Я не оставлю тебя.

      Несколько часов были проведены в непонятном для обоих, но видимом для остальных, напряжении. Бельфегор знал, что Елена что-то скрывает, Елена не знала, стоит ли рассказывать принцу о произошедшем, и что вообще за хрень произошла с его памятью. Он ведь обязательно все вспомнит, а она окажется виноватой, потому что утаила такую важную часть их миссии. Мукуро — капитан. Капитан, с которым Элен хотела поговорить последние несколько недель, лишь потому что её крайне интересовал внутренний мир человека, которого она, казалось, знает, как облупленного: все его мысли, слабости, отношение к тому или иному вопросу, они были вместе долгое время, а сейчас оказалось, что она совершенно ничего не знает о парне, которого впустила в свою жизнь, свое сердце, свою дорогую семью. «Это какой-то кошмар наяву, » — мелькало в голове каждые две минуты. Сначала — глупейшая ошибка, проявление чувств и обозначение своей слабости посреди улицы и сотни незнакомцев, терзания на счет бессмысленности отношений с Бельфегором, а потом чертов Мукуро, во взгляде которого Елена не увидела того парня, в которого была влюблена. Он был даже не тем, кто врал ей последние два месяца их отношений, не тем, кто предал её. Перед сестрой босса Варии стоял совершенно другой человек, нежели тот, кем казался все четыре года — для Вонголы, для Варии, для собственной семьи, если его друзей из Кокуё можно было так назвать. Да, определенно можно. Ведь, от части, ради них Мукуро пошел на сделку с австралийским псом. Дать своим близким все, о чем они молча мечтают, вывезти их из заброшенного кинотеатра, увидеть искренние улыбки на их губах — Мукуро не знал, что хочет этого, но его душа жила мыслями о таком будущем. Ему было скучно. Некуда деть себя и свою силу, не над кем издеваться и смеяться, не с кого получать эмоции, которых требовало мафиозное, жестокое нутро, и предложение Андреа очень заинтересовало его. Он продумывал свои действия на множество шагов вперед, всегда имел пути отхода или дополнительные планы на случай, если что-то пойдет не так. Этот человек был крайне страшен, жил желанием мести, но это мерзкое чувство позволяло ему испытывать и весь спектр других — он любил чистой, горячей любовью, дорожил своей семьей и своими людьми. Мукуро видел в нем что-то особенное, хорошее, несмотря на явные психические отклонения в голове босса мафиозной семьи: Андреа убивал людей с невероятной жестокостью, наслаждался криками, ломая своим жертвам кости, смеялся от вселенского удовольствия, а в зеленых глазах мелькал отвратительный блеск. Но это не отталкивало. Он был силен и страшен, и, первое время, Рокудо наслаждался вместе с ним, зная, что за этим боссом — будущее, пока в один момент, смакуя сладкий коньяк, наблюдая, как австралиец с заливным смехом, смешавшимся с отчаянным криком какой-то девушки, сжигает кожу на её сломанном предплечье, стакан в руке Рокудо не дрогнул, как и что-то глубоко внутри, скрытое за маской безразличия и жестокости. В душе мелькнул слабый страх, пробудивший жалость, легкое сожаление и сочувствие. Девчонка лишь косвенно упоминалась в сотрудничестве с Вонголой — поздоровалась с Савадой, когда он покупал у нее мороженное, или что-то типа того, — черт возьми, это было написано в её опухших, наполненных ужасом, глазах. Она понятия не имела, кто такой Вария, кто такой Вонгола, но Андреа было насрать, над кем издеваться, в чьих криках растворяться, на ком проводить испытания своего непонятно кольца, назначение которого Мукуро так и не выявил. Андреа не обладал пламенем Неба, и парень это прекрасно чувствовал, но чертов псих использовал небесное оружие, так же как и пламя других атрибутов — Тумана, Облака, Дождя и Солнца. Его жена обладала Грозой, и в их странном союзе не хватало лишь Урагана — возможно, именно это и не позволяло боссу Масстерони использовать то кольцо. Тайна, с которой Рокудо непременно хотел разобраться, но его целью по-прежнему оставалось уничтожении мафии. Иллюзионист ненавидел Занзаса. Знал, как он относится к тем, кто его обожает, кто ему верен, кто ждал его восемь лет, к собственной сестре, готовой загубить свою жизнь ради этого эгоистичного ублюдка. Он ненавидел его за полное бесчувствие и жестокость, наслышавшись о его хладнокровии — пустить пулю человеку в лоб, не разбираясь и уж тем более не думая о мотивах, причинах его какого-либо поступка — босс Варии, конечно, должен быть именно таким, нагоняющим страх одним своим именем, но кто сказал, что Мукуро это волнует? Он оценивал каждого члена Вонголы, как человека, а не как полезное звено в мерзкой мафиозной цепочке, и Занзас занимал первое место среди людей, недостойных ни жизни, ни той любви, которую ему давали его люди. Подчиненные. Никто больше, чем обыкновенные пешки под его ногами. Но эта девчонка, которую пытал Андреа. Нет, скорее, он просто развлекался, с хищным взглядом рассматривая её переломанное тело, вернее, то, что от него осталось спустя несколько часов откровенных издевок. Пальцы сжимали стакан, слегка дрожа от внутреннего напряжения.       