В твоих глазах

В гостиной раздался характерный хлопок входной двери, по которому Роуз поняла, что Джузеппе вернулся с утренней пробежки с собаками, а затем убедилась в этом, услышав шарканье лап по полу, а затем и его шаги. — Доброе утро, — на ходу снимая Apple Watch, поздоровался он, зайдя на кухню, где занималась завтраком Роуз, и поцеловал ее в плечо. — Доброе, — отозвалась девушка, бегло чмокнув Сальватора в щеку. — Завтракать сегодня будешь? — Да, — ответил Джузеппе, — сейчас приму душ и вернусь. Марк уже убежал? — Как видишь, — сказала Роуз. — Но перед этим мне все-таки удалось впихнуть в него пару оладий, так что утро можно считать успешным. — Ну, можешь быть спокойна, в меня впихивать не придется, твои фирменные оладьи я сам съем, — без тени сомнения сказал Джузеппе и под смех Роуз спешно вышел из кухни: нужно было не только принять душ самому, но и вымыть лапы двум псам. Утро каждого следующего дня на рабочей неделе было схоже с утром предыдущего: встать в шесть утра, самое крайнее — в половину седьмого, выгулять собак, приготовить завтрак, проследить за тем, чтобы Марк не проспал в школу и попытаться добиться от него вразумительного ответа на вопрос о том, когда он вернется домой, затем позавтракать и собраться на работу. Хотя утром порой казалось, что полутора-двух свободных часов перед началом рабочего дня катастрофически мало, у Джузеппе было одно правило, которому он не изменял ни при каких обстоятельствах: начинать день со спорта. Если ему нужно было быть на работе раньше, он не отменял тренировку, а вставал раньше настолько, насколько требовалось. Хорошо оборудованный фитнес-клуб, находившийся в десяти минутах ходьбы от дома, позволял начинать день с полноценной тренировки. Кроме того, спокойный и тихий Бель-Эйр вкупе с приятной погодой, когда утром еще не было такой жестокой жары, как днем, располагал к тому, чтобы многие его жители начинали день с пробежки. Поэтому утренние тренировки в зале Джузеппе обычно чередовал с бегом; к тому же, выходя на пробежку, можно было разом убить двух зайцев: он в таком случае часто брал с собой Грея и Арчи — эти два молодых сибирских хаски, живших в доме Роуз и Джузеппе, обладали отличным здоровьем, и такая утренняя пробежка с хозяином им была только на пользу. Такая выработанная выдержка вызывала у Роуз искреннее уважение, так как сама она обладала ею не всегда: хотя Роуз всю свою жизнь занималась спортом и поддерживала отличную физическую форму, в случае, если утром сильно хотелось спать, между утренней тренировкой и лишними тридцатью минутами сна она, признаться честно, она выбирала второе. Несмотря на то, что Джузеппе редко о чем-то забывал в спешке и куда-то сильно опаздывал, он не любил этот отрезок дня на рабочей неделе: неизменно его сопровождала суматоха и суетливость. Сейчас, как и всегда, в голове роилась сотня мыслей. По приезде в офис нужно дать своей помощнице поручение написать запрос в итальянское посольство… Поговорить со Стефаном о предстоящей поездке в Хьюстон… А еще учитель Марка по алгебре просил на следующей неделе зайти в школу — нужно поставить на телефоне напоминалку, чтобы не забыть. И что-то еще… Да, точно, по дороге на работу нужно заехать на заправку. Конечно, маловероятно, что за прошедшие пару недель там не починили терминал для оплаты банковской картой, но всякое может быть — переворачивать вверх дном бумажник в поиске нескольких купюр, как в прошлый раз, не хотелось бы. Хотя как раз с этим, даже если терминал по-прежнему неисправен, проблем возникнуть не должно — теперь он был более предусмотрителен и специально для таких случаев оставлял небольшую сумму наличными. Именно с этими мыслями Джузеппе, выйдя из душа, достал из кармана брюк бумажник, чтобы на всякий случай убедиться, что денег наличкой хватит на то, чтобы заправить полный бак, — сколько их оставалось, в точности он не помнил. Это действие было, скорее, автоматическим — где-то под коркой он понимал, что деньги не только имеются, но и имеются в достаточной сумме. Тем не менее, это формальное «на всякий случай» сейчас было более чем кстати, потому что… Ни цента наличности в своем бумажнике Джузеппе не обнаружил. Сальватор, не двигаясь, на протяжении нескольких секунд смотрел внутрь бумажника: в специальных отделениях на своих местах были водительские права, банковская карта, пара дисконтных карт местных магазинов — но денег не было. Это было настолько странно, неожиданно и бредово, что Джузеппе сам не заметил, как вслух пробормотал: — Что за?.. Конечно, это можно было списать на кратковременный провал в памяти — обычное дело, если в голове приходится удерживать объемные пласты информации из разных областей. И Джузеппе точно бы это сделал… Если бы не помнил в мельчайших подробностях, как несколько