10 дней назад
Элен давно сидела в гостинной, ожидая, пока Скуало, наконец, свалит по своим делам и оставит девушек и Луссурию наедине, листая новый журнальчик и поглядывая на мечника ядовитым, скрытым взглядом. Хотелось рыдать, а не давить улыбку на шуточки капитана. Он действительно думает, что сестра босса Варии не видит его скрытое беспокойство? Не различает жалкие попытки сделать вид, будто все нормально, будто он не знает того, что не знают остальные присутствующие в комнате? Луссурия лепетал о витаминчиках, которые обязательно даст каждому на миссии — он сам долго и упорно трудился в лаборатории (вернее, следил за теми, кто выполнял свою работу), создавая мини-капсулы, содержащие капельку пламени Солнца, чтобы небольшие раны, по типу неглубокого ножевого или пулевого ранения, прошедшего по касательной, затягивались не неделю, а в течение пары минут. — ВРООЙ, а о последствиях ты подумал?! Нам посреди перестрелки в салон красоты бежать, придурок?! — Ну зачем же, я дам тебе ножнички! — Лучше сразу плоскогубцы, маникюрные ножнички погнутся, — заключила Элен, не отрываясь от глянцевых страниц. Воздух вокруг мечника заискрился. — Ску-кун, это все на стадии разработки! Но, раз мое изобретение вызывало у тебя такой интерес, я с радостью приму тебя, как добровольца, для тестирования! — Луссурия радостно захлопал в ладоши, восторженно чуть ли не улюлюкая, подорвавшись с диванчика, и прыгнул на мечника, обвив его шею руками. — ВРОООООЙ! Селеста заливалась смехом, сияя, как звездочка, от непонятно чем вызванного счастья. Девчонка знала секреты Занзаса и Скуало, её брат заперся в комнате, его же несколько часов назад сбила машина, а сидящая рядом подруга вся на иголках из-за борьбы с собственными чувствами. Елене хотелось хорошенько треснуть Селесте по ветреной башке, но сама Каваллини-младшая не могла сдерживать плещущуюся в груди радость. Так же, как и не могла рассказать все, что с ней произошло за последние двое суток. Брюнетка снова уткнулась в журнал, раздраженно сжав плотные страницы, когда Луссурия в пятый раз принялся доказывать несусветную пользу своей разработки, взмолившись, чтобы это все, наконец, закончилось. Её состояние нельзя было называть эгоизмом, а попытки Скуало скрыть нарастающее напряжение — лицемерием, потому как эта поездка стала ключевым моментом в жизни каждого, кто принимал в ней участие. Но, об этом чуть позже. Сэл буквально засияла, когда её телефон издал звук, оповещающий об уведомлении. Прикусила губу, улыбаясь и ерзая на месте, в сотый раз перечитывая, что ей там написали, после чего подорвалась с места и вылетела из гостинной, вприпрыжку поскакала по коридору — это было прекрасно слышно, несмотря на закрытую массивную дверь. Скуало, с меньшим энтузиазмом, но тоже покинул компанию через несколько минут, пообещав заглянуть чуть позже. Бинго! Идеальный момент, чтобы упасть на дружеское плечо, и именно сейчас Селеста куда-то так радостно свинтила, будто там её ожидала новенькая крупнокалиберная винтовка с оптическим прицелом, скользящим затвором и пятизарядным магазином, не иначе. С таким энтузиазмом Элен побежала бы только к подобной вкуснятине. Луссурия осторожно коснулся коленки брюнетки, игнорировавшей его последние минут пять, кусая губу и смотря на, казалось, только что закрывшуюся за капитаном дверь. Элен вздрогнула и повернулась к другу, хмурясь и не понимая, чего он от неё хочет и что вообще здесь делает. — Милая, Бел-тян в порядке, я его полностью залечил! — мужчина сел ближе, обняв девушку за плечо, на что она охотно поддалась, удобно устроив голову на жесткой груди Солнца. От него пахло пряным одеколоном, полевыми цветами и веяло невероятным уютом. «Если бы ты мог залечивать не только физические раны..» — Я не знаю, как убедить его в том, что ни в чем не виновата, — спустя долгое молчание произнесла Элен сухим голосом, — Он ведь даже не слушает. Заперся в своей комнате. — Ему нужно время, чтобы остыть, милая, — вздохнул мужчина, погладив девушку по голове, — Вы как дети малые. Я так давно этого ждал! — Моих слез и переживаний? — Елена сдавленно усмехнулась, стоило мужчине наградить её лобик слабым щелбаном, — Может, Сэл сможет с ним поговорить. Девушка понимала, что никого, кроме своей сестры, принц на пушечный выстрел не подпустит к себе. Никому, кроме нее, не станет открываться, просто потому что последние пол года провел головой на её коленях, делясь мыслями об отношениях с Еленой и выпрашивая советы. Конечно, ему нужно остыть. Девушка вспоминала себя, когда ей было особенно плохо, и молча надеялась, что Бельфегору не взбредет в голову уйти в отрыв так же, как ей. Она не знала, на что он способен, и, поэтому, беспокойство в её груди набирало обороты с каждой минутой, сердце клокотало от одной мысли о безрассудстве и без того двинутого принца. Все, чему учили юного снайпера, вылетело из головы и растворилось в воздухе при виде опасности. Девушка ни раз сталкивалась со смертью, убивала с хладнокровием и ничуть не сбившимся дыханием, сама бывала на грани жизни, но это не могло сравниться с опасностью, нависшей над Бельфегором. Опасностью, клацнувшей зубами у глотки дорогого ей человека. Элен поддалась эмоциям. Испугалась, хотя прекрасно