Та девчонка, только попавшая в Варию. Он даже имени её не помнил, но прекрасно осознавал, что, если она не сдохла от рук Занзаса за прошедшие пол года, то точно окажется втянутой в эту войну. Да и не мог он её убить. Рокудо видел, как в её лбу зажглось пламя, вернее, как Занзас дал ей свое пламя. Он вытащил её, чтобы не подрывать свой авторитет, это логично — ни один босс не позволит трогать члена своей семьи, это чертова омерта, но то, что он «зажег» её, взял на руки, а не заставил идти на своих двоих — совершенное безрассудство. И Мукуро был причастен к её похищению, но совершенно точно знал, что ей не известно ровным счетом ничего, кроме какой-нибудь неважной хрени, и если она начнет болтать об этом — взбесит солдат Масстерони, поэтому он наложил печать на её сознание. Ведь исход — смерть. Неоправданная, бесполезная. Такая же, как только что — девушка просто косвенно упоминалась в каком-то отчете, и поплатилась своей жизнью за то, что улыбнулась Саваде, задела плечом Хаято или ехала в одном вагоне метро с Ямамото. Совершенный абсурд. Почему из-за Занзаса страдают абсолютно невинные, ни к чему непричастные люди?       Первые сомнения начали посещать голову иллюзиониста, когда Андреа отправил его, как самое доверенное лицо, в Норвегию, для контроля разработки какой-то чуши. Они уже давно не говорили на тему уничтожения Варии, и это немного настораживало, а жалость к неоправданным жертвам во время испытаний в лаборатории — лишь нарастала. Жалость. Какое непривычное чувство для такого человека, как Рокудо. Но, тем не менее, она присутствовала. Да и ублюдок Занзас, честно говоря, совершенно перестал казаться таким уродом, каким отпечатался в голове парня. Он просто убивал, выполняя приказ или по своей прихоти, убивал — не мучая, не оставляя шансов, не калеча судьбы людей, не оставляя их инвалидами после своих развлечений. Он был похож на Андреа, но являлся его полной противоположностью. И Мукуро было крайне занятно узнавать новые подробности жизни босса Варии — о том, с кем он спал во Франции, кого убил перед этим, как убил и за что. Все его жертвы, в последнее время, были солдатами Андреа, что и не удивительно — их истребляли, словно муравьев, просто за то, что они выбрали не ту сторону, приехали не в ту страну и пошли не за тем человеком. Но они — виноваты сами. Вот только приписать эту фразу к искалеченным или убитым невинным людям — Мукуро не мог, потому что их вина была лишь в том, что они появились на этот свет. Но разве это — вина?       А за тем ли человеком пошел сам Рокудо? Правильно ли он поступает, трахая жену своего псевдо-босса, следуя его косвенным приказам-просьбам, при этом нося на пальце кольцо Вонголы? Правильно ли он поступил, обрекая свою бывшую на смерть от рук собственного брата? На самом деле — да. В этой ситуации — без сомнений. Лучше получить пулю в лоб и мгновенно попрощаться с жизнью, чем провести последние часы в немыслимых пытках под радостный, словно детский, смех Андреа. Она в любом случае — умрет. Масстерони — псих, и Занзасу с ним — не справиться. А зная Занзаса — его первостепенная цель, это защита семейного авторитета и своего эго, так что он не будет думать о сохранении жизней отца и сестры — он попытается устранить проблему, рубанув с плеч её голову, не зная о бесконечных лазейках австралийского пса. Его же тактика — уничтожить морально. Физическая смерть — не наказание, а самая настоящая милостыня, особенно для босса Варии. Уничтожить его душу, разбить на мелкие кусочки, так, что никогда уже не восстановить, не заглушить алкоголем — вот это месть. Плевать, если Андреа погибнет. За собой он унесет все, что дорого его врагу, если вообще дорого. Это уже не важно. Главное, что запасных планов — минимум четыре, и Мукуро о них не знает, но они обязательно будут исполнены даже в случае смерти босса Масстерони.       