дней назад лично снял с банковской карты определенную сумму и своими руками положил ее в бумажник, — как раз для тех случаев, когда по каким-то причинам расплатиться с помощью банковской карты невозможно. Но таких случаев в ближайшие дни не представлялось — а значит, и исчезнуть деньгам было некуда. Погруженный в собственные мысли, не выпуская из рук бумажник, Джузеппе прошел в кухню. — Роуз, — задумчиво позвал он. — Наверное, задам глупый вопрос, но… Тебе не попадались на глаза пара купюр из моего кошелька? Джузеппе поднял глаза на Роуз, но по ее полному замешательства взгляду исподлобья было понятно, что она не вполне понимает, в чем дело. — Нет, — ответила она, — а должны были? Джузеппе молчал, нахмурив брови. — Джуз, — уже с нотой беспокойства в голосе позвала Роуз. — Что случилось? — Какое-то время назад я снял с карты немного наличных и положил в бумажник — на всякий пожарный, чтобы было чем расплатиться вместо банковской карты. Но сейчас их здесь нет. Роуз, не отводя взгляд, на протяжении нескольких секунд смотрела на бумажник в руках Джузеппе. — Может быть, ты их потратил и забыл об этом? — предположила она. Джузеппе с уверенностью отрицательно мотнул головой. — Это было в начале недели. Наличными за это время я нигде не расплачивался. В кухне вновь воцарилась тишина — странная, отстраненная, какая-то холодная. — Много было? — негромко спросила Роуз. — Да нет, — пожал плечами Сальватора. — В районе ста баксов. Роуз, ты точно не видела их? — уже с какой-то дрожью беспокойства и неосознанной настойчивостью переспросил Джузеппе, приподняв в руке бумажник. Роуз, скрестив руки на груди, прислонилась поясницей к столешнице. — Джузеппе, я не знаю, что тебе сказать на этот счет, — ответила она. — Ты прекрасно знаешь, что если мне нужны наличные, я просто беру и снимаю их с карты. Со своей, — сделав акцент на последнем слове, четко и твердо произнесла она, прямо глядя Джузеппе в глаза, что отрезвило его. — Роуз, я тебя не обвиняю, — вернувшись в реальность, поняв, что пару секунд назад действительно перегнул палку, сказал он. — Просто… Это странно, — только и смог сказать он. Они с Роуз молчали еще в течение нескольких секунд, а затем, глядя Джузеппе в глаза, Роуз спросила: — Ты думаешь, что их взял Марк? Это витало в воздухе, висело в нем напряженным молчанием и невысказанными фразами. Просто Роуз первая осмелилась это озвучить. — Старая пословица — «не пойман — не вор», — произнес Джузеппе. Он не стремился сразу же оправдать Марка, — равно как, и не разобравшись во всем, обвинить, — но старался осторожно подбирать слова, потому что понимал, что это значит для Роуз. — Но… Роуз, в доме больше никого не было. Отведя глаза, Роуз медленно с шумом выдохнула. Ей не нужно было что-то говорить, чтобы стало понятно, что она чувствовала в этот момент. В этом неуловимом движении мимики — невероятная усталость, какая-то немая безысходность… И боль. — Сумма не такая большая, чтобы наводить суету, — сказал Джузеппе. — Давай поговорим с ним, когда он вернется с занятий, хорошо? Роуз ничего не сказала вслух, лишь на мгновение замерев, задержав взгляд на Джузеппе, и кивнула. Но рабочий день у них обоих прошел в тяжелых мыслях. То, что его ждет малоприятный разговор, вернувшись домой, Марк понял практически сразу: догадаться об этом можно было по тому, что Роуз и Джузеппе оба были дома — и оба, совершенно очевидно, ждали его. А еще Марку было абсолютно очевидно, что в этот раз у Роуз и Джузеппе к нему одни вопросы на двоих, — и будут они по одну сторону баррикад. — Марк, нам нужно кое-что обсудить, — сказала Роуз. Ее тон звучал ровно, без нервов и злости, и при этом не допускал возможности возразить. — Что? — пожав плечами, спросил Марк. — Утром произошла какая-то, ей-богу, странная ситуация, — сказал Джузеппе. — Я открыл свой бумажник и не досчитался в нем нескольких купюр — в общей сложности около ста долларов. При этом я совершенно точно не тратил их, потому что снял их буквально несколько дней назад, да и ты сам понимаешь, что наличка сейчас не в ходу. За это утро я успел проверить все места, где гипотетически мог бы их оставить, но бесполезно. Роуз тоже эту сумму не видела. Ты остался единственным из этого дома, у кого я про нее еще не спрашивал, поэтому сделаю это сейчас. Ты не видел эти деньги? Джузеппе намеренно избегал формулировок, из которых можно было бы сделать вывод о том, что он спрашивает о пропавших деньгах именно Марка потому, что подозревает в их исчезновении именно его: он не любил предвзятость и в личном общении с кем бы то ни было со своей стороны старался ее избегать. Хотя Джузеппе, конечно, понимал возможную подоплеку всей этой ситуации, он не видел своими глазами, как Марк берет эти деньги, — а значит, оставалась вероятность, что