понимала, что жизни принца ничего не угрожает — машина ехала не с такой уж и высокой скоростью, потому как Занзас давно начал торможение, так что, несмотря на свои габариты, после такого удара выжил бы любой человек, даже без помощи Луссурии. Драму в ситуацию добавила ссора — девушка давно была готова сорваться в истерику, а жуткая картина того, как Бельфегора сбивает крупный джип, просто подлила масла в трепещущий огонь. Но произошедшее мгновенно расставило все точки над «и». Чувства, вспыхнувшие в её груди, буквально разрывали каждый выстроенный барьер, которым девушка пыталась огородить свое сердце от внешнего мира, прорывались сквозь ненависть к себе, к брату, к Бельфегору, отливая несусветно теплой энергией, обволакивая каждую свободную полость в теле девушки, поглощая весь скопившийся негатив, расщепляя его, растворяя. Она любила его. Несомненно, дорожила гребанным принцем, как бы сильно её сознанию не хотелось это принимать. Занзас бросал косые осуждающие взгляды, Скуало неодобрительно закатывал глаза, из-за чего и сложились столь скверные сомнения в голове девушки. Они были рядом слишком долго и не замечали друг друга, а сейчас, стоило всему начать налаживаться, стоило измученным сердцам почувствовать сладостное тепло, готовое дать свою защиту, помощь, утешение — да все на свете! , как всплывает новая преграда в виде войны. Черт с два какой-то олух, приславший весточку с другого конца планеты, сможет помешать девушке вернуться к жизни после предательства Мукуро. Никто не имеет права мешать её счастью — ни брат со своими негласными законами, ни капитан-семпай-Скуало, ни тупое осуждение в собственной груди. Почему её же разум считает её недостойной? Почему собственный мозг отрицает чувства, навевает жуткие мысли, заставляет возненавидеть саму себя и все окружение? В любом случае — война закончится. Начнется новая, но и ей рано или поздно придет конец. Или, все просто, наконец, передохнут, как мухи, так и не позволив себе настоящей жизни. Это мафия, черт её дери, здесь по-другому быть не может. И бояться своего «Я», своего сердца и идти на поводу у червя в голове, шепчущего о вечной опасности — глупо. Елена, все-таки, не робот, а человек. Кожаный мешок, набитый органами, мышцами, костями и прочим, имеющий душу и чувства, которые запирать в себе не собирается. Что бы там не говорил брат, капитан, да весь мир — никто не имеет ни капли власти над её жизнью. Луссурия и Сэл не видели ничего плохого в зарождающихся отношениях Елены и Бельфегора. Солнце был рад видеть счастье на лицах своих детишек, старалася сделать все возможное, чтобы они не отвергли друг друга так же, как пару лет назад, хотел принести счастье хоть кому-то в этом мрачном особняке. Но кто же знал, что все будет так сложно? Луссурия всегда мечтал о такой атмосфере вечного праздника, любви и понимая, что была у Вонголы. Пару раз хранителю удавалось побывать в доме Савады и нынешнем поместье в паре десятков километров от его особняка, и каждый раз варийцы ожидали возвращения Солнца с замиранием сердца — Луссурия слишком сентиментален, и, приезжая домой, обиженно игнорировал всех, кто пытался с ним заговорить. Его не устраивало, что никто из его мальчиков не гуляет с девочками, не думает о семьеПрошлое утро
В комнате пахло свежими олеандрами — посреди ночи девушке приспичило прогуляться в саду, побыть в одиночестве, наедине с мыслями, чувствами и сверчками, а, под утро, возвращаясь в особняк, Елена не смогла пройти мимо пестрых клумб Луссурии на заднем дворике. Нежно-розовые цветочки с притягательным сладковатым ароматом не могли не украшать комнату девушки. Потянувшись, Элен приподнялась на локтях. Часы на прикроватной тумбе неприятно били в уставшие глаза неоново-синим цветом — 7:48. Девушка стукнула себя по лбу, осознав, что проспала, но, поднявшись с кровати, поблагодарила звонко лающих по непонятной причине собак. Первостепенной задачей являлось проведение собрания. Хотя, был ли смысл, если Элен сладко сопела, пока хранители разбирали самые вкусные миссии и обсуждали насущные проблемы. В отсутствии Занзаса разговоры стали более громкими и долгими. Девушка прекрасно понимала, что у Занзаса свои, очень своеобразные методы наказания: конечно, своим соблазном к личности Мукуро она подорвала доверие к себе, но по взгляду босса было ясно, насколько глубоко ему наплевать на произошедшее. Вернее, он ничуть не сомневался в искренности слов сестры, но и оставить проступок без внимания тоже не мог. Елена, недовольно фыркая, собрала волосы в высоких хвост и застегнула рубашку с алыми гербами на плечах на все пуговицы. Каждый в особняке знал, насколько сильно девушка ненавидела расхаживать по особняку в форме — она же дома, черт возьми, а наряжаться ради скучного собрания того явно не стоило. Но не сегодня. Не последние десять дней после возвращения из Норвегии. Все должно быть беспрекословно, идеально. На случай, если чертов босс вернется и захочет докопаться до малейшей херни. За дверью слышались возмущенные возгласы, содержание которых разобрать было невозможно, но только благодаря непрекращающемуся крику Скуало, Элен облегченно вздохнула. Занзаса не было в кабинете, иначе голова капитана словила бы не