В твоих глазах

В ушах звенело. Этот звук — нестерпимо резкий, громкий, словно разрезающий воздух, появился будто из ниоткуда, и определить его источник было невозможно — он был нигде и одновременно везде, словно пропитывая собой окружающее пространство, поглощая все остальные звуки внешнего мира, заставляя их исчезнуть. Этот звон, с немыслимой силой пульсировавший в висках, смешивался с чувством болезненной тяжести в голове — оно было очень похоже на то, которое человек испытывает, заболевая гриппом, когда температура пока не повышается выше 37.5, и от которого не помогает ни одно обезболивающее, только оно было в разы сильнее. Было сложно понять, в какой части головы сконцентрировалась эта тупая, тянущая боль, — она тягучим оловом разлилась по черепу, заполнив собой каждую, самую маленькую клетку, и казалось, что еще несколько мгновений — и он просто лопнет. Мучительная боль тесно переплеталась с этим странным оглушительным звенящим звуком, и они сливались в одно необъяснимое ощущение, сковавшее голову стальными тисками прочного обруча, раскаленный металл которого проникал под кожу, не позволявшее повернуть ее ни на миллиметр. В какой-то момент оно стало просто невыносимым, дойдя до пика, перейдя грань, когда остаются силы бороться с этим. Не вполне чувствуя это мимолетное движение, еще не ощущая реальность, Деймон открыл глаза. Боль не исчезла, но в эту секунду вдруг как будто стала бледнее — на органы чувств, восприятие которых в один момент стало в разы яснее, потоком хлынуло то, из чего состоял окружающий мир, — цвета и их разные оттенки, очертания окружающей обстановки, ощущение температуры, — и отодвинуло ее на второй план. Все еще не двигаясь, Деймон медленно обвел глазами помещение, хотя и смог увидеть уловить только какой-то фрагмент. Просторное и светлое. Здесь было много света, но он не был резким и бьющим в глаза — наоборот, он был спокойным, мягким и, может быть, поэтому так легко воспринимался зрением. Веки глаз были очень тяжелыми, и Деймон изо всех сил старался не закрыть снова глаза — он никогда не думал, что делать это может быть так трудно. Дышать было тяжело — что-то словно мешало сделать вдох, а преодолеть это неясное препятствие не хватало сил. Органы восприятия охотно впитывали все, что было вокруг, ощущения с каждой секундой приобретали новые оттенки, но каждая деталь, которую улавливало зрение, становилась бессмысленной — как бы Деймон ни силился сделать это, объединить детали в общую картину не получалось, и от этого казалось, что реальность вновь теряет свои ясные очертания, превращаясь лишь во что-то условное и размытое. Спустя несколько секунд Деймон услышал чей-то облегченный голос. — Господи, ну наконец-то, — выдохнув, произнес кто-то. Осторожно, чтобы не усилить боль, которая все еще стискивала голову, Деймон слегка повернул ее влево. Виски новым выстрелом пронзила острая пульсация. Но это ощущение прошло через пару мгновений, и тогда Деймон увидел перед собой молодую девушку. Она почему-то держалась за левое плечо и внимательно смотрела на него. Ему были знакомы этот силуэт, эта фигура… И особенно — этот взгляд. Ему отчаянно казалось, что он видел ее когда-то раньше… — Где мы? Так странно сейчас звучал собственный голос — едва слышный и хриплый, — словно Деймон не слышал его уже очень давно или он вовсе принадлежал не ему. Внутри до самых последних клеток заполнила эта странная невесомость, которая не позволяла до конца осознать и осязать реальность, и в этот момент он произнес фразу, которую сам не мог объяснить, но которая в какую-то секунду предстала перед ним так ярко и виделась настолько правдивой, что казалось, что другой истины просто нет. — Я умер и попал в рай? Мгновение. Глаза знакомой незнакомки расширяются, а брови вскидываются вверх, но это — лишь миг. Проходит секунда, и во взгляд напротив, в котором едва заплескалось недоумение, возвращается спокойствие. — Знаешь, Деймон, сколько я с тобой знакома, но наверное, никогда не перестану поражаться твоему самомнению. Откуда такая уверенность, что после смерти ты попадешь именно в рай? Две фразы — и сознание проясняется в один момент. Одной этой секунды хватает, чтобы все встало на свои места. Эта усмешка, это уверенное спокойствие могли принадлежать только одному человеку. Как он вообще мог сразу ее не узнать? Воспоминания, до этого будто заблокированные, возвращаются словно яркими фотографиями, так естественно и последовательно, и становится понятно, где они оба находятся и как сюда попали, а в сознании звучит лишь одно имя. Роуз. — Ну да, я же здесь с тобой, — взглянув на нее, спокойно согласился Деймон. — Специально для меня открыли десятый круг ада? Деймону показалось, что девушка хмыкнула. Она скрестила руки на груди и все так же, без каких-то нервов, заглянула ему в глаза. — Не знаю, как ты, но я в ближайшие лет пятьдесят ни в ад, ни в рай попадать не собираюсь, — фыркнула Роуз. — Так что здесь ты тоже не угадал. Роуз сделала несколько шагов и, взяв стул, села рядом с Деймоном. — Как ты? — уже без доли сарказма, глядя на него с какой-то невыраженной тревогой спросила она, и Деймон вдруг поймал себя на мысли, что никогда до этого момента не слышал, чтобы ее голос звучал так — мягко, как будто несмело… Тепло. Только сейчас Деймон начинал различать другие ощущения, кроме головной боли. Очень сильно хотелось пить, и он понял, что говорить было тяжело в том числе из-за этого, — губы абсолютно пересохли. Попытавшись чуть двинуться, Деймон почувствовал, что его левая рука жестко зафиксирована и прижата к корпусу, — судя по всему, наложили гипс. — Я не помню, что было после того, как я ударился головой, — произнес он. — Я сама пришла в себя только через некоторое время, — сказала Роуз. — Видимо, нас обоих неслабо приложило. Несмотря на то, что в голове шумел совершенно беспорядочный рой мыслей и слов, Деймон, пытаясь с ним бороться, старался сконцентрироваться на собственных воспоминаниях и ощущениях, которые он испытывал, чтобы, может быть, прояснить в памяти то, что происходило после столкновения, — ведь в конечном итоге каким-то образом им удалось выбраться из машины. Кто в этом помог? Врачи? Другие водители? Кто-то еще? Но, сколько бы усилий он ни прилагал, чтобы справиться с этой абсолютно