он к этому не причастен. Неважно, какой была эта вероятность, — большой или ничтожно маленькой, — до тех пор, пока она оставалась, ни у кого не было никакого права кого-то в этом обвинять. И Роуз, и сам Джузеппе были готовы к разным вариантам развития этого разговора: и к тому, что Марк не поймет, о каких деньгах речь, и к тому, что на заданный Джузеппе вопрос он вспылит, приняв его как прямое выражение подозрений в его сторону. Однако реакция Марка была абсолютно спокойной. — Я их взял, — открыто и прямо глядя Джузеппе в глаза, с каким-то вызовом в голосе ответил Марк. — А что? Роуз и Джузеппе в этот момент не смотрели друг на друга, но если бы они могли в этот момент видеть мимику друг друга, то увидели бы, как их взгляды на мгновение поменялись практически одновременно. Это было лишь мгновение — его наверняка не заметил Марк, но его очень хорошо почувствовали Джузеппе и Роуз. И сейчас они оба должны были себе признаться: они не ожидали того, что реакция Марка будет именно такой. — И ты так спокойно об этом говоришь? — произнесла Роуз. Но суть была в том, что Марк говорил об этом не просто спокойно. Он признался в том, что взял деньги из кошелька Джузеппе, с каким-то остервенелым вызовом, интересом в глазах, какой-то невысказанной нервной безысходностью. Конечно, в этом признании не было ни раскаяния, ни стыдливости — он не жалел ни о том, что признался, ни о том, в чем признался. — А тебе жалко, что ли? — взглянув на Джузеппе, с усмешкой спросил Марк. — А ты не думал о том, что цивилизованные люди в случае, если им что-то нужно взять, сначала спрашивают разрешения? — сказала Роуз. — На что ты их потратил? — Какая разница? У него денег, как в каком-нибудь банке, — с пренебрежением фыркнул Марк. — Странно, что ты вообще заметил, — обратился он к Джузеппе. — У вас же в семейке баксы, наверно, как подставку под горячее используют? Роуз почувствовала, как щеки вспыхнули, а сердце, рвано ударив два раза, бешено заколотилось. Она открыла рот, чтобы ответить Марку, однако сделать этого не успела. — Прежде чем считать чужие деньги, подумай над тем, как они зарабатываются, — прорычал Джузеппе. Его голос — резкий, отрывистый, гортанный — сейчас был действительно похож на рык зверя. В нем не было истеричной нервозности, желания «переорать» и этим показать свое превосходство. Но именно эта фраза не оставляла сомнений в том, что Марк перешел границу — и у его выбора будут свои последствия. Произнесенные Джузеппе слова осколками стекла рассыпались в воздухе, затем застывшем в холоде звонкой тишины, заставив замереть даже Марка, до этого момента державшегося расслабленно и спокойно. — А если ты этого не представляешь, то можешь не беспокоиться — я тебе это наглядно покажу, — четко, практически по буквам выговаривая каждое слово, глядя юноше в глаза, произнес Джузеппе. — О том, куда ты потратил эти деньги, мы поговорим позже, а пока запомни одно. Пока ты живешь в моем доме, ты будешь жить по моим правилам. И это значит, что ты будешь уважать меня, Роуз и каждого члена нашей семьи. Джузеппе не повысил голос ни на тон — он говорил выдержанно, не срывался на крик, ни одним словом не оскорбил Марка — и именно в этом спокойствии была страшная сила, которая лишала всякой возможности возражать и как-то сопротивляться, словно прибивала к земле, лишая тело какой-то опоры. Джузеппе подошел к Марку и одной рукой крепко взял его за плечо. Кажется, автоматически, даже не вполне осознав это, парень дернулся, но хватка Джузеппе была железной, просто мертвой — на неожиданное движение Марка он даже не отреагировал, продолжая держать его, даже не прилагая к этому усилий. И именно эта минута, эти несколько коротких холодных фраз, произнесенных Джузеппе, словно выбили у Марка почву из-под ног. Он притих — совсем как ребенок, которым он и был, словно не понимая, что будет дальше. Судя по движению Джузеппе, он хотел куда-то увести Марка — и это стало тем, что заставило маску его уверенности спать окончательно. — Роуз! — вдруг выпалил Марк. Он смотрел на Роуз широко распахнутыми глазами, плотно стиснув губы, и точно ждал от нее какого-то шага. Роуз прекрасно видела каждое действие Джузеппе, ясно слышала каждое его слово. Она смотрела на Джузеппе. Ни один мускул не дрогнул на его лице, словно он не слышал испуганного оклика мальчишки. Он продолжал все так же крепко держать Марка. Роуз не знала, что собирался сделать Джузеппе. Но она знала, почему он сейчас не сделал шаг вперед и остановился. И она знала его самого. Между этим растерянным возгласом Марка и ее ответом прошло, быть может, несколько секунд — но Марку они показались долгими минутами. Затем Роуз перевела взгляд на Марка и произнесла: — Я тоже считаю, что тебе нужно научиться уважать старших. И не только этому.

