоне страха и какой-то неловкости — в своем поведении и разговоре он был по-прежнему уверен и спокоен. В какой-то момент разговор коснулся отношений Деймона и Викки. К чести родителей последней, вопросов вроде «в каком месяце планируете свадьбу?» не было, да и Деймон, по правде говоря, их не ждал: Келли и Питер, хотя — было видно — старались воспитывать детей в строгости, были людьми вполне современными. — Наверное, нелегко отвыкать от холостяцкой жизни, когда все меняется так…быстро? — с чуть уловимой улыбкой спросила Келли, наверное, намекая на то, что отношения между Деймоном и Викки завязались так быстро — по крайней мере, со своей точки зрения она видела это именно так. Деймон пожал плечами. — Вряд ли сейчас я смогу ответить на этот вопрос утвердительно, потому что технически я не холостяк, — ответил он. Келли, очевидно, еще не до конца понимая, что он имеет в виду, медленно приподняла брови, а затем Деймон закончил: — Я женат. В гостиной на какие-то секунды повисла звенящая тишина. Деймон с нескрываемым удовольствием и усмешкой в глазах наблюдал за тем, как меняется лицо Келли, какое почти детское замешательство вперемешку с беспомощностью охватывает ее взгляд. Викки хотела было объяснить все матери, но Деймон словно не видел ее реакцию — его взгляд сейчас был прикован к Келли, чутко улавливая каждое изменение в ее эмоциях. Сказать что-то Викки не успела — через пару секунд Деймон все так же спокойно продолжил. — На данный момент мы с моей женой находимся в стадии развода, — сказал Сальватор. — В суде нам дали время на примирение. Все вопросы с документами займут около месяца. Келли, не отводя взгляд, пристально смотрела на Деймона. Она сумела взять себя в руки, и теперь в ее глазах от прежнего изумления не осталось и следа. Однако вместо него появилось нечто другое, и это было сильнее холодности и отчужденности. — И вы… Решили не использовать это время? — хладнокровно спросила Келли, и в ее голосе зазвучали ноты едкого презрения. Викки в этот момент потеряла терпение. — Мама, — произнесла она, взглянув на мать. Она произнесла это негромко и сдержанно, но по одной этой короткой фразе было ясно все, что Викки хотела ей сказать. Однако Келли даже не взглянула на него: не отводя взгляд, она смотрела на Деймона, и в ее льдистых голубых глазах сейчас было что-то такое, что делало ее взгляд острым, колючим, таким, от которого невозможно спрятаться. Но Деймон и не пытался. Он так же спокойно смотрел ей в глаза. — К сожалению, иногда в жизни случаются такие ситуации, справляться с которыми оказывается легче по одиночке, чем вместе. Внешне Деймон был все так же спокоен. Однако Викки услышала, как дрогнул его ровный голос в этот момент. Она увидела, что в это мгновение заплескалось на дне его серых глаз. Это была всего лишь секунда, один миг — однако его было достаточно, чтобы понять, что сейчас происходило в его душе. Викки не сказала ни слова. Она больше не пыталась обратиться к матери, остановить этот разговор или перевести его в другое русло. В этот момент Деймон лишь почувствовал, как ее ладонь под столом, незаметно для всех, кроме них двоих, невесомо опустилась на его колено. Мимолетное движение. Слов не нужно. Келли, вопреки тому, к чему уже были готовы Викки и Деймон, не стала развивать этот разговор и мягко перевела его на другую тему. Деймон ни одним словом или действием не показал, что ее вопрос как-то его задел. Ужин продолжился, и больше таких напряженных моментов не было — Келли не позволяла себе едких высказываний, и казалось, что она чуть смягчилась. За разговорами время прошло незаметно. Эта встреча, наверное, удовлетворила всех: Викки действительно теперь могла чувствовать себя увереннее в отношениях с родителями, а Питер и Келли, несмотря на сохранявшуюся холодность последней, не могли не оценить поступок Деймона, который сам стал инициатором этого знакомства. Когда он уехал, Викки осталась у родителей — она хотела помочь матери прибраться. В глубине души Келли была благодарна случаю за то, что в этот вечер Викки осталась дома: на душе было слишком многое, и она знала, что сможет разделить это лишь с одним человеком — с дочерью. — Викки, скажи, а сколько вы с Деймоном… вместе? — спросила Келли, когда они остались вдвоем и убирали оставшуюся посуду. — Около месяца, — отозвалась Викки, взяв со стола несколько грязных тарелок. Отчего-то — Келли сама не до конца понимала, почему — в этот момент где-то глубоко внутри начало больно жечь. На протяжении секунд она молчала, наблюдая за дочерью, пытаясь понять, как высказать то, что сейчас происходило внутри. Как же порой сложно бывает говорить… И вот парадокс — чаще всего именно с теми, ближе которых нет. — Как ты думаешь… — спустя время произнесла Келли. Ее голос был негромок, хотя и хорошо слышен в тишине пустой гостиной. — Это… Надолго? Викки, занятая посудой, подняла взгляд. Их с матерью глаза встретились. В зеленых глазах Викки, живых, таких смешливых, мелькнула улыбка, которая в следующее мгновение отразилась на губах. — Мам, как можно об этом говорить с уверенностью, — сказала она. — Мы не можем знать, что произойдет в следующий момент, что уж говорить о неделях, месяцах и годах? Викки вдруг замерла в этот момент. Она молчала на протяжении какого-то времени, о чем-то думая, а затем негромко проговорила: — Но единственное, чего я хочу, — чтобы и через пять, и через десять лет ничего не поменялось. Чтобы он был рядом. Чтобы он был рядом. Так коротко и так просто. С появлением ребенка связано слишком много «впервые» — первый шаг, первая прочитанная книга, первый школьный день… Первая любовь. Кто-то шутит, что встретил ее еще в детском саду. Кто-то — в школе или университете, в тридцать лет, в сорок — и имея собственную семью… Викки выросла, давно закончила школу, и казалось, что многое из этого