то, что стакан или даже бутылку — за такое сотрясение воздуха громкими децибелами можно и пулю в лоб получить. Девушка поправила рубашку. — Доброе утро, — правдоподобно улыбнувшись, Елена прошла в кабинет. От ударившего в нос запаха спирта девушку качнуло, она остановилась, оперевшись рукой о высокую спинку стула, — Во-о-о-у. Один лишь Луссурия что-то хмыкнул, остальные мужчины, склонившиеся над столом босса, подобно голодным стервятникам, даже не повернулись. Мармон то и дело вырывал из рук капитана какую-то папку, Леви промокал платочком пот, выступающий на лбу. Скуало сгреб папки в одну кучу и, взяв в руки, попытался отойти от стола Занзаса, по которому прошелся тайфун из пяти оболтусов. Мечник раздраженно скалился, пока офицеры бесперебойно орали на уровне его груди. — Принцу нужно четыре миссии! — Бельфегор кинулся на Скуало, поднявшего руки вверх вместе с папками, — Отдай принцу папки, иначе он пустит акулью кровь! — Я еще не посчитал общую стоимость выделенных заданий, вы не можете вот так забирать мои данные! — Мармон вцепился в футболку капитана, потянув корпус мужчины назад, — Мне нужно вычислить бюджет, КАПИТАН! Это отчет для Савады, босс мне шею прокусит, если он снова ему напишет! Скуало дернул вперед, набрав в грудь достаточно воздуха, чтобы оглушить все живое в радиусе ста метров, но вместо этого заорал что-то нечленораздельное, споткнувшись о болтающиеся ноги повисшего на плече Бельфегора. Вместе с ношей, которая заключала в себе и с десяток папок, и двух младших по званию, капитан ничком рухнул на пол, шаркнув подбородком по бордовому ковру. Папки разлетелись по всему кабинету, бумаги кружили в воздухе, плавно опускаясь на пол. Некогда темный паркет, устланный бордовым ковром, стремительно превращался в площадку для конкурса оригами.***
Неделя отрешения, неделя одиночества, неделя стрельбы, риска и адреналина. Невозможно просто выбросить человека из своей жизни. Убедить себя в том, что сожженные фотографии унесут за собой все, что вас связывало. В том, что в руке не чувствуется теплая ладошка ненавистного мусора. В том, что погром в кабинете, в котором мужчина провел последние несколько часов, помогает сосредоточиться. На самом деле, смотря на воцарившее безобразие, изуродованные картины, валяющиеся на полу документы, промокшие в разлитом виски, Занзас лишь сильнее убеждался в своей беспомощности. Он был разбит точно так же, как бутылки дорого алкоголя под его ногами, и только сейчас осознал, в какой момент и по какой причине это произошло. И это бесило. Бесило до такой степени, что хотелось перевернуть весь кабинет еще раз, вот только крушить уже было нечего, кроме парочки стульев, стола и шкафов, несущих в себе цель визуального украшения. Если бы Бельфегор не привез её в Италию пол года назад. Если бы Занзас пустил пулю ей в лоб еще после первой её дерзости. Но всего этого, мать его, не произошло. И что он имеет в итоге? Злость пожирала. Изнутри все будто горело, полыхало в собственной ярости и ненависти, а оставшиеся отголоски жалких чувств тонули в черной дыре, образовавшейся в душе Скайрини. Резкий запах алкоголя полностью поглотил слабый аромат персиков, казалось, въевшийся в каждую, блять, статуетку в гребанном кабинете. Какого хрена она вообще проводила в нем столько времени, не спрашивая разрешение? Сидела под боком у босса, фыркала на документы, гладила Бастера, его Бастера (!), и разбивала чашки с чаем из-за своей неаккуратности. И сейчас одно упоминание её имени, проносившееся в голове слабым отголоском, выводило из себя. Шрамы давно неистово щипало. Сильнее, чем обычно. Во рту неприятно обжигало с каждым сделанным глотком виски — маленькие ранки на деснах давали о себе знать, но эти ощущения были несравнимы с той болью, которую Занзас упорно списывал на ненависть. Не может он опускаться до таких чувств, он вообще не может чувствовать, хотя, на какой-то момент, мужчина все же забыл об этом. Позволил себе маленькую слабость, ощутил что-то незнакомое в груди, рискнул, дал шанс себе и своим трепещущим чувствам, заглушил разум всего лишь на несколько секунд. Невозможно не поддаться приятному, тянущему теплу, берущему свое начало в ладони, которую слабо сжимала маленькая, по сравнению с ним, ручка. Всего лишь несколько секунд. Позволил себе то, о чем с увлечением рассказывала сестра, уже знатно подвыпив, болтая с Луссурией в гостинной. Какие-то романы, какая-то любовь, какая-то чушь про гармонию. Занзас ощутил это. Позволил себе ощутить это, чтобы.. вот так, без преувеличений, проебаться? Лишиться рассудка, потерять бдительность, почти угодив в ловушку врага, о которой он знал, к которой он, черт возьми, ехал, чтобы ввести всех в заблуждение, а в итоге чуть не подорвался вместе с.. Занзас вычеркивал Селесту из своей жизни. Переворачивал все воспоминания, исключая её участие в них. Пытался создать свою версию событий, в которой её не было. Смотрел в одну точку, периодически подносил горлышко бутылки к губам, пока в ней не осталось ни капельки. Постепенно ненависть заменялась слабым облегчением, стоило образу девушки исчезнуть из некоторых воспоминаний Занзаса. Вот только спокойнее не становилось. Чем крепче засыпали чувства, тем сильнее по затылку