***

Глаза начали привыкать к тусклому освещению ночного клуба, а по венам приятной теплотой разливалась легкость, за которую отвечал виски. Провести этот вечер пятницы в одном из любимых ресторанов с несколькими давними университетскими друзьями было правильным выбором — у Деймона не было в этом сомнений. Когда он с головой погрузился в бизнес, он понял эту простую истину: для того, чтобы продуктивно работать, нужно уметь хорошо и вовремя отдохнуть. Сегодня вечером у него на душе впервые за долгое время было удивительно спокойно: не нужно было никуда спешить, срочно решать рабочие вопросы; старые приятели шутили, рассказывая о последних новостях и вспоминая смешные случаи, и в компании то и дело звучал смех, а впереди маячила перспектива продолжить ночь в казино и сыграть партию-другую в покер, преферанс или блэк-джек, и даже если не выиграть, то расслабиться и просто хорошо провести время — точно. В горле неприятно стало царапать, и Деймон, прихватив с собой пачку сигарет, ненадолго оставил свою компанию, направившись к выходу из ресторана, чтобы покурить на улице. Деймон был погружен в свои мысли, и от этого окружающая обстановка для зрения была размыта, так что происходящее вокруг доносилось до него лишь отдаленными отголосками — да ему было и неинтересно, что происходит в ресторане за соседними столами или в другом зале. Однако в следующий момент Деймон почувствовал словно резкий толчок, в одно мгновение вернувший его в реальность. Зрение прояснилось, а слух стал болезненно остро воспринимать каждый отзвук окружающего мира, кожа начала так ярко ощущать тепло воздуха, что это казалось ненормальным, неестественным, — так обычно чувствует себя человек, которого из теплого помещения с нормальной температурой вытолкали на мороз в одной футболке. Это произошло в тот момент, когда, подняв голову, Деймон увидел до боли знакомый силуэт. Длинные блестящие каштановые волосы, спадающие на плечи. Высокие каблуки, которые нисколько не мешали их владелице двигаться так уверенно, легко и изящно, словно их вовсе не было. Черное платье, так опьяняюще подчеркивавшее точеную спортивную фигуру, — то самое платье, которое в одну из ночей упало к его ногам, став бесполезным куском ткани… Это была Елена — сомневаться в этом не приходилось. Проходит всего несколько секунд — она поворачивает голову, и в этот момент их взгляды встречаются. На губах Елены проявляется искренняя, с какой-то легкостью улыбка — и через пару мгновений Деймон слышит ее голос. — Деймон, привет, — выдохнула она. — Если честно, не ожидала тебя здесь увидеть. Хотя реальность в каждом своем проявлении ощущалась сейчас так остро, она все равно казалась Деймону чем-то эфемерным, фантастическим: то ли потому, что он не мог осознать, что Елена сейчас здесь, то ли оттого, что невозможно было поверить, что Бог, судьба или какие-то другие силы, в которые верят люди и которые имеют над нами власть, раз за разом упорно продолжают их сталкивать… — Привет, — с улыбкой ответил Деймон. Эту дружескую улыбку не сопроводило больше ничего: он не потянулся к Елене, чтобы обнять, не протянул ладонь, чтобы подать ее руку, — он помнил тот момент на балу, понимал, что Елене нужно личное пространство, и не желал доставлять ей дискомфорт. — Я здесь с университетскими приятелями. Настал ретроградный меркурий, Венера в созвездии Стрельца или еще что-то, — и, наконец, все смогли собраться, — Деймон развел руками, и Елена рассмеялась. В следующий момент улыбка как-то сама собой исчезла с его лица, и он, уже не смеясь, сказал: — Не открою тайны, если скажу, что встреча с тобой сейчас — самая прекрасная неожиданность сегодняшнего дня. Потрясающе выглядишь. Уголков губ Елены вновь коснулась улыбка, и Деймону показалось, что она на мгновение — всего на долю секунды — отвела глаза. — Могу я в таком случае тебя чем-то угостить? — спросил он. — Спасибо, Деймон, — ответила Елена. — Думаю, не стоит. Я сегодня здесь с Колом и несколькими друзьями. Имя Майклсона чем-то наподобие стрелы прорезало слух — по нервам разошлось какое-то необъяснимое, но очень сильное ощущение неприятия; однако Деймон был мастером в общении с людьми, и ни один мускул на его лице не выдал то, что он почувствовал в этот момент. — Понял, — не споря, ответил он. — Не буду у Кола отбирать ту возможность, которая принадлежит ему по праву. Елена вновь улыбнулась. — Как ты? — спросила Деймон. — На выходных произошло знаменательное событие — первая царапина на машине, — с усмешкой ответила она. — Не сказала бы, что оно было приятным, но и такой опыт в жизни тоже нужен. Деймон приподнял брови. — Не буду говорить банальное, тупое и совершенно бесполезное «Ну ты не расстраивайся, со всяким бывает», — сказал он, — скажу только, что я понимаю, что это обидно. Когда спустя месяц после того, как отец подарил мне мою самую первую машину, я не заметил бордюр, это был один из немногих случаев в моей жизни, когда мне хотелось набить морду себе самому, а не кому-то другому, — Сальватор улыбнулся. Елена хихикнула. — Спустя два часа, прошедших под лозунгом «Блин, ну как так», мне действительно стало легче. Да и даже в самой отстойной ситуации можно найти свои плюсы: эта мне дала индульгенцию на то, чтобы пропустить пару по истории. В таком настроении я точно не смогла бы добить себя еще и Кодексом