у нее уже было… Но в эти минуты Келли смотрела, не отрывая взгляд, на свою дочь, в ее глаза, и то, что было до, стиралось, словно ластиком. Ничего не имело значения — разговоры по душам в шестнадцать лет, когда она еще делила секреты с матерью, впервые упомянутое со смущением имя, первые мечты и первые слезы… Нет. Это было чем угодно, но не любовью. Викки ни разу не сказала матери о том, что чувствует к Деймону, не пыталась рассказать ей о его достоинствах и выставить в лучшем свете, но Келли было это не нужно, чтобы понять одну простую истину: она любит. Любит так горячо, насколько лишь способно любить сердце в двадцать один год. Любит в первый раз. И почему-то от этого осознания где-то глубоко внутри больно щемило. Потому, что Келли когда-то тоже было двадцать. И она тоже любила. — А ты… Уверена, что так будет? — произнесла она. В глазах Викки заплескалось легкое непонимание. Этот разговор давался Келли очень непросто, но она знала: он должен состояться. Может быть, тогда ей удастся уберечь Викки… — Почему ты так говоришь? — спросила девушка. — Викки, послушай, — сказала Келли, коснувшись ладонью плеча дочери. — Я знаю, что ваши отношения с Деймоном только начались… Вы сейчас очень близки. Это видно. Я знаю, что Деймон значит для тебя, ты можешь об этом не говорить. Я понимаю, о чем ты мечтаешь. Услышав эти слова матери, Викки почувствовала, как по коже пробежали мурашки. — Однако жизнь… Она редко бывает проста. И еще реже в ней сбываются мечты. В такого мужчину, как он, сложно не влюбиться. Но… — Келли медленно выдохнула, чуть заметно покачав головой. — Викки, наверное, ты сейчас этого не видишь. Но вы вряд ли когда-нибудь станете друг для друга семьей. Замерев, Викки не отводила от матери глаза, вслушиваясь в каждое слово, произнесенное ею, словно пыталась наперед понять ее мысли. Словно на автомате, она слегка пожала дрогнувшими плечами. Но несмотря ни на что, она была спокойна. В ее голосе не было дрожи, в ее словах не было отрицания и попыток переубедить. — Почему ты так считаешь? — Потому, что Деймон другой, — ответила Келли. — Такие мужчины редко бывают одни — они влюбляют в себя и влюбляются сами, но чувства влюбленности мало для того, чтобы остаться вместе на всю жизнь. Да, он захотел представиться нам с твоим отцом, это не может не вызвать уважение. Но что-то большее… — И это нормально, мам, — ответила Викки. — Это нормально, что нам обоим сейчас не нужно что-то большее. Мы вместе слишком мало времени. Мы только начинаем узнавать друг друга, и для этого нет необходимости съезжаться, знакомиться со всеми родственниками, куда-то спешить. — Ему никогда не будет это нужно, Викки. Викки посмотрела Келли в глаза. Ровный, такой усталый тон. И сколько же горечи во взгляде… — Викки, он сложный человек. И любить такого мужчину очень трудно. Викки сейчас могла бы перебить Келли, возразить и напомнить, что они с Деймоном провели вместе лишь один вечер, нескольких часов которого катастрофически мало для того, чтобы узнать человека… Но она слушала мать и понимала, что она увидела Деймона таким, каким он был на самом деле. Она тоже это почувствовала. Келли с шумом выдохнула и внимательно посмотрела на дочку. — Тебе сейчас всего двадцать один. Ему — уже тридцать три. Между вами двенадцать лет разницы в возрасте. Да, кажется, что это не так много и со временем эта разница сотрется. Но перед этим должен пройти не год, не два, не пять лет. Сейчас это пропасть. У него за плечами своя история, свои взлеты и падения, которые не могли не оставить свой отпечаток. Он взрослый мужчина с устоявшимися принципами и характером. — Нет, мам, — покачала головой Викки, впервые за это время заговорив. — Эта разница не сотрется через несколько лет. Она уже стерлась. Мне плевать, насколько Деймон старше меня — хоть на двенадцать, хоть на двадцать лет. Знаешь, — проговорила девушка, чуть помолчав, — я никак не могла освободиться от какого-то необъяснимого чувства вины. Я просыпалась рядом с Деймоном и думала, что между нами происходит что-то неправильное. Я думала о том, что лучше все закончить, что это лишь временное помутнение рассудка… Но чем дальше шло время, тем яснее понимала: я просто не смогу. Однажды случается так, что две жизни слишком тесно переплетаются, что его кровь становится твоей кровью… Да, порой с ним непросто. Но я никогда и ни с кем в своей жизни не чувствовала, что мне так легко улыбаться. Мне никогда и ни с кем по вечерам, за просмотром какого-то старого фильма, так легко не мечталось. И сегодня ты увидела главное — то, какое место в моей жизни занял этот человек. И разве тогда что-то еще имеет значение? Мы оба не можем знать, что нас ждет дальше. Но мы никогда и не узнаем, если хотя бы не попробуем. Келли слушала Викки, и сердце начинало стучать тише. Как же сильно дочка была похожа на нее саму около двадцати пяти лет назад… Она любит так же сильно… И разве это грешно? Разве в этом есть что-то постыдное? — Он изменит твою жизнь, но его собственная останется прежней. Он подарит эмоции, он перевернет все с ног на голову и заставит забыть себя. Но после — останутся шрамы, — ответила Келли. Женщина замолчала. Это было несколько секунд, но отчего-то эти секунды тишины были очень долгими и очень хорошо ощущались внутри. — Я меньше всего на свете хочу, чтобы ты когда-нибудь почувствовала, каково это. Потому, что такие люди умеют уходить. Без боли и сожаления. Викки на протяжении какого-то времени смотрела матери в глаза, а затем, не говоря ни слова, потянулась к ней и крепко обняла. — Мамочка, — прошептала она, прижимаясь щекой к плечу Келли. — Не нужно за меня бояться. Я счастлива с ним, понимаешь? И кто знает… Может быть, у меня получится его приручить. Викки ласково обнимала мать и успокаивала ее, говорила, что все будет хорошо… Но сердце болело лишь сильнее.