неуправляемой путаницей, в которую превратились мысли, сделать это не получалось: после той минуты, когда он увел машину от выезда на перекресток, было как будто белое пятно, не заполненное ничем. Деймон оставил эти попытки, понимая, что в том состоянии, в котором он был сейчас, они вряд ли будут иметь смысл. Деймон посмотрел на Роуз. — Ты держишься за плечо… — проговорил он, на протяжении нескольких минут понаблюдав за ней и увидев, что она действительно — то ли намерено, то ли рефлекторно старалась держаться за плечо и почти не использовала левую руку. Роуз отрицательно покачала головой. — Рентген показал, что просто сильный ушиб, — ответила она. — Врачи сказали, что через пару недель пройдет. Деймон молчал на протяжении какого-то времени, пристально вглядываясь в черты лица Роуз. Хотя она отлично держалась и ни одним словом или действием не показывала своих эмоций, по ее усталым глазам было видно, что последние несколько часов были не самыми простыми для нее. Это было действительно так. Ожидание врачей, казавшееся вечным, пока ничего невозможно было сделать, дорога в больницу и обследование, когда было неизвестно, насколько серьезными были повреждения у Деймона, не приходившего в сознание, собственная травма, которая дала о себе знать новым витком совершенно дикой боли, когда уровень адреналина, за которым она чувствовалась не так сильно, снизился, — все это просходило буквально в одно время. А после вдобавок ко всему написал Джузеппе, который, вернувшись домой, понял, что Роуз там не было. Она написала ему что-то про подругу, которую бросил очередной бойфренд и душевное благополучие которой она поехала спасать с бутылкой вина — вероятно, минимум на ближайшие несколько часов. Роуз не знала, поверил Джузеппе или нет, но рассказывать о случившемся ему она все равно не хотела: у него через несколько часов был рейс, и заставлять его нервничать было ни к чему. Казалось, что только сейчас эмоции начинали идти на спад. Деймон выдохнул. — Я, конечно, понимаю, что эти слова сейчас будут уже как минимум бессмысленны, но… Деймон перевел на Роуз взгляд. — Прости… За все это, — произнес он. — Я не знаю, что произошло с тормозами. Роуз на протяжении нескольких секунд пристально смотрела на Деймона, вслушиваясь в его слова, которые он, еще не оправившись от слабости, произносил медленно и с трудом. — Наверное, я не открою Америку, если скажу, что не получила колоссальнейшее удовольствие от этой поездки, — в ярких голубых глазах Роуз сверкнула усмешка, однако уже спустя мгновение исчезла, сменившись чем-то совершенно иным, как будто задумчивым, внимательным. — Но все произошедшее… Так сложились обстоятельства. Странно считать, что в том, что отказали тормоза, есть твоя ви… — Что за вашу мать здесь происходит? Кэролайн ворвалась в палату, как неистовый, совершенно неуправляемый ураган, и ее звонкий голос, наполненный искренним возмущением, в один миг развеял спокойную тишину, которой был пропитан прохладный воздух. Деймон перевел взгляд на девушку одновременно с тем, как Роуз повернула в ее сторону голову. — О, Кэролайн, — с еще не вполне верящей усмешкой протянула Роуз. Они переписывались буквально час назад, и Кэролайн, которая написала Роуз с каким-то вопросом, который хотела с ней обсудить и о котором сейчас уже не помнила, не ждала от этого разговора ничего экстраординарного, пока Роуз не рассказала ей о том, что случилось, и не написала, что они с Деймоном сейчас находились в больнице. Роуз не могла даже предположить, что Кэролайн приедет так быстро и приедет вообще, но сейчас, видя ее, чувствовала в душе облегчение. Прикрыв за собой дверь, Кэролайн быстрыми шагами прошла вперед. — Привет, Роуз, — рассеянно проговорила она. Девушки обнялись, а затем Кэролайн вновь взглянула на Деймона с какой-то неспокойной робостью в глазах. Больше она в этот момент не сказала ничего, но этого было и не нужно — по одной ее мимике было видно, что происходит у нее внутри. Брови были непонимающе нахмурены и на лбу пролегла морщина, а в светлых голубых глазах плескалось недоумение, смешанное с негодованием и замешательством. — Сестренка, пожалуйста… По-жа-луй-ста, — проговорил Деймон, нахмурив лоб, — щебечи потише, иначе, мне кажется, я имею все шансы оглохнуть. Хотя Кэролайн говорила не так громко, как казалось Деймону, для которого сейчас каждое произнесенное любым человеком слово било в виски молотком, для него это не имело значение; однако он ловил себя на мысли, что чертовски рад, что она сейчас была рядом и именно так щебетала, — он успел по этому соскучиться. Деймон немного помолчал. — И как ты здесь сейчас оказалась? — непонимающе сморщив лоб, спросил он. — Ты же работаешь на другом конце города… Или ты теперь по городу по воздуху передвигаешься? — Уж пусть останется секретом фирмы «Одуванчик», — фыркнула Кэролайн, и в эту минуту Деймон вспомнил очень похожий момент десятилетней давности, когда, придя в себя после ранения в драке с Клаусом, он задал Аларику единственный не дававший покоя вопрос и тот ответил практически такой же фразой. — Поверь, от моей скорости ты охреневаешь не больше, чем я от ваших новостей. Еду с работы, никого не трогаю, и тут такие страсти. Я чуть не поседела, блин! Последние две фразы Кэролайн протараторила быстро, со сбивчивым от искреннего возмущения дыханием, и ее глаза блестели от негодования; и в этом маленьком моторчике, в этих чистых, искренних эмоциях Деймону так легко было узнать свою младшую сестру. — Что сказали врачи? — спросила Кэролайн. — Что-то серьезное? — Спроси что полегче, — отозвался Деймон, — я сам только пять минут как из нирваны. — Лечащий врач Деймона как раз обещал зайти, — сказала Роуз. — Он все объяснит. — А ты?.. — несмело, с беспокойством, не меньшим, чем по отношению к брату, спросила Кэролайн, обращаясь к Роуз, но фразу так и не закончила. — Травматолог сказал, что мне можно будет поехать домой, — ответила она. — Ничего трагичного, просто ушиб… Плечевого сустава — кажется, так в карте написали. — Я смотрю, семья в сборе, — послышался бодрый мужской голос. Прикрыв за собой дверь и поздоровавшись, с какими-то бумагами в руках в палату зашел врач — высокий худощавый мужчина, возрастом, может быть, лишь на несколько лет старше Деймона. — Если бы