Может, еще не поздно избежать всего этого дерьма? Может, достаточно жертв? Занзас, определенно, не заслуживал жизни, но что плохого сделали люди, которые страдают от его гнева и в принципе от того, что имеют какую-то связь с ним? Все чаще в груди Рокудо возникало желание вернуться в особняк Варии, посмотреть за жизнью его обитателей, узнать чуть больше о человеке, которого он ненавидел, но он отмахивался от собственных мыслей, не имея в планах отречение от давней цели. Впервые его угрозы перешли к действиям, и этот шанс нельзя было упускать. Жертвы были, есть и будут всегда, где-то больше, где-то меньше, это не повод оставлять свои желания и возвращаться в семью, которую он предал. Но, в итоге, интерес взял свое. Мукуро знал об утечке информации, о нападении на лабораторию, но не стал оповещать об этом, с легким трепетом ожидая встречи с Занзасом. Он сам не понял, как проникся симпатией к боссу Варии, неосознанно сравнив его со своим союзником. Но то, что вместо сына Девятого Вонголы явилась его дочь — слегка удивило иллюзиониста. И, несомненно, расстроило. Он ведь сделал все для того, чтобы она была мертва, в чем проблема? И этот чертов Бельфегор, пораженный ядом, но все равно пытавшийся защитить её — да что вообще происходит в Варии? Все решили обзавестись чувствами, чтобы добавить в голову Рокудо новую порцию сомнений на счет их незаслуженных, бесполезных жизней? Интересно. Однотипные будни подходят к концу, пришла пора влезть в души хранителей Варии.       А в их душах творился самый настоящий хаос. Бесконечные терзания, мысли, конфликты, осуждения себя, своих чувств и поступков — каждый был переполнен этим дерьмом. Каждый, кроме беззаботного Луссурии, тупицы-Леви и бесчувственного Мармона постоянно находился в состоянии внутренней войны, вот только воевали все по-разному и с разными врагами. Непонятно, как эти внутренние противники стали опаснее, чем реальные люди из чужих семей, с оружием в руках.       Бельфегор прекрасно видел внутреннюю борьбу Елены, но не понимал, что за демоны терзают её мысли. Упускал ниточки, зацепки, которые могли бы привести его к воспоминаниям, постоянно думая о нахмуренном, задумчивом личике Элен. Что-то было не так. Он чувствовал небольшое напряжение, ощущал на себе её сожалеющий взгляд, а в голове без конца проносился отголосок ненавистного смеха. Сомнение в самом себе дало первый росток в его душе еще пару часов назад, когда, после поцелуя, девушку словно подменили — она отталкивала принца, смотрела на него с легким отвращением, вела себя грубее, чем обычно, позволяла себе бросать различные колкости в его сторону. А он лишь неловко улыбался, не понимая, что произошло и почему её настроение так резко переменилось, став полной противоположностью того, что было с утра. Он не вдавался в подробности насущных дел, не видел измученный, озадаченный взгляд Скуало, не замечал хмурую, знающую намного больше, чем он сам, сестру. Миллион ошибок, совершенных за последнее время, начали пробивать его перенасыщенный чувствами барьер в собственном сознании, впуская все больше негативных ноток, о которых принц, до этого момента, задумывался лишь косвенно. Елена вела себя странно, он чувствовал себя странно, надписи её красивым почерком в готовом отчете, который, кстати, девушка не дала прочитать, но любопытный, словно ребенок, Бельфегор, нарушил её наказ не прикасаться к папке, — тоже были странными. Сэл и босс не выходят на связь, у Скуало — суперсекретная миссия, имя капитана никоим образом не фигурирует в документе Елены, но зато четко был обозначен факт его «побега». Дословно — «Капитану, возглавлявшему работу всей лаборатории, следившему за разработками химического оружия, удалось скрыться.» Каким, интересно, образом, Бельфегор позволил какому-то недоноску уйти у него из-под носа? Да и с чего ради хранитель Варии потерял сознание и был ранен настолько, что пришлось вызванивать Луссурию, на такой элементарной миссии? Все ведь шло прекрасно — Минк не оставлял касатке Елены ни одной жертвы, соревнуясь, раздражая, весело шикая, подобно хозяину, занимающемуся тем же: стилеты поражали цель намного быстрее, чем пули, вылетающие из пистолета брюнетки. Борьба и соперничество переросли бы в драку, если бы на пути напарников не встретилась развилка. Через пять минут они вновь встретились в главном коридоре минус-четвертого этажа, заключив, что все особо смелые ученые и солдаты были уничтожены. Косатка становится голубым пламенем, чуть более светлым, мягким, нежели чем у Скуало; Минк повторяет действие напарницы, возвращаясь в коробочку, а потом. А что потом?       — Лапуличка, ну ты чего такое делаешь! — завопил Луссурия, подскочив к принцу, — Совсем, как ребеночек!       Мужчина принялся растирать пятно от соуса на кофте Бельфегора, что-то расстроенно восклицая, привлекая к своей персоне внимание всех присутствующих в дорогом ресторане при отеле. Парень завопил от неожиданности, когда понял, что происходит, дернул рукой, пытаясь оттолкнуть хранителя, представляя, как сие выглядит со стороны, задел бокал с каким-то напитком, от чего тот полетел вниз, облив обоих оболтусов.       — Бел! Тебе стоит отправиться в угол! — продолжал верещать Луссурия, теперь уже тщетно пытаясь оттереть апельсиновый сок со своей белоснежной рубашки. Со стороны послышались тихие насмешки.       — Нефиг ко мне лезть! — принц потянул на себя бордовую салфетку, очень поздно сообразив, что это была скатерть.       В висках стучало еще несколько минут, после воспитательного подзатыльника. Ранее бледная кожа на щеках покрылась слабым румянцем от раздражения (стыда, но принц этого никогда не признает) — Солнце Варии снова включило мамочку, как когда-то в детстве, пол ресторана залилось тихим смехом, ставшим весьма громким при слиянии в один, отдающий эхом, гул. Принц потянулся за стилетами, за что получил по мягкой ладошке и укоризненный взгляд хранителя в свою сторону. Даже через солнцезащитные очки просачивалось материнско-отцовское раздражение.       — Нам придется снова ждать свой завтрак! — Луссурия потянул «ребенка» за запястье, потому как находиться у перевернутого столика совершенно не хотелось, — Весь измарался, какой ты несносный!       — Не смей отчитывать принца! — завопил в ответ крупногабаритный ребенок-переросток, вырвав свою руку из хвата хранителя, и, усевшись за столик в противоположном углу ресторана, заказал все тот же апельсиновый сок, картошку фри, которой измазался пять минут назад, салат и пончик с клубничной глазурью.       Луссурия подошел сам через несколько минут, пролепетав извинения, но Бельфегор лишь отвернулся, принялся разглядывать обалдеть какую интересную стену, изучая её безвкусный плоский рельеф бирюзового цвета. Хранитель сел напротив, пообещав заплатить за завтрак и купить молочный коктейль, после чего парень повернул голову в его сторону, но руки, скрещенные на груди, оставил в прежнем положении.       — Бел-тян, ну давай помиримся! — Луссурия протянул мизинчик в белой перчатке, на что блондин недовольно хмыкнул.       — Как мило! — послышалось со стороны на родном итальянском языке. Голос звучал, словно приговор, — Я хочу прогуляться, и, раз уж Сэл нет..       — Есть новости? — Бельфегор перебил Елену, примкнув к стакану, уставившись на девушку с особенным беспокойством.       — Нет, — девушка замялась, — Вернее, есть, но.       — Что случилось? — Луссурия расстроенно нахмурился.       Елена села за столик, попросив воды. Она даже не пыталась скрыть нарастающее в груди напряжение, потому что чувствовала себя довольно-таки паршиво. Она не знала, стоит ли рассказывать Бельфегору про «встречу» с Мукуро и понятия не имела, как сообщить, что машина Занзаса была взорвана.       — Они точно живы, — лучшее начало. Настолько, что в руках принца лопнул стакан, во второй раз заляпав всех окружающих, в том числе — Луссурию, апельсиновым соком, — Но связи нет. И со Скуало — тоже. Но они живы.       — Ох, Элли.. — хранитель Солнца заботливо сжал кисти девушки, попутно протирая их от ядовито-желтой жидкости, — Впервые вижу, чтобы ты так переживала, — девушка вздрогнула, сжав челюсти. Да знала она, что Занзас — не идиот, её беспокоило совершенно, блин, другое.       — Леви уже поехал на место, где был зафиксирован последний сигнал, — про взорванную машину упоминать не хотелось. Так же, как и измараться в каком-нибудь новом напитке, лопнувшем в руках Бельфегора, — Через час нужно выезжать в Тронхейм, иначе не успеем к назначенному времени. Я схожу, куплю сувениров нашим пропавшим имбеци.. дорогим и любимым соба.. Пока!       Девушка встала, натянув беззаботную улыбку, для правдоподобности украв парочку соломок картошки из тарелки Бела. Он лишь краем глаза заметил её наигранную беспечность, подсознательно отметив, что она совершенно спокойна, продолжая ковыряться вилкой в салате, не прекращая думать о сестре.       