***

— Ну и что прикажешь мне с тобой делать? Елена пристально смотрела в огромные серо-голубые чуть испуганные глаза напротив, но на кухне по-прежнему была тишина. Впрочем, она и не ждала ответа: уж больно молчаливый попался собеседник. Елена подняла с пола блестевшее чистотой блюдце, еще пару минут назад до краев полное молоком, и отставила в раковину. — Аппетит у тебя что надо, — усмехнулась она, вновь присев на корточки. По губам Елены скользнула улыбка, и она осторожно, чтобы не испугать, коснулась теплой ладонью мягкой шерстки своего, и в этот момент ответом ей в помещении раздалось звонкое, но, кажется, одобрительное мяуканье. — И откуда же ты только притопал… Отчего-то, переехав в Лос-Анджелес, Елена была почти уверена, что в таком мегаполисе это невозможно, но история ее знакомства с ее пушистым серым спутником, умещавшимся на ладони и сейчас осторожно, внимательно осматривавшимся вокруг, оценивая обстановку, очевидно, доказывала обратное. Суббота была ничем не примечательна: Елена возвращалась из университета, в который раз думая, что люди, ответственные в деканате за составление расписания, вряд ли учились в университете, потому что ничем иным объяснить поставленные на этот день с самого утра три семинара было невозможно, и, хотя до этого они с Кэролайн подумывали о том, чтобы сходить после занятий в кино, чувствовала, что они все-таки сделали правильно, когда решили перенести киносеанс на пару дней, потому что единственным, чего хотелось сейчас, было коснуться головой подушки. Как это обычно бывает, мысли, закружившиеся в голове, завладели вниманием, а в наушниках на протяжении дороги от университета до дома был любимый альбом Muse. Может быть, именно поэтому Елена не сразу заметила, что в подъезде она оказалась не одна. Только зайдя в лифт, когда пальцы на автомате потянулись к кнопке с цифрой нужного этажа и до нее оставались миллиметры, боковым зрением она заметила в дверях что-то маленькое, темно-серое и немножко дрожащее. Тело среагировало быстрее, чем разум, когда Елена отдернула руку от кнопки, чтобы двери не закрылись и не прищемили неожиданного гостя. Нарушителем размеренного течения спокойной жизни одной из жилых многоэтажек Западного Голливуда оказался тот самый серый ушастый красавец. Елена никак не могла взять в толк, откуда в подъезде оказался котенок, которому было от силы месяца полтора-два. Ни ошейника с адресом, ни каких-либо других опознавательных знаков, которые теоретически могли бы дать ответ на этот вопрос, не было. Произошедшее явно не вписывалось в ее планы, но и оставлять ситуацию как есть тоже не было выходом — котенок был совсем мал, и что с ним могло бы случиться, если бы кто-то выпустил его на улицу, было одному Богу известно. «Мда, Гилберт, а ты не ленивая», — подумала Елена, но поняла, что другого выхода нет и, отдав новому жильцу немного курицы, которую тот с удовольствием съел, приступила к тому, что пока виделось единственно логичным и доступным — поиску возможных хозяев котенка в доме. Следующие полтора часа она провела в походах с этажа на этаж, разговорах с соседями и мысленных приветов Деймону с единственным вопросом: «для чего нужно было покупать квартиру в восемнадцатиэтажном, мать его, доме?!». И хотя, вопреки тому, что была суббота и был в разгаре пляжный сезон, многие соседи оказались дома, это не привело ровным счетом ни к чему: своего сбежавшего питомца никто из тех, с кем встретилась в тот день Елена, признать так и не смог. Ситуация осложнялась, и Елена поняла, что, возможно, котенка на какое-то время придется оставить у себя. Для самоуспокоения она вышла на улицу, чтобы поискать, нет ли в округе объявлений о пропаже, — но ничего не принесло и это. И вот сейчас, после нескольких часов вопросов и поисков, Елена смотрела на своего нового (тоже голубоглазого, что характерно) соседа, так нагло ворвавшегося в ее субботу, который сейчас сидел перед ней, по временам осматривая еще не знакомое для него место, и облизывал остатки явно понравившегося ему молока с длинных не по возрасту усов. Наверное, в такой ситуации самым логичным было бы обратиться в ближайший приют, — но, во-первых, Елена не знала ни одной подобной организации в округе, и, во-вторых, она не могла быть уверенной в том, что кот все-таки зашел вслед за ней в подъезд, а не выбежал когда-то из одной из квартир, потому что встретиться со всеми соседями она не смогла, тем более что для уличного он выглядел очень даже неплохо: шерстка была чистой и мягкой, глаза были здоровы, а сам он вел себя вполне дружелюбно, хотя и было видно, что был немного испуган. Мысли эти подтвердились, когда начался второй этап злоключений этого дня и Елена, чтобы перестраховаться, поехала в ветклинику, чтобы показать котенка врачу. Никаких серьезных отклонений в его здоровье врач не обнаружил, и тогда Елена окончательно убедилась в том, что жилплощадь в ближайшее время, пока ситуация не прояснится, похоже, придется делить еще с одним жильцом. И не то чтобы ее беспокоила такая перспектива… Скорее, наоборот — она ловила себя на странном чувстве: чем меньше квартир оставалось в списке, чем больше соседей говорили, что котов у них нет или они не терялись, тем сильнее она ощущала внутри какое-то успокоение, которое стало абсолютным, когда она вернулась домой — вместе с котенком. Но Елена отлично понимала другое: сейчас она живет здесь не одна. — Что, нравится здесь? — с улыбкой спросила Елена, увидев, как он в очердной раз облизнулся. Она осторожно почесала котенка за ухом. — Знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты остался… Елена задумчиво, словно была здесь впервые, обвела взглядом кухню. — Но понимаешь, это не моя квартира. Поэтому мы оба с тобой не можем вести себя здесь, как хозяева. Девушка внимательно посмотрела на своего безмолвного собеседника. — Надеюсь, Деймон не разозлится сильно, — задумчиво проговорила она, но в следующий момент ее губ коснулась усмешка. — Хотя как можно предугадать, что в душе у этого человека?! Сейчас Елена понимала, что эти слова заключают в себе истину в самом чистом виде. Отношения с Деймоном — даже просто дружеские — были сродни играм с огнем рядом с легковоспламеняющимися веществами. Можно постепенно узнавать его жизнь, с ним можно чувствовать близость… Но никогда, ни на один шаг нереально однажды понять, что он чувствует в эту секунду и когда грянет взрыв. Это путало, заставляло хвататься за голову и порой мысленно в сердцах восклицать: «Черт возьми, как же с тобой трудно!»