семья была в сборе, поверьте, вы бы сюда не зашли, потому что просто не поместились бы, — ответил Деймон. Врач усмехнулся. — Если пациент начинает шутить, — это хороший знак, — сказал он. — Мистер… Сальватор, — на мгновение опустив взгляд в документы, произнес мужчина, — меня зовут Джейкоб Стивенсон, я ваш лечащий врач. — Нам нужно выйти? — спросила Кэролайн. — В этом нет необходимости, — мельком взглянув на Кэролайн, пожав плечами, ответил Стивенсон. — Разговор не займет много времени. Снимки МРТ готовы, поэтому я зашел, чтобы проверить, пришли ли вы в сознание, — обратившись к Деймону, сказал он. — Как вы себя чувствуете? — Наверно, не будет новостью, если я скажу, что бывало лучше, — сказал Деймон. — Что со мной? Стивенсон достал из кармана брюк продолговатый медицинский фонарик и включил его, направляя свет Демону попеременно в глаза. Реакция зрачков пока была слабой. — Проследите за ним глазами, — попросил врач, спустя пару секунд отключив прибор, и начал медленно двигать им в стороны. — Я думаю, что на ближайшие несколько дней вам нужно будет задержаться у нас, мистер Сальватор, — через некоторое время, закончив с осмотром, сказал Стивенсон. — На томограмме четко видно сотрясение. Слова врача для Деймона, хотя он терпеть не мог больницы и ему не была по душе перспектива выпасть из жизни минимум на несколько дней, не были удивительны: по его состоянию бвло понятно, что какую-то травму он все-таки получил. — Но в вашем случае, думаю, как никогда кстати можно сказать, что вы отделались, что называется, малой кровью, — проговорил Стивенсон. — Так что, полагаю, вам стоит поблагодарить вашу очаровательную спутницу, с которой вы ехали, — едва заметно взглянув на Роуз, заключил он. Деймон непонимающе нахмурил лоб, пытаясь понять, что он имеет в виду. — В каком смысле? — рассеянно пробормотал Сальватор. — В том самом, что, когда машина протаранила ограждение, она вытащила вас из салона, — ответил врач. — Он задымился, и если бы вы пробыли в нем еще минуту или две, последствия были бы гораздо плачевнее. Деймону показалось, что в этот момент его оглушили, — внутри все на несколько секунд замерло. Детали внешнего мира поблекли, размылись, — он просто растворился, став недоступным для органов восприятия. Деймон перевел взгляд на Роуз, которая почему-то, наоборот, отвела глаза, чтобы избежать с ним зрительного контакта, и почувствовал, как в ушах начал отдаваться неровный стук собственного сердца. Сказанное врачом и моменты, которые оставались у него в памяти, начали возникать в сознании яркими обрывками. Столкновение с ограждением… Он потерял сознание… Салон задымился… Роуз его вытащила. Она… Спасла его?.. Чувствуя, что от стука сердца — или, может быть, от чего-то другого — дышать стало тяжелее, Деймон вновь посмотрел на Стивенсона. — Когда парамедики рассказали мне об этом, я в очередной раз убедился в том, что женщины по силе иногда могут дать фору любому мужчине, — сказал врач. — Хрупкая девушка за считанные секунды вытащила мужчину чуть ли не вдвое больше себя… Мисс, — обратился он к Роуз, — позвольте выразить искреннее восхищение. Роуз, услышав его слова, задумчиво едва заметно усмехнулась, на миг опустив взгляд. Затем Стивенсон вновь переключил внимание на Деймона. Разговор продолжался еще некоторое время и состоял из стандартных вопросов о наличии аллергии на какие-либо препараты, хронических заболеваниях и подобных. — Вас что-нибудь беспокоит сейчас? — Голова, — произнес Деймон. — Очень сильно болит голова. Врач вдруг опустил глаза на наручные часы на запястье и в течение нескольких секунд всматривался в циферблат, будто высчитывая что-то, — судя по всему, для его дальнейших назначений имело значение то, когда Деймон пришел в сознание. — Я распоряжусь, чтобы десять медсестра вколола вам обезболивающее, хорошо? Деймон слабо кивнул. Узнав о состоянии пациента все, что ему было необходимо, Стивенсон вскоре ушел, перед этим напомнив, что пока ему не стоит подниматься с кровати, а в течение ближайших трех-четырех часов — есть. Кэролайн и Роуз провели у Деймона еще некоторое время, и, хотя говорил он пока все еще с трудом, сейчас он был искренне рад, что был не один, — одиночество, тишина и больничные стены вкупе с такой головной болью были, пожалуй, одним из самых убийственных сочетаний, которые можно было бы вообразить. Они втроем говорили о чем-то, совершенно не связанном с аварией, и Деймону казалось, что сознание постепенно начинает проясняться. Однако все-таки пока он был ослаблен и из-за этого быстро уставал, поэтому девушки спустя время оставили его — обезболивающее начинало действовать, ему становилось немного легче, и это значило, что, возможно, он сможет уснуть и пару часов поспать. Когда Кэролайн, попрощавшись с братом, вышла из палаты, Роуз хотела последовать за ней, но ее вдруг остановил хриплый негромкий голос, произнесший ее имя. — Роуз. Девушка поспешно обернулась, остановившись в паре шагов от двери, и их с Деймоном взгляды встретились. Он, не отводя глаза, смотрел на нее с какой-то особой внимательностью, как человек всматривается во что-то, открывая для себя совершенно новое, незнакомое, пока не поддающееся объяснению. — Я никогда не думал, что скажу это, но… Спасибо. В словах Деймона — ни капли едкой желчи или сарказма. И в его глазах можно прочитать одно: он искренен. И он действительно благодарен. В голубых глазах Роуз мелькнула усмешка. Она на мгновение опустила взгляд, а затем вновь посмотрела Деймону в глаза. — А я никогда не думала, что когда-нибудь захочу ответить тебе тем же… Но спасибо тебе тоже. Деймон слушал ее, не говоря ни слова, и Роуз, все так же спокойно глядя ему в глаза, произнесла: — Я видела, что ты подставил под удар машину со своей стороны. Больше не сказав ничего, неслышно закрыв за собой дверь палаты, девушка вышла. — Как это вообще произошло? — спросила Кэролайн, когда они с Роуз вместе пошли по направлению к выходу из больницы, чтобы поехать домой. По голосу Кэролайн, в котором все еще было слышно волнение, и по ее растерянным глазам было видно, что она все еще до конца не отошла от случившегося. — В машине Деймона отказали тормоза, — ответила Роуз. — Тормоза? — изогнув бровь, переспросила Кэр. — Да. Он начал останавливать машину ручником — в