хреначило осознание: насколько он запустил и себя, и всю Варию. Война идет, а среди хранителей творится Санта-Барбара, не иначе. Пора заканчивать сраный спектакль. Последние несколько месяцев Скайрини только и делал, что думал о чертовой девчонке, о её чувствах. Сперва — собирал доказательства в подтверждение своей теории, а потом пытался оттолкнуть её от себя. Но.. после всего дерьма, она продолжала так смотреть на него, что в груди буквально расцветал спектр неизвестных ранее чувств. Один чертов взгляд заставлял его внутренности сжаться от напряжения, неоправданного волнения и.. вины? Она прощала все. Она видела его в ярости, видела, как он убивает людей, но продолжала любить, краснеть и смотреть не то с отчаянием, не то с восхищением. Бесит! Зачем она, черт возьми, постоянно делала это, будила в Занзасе то, что спало крепким сном многие годы, срывала с него все цепи? Цепи, которые он, сейчас, снова надевал на себя. Уже надел. Нужно отвлечься. Просто прийти в себя, приказать навести порядок в кабинете и вернуться к своей прежней жизни с Блек Джеком и шлюхами, кровавыми миссиями и горой документов. Занзас всегда выходил из депрессивного состояния именно так, вот только причины его хандры были совсем другими. Скорее, просто нагоняла скука, от которой он не знал, куда себя деть, совершенно потеряв желание работать и вообще как-то шевелиться. Но он всегда быстро брал себя в руки. И то, что происходит сейчас, не должно быть исключением. Не должно влиять на него сильнее, чем что-то совершенно обыденное. Да вообще никак не должно влиять, черт возьми! Вот только убедить самого себя в этом не получалось, а внутренняя война между разумом и чувствами разгорелась с новой силой. Чувствами, вдруг проснувшимися спустя семнадцать лет спячки. Благодаря какой-то девчонке, так крепко сжимающей рубашку на его груди, цепляясь за неё, как за единственную надежду на спасение. Но не была ли она — его спасением? Где-то двадцать лет назад Занзас и перестал чувствовать. Запретил себе любые проявления жалости, сожаления, сочувствия, любви. Он знал, будучи ребенком, что должен добраться до вершины этого мира, когда ему дали толчок, забрали из гадюшника, в котором он родился и рос. Такой шанс нельзя упускать, а для достижения своей цели маленький мальчик был готов идти по головам. Он знал, что только так ему удастся навсегда выбраться из пучины жутких воспоминаний о своем детстве. Либо вверх, ползком, с болью и кровью, либо обратно домой. И чувства такому человеку — ни к чему. Несмотря на искреннюю любовь отца, младшей сестры, его сердце окаменело, а в последствии покрылось несколькими слоями льда. И тут врывается нечто, стремительно топящее во взрослом Занзасе все то, что он выстраивал в себе годами. Все барьеры полетели к чертям собачьим, а она сидела над его разбитым сознанием и клеила из осколков что-то свое, не спрашивая разрешения и вообще не считая это чем-то запретным. Ненависть. К себе, к своему бессилию, к той, чье имя навсегда осталось запечатанным в глубинах внутренней ярости. Нужно как-то сказать подчиненным, чтобы не смели упоминать жалкое сочетание букв в присутствии босса. Давно пора становиться прежним. Пора снова стать тем самым боссом Варии, от имени которого дрожали стены. Тем, который уже пол года не давал о себе знать, не появлялся в городе, клубах, не пугал народ своей жестокостью и властью, не слышал восхищенные охи-ахи от девочек, которых обычно брал. Пора появиться в своем привычном обществе, разобраться с ублюдком Масстерони, избавиться, наконец, от головной боли, стать собой, высвободить всех демонов наружу. Забыть это теплое напоминание глубоко в сердце, задушить его ненавистью и безразличием. Война, откровенно, заебала, потому что была настолько холодной, что задница начала подгорать от постоянного ожидания нового неуверенного шага. Истинное нутро просилось наружу, проявляя себя в виде нездорового блеска в потемневших, бордовых глазах, подталкивая на свершение безумств, возвращаясь после долгого отдыха. Первым под раздачу попал Леви, попытавшийся снова угодить боссу, карауля его под кабинетом, за что больно получил по голове, вернее, оставил отпечаток своего лица на стене. Занзас приказал хранителю разобраться с беспорядком в кабинете, а сам спустился в гараж, крепко сжимая в руке ключи от машины. Гонка по серпантину была как никогда кстати, а громко орущая музыка выбивала последнюю дурь из головы мужчины, больно отдавая в висках из-за шума и неприятных басов. Но это того стоило. Определенно. Иначе, он невольно вспоминал, с кем был на этой дороге в прошлый раз, кого напугал своими желаниями, с кем ждал, пока приедет капитан, потому что колесо очень удачно лопнуло. А если бы Сэл все же решилась поцеловать его еще тогда? Занзас не заметил, как оказался возле базы врага, о которой мельком упомянал Скуало по пути домой. Светало, но из-за городских высоток розоватое небо совершенно не просматривалось. Оно и к лучшему — все, пока что, спят, значит, можно быстро наведаться к паршивым друзьям. Пистолеты всегда с собой, а желание раскрошить парочку черепов и вовсе ни на секунду не покидало грудь босса Варии. Такого босса Варии, каким он был всегда, и навсегда останется. Занзас