… И все равно однажды вновь приближаться. Елена молчала на протяжении секунд, думая о чем-то своем. — Ты не представляешь, какой он, — произнесла она, вновь переведя взгляд на кота. Вдруг, посмотрев ему в глаза, которые сейчас так же внимательно изучающе смотрели на нее, словно он прекрасно слышал и понимал все, о чем она говорила, Елена усмехнулась. И как она не могла заметить этого раньше? Были эти серо-голубые глаза ей очень знакомы… — Он ненормальный, — сказала она. — На прошлой неделе он посадил меня в машину и отвез в пустыню, а перед этим около часа петлял по городу на скорости под девяносто миль, и пока я орала на него от страха и умоляла объяснить, куда мы едем, просто молчал. За то, что я просто взяла без спроса его тачку, — Елена задумчиво усмехнулась. — Мне хотелось умереть, когда он в последнюю секунду увел машину от кузова автомобиля впереди. Но еще сильнее — убить его в тот момент, когда он остановил этот чертов внедорожник. Вряд ли этот пушистый возмутитель спокойствия ответил бы Елене что-то, хотя — удивительное дело — он спокойно сидел на месте и даже не пытался куда-то уйти, так что со стороны порой казалось, что он и вправду внимательно ее слушает. Но она все равно раз за разом возвращалась мыслями в этот недавний вечер… — Мы знакомы меньше года, — сказала Елена. — И еще в первую нашу встречу я подумала, что он жуткая заноза в заднице. Забавно, что тогда он подумал аналогично, только не постеснялся меня оповестить об этом. Вот только потом… Он забрал меня от следившего за мной психа, ночью поехал в пригород и отвез меня домой после шумной вечеринки, а потом поселил меня здесь, когда мне понадобилось жилье. Лечил меня, когда я заболела ветрянкой, и выслушивал мои пьяные звонки. Как думаешь, это нормально для занозы в заднице? Елена вновь обратила взгляд к котенку. Тот многозначительно пискнул. — Вот и я не знаю. Елена не могла объяснить причину этого, но в последнее время чувствовала, что мысли о Деймоне стали приходить к ней все чаще. Из головы у нее не выходила не только его выходка четырехдневной давности; воспоминания о нем приходили невзначай, совершенно неожиданно, но не покидали еще очень долго. Теперь, когда Деймон возвращался сюда, это не было для Елены какой-то неожиданностью — его образ за это время отчего-то стал таким близким и осязаемым, что порой казалось, что он правда был рядом. Наверное, это действительно было как-то странно: когда-то она приехала сюда, чтобы обезопасить себя от семьи Майклсонов, а теперь жила здесь потому, что в общежитии не осталось свободных комнат, Деймон вернулся после того, как они с Ребеккой приняли решение развестись, — и теперь они жили здесь вместе, под одной крышей — два абсолютно полярных друг другу человека с разными жизнями, которые, тем не менее, продолжали течь близко. Иногда слишком. Елена задумчиво замолчала. — А мне почему-то кажется, что я знакома с ним всю жизнь, а не восемь месяцев. И еще я точно знаю, что почти совсем его не знаю. Губ коснулась почти неуловимая усмешка, но уже спустя секунду она словно растворилась. Елена сама не знала, почему, но в последнее время она все чаще мыслями возвращалась на восемь месяцев назад, в те дни, когда она только приехала в Калифорнию. Сколько надежд тогда было и сколько произошло с того момента… В ее жизнь приходили новые люди — одни со временем становились близкими и дорогими, другие становились причиной страха и погружали жизнь в хаос. Жизнь закружилась, словно в вихре, прокручивая кинопленку событий с немыслимой скоростью… Но в этой бесконечной смене дней, встреч и имен, когда приходило счастье и с такой же легкостью затем уступало место отчаянию, на этих чертовых американских горках с ней рядом с самого начала был только один человек. Тот самый, который назвал ее «занозой в заднице» в одну из их первых встреч, орал благим матом, таща по тихим коридорам общежития, и неизменно закатывал глаза, когда в очердной раз видел ее рядом с Кэролайн или Джузеппе. Тот, кто в ситуации с Майклсонами принял не сторону своей любимой женщины и матери своего ребенка, а её. Тот, чье имя единственным возникло в мыслях, когда Елена приняла решение лететь в Канаду, чтобы отыскать мать, и поняла, что одна это сделать не сможет. И за это время она настолько к нему привыкла, что Елене было уже трудно представить, что эта квартира когда-то могла быть тихой и она жила здесь одна, что когда-нибудь она не услышит вечером знакомого «салют!» и неизменных шуток. Деймон был рядом — и при этом был немыслимо далек. Она не знала, где он проводит вечера, что его тревожит, о чем он думает, когда иногда остается на кухне до глубокой ночи, почти в полной темноте, иногда смотрит на экран своего включенного телефона и пьет виски. Есть люди, которых можно сравнить с солнцем. Они способны со временем залечить раны и заставить однажды посмотреть вперед. Они способны подарить свет и дают руку, чтобы идти к нему. Они согревают… Есть люди, похожие на тучи. Они застилают солнечные лучи, и постепенно, день за днем, шаг за шагом жизнь погружается в плотный, долгий туман. Они кроют в себе грозу, которая может разразиться в любой момент, чтобы уничтожить все, что было когда-то дорого, ураганом пройти по жизни и оставить лишь обломки. И есть люди, которых можно сравнить с луной. Луна появляется, когда мир погружается в темноту. И именно тогда она начинает проливать свой серебристый свет… Он способен помочь и так ясно указать дорогу. Но в этом свете — ледяной