его внедорожнике электронная система, это удалось бы сделать быстро, но прямо перед нами загорелся красный. Впереди был выезд на перекресток, там было просто дикое движение… Эти несколько секунд перед аварией, запомнившиеся так ясно, как будто это были часы, когда Роуз увидела впереди красный сигнал светофора и то, как машины из пересекающих рядов начали движение, вновь яркими картинками мелькнули в сознании, и она почувствовала, как кончики пальцев похолодели. — Еще десять метров, и мы просто столкнулись бы с кем-то на перекрестке, — сказала Роуз. — Деймон увел машину вправо, она протаранила ограждение. Роуз на несколько секунд замолчала, а затем проговорила: — Если бы он так быстро не сориентировался, я думаю, что все закончилось бы хуже. И для него, и для меня. Выслушав Роуз, Кэролайн отвела взгляд. На протяжении некоторого времени она молчала, глядя словно куда-то сквозь пространство, будто уйдя из реальности, погруженная в свои мысли. — Отказала тормозная система… — задумчиво, казалось, даже сама не ощутив, что произнесла эти слова вслух, проговорила Кэролайн. — Уму непостижимо… — Да как в кино, блин… — сказала Роуз. — Но как там в пословице? Раз в год и палка стреляет. Видимо, порвался тормозной шланг, или с колодками что-то было… Да причин может быть масса, — пробормотала она. — Может, — кивнув, согласилась Кэролайн, а затем, переведя взгляд на нее, посмотрела ей в глаза. — Только не у Деймона, Роуз. Роуз, чуть изогнув бровь, непонимающе посмотрела на Кэролайн, взглядом как бы спрашивая: «что ты имеешь в виду?» — Роуз, о взаимоотношениях Деймона с авто ходят легенды, — усмехнулась Кэролайн. — Он за рулем с восемнадцати лет. Ни одной аварии. Это его первое ДТП. Старые шланги, стертые до дыр тормозные колодки — это не про него. Первое, за чем он следит, — это техническое состояние машины. И он никогда в нее не сел бы, зная, что есть какие-то проблемы или что-то нужно заменить. Роуз молчала в течение нескольких секунд, пытаясь сопоставить все, что сказала Кэролайн. — То есть… Ты хочешь сказать… Закончить фразу Роуз не успела, но то, о чем она хотела сказать, было понятно им обеим — в этот момент это витало в воздухе. — Господи, нет, — тряхнув головой, вдруг поспешно, как будто не отвечая Роуз, а пытаясь убедить саму себя в неправдивости той мысли, которую она допустила несколько секунд назад, проговорила Кэролайн. — Это мой воспаленный мозг уже начал рисовать какие-то детективные версии. В любом случае нужно дождаться экспертизы, только она может что-то прояснить. Ее наверняка будут проводить. Взгляды Кэролайн и Роуз на секунду встретились, но больше о возможных причинах ДТП они не говорили друг другу ничего. — Слушай, извини за такие вопросы, — вдруг сказала Кэролайн, — но… Если не секрет, как вы с Деймоном оказались в одной машине? В смысле… Учитывая то, как Деймон вел себя последние месяцы… Ты же знаешь, насколько он упертый, — выдохнула она. Кэролайн старалась осторожно подбирать слова, чтобы они не были двусмысленными, и правильно донести до Роуз то, что она хотела сказать, и не обидеть ее. Мыслей, которые, возможно, могли возникнуть в подобной ситуации, у Кэролайн действительно не было: ее вопрос не имел какого-то подтекста, иронии или осуждения, — это было искреннее недоумение человека, который вдруг стал свидетелем того, чего просто не могло произойти. — Можешь не спрашивать, сама до сих пор с трудом верю в это, — усмехнулась Роуз. — Деймон приехал где-то часов в пять, — уже без иронии объяснила она, — сказал, что нам о чем-то нужно поговорить. Но с работы должен был вернуться Джузеппе, и Деймон предложил поехать в другое место, чтобы поговорить один на один. Как видишь, сделать это мы пока не успели. Кэролайн задумчиво смотрела на Роуз, и в мыслях у нее начинали появляться догадки по поводу того, о чем хотел поговорить Деймон и почему он приехал в этот вечер к ней. Понимала это и сама Роуз, но сейчас они обе мало думали об этом — эти вопросы как-то сами собой отодвинулись на второй план. Они еще долго говорили о чем-то, но, как бы это ни было удивительно, больше не касались случившегося. Кэролайн, приехавшая на своей машине, отвезла Роуз домой, благо Беверли-Хиллз, где жила Кэролайн, граничил с Бель-Эйр. Они обе ловили себя на мысли, что искренне рады тому, что они сейчас встретились, — за разговорами и все чаще звучавшим смехом эмоции, кажется, немного улеглись. За окном был уже вечер и успело стемнеть, когда девушки вернулись в Бель-Эйр и затем попрощались. В пустом особняке было тихо — Джузеппе уже уехал, — и в глубине души Роуз была благодарна, что обстоятельства сложились именно таким образом: в жизни бывают моменты, когда человеку нужно побыть наедине с собой, чтобы привести мысли в порядок, — и сейчас Роуз как никогда ясно ощущала такую необходимость. Вернувшись домой, она набрала теплую ванну — это было, пожалуй, самым действенным средством, чтобы снять стресс и хотя бы немного расслабиться. Когда Роуз, прикрыв глаза, погрузилась в душистую пену, смешанную с морской солью, ей хотелось лишь одного: хотя бы ненадолго забыть этот странный и поистине сумасшедший день.

***

—…И знаешь, что он мне в итоге заявил? «Кэтрин, а может быть, вам поменять тему диссертации? Ваша слишком теоретическая и на практике почти не применима»! Я же тебе, чудику, еще год назад это почти месяц доказать пыталась. Дошло, блин, через год, когда я с этой диссертацией на жизнь вперед натрахалась! Нет, если мои дети когда-нибудь будут просить меня рассказать на ночь какую-то страшилку, я точно им расскажу историю моей учебы в универе. Елена, слушая подругу, чувствовала, что от улыбки и смеха у нее начинают болеть щеки. Спокойно слушать истории Кэтрин об университете и о ее научном руководителе, с которым она работала над магистерской диссертацией, — личности довольно экстравагантной хотя бы одним тем, что он пропал на несколько месяцев, а когда наконец связался с ней, то сказал, что ее сообщение на электронной почте было датировано такой давней датой, что он решил, что отвечать уже и смысла нет, — было невозможно, когда она рассказывала обо всем этом с соответствующими эмоциями, интонацией, жестикуляцией и фразами, которые, сама того не замечая, могла сгенерировать только Кэтрин и из которых