White R

***

      Йен приходит за день до того, как меня начинает тошнить от заваренной протеиновой смеси со вкусом размокшей бумаги: хуже чем со жрачкой в карцере только с куревом. — Выходи.       Пятнаш за спиной Йена все видит и молчит. Значит, это не тайный побег. — Я тут вроде отбываю грехи. — А я тут вроде хозяин, а не хрен с горы, — сухо парирует Йен, — на выход. Быстро!       Это он отрабатывает сурового холодного «пиджака». С ним вообще иногда хрен поймешь как реагировать, если не знать. Но правила давно запомнили мы оба: при посторонних Йен холоден и цедит сквозь зубы, я скалюсь. Наедине он прекращает быть скотиной, успокаивается, добреет, говорит так, будто почти считает меня человеком. А я скалиться не перестаю. Слишком утомительно — меняться ради пары часов. — Ну, и куда?       Пятнаш обгоняет нашу сладкую парочку и уходит вперед, че ему тут нянчиться? — Поговорить. — Йен закладывает руки в карманы брюк. Хмурит брови и выпячивает подбородок. Забавно. — Прошлый раз мы не договорили. — Скажешь, насколько у меня все херово?       На самом деле, у меня все замечательно. Дежурный мельком цепляется за нас взглядом и открывает дверь. Хозяин на месте — значит, все в порядке. Спорю, они даже про себя зовут Йена хозяином. Свежий воздух после душного карцера кажется аж вкусным, мороз — значит никаких кроссов, и время еще до полудня — спокойно можно успеть на обед с нормальной жрачкой. Чего еще желать? — Ты сам что-нибудь помнишь?       Йен раскуривает сигарету и протягивает мне. Из рук хозяина — можно. Даже в трех шагах от администрации. Даже не озираясь. Первая сигарета за неделю. Я его люблю. — Ни черта не помню. Как, знаешь, если бы… — Дым заползает в горло и посреди парка уже и не холодно вовсе. Я словно натягиваю теплый свитер, — сзади вырубили. В глазах белизна и такой жи-и-ирный пробел. И ничего. — Знаю. — Йен серьезен и сдержан. Готовился что ли, — по энцифолограмме у тебя прошла резкая разсинхронизация. Ты выключился. Биоконструкторы говорят… Похоже на мозговой регресс. Если пойдет отторжение…       То хана мне. Вроде, что-то новенькое. А с другой стороны так посмотришь, и на самом-то деле — нихера. — Ну, совсем беда. Сколько проблем. Сердце с браком, в брюхе дыру только залатали. Теперь еще с головой ерунда. Только представь… — Йен молчит, а мне по-барабану. Главное, не отобрал бы сигарету, — сколько нервов ты себе сэкономишь, если всего один раз разоришься на «успокоение». — Алекс…       Теперь я Алекс. А не «быстро на выход». — Да, еще же мое отродье. Забыл? Ну тут совсем просто. Избавишься от меня и никто ничего не докажет. Спишешь на «панель», отработаю тебе манекеном стоимость ампулы. На арену такое мясо, как я, нельзя. Считай, за свой счет «успокоюсь». — Алекс. — Одного не пойму, че тормозишь-то? Пора, давно пора. И проблем меньше, и на медиков не тратиться, и я не буду мешаться под ногами, когда следующий раз решишь потрахаться со своим Ронни. Хороший план? Что скажешь? — Алекс, у тебя истерика.       Вроде, я не в курсе. — У меня разсинхронизация вылезает сама собой. И мозг выключается. Нормальный повод поистерить. — Причину пока не выявили. Биоконструкторы работают, — оказывается, Йен сжимает мое плечо, а я замечаю, только когда пытаюсь шагнуть в сторону, — у меня никогда ничего не было с Роном. — Рассказывай. — Твое дело.       Удобно ему. С холеной равнодушной рожей можно говорить что угодно. И врать не надо даже. Зачем врать, когда тебе по барабану, в чем бы не признался. У Йена Хайдигера слишком много денег, чтобы он еще чего-то стыдился. — А ты так и не вспомнил? Как залез ко мне в кровать пьяным? Лез то к своему дружку. В собственном доме перепутать двери, какой стыд, — хуже только лечь с кем-то по случайности, зная, что это не твое место, при этом наоборот, трезвым как стеклышко. Пока Йен этого не понял, надо давить. — Давай расскажем малышу Ронни как мы развлекались? И посмотрим, что он тебе скажет?       Если это не навылет, то я уже ничего не понимаю. — Зачем?       Йен не паникует, не пытается отмотать назад. Мне не нравится. — Он и так все знает. Он записывал. — Что? — Не мне надо удивляться, но выходит само собой. — В смысле… записывал? — Ага, поставил жучки. Там вся картинка.       Вот тебе и послали «на панель». — Зачем? — Хотел как лучше, — Йен отмахивается, как будто ничего особенного не произошло, — он теперь отработает. Алекс, да, я был пьян, наверное, не стоило вваливаться посреди ночи. В таком виде… Но я знал с самого начала, к кому лезу. Не собирался я к Рону. С чего ты вообще это взял? — Иди на хер, — Наверное, все дело в избытке свежего воздуха после карцера. В глазах плывут черные точки. Или дело в злости на богатого ублюдка, который думает, ему все можно, например, залезать другим в головы и ничем за это не платить. Еще и нести чушь. Не собирался он, — просто на хер тебя, Йен. Думаешь, это смешно? Иди ты… — Думаю… — Йен смотрит пристально, в упор. Лучше б вертел головой по сторонам. А то так — словно я один здесь идиот. Какого хера у него на лице такая серьезность? — На самом деле, знаешь, Алекс, я правда думал. Много и часто: зачем мне это надо? Может, стоит обрубить уже наконец и оставить как есть. Проехать, переболеть и жить дальше… И, если честно, я так и не понял — зачем. Но почему-то в том, что надо — не сомневался ни минуты. Шутка какая-то…       Йен усмехается. А мне не смешно. Потому что найти радость в словах, услышанных в бреду, приятно и не опасно. А сейчас к голове будто приставили дезинтегратор. Решай: верить или нет. Чем аукнется и какое решение тебя прикончит? Потому что больше шансов выкрутиться не будет. И чтобы ты не выбрал — теперь уже давить придется до самого конца. — У меня синхронизация пошла по херам. И сердце бракованное. На арене я как мясо. А теперь еще сам знаешь — что с головой. Прямая дорога сдохнуть или…       Я не знаю в какой момент Йен оказывается рядом, просто его плечо маячит передо мной, закрывая обзор на пустынную парковую аллею за административным корпусом. И мне даже не надо делать шаг вперед — достаточно качнуться, опустив голову. Я утыкаюсь лбом в колючее пальто. Просто потому что устал. Чужая рука ложится на голову, гладит по волосам. — Прощаешься перед тем как сдохну?       Пальцы на моем затылке замирают. — Иди ты, — устало говорит Йен, — кто тебе разрешит. Сдохнет он…       И, пожалуй, этот момент не хуже выкуренной сигареты.