холод. Деймон дарил свет, постепенно выводя из темных дебрей собственных страхов и потерь. Но этот свет не согревал. Они не были чужими. Но и до того, чтобы стать близкими, им оставались долгие разговоры, дни и месяцы… — Он эгоист, которых я никогда не встречала и, может быть, никогда не встречу, — сказала Елена. — Он уверен, что ему подвластен весь мир и что ему стоит лишь захотеть, чтобы земной шар начал крутиться в нужную ему сторону. И любые отношения с ним лишат всяких нервных клеток. Елена молчала на протяжении какого-то времени. — И знаешь что? Чертовски круто, когда он рядом. Короткая фраза. Несколько слов. Но в них — твердая уверенность без единой капли колебания. Котенок поднялся на лапы и неуклюже ткнулся носом в ее колено. По губам Гилберт скользнула улыбка, и она погладила малыша по голове. — Может быть, это какой-то первый тревожный звоночек — начать разговаривать с котами? — с усмешкой проговорила она. Она подняла взгляд вверх и спустя несколько секунд негромко сказала: — Хотя даже если бы я сейчас рассказала это близкому человеку, вряд ли что-то прояснилось бы… В этот момент мобильник, лежавший на столе, завибрировал, вырвав Елену из собственных мыслей, вернув к реальности. Поднявшись на ноги, Елена взяла смартфон и мельком посмотрела на время, а затем негромко прошептала: — И все-таки надеюсь, что Деймон сегодня вернется поздно. Однако уже вскоре Елена убедилась, что свои надежды и страхи, пусть даже косвенно, лучше держать при себе и не высказывать их: Деймон вернулся даже немного раньше обычного. Как назло, шерстяной сосед, услышав звук открывающейся двери, вероятно, вспомнил, что он представитель семейства кошачих, а значит, через несколько поколений, но все-таки приходится родственником кошкам, у которых более чуткий слух, и пулей метнулся в прихожую. Елена рванула вслед за ним, хотя, конечно, понимала, что это бессмысленно — Деймон был уже дома. — Это что за?.. Войдя в прихожую, Елена на мгновение замерла, почувствовав в какой-то момент желание зажмурить глаза. Голос Деймона был похож, скорее, на рык. Елена не знала наверняка, как он отреагирует на то, что сейчас в квартире было животное, но если у нее в глубине души и сохранялась какая-то надежда на то, что, когда Деймон увидит кота, то его реакция будет спокойной, то сейчас она исчезла в один миг. Деймон в упор смотрел на Елену, прожигая ее взглядом льдисто-серых глаз. Это было не желание поиграть на нервах и порисоваться. Деймон был ошеломлен. И действительно зол. — Деймон, я сейчас все объясню, ладно? — как можно спокойнее постаралась сказать Елена. — Я думал, такие фразы может услышать только муж, вернувшийся не вовремя с работы и решивший проверить шкаф в спальне, — проговорил Деймон, — но, как оказалось, нет. Ну давай, — протянул он, все так же не сводя взгляд с Елены и, сложив руки на груди, прислонившись плечом к стене. — Я весь во внимании. Елена медленно выдохнула. — Я нашла его сегодня в нашем подъезде, когда возвращалась из университета, — объяснила она. — Он зашел за мной в лифт. Я не знаю, уличный он или потерялся. Я разговаривала с соседями, но никто из них не узнал его. Он был явно голодный к тому же, испуганный… Поэтому… — Елена на секунду замолчала. — Я решила на время оставить его здесь. Все то время, что Елена рассказывала обо всем Деймон, он молча внимательно смотрел на нее, не отводя глаза. — Какая трогательная история о том, как мешок с блохами обрел новый дом, — с сарказмом проворковал он, когда Елена закончила. — Только, млять, понять не могу, почему на эту роль была выбрана именно моя квартира, когда в Лос-Анджелесе есть еще фигова туча подходящих мест? — Деймон, что ты мне прикажешь с ним делать? Выгнать на улицу? — выпалила Елена. — Он мелкий совсем, и… — Елена, я тебя сильно удивлю, если скажу, что мне плевать? — перебил ее Деймон. — Я год делал ремонт в этой гребаной квартире, и знаешь что? Как-то не сильно хочется, чтобы через пару дней она превратилась в долбанный питомник с запахом кошачьих отходов! — Позволь поделиться с тобой одним секретом: не все коты гадят по углам! — рыкнула Елена, чувствуя, как в ней самой начинает закипать злость. — Елена, я — собачник, — произнес Деймон. — За всю мою жизнь из домашних животных у меня были только собаки. Я ненавижу котов, меня переворачивает при одном их виде — имею полное на это право. И я не хочу у себя дома лицезреть эти полтора килограмма шерстяного дерьма, о’кей? В Елене самой что-то перевернулось, когда она услышала последнюю фразу Деймона, настолько пропитанную отвращением, что от этого сводило скулы. Она почувствовала, как щеки обдало жаром. — Где же тогда ваш с Ребеккой пес? — с вызовом спросила она. — Что же не забрал его себе, м, собачник? Деймон почувствовал, как в эту секунду сердце быстро ударило два раза. Хотя он ни одним жестом или движением мимики не показал этого, но в эту секунду ему было неприятно от того, что Елена так рассуждала о ситуации, которой толком не знала, и использовала это как аргумент. У Деймона и Ребекки не было споров по поводу раздела имущества при разводе — все вопросы они решили цивилизованно и спокойно еще до подачи заявления в суд. Однако в то время, когда Деймон уехал из их общего с Ребеккой дома и на следующий день они встретились, когда он вернулся, чтобы забрать оставшиеся вещи, между ними произошел разговор. Ребекка попросила Деймона разрешить ей забрать их пса, немецкую овчарку по кличке Бакс, которого они купили незадолго до помолвки еще совсем щенком. Эта просьба была неожиданной для Деймона, учитывая то, что он был почти уверен, что собаку заберет сам, и был готов к этому. Однако Деймон понимал, что крылось за этой простой просьбой и почему Ребекка просила его об этом. Он не мог ответить отказом. На миг неосторожно брошенная Еленой фраза оттолкнула Деймона к тому времени, но уже в следующий момент он вернулся к реальности. — Какая потрясающая способность запоминать любую херню, — с желчью ответил он. — Уверен, все