впору было бы составить отдельный сборник. — Не переживай, Кэт, — хохотнула Елена, — судя по истории ваших взаимоотношений с научруком, он снова на полгода пропадет и, скорее всего, о твоей теме вообще забудет. Спокойно защитишься в июне. — Лелею надежду на это, — усмехнулась Кэтрин. — Должен же быть у этого шестилетнего дурдома какой-то апогей. Елена на секунду задумалась. — А ведь и правда, — задумчиво проговорила она, — прошло уже почти шесть лет… Я думала об этом, когда пару дней назад пошла утверждать свою тему магистерской в деканат, — сказала Елена. — Мне кажется, что мы на днях сдавали вступительные, и не совсем верится, что уже в следующем году выпускаемся. — Время летит очень быстро, — согласилась Кэтрин. — Кстати, я как раз совсем недавно высказала такую же мысль твоему братцу. Так этот гад сказал, что это абсолютно нормально — «в нашем возрасте» задумываться о быстротечности жизни, — фыркнула она, и в черных глазах вновь вспыхнуло возмущение. — Так захотелось треснуть его чем-то, что прямо жалко, что под рукой не было какой-нибудь шумовки. Они и сами не знали, сколько длился этот разговор, но им обеим это было абсолютно безразлично — время становилось чем-то настолько малозаметным, просто бессмысленным в те моменты, когда в безумном водовороте дел, новых встреч и попыток что-то успеть, жизнь дарила возможность, как раньше, просто поговорить, — когда больше не было расстояния в несколько тысяч миль, мыслей о каких-то проблемах и полного кавардака в голове и душе. Заканчивался август, Елена прилетела в Калифорнию, а Кэтрин вернулась в Эдмонтон, и подруги, которые в течение почти двух месяцев не имели возможности пообщаться спокойно, а не на ходу, на бегу, на лету, в пробках или куда-то дико торопясь, точно знали, что даже если в этот вечер начнется гребаный конец света, они все равно созвонятся по видеосвязи, как и договаривались. За последнее время накопилось действительно много того, о чем Елена и Кэтрин хотели бы друг другу рассказать. Этот разговор, наполненный десятками историй, взволнованными вопросами, удивленными возгласами и задумчивыми фразами, был раскрашен оттенками самых разных эмоций от искреннего желания улыбнуться, снова и снова возвращаясь к моментам, отпечатавшимся в душе яркими фотографиями, и взволнованности до странного щемящего ощущения внутри, когда мысли обращались к воспоминаниям, отзывавшимся внутри внутри каким-то безотчетным страхом и тоской. Елена рассказала о той вечеринке в середине июня, которую в день рождения Кэролайн организовали для нее Энзо и ее братья и на которой они чертовски здорово отдохнули своей большой и уже такой привычной, почти родной компанией; конечно, рассказала о покупке машины — Кэтрин, естественно, узнала об этом одной из первых еще несколько недель назад и поэтому сейчас требовала подробностей, взяв с Елены клятвенное обещание прокатить ее до Марина Дель Рэй*, когда она приедет в следующий раз в Лос-Анджелес. Рассказала о поездке в Канаду, о том, как ей удалось застать дома даже Джереми, у которого каким-то чудом день вылета перенесли на несколько дней… О встрече с матерью. Елена знала, что воспоминания о Миранде навсегда останутся связаны только с прошлым — с теми несколькими летними неделями, проведенными в Канаде… Но все равно чувствовала какой-то холод, который нестерпимо растекался внутри, когда в мыслях вновь возникали те минуты на лестничной площадке. В словах Елены о матери не было ни осуждения, ни обиды, но Кэтрин чувствовала, что происходило у нее внутри, когда она рассказывала об этом, — для этого достаточно было взглянуть в глаза Елены — задумчивые, молчаливые, растерянные… Именно поэтому Кэтрин не задавала ей вопросов о Миранде, не требовала каких-то подробностей — это был совершенно не тот момент, когда нужно было копаться в душе человека. А еще Елена рассказала Кэтрин о Рейне — своей младшей сестре. Улыбчивой смешливой девушке двадцати лет, обожающей французских бульдогов и мечтающей стать психологом, с которой они — пока заочно — познакомились во время этой поездки и с которой продолжали общаться и сейчас. Кэтрин тоже было что рассказать Елене — пару дней назад она вернулась из Торонто, где проходила стажировку. Елена была в Торонто дважды в своей жизни: в первый раз она побывала там с родителями и Джереми, когда ей было около четырнадцати, а во второй — уже когда она была взрослой девушкой и они полетели туда отдыхать с Тайлером, — и сейчас с интересом слушала подругу, открывая этот, казалось, знакомый город с других сторон, глядя на него ее глазами. Несмотря на то, что свободного времени было не так много, Кэтрин вместе с ребятами из группы старались использовать его по максимуму, чтобы познакомиться с городом, — он действительно стоил того. Конечно, они увидели знаменитую телебашню CN Tower, которая давно стала символом, ассоциирующимся с Торонто так же, как Статуя Свободы с Нью-Йорком, и сходили на пикник в живописном Хай-Парке, полноправными хозяевами которого можно было считать белок, которые не стеснялись искать у подходивших к ним близко туристов орешки и всем своим видом недвусмысленно намекать на то, чего они ждут, если орехов не находили; погуляли по Янг-Стрит, считающейся главной улицей города, наполненной дорогими ресторанами, фешенебельными бутиками и отелями и тянущейся до самой границы с Миннесотой, и побывали в Художественной галерее Онтарио — в одном из самых крупных музеев на континенте, собравшем под своими сводами лучшие работы Рембрандта, Пикассо, Дега, Ван Гога, и многих других как европейских, так и канадских художников, — где провели почти целый день и под конец чуть не заблудились, что было не так уж удивительно, учитывая площадь музея в сорок пять тысяч квадратных метров. Где-то к середине поездки оказалось, что парни каким-то образом смогли достать билеты на хоккей, — причем на матч родного «Эдмонтон Ойлерз», которые должны были сыграть с местным «Торонто Мэйпл Ливз». Девушки долго отнекивались, но парней было ровно в два раза больше, так что в этом состязании шести против троих одержать победу было, по всей видимости, невозможно. Впрочем, о походе на игру не жалел никто — хоккей так быстро увлек девушек, что уже к концу первого периода они не менее искренне, чем парни, поддерживали