Наполеона, так что вполне быстро смогла убедить себя, что в эту субботу лучше не мучаться. — Посоветуй Кэролайн сделать так же, — нарочито шепотом, чуть наклонившись к Елене, проговорил Деймон. — А то в следующую субботу, судя по всему, она все-таки собирается идти на историю, а это чревато для душевного состояния. Елена с улыбкой кивнула в знак согласия. — Как ты сам? Уже нормально себя чувствуешь? Деймон замер на секунду и красноречиво поднял бровь, внимательно посмотрев на Елену. — Пара стаканов виски на меня сегодня настолько плохо повлияли, или ты считаешь, что 33 года — это возраст, когда все-таки пора готовиться к вечному? Елена засмеялась. — Да нет же, — ответила она и уже серьезно добавила: — Просто… Та авария… Деймон понял, к чему она клонит и почему задала вопрос о здоровье. — Все нормально, — заверил ее он. Кажется, Елена хотела спросить его о чем-то еще, — немой вопрос замер в ее карих глазах, — но в этот момент, почти одновременно они увидели Кола. В этот раз он не подошел, не поздоровался, как это было раньше. Он издали внимательно наблюдал за ними обоими, и что-то в его напряженной фигуре, в глазах говорило о том, что он не чувствует себя так легко и спокойно, как обычно ощущает себя человек, отдыхая вечером в ресторане в компании любимой женщины и друзей. Увидев Кола, Елена встрепенулась, но Деймон опередил ее. — Тебя уже, наверное, ждут, — мягко улыбнулся он. — Я не должен отнимать тебя у твоих близких и у тебя время, которое ты можешь провести с ними. Елена рассеянно кивнула, а затем посмотрела Деймону в глаза и произнесла: — Я… Была очень рада снова увидеть тебя, Деймон. Деймон беззвучно кивнул. — Это взаимно, Елена. Больше в этот вечер они с Еленой не пересеклись — и это было так же необъяснимо, как и их встреча, — ведь ресторан не был громадным… Деймон проводил время с друзьями, курил, пил виски, рассеянно отвечал на идеи поехать через час-другой в казино… Время проходило — но не в один момент, а наоборот, очень заметно, и Деймону и правда хотелось уехать отсюда, но объяснить это желание он не мог даже самому себе. Когда друзья шумной компанией вышли из ресторана, была глубокая ночь. Выйдя на улицу, Деймон полной грудью вдохнул ночной воздух, свежей прохладой обжегший легкие. Друзья уже начинали рассаживаться по автомобилям такси, а он стоял и смотрел — не куда-то вдаль, а словно в пустоту. В какой-то момент боковое зрение уловило неподалеку знакомую фигуру. То ли зрение было закалено прошлым боксера, которому необходимо было вовремя улавливать окружающую обстановку, то ли причина была в другом, но уже спустя мгновение Деймон понял, что это был Кол. Деймон повернул голову — Майклсон, угрюмо глядя на него, шел по направлению к нему. Деймон внимательно наблюдал за его движениями, но уходить не собирался. Кол не поздоровался. Он произнес только несколько слов. — Не появляйся рядом с Еленой. Деймон внимательно взглянул Майклсону в глаза. — Может быть, коль скоро ты решил, что ты можешь мне давать такие указания, огласишь весь список тех, рядом с кем я не должен появляться? — не скрывая усмешку в голосе, сказал он. — Рядом с Еленой, с тобой, с Трампом, с премьер-министром Либерии… С кем еще? — У тебя проблемы со слухом? — не сводя с Деймона прожигающий взгляд, сквозь зубы процедил Майклсон. Деймон усмехнулся, а в следующую секунду, перестав улыбаться, посмотрел Колу в глаза. — У меня со слухом все нормально, — ответил Сальватор. — А вот тебе я настоятельно рекомендую больше не подходить ко мне с такими заявлениями, если не хочешь получить их сам. — Угрожаешь мне? — с усмешкой спросил Кол. — Что ты сделаешь? Изваляешь в стекле так же, как Клауса? Услышав последние слова Кола, Деймон почувствовал, как в виски болезненной пульсацией ударила кровь. — Хочешь попробовать? — чуть склонив голову, спросил Деймон. Кол молчал, тяжело дыша и не сводя с него взгляда, в котором кипела какая-то невыразимая агония. — Позволь дать тебе совет как мужчина мужчине: не лезь на рожон там, где это не требуется, — сделав шаг к нему и уничтожив то крохотное расстояние, которое их разделяло, произнес Деймон. — А если ты хочешь, чтобы твоя любимая женщина была с тобой, — борись за нее другими способами, а не попытками разогнать всех других мужчин в ее окружении. — Ты меня еще учить будешь? В этот момент внутри Кола что-то сорвало. Он подался вперед и схватил Деймона за пиджак. Деймон отреагировал молниеносно. Он мертвой хваткой взял Кола за два запястья и с силой оттолкнул его от себя. — Остынь, — сверкнув пронзительно-голубыми глазами, произнес он. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы практически одновременно на улице не прозвучало два возгласа. — Сальва! — выйдя из машины, крикнул один из приятелей Деймона. — Кол! Деймон! Деймон и Кол почти одновременно повернулись и увидели встревоженную Елену, которая, очевидно, была свидетельницей последних нескольких секунд. В ответ на возглас Елены Кол не шелохнулся. — Что здесь происходит? В голосе Елены звучала не только тревога, но и какое-то необъяснимое негодование. — Елена, все в порядке, — спокойно, абсолютно ровным и холодно спокойным тоном произнес Деймон, глядя ей в глаза. Затем Деймон обернулся и крикнул другу, что сейчас будет. — Доброй ночи, — сказал Деймон, повернувшись к Елене и Колу и отправился к машине.