свои сессии ты сдаешь на «отлично». Деймон сделал шаг вперед, сократив расстояние между ним и Еленой, и чуть склонился к ней. Лед взгляда серых глаз проник под кожу. — Поэтому и еще одну простую вещь запомнишь. Я хозяин этой квартиры, и это значит, что правила устанавливаю здесь тоже я. Так что вот тебе правило №1: никаких ползающих, бегающих, летающих, говорящих, мяукающих и лающих существ на этих квадратных метрах не будет, пока я сам не приму противоположное решение. Возможно, когда-нибудь мне захочется добавить в жизнь геморроя, но, во-первых, если я все же решу завести домашнее животное, это будет кто угодно, только не кот, а во-вторых, поверь мне, если это случится, ты узнаешь об этом первая. А пока же изволь избавить меня от необходимости повторять это по несколько раз. Каждое слово Деймон проговаривал медленно, четко, почти по буквам, и, хотя его голос был негромок, каждая его фраза ясно отдавалась внутри, словно он говорил все это на ухо. Однако ни во взгляде, ни в мимике Елены ничего не изменилось ни на йоту. — Я не стану выгонять кота на улицу, — так же медленно и спокойно, не отводя взгляд от глаз Деймона, произнесла она. — Если бы вместо него, — Елена слегка кивнула в сторону котенка, сидевшего рядом и наблюдавшего за их разговором, — здесь сейчас оказался щенок, ты бы тоже выкинул его? Видимо, вряд ли. Но это такое же живое существо, причем если переводить на человеческие мерки, совсем малыш. Он тоже нуждается в заботе и не сможет сам себя защитить. Пойми это наконец и прояви хоть каплю человечности! — в сердцах выпалила Гилберт. — Кажется, я сказал это уже две минуты назад, — ответил Деймон. — Для таких, он, придуманы специальные места, которые называются приютами. — А я, ты думаешь, знаю наизусть все кошачьи приюты Лос-Анджелеса? — хмыкнув, парировала Елена. Деймон приподнял брови. — Знаешь, Елена, я понимаю, что эта шутка стара как мир, но она, по-моему, просто идеально подходит к ситуации, поэтому я все же озвучу ее: тебя в Гугле забанили? — с присущей ему саркастичной интонацией спросил он. — Показать мастер-класс, как пользоваться поисковиком? Елена медленно выдохнула, подняв взгляд на потолок. Спорить с этим человеком было невозможно — отстаивать свою точку зрения Деймон умел точно. Плюс ко всему она понимала, что, споря с ним, она в любом случае неправа: квартира принадлежала ему. Однако и слушаться его и отвозить котенка в приют она тоже не собиралась: Елена действительно плохо разбиралась во всех этих вопросах и не знала о таких организациях в Лос-Анджелесе ничего, а отдать его в первый попавшийся было боязно. Елена несколько раз вдохнула и выдохнула, чтобы остудить свои эмоции и постараться поговорить с Деймоном спокойно. — Деймон, сегодня суббота, к тому же, уже вечер. Я вряд ли прямо сейчас найду какой-то подходящий вариант. Ты можешь подождать до понедельника? Может быть, среди моих однокурсников найдутся кошатники, которые помогут решить проблему или, в крайнем случае, смогут забрать его себе. Однако на лице Деймона не отразилось ни толики эмоций — на мгновение показалось, что слов Елены он не слышал вообще. — Елена, я, кажется, тебе уже сказал: этого кота не должно быть в моем доме, — ответил он, глядя ей в глаза. В глазах нет и следа от усмешки, которая была во взгляде еще несколько секунд назад. Стальное спокойствие и холод, об который разбиваются все аргументы. Больше не сказав ни слова и не глядя в сторону Елены, Деймон прошел в глубь квартиры: кажется, он куда-то собирался снова уходить и спешил. Провожая его взглядом, Елена в какой-то прострации осталась один на один со своими мыслями и с ясным пониманием: ситуацию нужно как-то решать.

***

Деймон вернулся в Западный Голливуд на следующий день. Залитая мягким солнечным светом квартира встретила его тишиной, настолько спокойной, что, если на миг остановиться и прислушаться, то, пожалуй, можно было бы услышать тиканье наручных часов. Деймона она не удивляла: было начало девятого утра, и день только начинал входить в свои права. Однако причиной этой тишины было не только это: по всей видимости, Елены не было дома — опустив беглый взгляд вниз, Деймон заметил, что ее обуви не было. Затем он поднял глаза и взглядом обвел помещение, словно это помогло бы убедиться в том, что дома никого нет, что, впрочем, и так было понятно. Сняв туфли, Деймон прошел дальше в прихожую и с усмешкой поймал себя на мысли, что ему стало даже интересно, действительно ли Елена пристроила куда-то за прошедшее время кота, потому что нежданного недоразумения, за которое днем ранее она так отчаянно вступилась, в зоне видимости тоже не было. Деймон сделал несколько шагов. В следующий момент он почувствовал, что наступил на что-то мокрое, и в эту секунду понял, что его мысли прямо противоположны реальности. На полу растекалась небольшая лужа красноречиво желтого цвета. Буквально в метре от нее лежала специальная пеленка, однако в ней, судя по всему, не было никакого смысла. — Твою мать! — отступив на полшага, почувствовав, как кожу обдало неприятными мурашками от отвращения, сквозь зубы прорычал Деймон. Спустя пару секунд перед глазами появился и тот самый котенок. Увидев Деймона, он остался на своем месте и испуганно смотрел на него, отчего раздражение стало еще сильнее. Кинув на пол тряпку с ближайшей тумбочки и сняв носки, он прошел вперед и, схватив виновника произошедшего за шкирку, поднял с пола. Котенок был настолько маленьким, что сейчас Деймон с ним в руках казался еще больше — практически великаном. — Удивительная, млять, способность — ты живешь здесь всего сутки, а уже успел меня достать, — с отвращением процедил Сальватор. С этими словами, не выпуская котенка из рук, Деймон достал из кармана джинсов смартфон и, сняв блокировку и зайдя в браузер, начал что-то печатать в строке поисковика. Через полминуты, найдя нужный номер, Деймон нажал кнопку вызова и, приложив к уху телефон, откуда спустя мгновение начали доноситься гудки, из прихожей прошел в гостиную.