команду из родного города, и чуть не сорвали голоса, когда спустя минут десять один из нападающих положил в ворота просто сумасшедшую шайбу. Правда, затем выяснилось, почему восторг девушек парни не разделили, — оказалось, что забили игроки не «Эдмонтона», а «Торонто». Впрочем, это, как со смехом призналась Кэтрин, было уже не так важно. Но еще внимание Елены привлек новый сосед Кэтрин, с которым она часто сталкивалась по утрам, собираясь на пробежку, и имя которого она время от времени упоминала в разговоре. Его звали Остин, ему было около тридцати и некоторое время назад он переехал в квартиру напротив, из которой с того момента каждое утро доносился просто нереальный запах кофе. Как Кэтрин узнала, однажды с ним разговорившись, он имел скандинавские корни и работал спортивным врачом в хоккейной команде. За счет, судя по всему, одинакового режима дня пробежки Кэтрин и Остина со временем стали совместными. Кэт рассказала, что пару дней назад он предложил на выходных сходить на какой-нибудь фильм. Она не строила каких-то долгоиграющих планов, не мучилась вопросами и с какой-то особенной, свойственной ей легкостью относилась к своему новому знакомству, просто узнавая нового человека в своей жизни и, в свою очередь, позволяя ему узнать ее саму. Но Кэтрин призналась, что на предложение Остина она ответила согласием. Они разговаривали обо всем этом, что-то вспоминая и обсуждая последние новости, и к ним обеим приходило понимание: расстояние — это величина, существующая только в сознании самого человека. Бывают такие моменты, когда тысячи миль превращаются в ничто. — Гилб, слушай, — в какой-то момент сказала Кэтрин, — прости за любопытство, но… Я с самого начала разговора не могу перестать смотреть на твой фон. Это ведь… — Кэтрин на мгновение замерла, словно то ли сомневаясь в том, что должна озвучить свою мысль, то ли думая о том, как сформулировать ее так, чтобы не задеть как-то Елену. — Не квартира Деймона, — произнесла она. Это было так необъяснимо и странно: Елена не собиралась скрывать от Кэтрин, что теперь она жила в другой квартире, да и делать это было бы, наверное, глупо, — но ощутила, как сердце быстро ударило два раза, когда услышала то, что она сказала. Елена не говорила с Кэтрин о Деймоне. Его имя в их разговоре прозвучало только один раз — когда Елена рассказала о вечеринке для Кэролайн, организацией которой он занимался вместе с Энзо и Стефаном. Елена не рассказала о том, что происходило между ними с Деймоном на протяжении последнего времени, об этих странных днях, которые они делили на двоих, волею судьбы оказавшись под одной крышей, когда жизнь переворачивалась с ног на голову… Не рассказала о диких гонках по хайвэю, холодном душе и тех разговорах с «Сумерками» на заднем фоне… Не рассказала том, что в Канаду ездила не одна. Причина была не в том, что она не доверяла Кэтрин, ставила для себя на какие-то темы табу, не была готова о чем-то говорить. Но Елена все равно, быть может, сама не вполне это чувствуя, делала так, чтобы разговор не касался Деймона, словно блокируя собственные воспоминания о нем. — Я переехала, — ответила Елена. — И сейчас снимаю квартиру рядом с даунтауном. В глазах Кэтрин, хотя сказанное Еленой было понятно и ожидаемо, мелькнуло удивление. — Почему? — непонимающе спросила Пирс. — У вас с Деймоном произошел какой-то конфликт? Елена покачала головой. — Нет, — ответила она. — Никакого конфликта не было. Но… Елена на несколько секунд замолчала, и Кэтрин уловила, каким задумчивым стал ее взгляд. Елена действительно будто старалась подобрать слова, которые помогли бы ей объяснить, что произошло между ней и Деймоном, чтобы Кэтрин поняла ее… Подобрать слова не только для нее, но и для себя. — Наши отношения… Сейчас они не те, чтобы жить под одной крышей, Кэт. Елена вновь замолкла, но Кэтрин не нарушала эту тишину, не задавая каких-то вопросов, не прося что-то объяснить. Кэтрин молчала, словно желая дать ей возможность самой решить, готова она поговорить об этом или нет. И в этот момент Елена вдруг ощутила внутри настолько сильное чувство — в него словно соединилось все, что творилось внутри на протяжении последнего времени, все, что превратило жизнь в безумие, все, что лишило покоя, все, что она держала на замке, — даже от самой себя… Елена чувствовала, что ей хочется поделиться этим. Поделиться с близким человеком — с человеком, который сможет понять… — Кэт, знаешь, — спустя время произнесла Елена, — я не рассказывала тебе… Но я летала в Канаду с Деймоном. Кэтрин приподняла брови, на несколько мгновений замерев, не отводя взгляд от Елены. — Правда? — Да. Я попросила его об этом еще задолго до этой поездки… Я чувствовала, что не смогу быть там одна. Мне рядом нужен был человек, который обладал бы холодным разумом и который в какой-то момент смог бы помочь справиться с эмоциями мне самой. И Деймон… Был со мной все то время. Он ездил со мной в Калгари, мы вместе встречались с бывшим мужем Миранды. Деймон помог найти в городском суде человека, участвовавшего в деле Миранды, и вернулся в Эдмонтон вместе со мной. Но когда поиски зашли в тупик и я поняла, что их стоит прекратить… Он не улетел в Лос-Анджелес. Елена уловила, как во взгляде Кэтрин заплескалось замешательство, и затем проговорила: — Мы провели вместе около двух недель. Мы исколесили всю Северную Альберту на арендованной машине. Засыпали в одном городе и просыпались в другом. Вставали в пять утра, садились в машину и в этот момент решали, куда поедем дальше. Забивали в навигатор пункт назначения — и просто ехали вперед. Елена рассказывала об этой поездке короткими фразами. Да, по ним можно было представить, какими были те две недели, но… Только она знала, что на самом деле они скрывают в себе. Потому, что только она проживала эти летние дни. — У вас завязались отношения? — спросила Кэтрин. Почему-то в этот момент Елене захотелось усмехнуться. Слово «отношения» действительно было смешным потому, что отчего-то первым приходило на ум, когда внутри нестерпимо сильно хотелось объяснить, что между ними с Деймоном происходит, — и было бесконечно далеким от того, что их связывало. — Я не знаю, как можно назвать то, что происходило между нами, Кэт. Мы позволяли друг другу и себе неизмеримо больше, чем