***

Хотя с момента возвращения в Лос-Анджелес прошло уже два дня, организму, очевидно, не хватало прошедших десяти дней спонтанного отпуска, и в знак несогласия с этой нехваткой устроил что-то вроде бунта, последствия которого на себе сейчас прекрасно ощущала Кэролайн: судя по всему, это был и давно знакомый джетлаг, и своего рода акклиматизация — чем бы она ни занималась, ее преследовало дикое желание уснуть, так что начинало казаться, что она провалится в глубокий сон, едва лишь ее голова коснется подушки; сразу влиться в активный учебно-рабочий ритм не получалось, потому что определенная заторможенность не давала быстро решать появлявшиеся вопросы. Поэтому Кэролайн в мыслях признавалась себе, что поступила рационально, взяв отпуск таким образом, что после возвращения у нее оставалось в запасе еще четыре дня, — благодаря этому сейчас у нее еще оставалось время прийти в себя. Наверняка нечто подобное испытывал и Никсон, который, несмотря на то завтрак, утреннюю прогулку и на то, что было только начало дня, бодрствовать точно не собирался и, удобно устроившись на лежанке, явно собирался вздремнуть часок-другой. — Что, Никс, тоже пока не отошел от перелета? — спросила Кэролайн, в ответ на что пес смачно зевнул. — Ну ты соня, — шутливо-возмущенно протянула Кэролайн, увидев эту картину, и потрепала Никсона за холку, однако тот, судя по его размеренно-ленивому взгляду, которым он без особых эмоций проводил жест Кэролайн, ни о чем не жалел. Хотя для Кэролайн такое полусонное состояние было непривычно, ее это не беспокоило и не раздражало: она знала, что пройдет пара дней, и она придет в норму. В разгаре был октябрь, учебный и рабочий год после неспешного сентября, который после периода летних отпусков уходил на «раскачку», набирал обороты, так что оставаться в стороне от гущи событий и сотни рабочих вопросов было невозможно. Оставив Никсона досматривать свои собачьи сны, Кэролайн отправилась заниматься домашними делами, которых, несмотря на то, что ее не было всего десять дней, накопилось предостаточно: нужно было до конца разобрать чемодан, который по размерам значительно отличался от того, с которым Кэролайн уезжала, — конечно же, в большую сторону — хотя Палермо был меньше условных Рима или Милана, это совершенно не означало, что в нем не было бутиков на самый разный вкус. Кроме этого, нужно было постирать одежду и не мешало бы сделать в квартире уборку, чем Кэролайн и занялась, в глубине души завидуя вернувшемуся в Нью-Йорк Энзо, который вчера написал, что следующие пару дней, похоже, будет отходить: в Нью-Йорк проездом вернулся их с Крисом общий друг, и они решили собрать вместе свою университетскую компанию, чтобы хорошо погулять, — как в старые добрые времена. Мельком подумав о том, что им с Еленой и Бонни тоже было бы неплохо встретиться и от души повеселиться в каком-нибудь ночном клубе, потому что они уже давно не собирались вместе, Кэролайн, включив на airpods свой любимый альбом Эми Уайнхаус, отправилась разбирать вещи. Каждый раз, когда перед горой домашних сильное желание отложить «на потом» удавалось перебороть, Кэролайн понимала, что поговорка «Глаза боятся, а руки делают» все-таки правдива. Она не знала, сколько времени прошло, пока она занималась тем, что запланировала (хоть Кэр и не сомневалась в том, что прошло минимум часа полтора-два), — и не только потому, что ни разу за это время не взглянула на часы: как это обычно бывает, мало-помалу увлекла даже та работа, заниматься которой было категорически лень, — поэтому к середине дня расправиться с домашней рутиной удалось полностью. К этому времени, кажется, начал приходить в себя и организм — Кэролайн не знала, была причина в физической активности или в чем-то другом, но в какой-то момент она поняла, что сонливость почти прошла, — и в целом она стала чувствовать себя бодрее, чем с утра. Такое состояние было для Кэр гораздо привычнее и, конечно, приходилось по душе больше. Прохладный душ и приятный цитрусовый аромат пенки и специального скраба для тела освежили мысли, и настроение улучшилось окончательно. Услужливая память подкинула в нужный момент напоминание о том, о чем накануне маякнула Елена: на корпоративной электронной почте группы ожидало письмо от одного из преподавателей с очередным — достаточно объемным — домашним заданием, и Кэролайн поняла, что если не сделать его целиком, то хотя бы начать его выполнять сегодня точно стоит. Этим Кэролайн решила заняться после того, как немного отдохнет. Кэролайн прошла в гостиную и, сняв блокировку с