***

В воздухе раздался приглушенный хлопок двери. Было понятно, что домой вернулась Елена. Еще на протяжении какого-то времени до слуха доносились ее приглушенные шаги в гостиной и прихожей, но Деймон был занят работой с документами, поэтому эта мысль о том, что она дома, прозвучала в сознании лишь слабым отголоском и в следующий момент растворилась в более громких голосах десятков других, связанных с работой. — Где кот? Деймон не услышал, как на кухне появилась Елена, но ее голос — четкий, резкий, яростный — в одну секунду вырвал из собственных мыслей и вернул к реальности. Он никогда не слышал ее голос таким. В жестком раздраженном тоне Елены железное требование было смешано с отголосками тревоги. Но Деймон знал, о чем она его спрашивает, и именно поэтому даже не поднял на нее глаза. — Там, где он и должен быть, — спокойно ответил Деймон, не отрывая взгляд от экрана ноутбука, вводя в необходимое поле нужные цифры. — Деймон, ты можешь ответить нормально? — рыкнула Елена, и ее голос, еще более звонкий, раздраженный, казалось, рикошетом отскочил от стен. — Куда ты его отвез? Деймон поднял голову, и в эту секунду впервые за это время их с Еленой глаза встретились. В глазах Елены, сейчас казавшихся черными, как глубокая ночь, вместе с чистой яростью плескалось недоумение, неверие и страх. Это был удивительный микс эмоций, и сейчас он разрывал Елену словно на две части — Деймон очень ясно видел это. И видеть это тоже было поразительно. Деймон медленно выдохнул, на мгновение отвел глаза, а затем снова посмотрел на Елену. — Елена, я сказал тебе еще вчера: в этой квартире котов не будет. Мне всегда казалось, что я вполне понятно изъясняюсь. Его голос такой же спокойный и ровный — он не изменился ни на йоту, и в его словах — арктическая уверенность. — Я уже не спорю с тобой об этом, — перебила его Елена, чувствуя, как начинает колотиться сердце. — Я не просила тебя ухаживать за ним, кормить его или еще что-то. Я поняла, что переубедить тебя невозможно и что мне нужно было бы искать для кота новых хозяев. Вчера я тебя попросила только об одном — подождать до конца выходных! — воскликнула Елена. — Потерпеть гребаные сутки, пока я не найду человека, который был бы готов забрать его к себе. Просто проявить немного человечности. Это правда так сложно для тебя? Звонкий голос Елены, разнесшийся по кухне, дрогнул. Ее глаза горели пламенем, и она смотрела на Деймона в упор с нескрываемым отвращением. Они так часто скандалили за то время, что были знакомы, спорили, кричали друг на друга до хрипоты и пытались уколоть, но сейчас Деймон понимал: никогда до этого момента, ни одной секунды Елена не смотрела на него с такой невыразимой злобой, никогда в ней не бушевала настолько обжигающая ярость. Однако на лице Деймона не дрогнул ни один мускул, его взгляд не изменился ни на мгновение. В серых глазах — лед, которого не коснулся огонь, которым была объята душа Елены. Он, не отводя взгляд, смотрел в ее глаза, а затем медленно, по словам произнес: — Я не хотел это делать. На одну секунду время как будто остановилось: они оба замолчали и смотрели, замерев, друг другу в глаза. Это был всего миг, но он казался очень долгим и словно выбил из реальности. Однако уже в следующий момент ее ощущение вернулось. Деймон, больше не сказав ничего, не обращая внимание на Елену, вернулся к работе. Да Деймону, откровенно говоря, было уже плевать, что она думает по этому поводу, — своего решения он бы не изменил. Елена больше не пыталась вернуть его к разговору. Она не кричала, ни в чем не обвиняла, не пыталась переубедить. Она сделала просто несколько шагов. Взяв со столешницы стоявший рядом кофейник, в котором еще оставался остывший кофе, она вернулась к столу, за которым сидел Деймон. Елена взглянула на Сальватора, а затем просто молча наклонила кофейник над ним. Темные струйки оставшегося кофе потекли по волосам и лицу, переходя на белоснежную футболку, оставляя характерные полосы и разводы. За эти несколько секунд Елена не произнесла ни слова. В ее действиях не было ни резкости, ни дрожи, ни злости — она так спокойно выливала кофе на Деймона, словно не происходило ничего необычного, как будто она неторопливо наливала его в чашку. На протяжении какого-то времени Деймон сидел, замерев и почти не двигаясь, и никак не реагируя на то, что делала Елена, — он был в таком ступоре от происходящего, что ему казалось, будто его парализовало. Когда кофейник был пуст, Елена так же беззаботно отставила его на столешницу. Чуть щурясь от стекавшей по лицу жидкости, Деймон медленно опустил глаза на свою новую футболку, на которой теперь красовались кривые кофейные следы, а затем перевел на Елену совершенно нечитаемый взгляд пронзительно горевших серо-голубых глаз. — Ты, млять, нормальная? Деймон проговорил эту единственную фразу медленно, четко произнося каждое слово. В его тоне было такое недоуменное отвращение и остервенение, что если услышать его и знать, каким человеком был Деймон, это могло вызвать только страх. Но у Елены была совершенно иная реакция. — Я — абсолютно, — так же спокойно ответила она. — А что, что-то не так? — с нескрываемой усмешкой в глазах спросила Елена. — Ты же любишь кофе. Затем улыбка во взгляде Елены исчезла и, посмотрев ему в глаза, она произнесла: — За котенка. А еще — за скоростную экскурсию по Лос-Анджелесу, о которой я не просила. С этими словами, больше даже не глядя в сторону Деймона, Елена вышла из кухни. Она не боялась скандала, не боялась, что сейчас он сорвется и бросится вслед за ней. Ей было плевать. Скандала не было. Деймон не сказал ей ничего — в квартире была полная тишина, но Елене и не было дела до того, почему он отреагировал именно так. Она не знала, сколько времени прошло, но по ощущениям не так много. Когда она зашла в ванную комнату, то увидела красноречивую картину: Деймон, чуть склонившись над небольшим тазом, что-то замачивал в нем, подсыпая в воду порошок — судя по всему, отбеливатель. Этим чем-то, судя по тому, что он был раздет по пояс, была его запачканная футболка. Услышав шаги Елены, Деймон выпрямился, встав в полный рост, и обернулся к ней. — Постирал? — спросила Елена, и в ее голосе зазвучали ноты нескрываемой иронии. — Ну, не гони лошадей, — ответил Деймон. — Стирка этой футболке еще предстоит. Быть может, Елена не заметила или просто не придала этому большого внимания, — но, хотя в его голосе тоже звучала усмешка, которая