обычные друзья. И лавировали по краю. Елена помнила эти прикосновения — едва уловимые, как взмах крыла бабочки, и горевшие под кожей, как отпечаток раскаленного железа. Она помнила ту партию в бильярд в Калгари — тепло его тела, смешанное с саднящим ароматом дорогих сигарет и древесного парфюма, который заменил для легких воздух, и ту силу, с которой он держал ее в своих руках, направляя ее собственную силу туда, куда ему было нужно. Деймон балансировал на грани, но ни на секунду не позволял себе ее переступить. И в этот момент Елена как никогда ясно ощутила, что для того, чтобы потерять контакт с самой собой, превратиться в пепел, растворившись в электрических импульсах, проходящих по венам, необязательно оказаться с мужчиной в одной постели. Они были запредельно близко, оставляя лишь последний шаг до края пропасти и эта близость сводила с ума, превращая в небытие до и после, заставляя сердце колотиться так, словно она уже была перед ним обнажена, — и заставляла каждой клеткой, каждым нервом ощущать эту болезненную невысказанность и незавершенность. И этот тонкий шлейф саднящей боли, смешанной с наслаждением так, что отделить одно от другого было уже невозможно, становился наркотиком, зависимость от которого не вылечит ни один препарат. Они продолжали эту игру — но не в бильярд, а во что-то гораздо сложнее. И опаснее. — Мы подпускали друг друга слишком близко, а после становились настолько далекими, что едва ли могли поверить в то, что знакомы. И дело не только в этой поездке… Мы жили так на протяжении всех этих месяцев. Вечером мы могли смотреть какой-то фильм, забравшись на диван с горой еды, а на утро — орать друг на друга так, что дрожали стекла. Пару месяцев назад, — сказала Елена, чуть помолчав, — когда я возвращалась домой, в подъезде я увидела котенка. Он был совсем маленький и явно испуганный, но на нем не было ошейника. Я обошла всех соседей в надежде, что хозяин отыщется, но его никто не узнал. Я решила связаться со своими друзьями и однокурсниками, чтобы пристроить его в хорошие руки, а до этого момента оставила его дома. А после с работы вернулся Деймон. Он не стал выслушивать никаких объяснений, просто сказал — котов в квартире не будет. Мы поругались, но для меня слушать его доводы о том, что он терпеть не может котов, было странно. Я бы не стала выкидывать живое существо на улицу только из-за этого, тем более до конца выходных оставалось всего-ничего, котенок не принес бы никаких неудобств. На следующий день я отошла из дома буквально на полчаса, а когда вернулась, котенка уже не было. Деймон, вернувшись утром домой и увидев, что он по-прежнему в квартире, просто отвез его в приют. Не позвонив мне, ничего не сказав. Между нами не было скандала. Когда я узнала об этом, я просто взяла со стола кофейник и вылила на него весь кофе, который оставался в нем. А через полчаса, когда я зашла в ванную, Деймон окатил меня ледяной водой из ведра, потому что «мне нужно было остыть». Это закончилось тем, что мы чуть не разгромили ванную, пытаясь затолкать друг друга под холодный душ. Наверное, это было ненормально. Но они оба не могли дать себе ответ, что так непреодолимо сильно тянуло друг другу… И почему они оба не могли с этим справиться, каждый день начиная все заново. — Когда я вернулась из Канады, все, кто был включен Майклом в завещание, вскоре получили свои доли. После этого я практически сразу купила машину. В тот день вечером мы с ребятами хотели поехать куда-нибудь и отметить это, к тому же, незадолго до этого Кэролайн вернулась из Нью-Йорка… Но в эту ночь я не ездила никуда с друзьями. Я провела ее с Деймоном. Мы поехали в казино и провели там несколько часов, играя в рулетку, а затем отправились в ночной клуб. Он стал первым из тех, что мы объездили в эту ночь. Мы просто брали такси или ловили попутку и колесили по Лос-Анджелесу, сменяя один клуб за другим. Мы танцевали, пили текилу, целовались… В ту ночь в казино я сорвала крупный выигрыш на рулетке — около тридцати тысяч. Тридцать штук, Кэт, — с усмешкой повторила Елена. — Но я забыла об этом сразу после того, как мне отдали эту сумму. Это было просто пустотой, потому что не имело в себе и капли того, что творилось внутри. Я не знаю, как назвать такую ночь. Но в моей жизни никогда не было ничего хотя бы отчасти похожего. — Между вами ведь… Ну… Было? — наверное, Кэтрин в этот момент и сама не вполне могла объяснить себе, почему, абсолютно спокойно относясь к таким темам, сейчас так несмело подбирала слова. — Да, — ответила Елена. — Мы ввалились в квартиру пьяные и не чувствующие ног, снесли по пути какую-то мебель в прихожей… Нам обоим как будто крышу снесло, и, наверное, это самое закономерное, что могло случиться в ту ночь. И утром мы, наверное, впервые в жизни поговорили о наших взаимоотношениях. Точнее, даже, скорее, не о них… Это был странный разговор, — призналась Елена. — Но Деймон сказал одну важную вещь. Он признался, что не готов сейчас к отношениям. Для меня это пусть не всё, но многое прояснило. Он близкий для меня человек, — сказала она. — Но при таких отношениях, которые есть между нами сейчас, мы бы не смогли дальше жить под одной крышей. Отношения для меня — не панацея, и наверное, нужно быть из каменного века, чтобы в наши дни считать, что после проведенной вместе ночи люди обязательно должны оставаться вместе. То, что сказал Деймон, не удивило меня. Но мы перешли определенную грань… И это бы внесло еще больший сумбур. Кэтрин слушала Елену, не перебивая ее, не говоря ни слова и лишь внимательно глядя в ее глаза, думая о чем-то своем. — Елена, — вдруг произнесла она, — а ты сама… Когда-нибудь хотела отношений с ним? Елена на протяжении нескольких секунд молча смотрела Кэтрин в глаза. — Я не знаю, Кэт. И сейчас Елена чувствовала, что этот ответ — самый искренний и правдивый из тех, что она могла бы дать на вопрос Кэтрин. Она действительно не знала, смогла ли бы когда-нибудь пойти на этот шаг и быть с Деймоном. — Все слишком запутанно… Поэтому, возможно, мы после всего сделали самый правильный шаг. Кэтрин чутко наблюдала за подругой, которую знала так давно, — она в каждом движении ее взгляда могла уловить малейшее изменение настроения… Но сейчас она видела, что Елена действительно не жалеет о принятом