купался в боли врагов, утирая кровь, брызжущую со всех сторон и без того мокрой, алой рубашкой, время от времени поглядывая на часы, планируя вернуться к утреннему собранию. Но когда меньшая стрелка перевалила за незамысловатый символ «Х», а документы, найденные на полностью опустошенной базе, оказались невероятно интересными и занимательными, Скайрини будто забыл про все на свете. Запах подгоревшей плоти, мерзкий, до тошноты сильный, смешавшийся с порохом и кровью, вызывал лишь странное волнение в груди. Где-то на нижних этажах судорожно кряхтела сирена. Занзас скучал по этому чувству. Скучал, и на данный момент не мог остановиться, уехал из штаб-квартиры, прихватив с собой парочку бумажек и спалив все оставшееся. Новое задание, всплывшее в памяти, множество ново-полученных адресов и данных. Страх в глазах солдат, увидевших уже испачканного в крови босса Варии. Злобное рычание Бастера, бурлящая в жилах кровь, бешенный адреналин, свистящие в жалком миллиметре от лица пули. И ничего больше. Ни мыслей, ни чувств, лишь полная увлеченность любимым делом и разбирательством с австралийско-итальянской херней. Убивать, пачкая в чужой крови руки, упиваясь чужой болью, чужими страданиями. Всё, чтобы заглушить свою боль. Занзас понятия не имел, когда последний раз смотрел на время или экран телефона, на котором красовалось множество уведомлений и сообщений от Скуало. Беспокойство хранителей мужчину совершенно не волновало. Читать с десяток сообщений от Савады желания не было. Номер Леви давно украшал черный список, а Элен, как единственный адекватный человек, не угнетала родительскими наставлениями. Занзас — не маленький мальчик, черт возьми! И черт взял. Между чистками баз по всей Италии, Занзас успевал лишь менять рубашки, использовать женщин, обедать в не самых приличных местах и отрубаться без сил в придорожных отелях, когда не было выбора. Да и инициативой привлечь к себе излишнее внимание мужчина не горел. Крысы прячутся по норам, почуяв опасность. Но продержался в таком режиме мафиози не долго. Недостаток сна в мягкой постели и нормального, сбалансированного питания сыграл злую шутку в предательски неудачный момент, и мужчина все же нарвался на пулю, пронзившую плечо. В тот вечер Занзас впервые закрыл Google-карты на телефоне, вышел из авиарежима и с приятным удивлением обнаружил, что вместо трех дней прошли все восемь. Внутренние часы никогда не подводили так сильно, но оно и к лучшему — на душе стало легче. Привычнее. Так, словно ничего и не произошло. А что произошло? Особняк ранним утром встретил тишиной и благодатью. Перед крыльцом выстраивались подчиненные Скуало, о чем-то перешептываясь и выравниваясь по стойке «смирно» перед боссом. Собаки звонко лаяли, поучав любимого хозяина, и вырывались из вольеров. Мужчина окинул усталым взглядом своих четвероногих, но идти к ним не было ни сил, ни возможности - простреленное пару дней назад плечо заныло с новой силой, и не дай бог солнечные мальчики-медики ушли на завтрак, оставив свои рабочие места.***
Закипающего от гнева Скуало заметно трясло. Бельфегор вылетел из кабинета босса от греха подальше, схватив несколько папок и заливаясь жутким смехом. Мармону повезло меньше. Правильнее сказать, не повезло вообще: иллюзионист распластался под капитаном и не то, что боялся пошевелиться — казалось, вовсе не дышал. «Сейчас рванет», — вздохнула Элен, отойдя к двери и заткнув уши, мысленно помолившись за Вайпера, слух которого точно заметно просядет после взрыва сверхновой с кодовым именем «Скуало». — Какого.. — рычание за спиной девушки было перебито пронзительным криком все-таки взорвавшейся серебристой звездочки. К громким возгласам и летающим предметам в Варии привыкли все. Каждому хоть раз удавалось лицезреть результаты гнева босса, кому-то судьба протягивала руку помощи и помогала сбегать из-под выпущенного пламени Ярости. Тряска стен особняка, осыпавшаяся штукатурка и запах гари давно не были чем-то сверхъестественным. На первый раздавшийся взрыв солдаты никак не среагировали. На вылетевшие из кабинета босса окна обернулись новички. На визг выпавшего из панорамной дыры Леви среагировал лишь его отряд, прискорбно вздохнув. К тому времени многие с замиранием сердца наблюдали за лопающимися окнами второго этажа особняка, вслушивались в доносившийся лепет капитана Скуало, перебиваемый взрывами, рычанием и заливистым смехом Бельфегора, бегущего с крыльца в сторону гаража. Оставаться в особняке равнялось самоубийству, особенно, если вы — принц-потрошитель, имеющий на своей душенке с десяток косяков, до которых обязательно дойдут руки босса Варии. А потом эти же руки переломят королевскую шейку. Того, что в отъезжающую машину вгрызется выпорхнувший из дверей лигр на пару с акулой, да еще и под яростное «Стоять, сука!», от которого вновь задребезжали стекла, не ожидал никто. Офицеры ретировались по кустам, кто-то нырнул в бассейн, да так и не всплыл, кто-то из практикантов Мармона притворился камнем. Неуспевшие скрыться с линии огня ничком рухнули на газон, полушепотом молились, чтобы кроме оттопыренных кверху задниц гнев босса ничего не подпалил. Отдаленно слышались недовольные возгласы Бельфегора, ухо котого бесщадно тянул Скуало