Елена вылетела из ресторана, кусая губу и до кровавых отметин сжимая кулаки. Осознание того, что, чем дольше она тянет, тем херовее будет исход — не оставляло в покое её душу, но она ничего не могла с собой поделать, с каждым часом все сильнее путаясь в собственных воспоминаниях и мыслях. «Иди. И будь счастлива», — без конца проносилось в голове, пока девушка без особого интереса выбирала «подарки» тем, кого не было рядом. «Ты, придурошный, подумал, что я все еще люблю Мукуро?» — брюнетка хотела бы на самом деле узнать побольше о патчах и скрабах для тела, которые складывает в корзину, но её мысли были слишком забиты, поэтому она, лишь делая вид для самой себя, что прочитала хотя бы название, хватала с полок все, где мелькала картинка персика или просто была красивая упаковка. С одеколоном для брата дело шло сложнее, потому как он был крайне привередлив в этом плане, однажды с психу разбив флакончик с пряным ароматом, яростно обидевшись, что «Я езжу в бордель три раза в неделю, а ты меня пидором считаешь?» (будто она знает, с кем он там развлекается), и колпачок с каждой красивой баночки приходилось подносить к носику, оценивая, сравнивая с образом Занзаса, державшимся в голове, заслоняющим собой все негативные мысли. Многообразие ароматов спустя десять минут блужданий среди мужских одеколонов, начало кружить голову, отдавая слабой тошнотой. «Ну да, ты — тот еще тошнотик, дорогой», — слабая усмешка. Детская радость, когда, наконец, аромат очередного пробника, мысленно совпал с образом брата в голове. Елена потянулась за коробочкой Клайв Кристиана, краем глаза заметив четырехзначную цифру на ценнике, указанную в евро, и пятизначную — в норвежских кронах. «Твою мать, реально — дорогой», — брови изогнулись в удивлении, но девушка без задержек двинулась к кассе, мысленно ругаясь и поглядывая на время. Она опаздывала уже на семь минут, но, ещё раз взглянув на «улетевшие» с карточки деньги, разозлилась. Она, значит, боссу подарок выбирает, мучается, не завтракает, боясь не успеть, а на неё ещё и ворчать будут? Хрена с два.       Вот только к огромному удивлению Елены, опаздывали как раз все, кроме неё, даже супер пунктуальный, буквально помешанный на этом, Леви. Девушка успела зайти в кафе и заказать себе завтрак, прежде чем заметила знакомые фигуры в черно-бежевой форме на другой стороне улицы.       — Ну и куда вы пропали? — брюнетка скрестила руки на груди, заслонив собой водительскую дверь машины, тонко намекнув, что не уступит руль хранителю Грозы. Леви насупился, покраснев от злости, и недовольно кряхтел следующие пять минут, пока Луссурия, полный счастья, кричал на всю улицу, собирая напуганные взгляды прохожих, рассказывая о милом магазинчике, который ему удалось совершенно случайно найти в Googlе-картах.       — Совершенно случайно? Ты изначально знал, где он находится! — Бельфегор казался более расслабленным, нежели полтора часа назад, но зубы скалил все так же напряженно, будто злился далеко не на Луссурию.       — Бел-тян, не наговаривай!       — Луссурия, ты итальянец! Какое, в осьминожью жопу, «-тян»?! — Леви, восседавший на заднем сидении вместе с психованным Бельфегором, казалось, раздулся от ярости, — Тупой головоногий моллюск, если ты взорвешься и заляпаешь принца своими отходами, я скормлю тебя акуле Элен!       — Джейн — косатка, придурок! — брюнетка отвлеклась от дороги, повернувшись назад, на полном серьезе готовая шибануть обоим хранителям по башке, — Только попробуйте замарать салон!       — Мальчики, Элли-тян, ну вы чего-о-о-о? — протянул Луссурия, прижав ладони к щекам, совершенно не ожидая, что получит по лбу от пай-мальчика Бельфегора.       — Да какое нахрен «тян»?! — брюнетка пыталась держать себя в руках, но сама не заметила, как начала перекрикивать своих спутников.       Следующий час, проведенный в пути из-за пробок, все дружно успокаивали сентиментального Луссурию, рыдавшего на всю машину, судорожно вопящего о том, что никому не нужен, что никто его не любит, что никому не инетерсны его покупочки и так далее по очень длинному списку. Такому же длинному, как чек из того самого магазинчика, которым он вытирал слезки, отказываясь от предложенных салфеток и платочков, расстроенно вопя, что не нужны ему никакие подачки. Обещал пожаловаться боссу, но после воспоминания о нем — моментально успокоился, загадочно улыбнувшись, всем своим видом давая понять, что кое-что знает, но никому из своих обидчиков ничего не расскажет. Раскололся он крайне быстро — стоило Леви жалобно разныться о своем беспокойстве, как хранитель растаял.       — Звонил Ску-кун, они уже в Тронхейме! — хранитель радостно захлопал в ладоши.       — Кто «они»? — Елена сжала руль, в висках застучало от злости. Девушку всегда бесила недосказанность, а Луссурия постоянно забывал уточнять, о чем или о ком он говорит.       — А, ой! Сэлли и босс тоже с ним!       Бельфегор тяжело вздохнул, убрав стилеты, которыми собирался нашинковать Леви за его сопли, во внутренний карман куртки, заметно успокоившись. Хотя бы один камень с его души рухнул куда-то вниз живота, разбившись, принеся сладкое облегчение. «Заебись, втянули беднягу в свои проблемы», — Елена взглянула на пачку сигарет, но сдержалась, незаметно улыбнувшись. Живы, и на том спасибо.       — Правда, они в больнице, но уже скоро будут в отеле, адрес.       — ВСЕ ТРОЕ?! — девушка повернулась к хранителю, чуть не угодив в аварию, ахринев от полученной информации и мгновенно возникших перед глазами картинках возможных происшествий.       — Ну нет же! Ску-кун слегка ранен, но он так кричал, что я не понял, какое место у него бо… — по лбу хранителя прилетело довольно тяжелым телефоном, — Элли-тян, за что?!       Девушка закурила.

***

      Холодно, очень холодно. Даже горячее тело Занзаса, к которому Сэл прижималась, сжимая ворот рубашки и мокрые перья, значительно остыло за семь минут, проведенных в ледяной воде. Губы посинели, тело дрожало, немея от каждого слабого пырва мерзкого ветра. Сэл спрыгнула с рук босса сразу, как только они приблизились к берегу маленького острова, и прошла вперед, предвкушая его злостное рычание на счет её бесполезности, чувствуя, как сердце в его груди забилось чаще, а руки сильнее сжали её коленки и плечи. Но Занзас молчал, следуя за подчиненным, сплевывая воду, стекающую с волос к губам, недовольно фыркая. За спиной, на мосту полыхал огонь после мощного взрыва. В его прожорливых языках просматривались очертания машины. Дорогой машины, чёрт возьми. Взрыв спровоцировал сильные волны на спокойной, до этого, глади воды. Сэл захлёбывалась холодной волной, кашляла, снова захлёбывалась и снова заходилась приступами кашля, чем не на шутку напугала босса. А сейчас, ступая ботинками, полными воды, на мягкий песок, он молчал, сжимая челюсти и злясь на самого себя. Он испугался. Твою мать, босс Варии, чертов обладатель пламени ярости — испугался. За жизнь девушки, которую ненавидел и грозился прикончить жалкие пять минут назад. Эта идиотка умудрилась захлебнуться. Хотя, нет. Он просто был очень сосредоточен, и внезапный кашель. Да кого мы обманываем. Занзас недовольно цокнул, остановившись, всматриваясь в хрупкую спину, уверенно шагавшую впереди. Сэл была только рада скрыться за каким-нибудь деревом в лесочке на берегу, избавить себя от презрительного взгляда босса, прожигавшего дыру меж её лопаток.       — Стоять, — снова рычит. Так раздраженно, что голос аж дрожит, — Куда ты поперлась?       Сумки упали на мягкую траву, чуть дальше от воды, за линией песка, давая понять по-прежнему стоявшей спиной к боссу девушке, что привал будет именно в этом месте. Сэл прикрыла глаза, сжав кулаки от холода, пронизывающего все её мокрое тело, и, переживая о предстоящем нравоучительном разговоре, подошла к мужчине. Ну не умеет она плавать, и что? Научится, чего бубнить-то?       Мужчина сдерживал раздражение, как только мог.       — Поищи ветки, нам нужен костер, — Занзас принялся расстегивать рубашку, усмехнувшись, заметив смущение на лице подчиненного. Небесное светило находилось прямо над ними, а само небо было необыкновенно чисто — ни одно облачко не препятствовало слабому лунному свету падать на небольшую полянку, хоть немного освещая её, — И сними пиджак.       