экрана смартфона, поняла, что значит несколько часов не брать в руки телефон: споры по поводу вышедшего в свет нового номера в рабочих чатах, перемежавшиеся с сообщениями о том, что у шефа через месяц юбилей и по этому поводу было бы классно «организовать какой-то движ», бурное обсуждение прошедшей пересдачи по одной из дисциплин, на которую залетела половина курса, в студенческом чате магистрантов — лента с сообщениями была бесконечной. С ними перемежались сообщения от друзей и семьи, и зная, что юбилей шефа и учебные вопросы можно будет обсудить позже, сообщения от близких, конечно, Кэр открывала в первую очередь. Тут было около двадцати сообщений от Бонни, которые были на одну тему, — о том, как они с Каем пытались поменять гардины в спальне, и озаглавить ее можно было бы «Сраные гардины», потому что это словосочетание Бонни использовала, по меньшей мере, раз пять; несколько пятиминутных голосовых от Елены, которая делилась впечатлениями от пляжной вечеринки, которую организовали ребята с нескольких курсов по случаю окончания пляжного сезона, сообщения от Деймона и Стефана. На мгновения Кэролайн замерла, открыв диалог с Мередит и увидев фото, которое Мер ей прислала: нежные серьги из белого золота с россыпью драгоценных камней, — кажется, бриллиантов. Кэролайн не нужно было даже читать подпись к снимку — она и так, сама не чувствуя, как улыбнулась, поняла: подготовка к свадьбе идет полным ходом. Среди всех этих сообщений, чтобы ответить на которые, Кэролайн понадобилось минут тридцать, не было сообщений от Энзо. Но она не обратила на это внимание: для них обоих это было нормально — быть какое-то время вне зоны доступа, занимаясь работой или отрываясь с друзьями. Закрыв мессенджеры, Кэролайн перешла на вкладку с главной страницей браузера — той самой, на которой обычно, не скупясь на громкие интригующие заголовки, предлагают новости на любой вкус соответствующие ресурсы. Кэролайн листала новостную ленту, особо не задумываясь о содержании статей, — как мы обычно листаем новости, желая просто разгрузить мозг, или включаем телевизор для фона. Кэролайн была погружена в свои мысли, и окружающий мир на какое-то время стих, потускнел — будто сам стал фоном. Однако в какой-то момент Кэролайн почувствовала, что ее словно кто-то мощным толчком вернул в реальность — окружающая действительность резко и неожиданно вернула яркие, почти ослепляющие краски в ту секунду, когда в одном из заголовков зрение Кэролайн — может быть, быстрее, чем он сама смогла это осознать, — зацепилось за знакомую фамилию. Но дело было не в фамилии, не в самом факте ее присутствия в сводке новостей — за прошедшее время Кэролайн к этому привыкла, поэтому почти не обращала внимание на заголовки, рассказывавшие о перемещениях по стране или предполагавшие новые романы. Дело было в том, что в заголовке была фамилия Энзо, — и статья была не о релизе нового трэка или новой «загадочной пассии» в его компании. Сознание было ясным, как никогда, но Кэролайн так и не смогла прочитать текст целиком, от начала до конца: она словно разучилась воспринимать информацию цельно; до сознания доходили лишь отдельные фразы и слова. Они звучали очень отчетливо и были настолько ярки, что Кэролайн совершенно ясно осознавала их значение, — но их смысл, сама суть были настолько бредовыми, что все это казалось чьей-то насмешкой. Один из крупнейших ночных клубов Нью-Йорка. Компания друзей. Потасовка. Одного из участников срочно госпитализировали в одну из клиник. Его избил Энзо. Избил, находясь в состоянии сильного наркотического опьянения. Бред. Невозможно! В последний раз они разговаривали вчера. «Я скучаю по тебе так сильно, будто не было этих десяти дней в Италии», — таким было одно из последних отправленных Энзо сообщений. Что могло произойти за эти неполные сутки? Не чувствуя пальцев, Кэролайн зашла в папку «Контакты» и нажала на вкладку с давно знакомым номером. Три входящих вызова. Три раза — пустота на другом конце телефонного провода. В Whatsapp — нехитрая пометка: «Был в сети десять часов назад». Пальцы, пару секунд не сгибавшиеся, пробила мелкая дрожь. Теперь Кэролайн знала, какое чувство было самым отвратным на Земле: когда разум кричит, надрывая глотку, до одури, до хрипоты — «Этого не может быть!», — а ты все равно набираешь этими дрожащими пальцами номер телефона, потому что… Потому, что не знаешь, какая она — правда. Впервые после того самого интервью с Энзо Кэролайн забила его фамилию в поисковую строку браузера. Через секунду экран, как земля грибами после