вслед за собой обратно в особняк. За ними полз покалеченный Леви, не вовремя решивший узнать как дела у босса и почему окровавлена его рубашка. Пережившие кроткое безобразие офицеры сложили ладони в молитвенном жесте, чтобы попросить всевышнего упокоить души тех, кому не повезло, крайне не повезло присутствовать внутри особняка в такое тяжелое время. — Я спрошу всего один раз, сборище ошибок природы, — Занзас миролюбиво ткнул дуло пистолета в плечо хныкающего Луссурии, причитавшего о порванной кофточке из новой коллекции, — Кто вам, доисторическим бабуинам, наплел, что в мое отсутствие можно кататься по бутикам, — мужчина прошел вдоль спинки дивана и небрежно потрепал шапку застывшего в страхе Мармона, — сгребать весь бюджет себе под подушку и самостоятельно заключать договор с новыми оптовиками, ссылаясь на экономию? Вайпер в ответ громко сглотнул, сжав ткань мантии и трясясь от волнения, что капюшон сейчас оторвут вместе с его головой. — Босс.. — раздалось хриплым шепотом откуда-то из-под софы, но было перебито раздавшимся сконфуженным воплем. Занзас притоптал хранителя к полу, прежде выпнув того на центр образовавшегося полукруга из молчавших подчиненных. — Небритому тюленьему отребью слова не давали, мусор, — прорычал мужчина, невзначай прицелившись в лоб Леви, обливавшегося холодным потом у ног босса. — Ши-ши, босс, так он же у нас осьминожка, за тюленями к Вонголе ехать надо, — оскалился Бельфегор, чинно расположившийся на полу в позе лотоса, и ткнул почти рыдающего «осьминога» стилетом в бедро. Луссурия перекрестился дрожащими пальцами, и то не той рукой и совершенно в неправильном порядке. Проскрипев зубами что-то слышимое лишь принцу, Скуало сжал расположенные на коленях ладони, кивнув бывшему воспитаннику (хотя какому бывшему, посмотрите на него, он совершенно не вырос) в сторону дула пистолета Занзаса, плавно поднимавшемуся на траекторию уничтожения новой цели. — Может быть наш солнечный смотритель зоопарка знает, кто позволил пятерым общипанным шимпанзе заниматься своими делами и забивать хуй на выполнение должностных обязанностей? — Занзас оскалился, стоило Белу судорожно замахать башкой. Так усердно, что длинная челка колыхалась из стороны в сторону, а диадема почти слетела с золотой макушки, — Осторожнее, принцесса, а то последние мозги вытрясешь. Элен прикрыла рот рукой, скрывая улыбку. То, что брат не отнес её к числу «общипанных шимпанзе» определенно радовало, а когда, спустя двадцать минут разбора полетов Занзас, наконец, успокоился, девушка прикрыла глаза и позволила себе облегченно улыбнуться. Босс вышел из разрушенного помещения, когда-то именуемого гостинной, хлопнув державшейся на соплях дверью, от чего та все же свалилась на пол, подняв столб бетонной пыли и оглушив присутствующих. А стоило всем оклематься, как барабанные перепонки хранителей настигла новая участь в лице безумно разъяренного Скуало. Леви снова получил пару пинков, Бельфегора «потрепали» за волосы, а кофточка Луссурии окончательно превратилась в изуродованные лохмотья. Солнце не выдержал и принялся многострадальчески рыдать, обняв себя за плечи и рухнув коленями на пол, вернее, на осколки разбитых ваз и щепки уничтоженной боссом деревянной мебели, но боль утраты такой прекрасной клетчатой кофточки была несравнима с неприятным покалыванием коленей. Кофточки, за которой хранитель смотался в Милан, по счастливой случайности забыв папки с заданиями на туалетном столике в своей комнате. Трехдневная поездка оказалась совершенно неоправданной… — Дурдом, блять! — уже значительно тише провозгласил капитан, ударив себя по лбу, — Идиоты, какие вы идиоты. — По правде говоря, капитан, если бы босс не увидел, что Вы раскидали все папки во время падения, он бы уселся в свое кресло, напился и уснул, — Мармон отсчитывал купюры, припасенные на «черный день» во внутренних карманах мантии и продумывал, как будет жить на спасенные гроши, пока Скуало скрипел зубами, прикрыв глаза, — Но Вы посчитали ненужным отдавать мне на пересчет документы, и… Воздух рассек едва ощутимый порыв ветра и легкий звон, который все списали бы на последствия близкого контакта со Скуало в порыве его истерики, если бы стопка зеленых в бледных пальцах иллюзиониста не рассыпалась в множество идеальных крошечных квадратиков. Мармон опомниться не успел, как, подобно Луссурии, свалился на колени, судорожно подбирая то, что пару секунд назад называлось деньгами. — Савада меня дери, матерь господня! — слезно запричитал иллюзионист, прижав ладони к бледным щекам. Заливистым смехом разразился Бельфегор, упавший на спину, не в силах вынести лицезрение столь прекрасной картины. Скуало продолжал надменно стоять посреди хаоса, разглядывая свои ногти, словно он тут вообще ни при чем и не довел сразу двух офицеров до слез своим мечом. Говорить, что все четверо валялись на полу по его вине, вовсе не стоит. Елена, смотрящая на все это безобразие, что именовалось элитным отрядом убийц, кротко и тихо сматерилась, вскинув бровями не то в удивлении, не то в сочувствии — и вправду, тяжело жить, когда ты общипанный шимпанзе. Девушка ткнула в бок Леви, хныкающего и причитавшего в предсмертном бреду лишь одно священное слово, и сдержанно окликнула