Сэл тяжело сглотнула, кивнув головой, не поднимая взгляд на босса, с трудом стянула мокрый предмет его гардероба и, бросив на траву, пошла к лесочку, сжимая в руке выживший после заплыва телефон. Фонарик работал, но вот связи не было совершенно, да и, Сэл даже не смогла бы объяснить, где они находятся, потому как совершенно не следила за дорогой, думая лишь о теплой руке Занзаса, сжимающей её ладонь, так грубо, неопытно, словно он впервые держал кого-то за руку; о состоявшемся разговоре, о том, что он действительно может что-то чувствовать к ней. За спиной послышалось приглушенное рычание. Сэл прижала собранные веточки к груди, дрожа от холода и накатившего страха, обернулась. Она даже не заметила, как скрылась среди деревьев, отойдя от босса метров на сто пятьдесят. Его не было видно из-за могучих стволов, но слабое рычание. нет, мурчание — она слышала прекрасно. Знакомое, спокойное, довольное. Бастер часто спал в ногах хозяина или лежал в темном углу кабинета, рассматривая хранителей горящими алыми глазенками, громко зевая и рыча, отображая внутреннее состояние Занзаса. Она совершенно его не боялась, даже гладила пару раз, когда Занзас выходил из кабинета. Лигр с подозрением смотрел на прикасавшуюся к нему особу, слабо рычал, но никогда не скалил зубы, позволяя ей маленькую шалость, осторожно подпуская к себе все ближе и ближе. Вот только мысль о том, что Бастер — отражение Занзаса, все время ускользала от ее сознания.       Сэл вышла к двум грозным мужчинам, опешив от увиденного. Ветки свалились из рук, привлекая к девушке внимание босса Варии, секунду назад гладящего громко мурчащего лигра, почесывая загривок. Бастер зарычал, но, учуяв знакомый, уже приевшийся даже ему, запах, успокоился. Животное разлеглось на песке, прижав огромную мордочку к скрещенным лапам, и не сводя глаз наблюдало за замешкавшейся Селестой. Занзас сидел рядом с Бастером, смотря на неё точно таким же, слегка жутким, но спокойным взглядом, привычно хмурясь, опять чего-то от неё ожидая. А чего именно — она совершенно не понимала, поэтому, часто моргая и вздрагивая, продолжала стоять в стороне. Занзас закатил глаза.       — Костер.       — Точно, да, — Сэл, подняв ветки, подбежала к боссу, рассыпав половину по дороге, — У тебя есть зажигалка?       Бастер громко зевнул и недовольно уставился на шатенку, как бы спрашивая, действительно ли она такая глупая, или просто поддерживает образ дурочки, чтобы втереться в доверие Варии. Сэл перевела взгляд на молчавшего босса, который задавался тем же вопросом, формируя из веточек и песка что-то на подобии костровища.       — У меня есть пламя, — спустя несколько минут, наконец, слабой вибрацией прошлось по воздуху, — Раздевайся и ложись, грейся.       Последнюю фразу Сэл проигнорировала, вернее, не услышала, наблюдая, как веточка в руке мужчины вспыхнула, разжигая за собой своеобразную пирамидку. Древесина затрещала, соприкасаясь с огнем, стремительно разгораясь. Языки пламени освещали полянку намного лучше, чем слабый лунный свет, создавали вокруг себя мягкое, необходимое для обоих мафиози тепло.       — Мусор, ты хочешь заболеть? — грубый голос вырвал её из раздумий, заставив удивленно посмотреть на босса. Вот только ничего, кроме его торса, девушка не видела, — Твоя одежда должна высохнуть.       — Высохнет на мне, — Сэл придвинулась ближе к костру. На самом деле, он был прав — мокрая ткань лишь защищала её от смущения, но никак не от морозного ночного воздуха, — Ты ведь в брюках.       — Я не дрожу так, будто меня током бьет, — слабая ухмылка. Мужчина забавлялся её розовеющим щекам и нахмуренным бровям. Она вздернула носиком, словно сурикат, пытаясь казаться увереннее и страшнее, но лишь вызвала у мужчины приступ смеха, который он с трудом смог сдержать, — Прекращай стесняться, Каваллини. Меня не интересует твое тело.       — Можно подумать, меня это волнует, — шепнула она, расстегивая рубашку, отвернувшись к боссу спиной.       — Волнует, — Занзас даже не пытался скрыть усмешку. Наблюдал, как белая рубашка нехотя сползает с плеч его подчиненного, оголяя исполосованную, обычно незаметными, но сейчас — посиневшими от холода, ярко выраженными шрамами, хрупкую спину. Мужчина отвёл взгляд, стоило показаться лямочке нижнего белья, прекрасно осознавая, что его предпоследняя фраза была грубой ложью, старавшейся убедить разум в своей истинности.       Сэл подняла мокрую одежду босса и повесила на ветки ближайшего дерева, не переставая что-то бубнить себе под нос, каждый раз цокая, доставая из сумок сменные вещи, уничтоженные водой наушники и аптечку, неожиданно что-то сказав радостным голосом — несколько шоколадных батончиков смогли уцелеть. Занзас прикрыл глаза, мечтая о тишине и теплом одеяле, уткнувшись лбом в согнутые коленки, ловя себя на мысли, что, не остановись он на мосту, Масстерони сейчас праздновал бы смерть босса Варии. Так глупо, по-идиотски поддаться эмоциям, забыть об истинной цели. Он мог быть мертв. Из-за бесполезного мусора под боком, приносящего лишь проблемы и рушившего его устойчивую ко всему психику.       