решении. Быть может, оно принесло водоворот других эмоций… Но сожаления не было. — Слушай, ну, раз зашел такой разговор, я не могу не спросить… — на уголках губ Кэтрин отразилась тень улыбки, а в карих глазах мелькнул лукавый огонек. — Как он в постели? Елена, услышав вопрос подруги, закатила глаза. — Кэт! — со смехом воскликнула она. — Я знала, что этого вопроса стоит ожидать, — усмехнулась Елена. — Елена, когда я в первый раз прилетела в Лос-Анджелес и увидела Деймона, то моя первая мысль была о том, что ему нужно идти на кастинг в «Пятьдесят оттенков серого», потому что он бы его без очереди прошел, — сказала Кэтрин. — Не поверишь, но когда я спьяну в Нью-Йорке перепутала ваши номера и позвонила ночью ему, то заявила примерно то же самое. — Это неудивительно, — спокойно, уже без доли шутки сказала Кэтрин. — Есть мужики, от которых сексом за километр разит. И Деймон явно из их числа. И дело даже не во внешности… А в харизме. Во внутренней энергетике. Поэтому мне интересно, бывает ли в этих вопросах обманчиво первое впечатление, — усмехнулась она. Елена на секунду с задумчивой усмешкой опустила глаза. — Оно не обманчиво, — ответила она. — Это была чертовски классная ночь. Во всех отношениях. — Елена, вас же тянет друг к другу, — сказала Кэтрин. — А если так, то почему бы не послать куда подальше эти «серьезные отношения» и все остальные никому не нужные категории? Почему бы просто не проводить время вместе, получать эмоции, заниматься сексом, доставлять друг другу удовольствие? Разве это плохо? А там, может быть, жизнь сама дала бы ответы, — предположила она. — Кэтрин, дело не в том, что что-то хорошо, а что-то плохо, — отрицательно качнула головой Елена. — Он сложный человек. Я… Правда, больше никогда не знала таких людей, — призналась она. — И любые отношения с ним… Они многое способны перевернуть в жизни с ног на голову. В то утро он рассказал мне кое-что о своих отношениях с бывшими, и то, о чем он рассказал, в очередной раз подтвердило, что с ним далеко не все радужно. Но дело не только в этом. Он сам сейчас не понимает, что с ним происходит. Он… Как будто на распутье, и какой шаг сделать дальше, — он не знает. И для того, чтобы строить настоящее… — Елена на миг остановилась. — Ему нужно разобраться с прошлым. Он должен сам разгрести эти душевные завалы. А если в человеке нет гармонии, он никогда не сможет подарить ее другому. Кэтрин молчала, вглядываясь в черты лица подруги. — Поэтому пусть все остается на своих местах. Елена и Кэтрин разговаривали о чем-то еще — уже совсем на другие темы, но уже после того, как они попрощались, Елена вспоминала их разговор о Деймоне. Внутри как будто стало легче — быть может, ей действительно стоило поделиться этим с Кэтрин раньше… Но вот только кавардак в голове и в душе не исчез. И что-то внутри говорило о том, что этого не произойдет еще долго… Елена набрала номер Кэролайн, которой звонила еще до разговора с Кэтрин, но в тот момент дозвониться до нее не смогла. Накануне вечером на кафедре должно было состояться собрание курса перед началом нового учебного года, — кажется, кроме всего прочего, должны были дать какую-то информацию о магистерских диссертациях, поэтому Елена планировала туда сходить, но жизнь, как это обычно бывает, все расставила по-своему: на работе выдался настолько сумасшедший день, что о собрании в университете Елена вспомнила, уже вернувшись домой. Именно поэтому она хотела поговорить о нем с Кэролайн, которая тоже собиралась на него пойти, чтобы не пропустить какую-то важную информацию. — Кэр, привет, — произнесла Елена, услышав на другом конце телефонного провода голос подруги. — Не отвлекаю? — Елена, извини тысячу раз, только сейчас увидела, что ты звонила, я как раз хотела тебя набрать, — искренне попросила Кэр. — В редакции аврал, но я уже сбежала, так что вся в твоем распоряжении. По поводу чего ты хотела поговорить? — Кэролайн, скажи, пожалуйста, ты вчера была на собрании, которое на кафедре проводили? Было что-нибудь важное? Я хотела приехать, но в итоге так замоталась, что все напрочь из головы вылетело. — Ой, Гилб, — с шумом выдохнув, протянула Кэролайн, — у меня вчера был такой сумасшедший вечер, что было уже не до универа. Эти слова Кэролайн и какая-то неясная тревога в них насторожили Елену. — Что-то случилось? — Деймон и Роуз — ну, это невеста отца, я, может быть, рассказывала, — вчера попали в ДТП. Я вечером после работы поехала к ним в больницу. Елене показалось, что в этот момент ее облили ледяной водой. — Что? — выдохнула она. — Что с ним? — лишь спустя секунду Елена осознала, как на самом деле произнесла эту фразу, и пробормотала: — С ними… Елена почувствовала, как сердце забилось быстрее. — Роуз, можно сказать, отделалась легким испугом — несколько ушибов, ее отпустили домой… У Деймона серьезнее. У него перелом руки и сотрясение. Врачи сказали, что он пока должен быть под наблюдением, потому что он достаточно тяжело это переносит. Они предполагают, что симптоматика должна пойти на спад через несколько дней… Но пока вот так. Кэролайн пока не знала о том, что Елена переехала в другую квартиру и поэтому вопрос Елены о том, что с Деймоном должен был прозвучать для нее, по меньшей мере, странно, но в этот момент они с Еленой обе не обратили на него внимание. Хотя их разделяло расстояние, их мысли сейчас были об одном человеке. После разговора с Кэролайн Елена на протяжении какого-то времени, словно не чувствуя собственного тела, задумчиво смотрела на телефон в руках. Ей казалось, что она находится под водой на большой глубине — звуки внешнего мира словно не доносились до слуха. И в эти минуты, прислушиваясь к себе, она, быть может, в первый раз настолько ясно поняла: можно убеждать себя в чем угодно, но внутри навсегда останется что-то, что ты обмануть никогда не сможешь. Это — эмоции. Она знала, что состояние Деймона было под контролем врачей и это значило, что его жизнь в безопасности. Она знала, что не поедет к нему в больницу. Знала, что не напишет ему СМС с пожеланиями скорейшего выздоровления и прочим. Но это не имело ровным счетом никакого значения, потому что в эту секунду ее вены, каждую ее клетку до конца заполнило лишь одно чувство — относившееся к единственному человеку. Чувство тревоги за него.