Скуало, так, чтобы он точно услышал сквозь рыдания и смех свое имя. — Врой, младенцы-переростки, чертов босс велел занести ему отчеты через десять минут, и если вы этого не сделаете, будете погребены в руинах особняка, советую ПОДНЯТЬ СОПЛИВЫЕ ЗАДНИЦЫ И СЪЕБАТЬ ОТСЮДА! Хранители пулей вылетели из подобия гостинной, плач отдаленно доносился из коридора. Элен пыталась отыскать выпавшие из рук наушники, полушепотом произнося все оскорбительные словечки на всех языках, что знала, копаясь среди щепок, осколков и бетонной пыли. Спустя пять минут поисков в гробовой тишине, снайпер рвано вздохнула, окончательно отчаявшись. — На, — перед носом упал заветный аксессуар, сбоку послышался треск древесины, — Принц нашел твою игрушку. — Спасибо, — брюнетка поднялась, и, переступив через саму себя, любезно улыбнулась принцу. Желание покинуть гостинную никогда не чувствовалось таким бешенным стремлением. Девушка отряхнулась, задержав взгляд на бляшке ремня Бельфегора, находившегося настолько близко впервые за неделю, и дернула в сторону выхода. — Твой выход, — раздалось за спиной, вдогонку. Елена непроизвольно остановилась, вслушиваясь в приближающиеся шаги. Развернулась в пол оборота, — Босс не в духе, а на тебя собак не спустил. Вдруг, у тебя получится его смягчить? — О, а ты теперь со мной разговариваешь? — Элен ухмыльнулась, по-доброму, насколько это было возможно, — Просто кто-то хорошая девочка, а не первый в списке на раздачу оплеух. — Принцу нужно, чтобы ты его прикрыла, — Элен вздрогнула от неожиданно серьезного тона парня и захлопала ресницами, — Мне нужно ехать по делам, чтобы быстрее закончить и навестить сестру. Поможешь? Улыбка чеширского кота, украсившая бледное личико Бельфегора, не то пугала, не то завораживала. Елена опустила взгляд, заправив выпавшие черные пряди за ушко, и тяжело вздохнула. Девушка определенно была зла: гребанный Бельфегор уходил от разговоров всю неделю, не появлялся в особняке и пропадал бог весть куда без каких-либо предупреждений, а сейчас просит прикрыть его, будто ничего не случилось? Но, с другой стороны, нельзя упускать подвернувшуюся возможность наладить с ним контакт. Элен кивнула головой, улыбнувшись и подняв на блондина кокетливый взгляд. — А что мне за это будет? — Так и быть, принц привезет тебе гостинец из его родословного поместья, — закинув руки за голову, вальяжной походкой и с заливистым ши-шиканьем Бельфегор обошел девушку, сперва нахмурившуюся от бесполезности подобного приза. — Что с твоей сестрой? — попытка задержать парня и вывести на новый разговор увенчалась успехом. Блондин остановился, удивленно протянул что-то нечленораздельное. — Так вы не общаетесь? — Бел опустил руки, произнеся последнюю фразу с легким беспокойством. Элен отрицательно мотнула головой, и, через пару секунд великих осмыслений, принц снова расплылся в улыбке, язвительно закончив: — Ну так позвони да спроси, я вам не посыльный. Хотя, - он помедлил, принялся щелкать пальцами, что-то обдумывая, - Лучше напиши.Настоящее
К ремонту в особняке привыкли так же, как к летающим предметам, людям и насилию над барабанными перепонками. Солдаты приловчились менять окна, заделывать дыры в стенах, расстилать новенькие ковры и расставлять по местам дорогие, уцелевшие после кары божьей, предметы. А те, что не пережили плохое настроение босса, например, милые хрустальные вазы и картины за пару-тройку тысяч евро, заменялись другими. К слову, единожды увидев счета на декоративные предметы интерьера, от которых капилляры в изумленных глазах Занзаса полопались в том же количестве, сколько на бумагах присутствовало нулей, мужчина, порой, уже замахнувшись вазой для отправления её в спину кого-то из хранителей, останавливался и возвращал хрусталь на место. Пару раз Елена задалась вопросом, можно ли утверждать, что бедняге-Леви повезло, ведь вместо вазы в его спину полетел шар пламени, неслабо подпаливший одежду на пятой точке. — Босс, если вы продолжите таким способом затыкать осьминожью башку, это влетит нам в копеечку, — Мармон, наблюдавший за сим безобразием из-под стола, так, что лишь макушка торчала, сразу же сунулся в свою мини-обитель, стоило Занзасу замахнуться стаканом. — А поездки королевского мусора в Швецию нам в копеечку не влетят? — цинично ухмыльнулся мужчина, ударив коленкой по столу, от чего из-под стола послышалось недовольное кряхтение. — Какие поездки в Швецию? — Мармон выполз наружу, протирая ушибленную в страхе голову. — На счет Варии от имени Бельфегора пришел чек на перелет. Уродец полетел бизнес-классом, можешь поаплодировать, вся твоя экономия на продуктах просрана весьма оригинальным способом, — Занзас оценивающе покрутил стакан в руке, после чего все же швырнул тот в бедную голову офицера. И попал. Такого истошного, отчаянного вопля присутствующие в кабинете не слышали ни разу. Вайпер упал лицом на стол, не обращая внимание на стекающий по мантии виски и многочисленные осколки. Занзас, впервые за сутки после своего возвращения, искренне рассмеялся, за что получил осуждающее цоканье Луссурии в ответ. — Босс, как вы можете наслаждаться душевной болью нашего младшенького! — пролепетал хранитель, не отрываясь от подпиливания ноготочков, — Он ведь для Вас