отразилась в его взгляде, Деймон пристально, не отводя глаза, всматривался в ее глаза, черты ее лица, чуть щурясь, словно изучая. — Но теперь, может, освободишь ванную? — сказала Елена. — Она может быть нужна не только тебе. Все так же внимательно глядя на нее, Деймон слегка приподнял брови. — А что, ты хочешь принять душ? Елена не ответила. Только в следующий момент боковым зрением она увидела ведро с водой, которой стояло рядом с Деймоном. Она хотела сказать что-то, но не успела произнести ни слова: в одну секунду, хотя ведро было почти до краев заполнено, Деймон взял подхватил его и поднял до уровня своих плеч. Поняв, что он хочет сейчас сделать, Елена по инерции отпрянула в противоположную сторону, но это уже не помогло. В следующее мгновение кожу обжег пронзительный колючий холод, в единственный миг разошедшийся по всему телу, пропитавший его насквозь — от кончиков волос до кончиков пальцев, проникнувший под кожу. Несмотря на то, что в помещении было тепло, он ощущался еще острее, как будто сейчас Елена стояла на морозе. Вода, которой Деймон окатил Елену, спустя мгновение с шумом ударилась об пол, растекшись по шершавой плитке. Сердце заколотилось и из груди непроизвольно вырвался крик. — Ты совсем с катушек съехал?! — проорала Гилберт. — Она ледяная! Промокшая насквозь одежда вонзалась в кожу будто десятками маленьких острых игл, по телу шла дрожь. Елена ругалась, не стесняясь в выражениях, кричала Деймону что-то о том, что ему пора лечиться, но за всем этим в этот момент она не заметила одного: он молчал. Она не видела, как он замер в эту секунду и как на нее смотрел, похожий на околдованного, полностью парализованного. Она не видела, каким был взгляд, скользивший по ней. Она не видела, что горело в глубине этих серо-голубых глаз. — Ну и отлично, — вернувшись в реальность, ответил Деймон. — Потому что я думаю, что тебе пора остыть, — рявкнул он. — Остыть? — переводя дыхание, пытаясь убрать со лба пряди полностью мокрых волос, проговорила Елена, взглянув Деймону в глаза. В этот момент она сделала шаг, уничтожив то расстояние, которое их разделяло, а затем резко оттолкнула его от себя. Деймон явно был к этому не готов. Едва сохранив равновесие, он отпрянул назад. — Так давай сделаем это вместе. С этими словами Елена включила душ, до упора повернув рычаг в левую сторону, включив напор холодной воды, которая в следующий момент мощным потоком обрушилась на Сальватора. — Млять, Гилберт!!! — проорал он, на автомате закрыв глаза от воды, пытаясь высвободиться и наощупь найти рычаг, чтобы выключить воду. Холодная вода брызгами разносилась по всей ванной, но Елена уже привыкла к ней, а вот для Деймона приятного было мало — это было видно по мурашкам, которыми мгновенно покрылась кожа. С непривычки пытаясь совладать с собственной координацией, Деймон локтем задел полку, на которой стояли шампуни. Многочисленные бутылки с грохотом одна за другой повалились на пол. Деймон, одной рукой пытаясь выключить воду, постарался оттолкнуть от себя Елену, однако его усилия оказались абсолютно бесполезными — Елена с легкостью блокировала его движение, вернув под ледяной душ. — Погоди, мне кажется, тебе рановато, — сквозь зубы проговорила она, удерживая Деймона под душем. Наконец ему удалось повернуть этот чертов рычаг в нужную сторону и выключить воду. Деймон почувствовал, как внутри все свело от злости. Преодолев сопротивление Елены, он навалился на нее всем весом. Елена хотела сделать шаг назад, но спиной уперлась в стенку душевой кабины. Сердце один раз с силой ударило, когда Елене на секунду показалось, что она падает. Она на мгновение зажмурилась, но в следующий момент почувствовала под ногами твердую опору. Когда зрение сфокусировалась, Елена увидела холодные серо-голубые глаза. Два осколка арктического льда. И горячее дыхание. От него невозможно освободиться. Отступить некуда — за спиной была плотная стенка. А между их телами — миллиметры — та интимная близость, когда ты чувствуешь тепло тела того, кто рядом. — Иногда мне хочется смеяться с тобой, а иногда — убить, — произнес Деймон. — Как это называется?.. Кожа под его дыханием покрывалась мурашками, и Елена вдруг ощутила, что больше ей не холодно. По телу все еще стекала вода, но щеки горели огнем. — Биполярное расстройство?.. — усмехнувшись, ответила она. В этот момент она попыталась податься вперед, но не скоординировалась и плечом толкнула Деймона. Вода на полу сыграла злую шутку — Елена почувствовала, как босые ноги начали разъезжаться на ней. Еще секунда — и она, без сомнения, упала бы на плитку, однако в этот момент она почувствовала, как кто-то ее крепко держит. Вернувшись в реальность, Елена подняла глаза. Усмешка. До боли, до какого-то непонятно щемящего чувства в груди знакомая. И тепло. Яркое, жгучее… Согревающее. Но еще секунда — и оно исчезает. Почувствовав, что Деймон, убедившись в том, что она твердо стоит на поверхности, отпустил ее, Елена взглядом начала искать что-то, за что можно было бы взяться, чтобы выйти из кабины. Деймон протянул ладонь. Елена без колебания вложила в его ладонь свою руку и осторожно вышла вслед за ним. Казалось, что в ванной закончился маленький ураган: вся плитка была залита водой, зеркало забрызгано ею же, на полу валялись бутылки шампуней и гелей для душа. Прислонившись спиной и затылком к стене, Деймон сел на пол. Обернувшись, Елена взглянула на него, так внимательно и с такой недоуменно-веселой полуулыбкой оглядывавшегося вокруг. Сердце по-прежнему заходилось в бешеном темпе, неподвластное никакому ритму, и за его стуком не было слышно мыслей. Но Елена чувствовала внутри единственное желание, и лишь оно было важно. Ничего не говоря, она бесшумно опустилась рядом с Деймоном. Так странно и так необычно. Нет больше крика, ощущения злости и желания ответить и отомстить. Вокруг — такая немыслимая, не знакомая раньше тишина, в которой есть только одно: стук сердца, в котором вдруг начинает улавливаться что-то совершенно новое, еще непонятное — но абсолютно ясное. Елена и Деймон так и сидели рядом, почти плечом к плечу, с усмешкой рассматривая ванную, и молчали. Но в этом молчании было что-то такое, что говорило больше любых слов. — Деймон, ты ненормальный, — произнесла Елена. — Как и ты, Гилберт. Елена повернула голову. Текли секунды, а они с Деймоном просто смотрели друг другу в глаза и молчали. И оба были чертовски правы. Они оба и правда были сумасшедшими.