дождя, покрылся однотипными заголовками. Кэролайн беспорядочно кликала, кажется, на каждую из них, словно в агонии что-то пытаясь найти. Тексты отличались лишь отдельными деталями: в каких-то из них говорилось о том, что на Энзо приехал в ночной клуб уже в неадекватном состоянии, другие, ссылаясь на рассказы «очевидцев», утверждали, что сначала в компании все было спокойно, — наркотики появились, очевидно, потом, и никто из присутствовавших не отказывал себе в удовольствии позабавиться, запивая таблетки алкоголем. Суть была одна: в какой-то момент между Энзо и одним из других посетителей клуба, с которым они явно не были знакомы, разгорелся конфликт, переросший в драку. Личность пострадавшего уже была установлена: это был двадцатидвухлетний студент одного из местных колледжей, тоже отдыхавший в клубе с друзьями. Что предшествовало конфликту, было непонятно: в какой-то момент их разговора Энзо схватил парня и, придушив его и таким образом обездвижив, взял его за волосы и ударил головой о ближайший стол, после чего парень потерял сознание. Только в этот момент подоспели охранники, которые оттащили Энзо, а затем вызвали «Скорую помощь» и полицию. Все это читалось, как дешевый роман, который имел мало общего с реальностью. Рациональная часть сознания говорила: «Дыма без огня не бывает». Не может быть так, что все крупные СМИ разом вдруг решили транслировать одну и ту же историю. Но и поверить в такую правду было невозможно. Не потому, что Энзо был для Кэролайн близок и дорог. Потому, что она видела его глаза в тот вечер, когда он рассказал о своем прошлом. Она знала, через что он прошел, чтобы навсегда стереть его следы. И уже по одной этой причине она была готова поверить, что мир сошел с ума и что все не так, как она себе представляет. Но телефон Энзо молчал. Кэролайн, сама того не вполне осознавая, в мыслях начала перебирать близких друзей Энзо, контакты которых у нее были, которые могли бы знать, что произошло на самом деле и где он сейчас. Свою роль сыграла тревога — Кэролайн не сразу вспомнила о том, как Энзо говорил, что к встрече с их общими друзьями собирался присоединиться Крис. Кэролайн не помнила, что она чувствовала и что было у нее в мыслях в тот момент, когда она набирала номер Криса. Вокруг словно была мутная вода. А под ногами вместо почвы — темная глубина. Лишь одно было в душе — твердое, непоколебимое чувство: надежда на то, что он возьмет трубку. Первый гудок. Второй. Третий. — Кэролайн. Голос Криса — странно приглушенный, неестественно тихий. Но думать об этом нет желания и сил. — Крис, привет, — произнесла Кэролайн. — Я… Думаю, ты знаешь, почему я звоню. Удивительно спокойный тон и твердый голос. Самой себе должно казаться, что это говорит словно другой человек… Нет. Кэролайн знала и чувствовала: это говорит она. И эта твердость в голосе — тоже ее. — Кэролайн… — Крис, пожалуйста, — перебила его Кэролайн. — Прошу тебя, скажи мне правду. Мне ничего больше не надо. Просто «да» или «нет», хорошо? В телефонной трубке — молчание. Молчаливое согласие. — То, о чем сейчас трубят таблоиды, — это правда? — Кэр, послушай… — Крис говорил быстро, словно желал в несколько секунд уместить то, что могло бы заставить Кэролайн остановиться… Словно боялся что-то не успеть. — Мы не…. Но внутри не трогают эти торопливые, полные настолько непривычной для всегда сильного и решительного Криса растерянности слова. — Крис, я просила тебя сказать лишь одно слово. О холодный металл голос Кэролайн разбиваются слова Криса. — Энзо был там и под наркотой набросился на того парня? Тишина. Долгая такая, тягучая — как олово. — Да. Вниз. В пропасть, в самую темноту, до самого конца. Чтобы разбиться на куски, превратиться в ничто. Холодный металл медленно плавится. Превращается в горячую кровь, пульсирующую по оголенным нервам обжигающей болью. — Когда он придет в себя, передай ему… Пусть забудет мое имя. Перед тем, как связь отключилась, до слуха донеслось, как Крис снова произнес ее имя. Он что-то пытался объяснить, но слова были путаные, звучали все тише, а затем оборвались, когда Кэролайн, не глядя на экран, нажала на кнопку «Отбой». Тишина стала оглушающе громкой и удивительно быстро заполнила собой пространство. Воздуха в груди становилось все меньше, и нестерпимо сильно хотелось закричать — до боли, до хрипоты, чтобы сорвать голос, чтобы задохнуться. Но вместо крика была тишина. Как оказалось, порой она может быть громче. Кэролайн прислонилась к стене и медленно бесшумно опустилась на пол. По щекам потекли горячие соленые слезы.