старался. — Расторгнув договор с моими поставщиками? — Мне предложили более выгодное предложение! — иллюзионист вспыхнул в свою защиту, но снова припал подбородком на стол. — Тебе предложили стать доенной коровой, а ты и повелся, министр финансов африканского побережья с врожденным дефектом мозга. Это ж надо было додуматься, закупить живых тунцов и выпустить их в бассейн! Весь первый этаж, блять, провонял. — Так дешевле! — Дешевле тебя на мясо пустить, костлявая транжира. Когда мы последний раз жрали рыбу, напомни? — Вайпер снова завыл, схватившись за голову, - Вот теперь ты питаешься рыбой. Отдельно. Чтоб не вонял мне под нос. Леви прокряхтел что-то в роде «Правильно, босс!», за что получил пинком под подпаленный зад уже от Елены, все это время спокойно изучавшей разбросанные по длинному столу документы. Картина в голове не складывалась совершенно, а под грубый басс хранителя Грозы мысли вовсе не шли. По некоторым данным разведки, все фотографии вспышек были получены с карт памяти уцелевших фотоаппаратов, коими были заставлены все лаборатории. Еще ни один объект не удалось застать до взрыва неизвестного происхождения, так что узнать, что именно происходило, не представлялось возможным. — Следующим в гущу событий отправь свою золотистую калеку, — Занзас, не отрываясь от заполнения каких-то бумажек, протянул папку стоящей сбоку сестре. Помогать разбираться с новой загадкой, основоположником которой стал Мукуро, и находиться подле босса Варии — занятие весьма интересное. Всю информацию Елена узнавала из первых уст, имела доступ ко всем данным и, в какой-то степени, сближалась с братом. Их натянутые за шкирку отношения в последние пол года оставляли желать лучшего, а совместная работа рушила возникшие барьеры, путь и крайне медленно. Элен пролистала содержимое папки, кротко хмыкнув на двусмысленное высказывание босса. — Он не мой, но данные я, так и быть, передам его высочеству лично по морде. — Элли-тян! — вспылил Луссурия, гневно всплеснув руками, — В руки! Лично в руки! — Этому ублюдку не то, что по морде, его расчленить мало будет! — сквозь слёзы прошипел Вайпер, подняв припечатанное к столу лицо, — Разрубить и продать, может так он окупит мои нервы, — шепотом, добавил: Сожру, падлу, сожру. Елена сделала вид, будто ей понравилась шутка, и не стала напоминать о компенсации за издевательство над ее нервными клетками, до которых никому, естественно, не было дела. Каждый упивался собственным горем и вести беседы на столь отдаленные от насущных дел темы офицеры себе не позволяли. Да и не хотели. Если кто и усмирял нахлынувшие горькие чувства, так сразу утыкался в фотографии и разбросанные по столу, заляпанные кровью документы. Луссурия корчил недовольные рожицы, приподнимая бумаги кончиками пальцев, пару раз пискнув боссу, что разбираться с такого рода документами он не станет из собственных соображений. Но собственные соображения покинули голову мамочки Варии, стоило брюнету потянуться за пистолетом, не отрывая взгляд от документа. И теперь, кряхтя и мыча, хранитель Солнца бегал глазами меж уцелевших строчек, что-то про себя отмечая и кивая головой. В какой-то момент мужчина даже обратил внимание на потуги подчиненного, с губ почти сорвался вопрос — уж слишком увлеченно жестикулировал Луссурия перед собой, уж слишком умным выглядело его лицо. — Я не знаю английский, — спустя пять минут увлекательного представления с улыбочкой аля «я все сделал, я молодец», хранитель снова принялся наводить красоту на своих изящных пальчиках. Скорости, с которой офицеры покинули кабинет, позавидовал бы Бельфегор, удиравший сутки назад из поместья, пока босс был отвлечен на остальных. После того, как Занзас, тяжело дыша, упал в кресло и вернул пистолеты в кобуру, Элен осторожно вышла из-за спинки кресла и неловко улыбнулась. — Ну что ты совершенно себя не бережешь, — девушка коснулась плеча брата, осторожно поглаживая напряженный бицепс, — В этом цирке уродов главное оставаться в адеквате. Надоело. Откровенно, заебало. Куча бумажек, непонятные загадки, тупизм со стороны подчиненных и что-то внутри, что гложет и заставляет сносить все на своем пути, что неровно лежит или не так дышит. Хотелось тишины, одиночества, забвения, хотелось разорвать все полученные данные и присланные документы, отправить фрагменты пазла в резиденцию Вонголы с добродушной записочкой «Ебись сам с дерьмом своего хранителя, Савада». Елена заметила совершенно недобрый блеск в глазах брата, и, пролепетав что-то на французском — кажется, молитву, — вприпрыжку вылетела из кабинета, хлопнув дверью напоследок. Кажется, даже псы под окнами перестали лаять и улеглись дремать в знойный полдень после кормежки. И все бы хорошо, вот только стол ломит под весом документов, кости — от усталости, а мысли снова пытались вернуться на замкнутый символ бесконечности, по которому кружились последнее время на неистовой скорости, но жестокий барьер, выстроенный благодаря крови и насилию, не позволил даже намекнуть на когда-то бывшую в жизни мужчины девчонку. С тяжелым вздохом Занзас открыл первую попавшуюся папку и надолго погрузился в чтение отчета. Никогда в жизни он не вникал в корявые почеркушки офицеров с таким неподдельным интересом.