Занзасу приходилось убивать детей. Из милосердия, считая смерть — самым хорошим исходом событий. Что могло вырасти из маленького ребенка, смотрящего на босса Варии, с ног до головы покрытого кровью его уничтоженной, истребленной семьи? Что ожидало маленькую девочку, прижимающую к груди плюшевого зайца, смотрящую не на дуло пистолета, направленного к её милому личику, а в алые, безразличные глаза парня, таким осознанным, понимающим взглядом, будто, не спусти он курок именно в тот момент, через пару секунд она произнесла бы что-то умное, совершенно несвойственное, маленькому ребенку. Он убивал, не колеблясь, но на задания, где могли присутствовать дети, всегда отправлял Леви. Тот никогда не думал о чувствах, о морали, да вообще хоть о чем-нибудь, кроме благосклонности босса, ожидая нежных поглаживаний по голове, ничем не отличаясь от собак в псарне Занзаса. Скайрини видел многое, сам вытворял ужасные вещи, пугал всю мафию своей жестокостью и безразличным спокойствием, постоянно слышал шепот за спиной — «Как он может спать по ночам?», и лишь сдавленно ухмылялся, находя правду в этих словах, задумываясь о том, насколько заледенело его сердце после колыбели, да что там — каменным оно стало еще в детстве, а заморозка лишь покрыла его толстым слоем беспощадного льда. Но эта чертова Селеста. Она не разбивала эту оболочку, не делала совершенно ничего, что могло бы привлечь внимание, не совершала резких поступков, но, начав давным-давно, незаметно растапливала обжигающий холодом лед, накрывший сердце её босса. И он понимал это. Сопротивлялся, но не мог отказаться от слабого тепла в своей душе. И пару минут назад чуть не отправился в могилу именно из-за этого.       — Ты не ужинал, — Сэл уплетала батончики, сев возле костра, под боком Занзаса, осторожно касалась его напряженной от раздумий руки, — Поешь хотя бы это. Мы будем ночевать тут? Разве, это безопасно? Кто пытался нас..       — Они думают, что мы мертвы, — мужчина наблюдал за языками пламени, не принимая батончики из рук шатенки, стараясь вообще не смотреть на её практически обнаженное тело. А когда, краем глаза заметил белье винного цвета, прикрыл глаза, стягивая шею невидимыми цепями. «Блять. Нужно разговаривать», — Именно за этим мы сюда и ехали. Попасть в ловушку, ввести австралийского пса в заблуждение. Этот берег не видно с дороги, нас и не пошли бы искать.       — Они все поймут, когда не увидят никаких. остатков в машине.       — ДНК-тест делается не за минуту, — раздражает; снова выключила мозг и перестала мыслить логически, — Утром здесь будет акулий мусор.       — Почему ты его так называешь? Вы ведь друзья, — Сэл замерла, хлопая ресницами, когда Занзас бросил на неё осуждающий, презрительный взгляд, будто она сказала что-то совершенно неподобающее, — Наедине вы..       — Прекрати лезть мне в душу, Каваллини, — он отодвинулся, намекая, что дальше разговор не последует, и девчонка даже смогла распознать этот намек, замолчала, вот только боссу совершенно не нравилось снова погружаться в себя. Пусть уж лучше болтает, как телевизор на фоне, чем шебуршит фантиками где-то за спиной и что-то шепчет тихо рычащему Бастеру, сон которого прерывает своими монологами, — Расскажи о себе.       — Расскажу, если поешь, — Сэл в миг оказалась возле босса, усевшись рядом. Занзас вздрогнул, стоило ей коснуться и без того напряженного тела. «Нахуй мне твои батончики, если я готов сожрать, блять, тебя». Но Занзас все же взял вкусность, недовольно закатив глаза, но решил не устраивать драму, хотя то, что она ставит ему условия — конечно, бесило, — Я думала, ты все итак знаешь. Та папка, которую заполнял Скуало, она ведь.. Пару раз я видела её на твоем столе.       — Там лишь факты, — отдать должное, спрессованная смесь шоколада и злаков была как никогда кстати, — Мне интересно, как ты выживала без родителей, — в голове мелькнула мысль, что именно поэтому Вария никогда не оставляет детей в живых. Не обрекает на самое настоящее выживание никому не нужных наследников полностью уничтоженных семей. Но, все же, Скайрини хотел узнать, как сложилась бы их судьба, а Селеста — являлась ярким примером такой жертвы. Вдоль вен на её руках тянулись еле заметные тонкие полоски, такие же были оставлены на животе, — Как ты вообще выжила?       — В доме осталась прислуга, когда Бел.. закончил. Он их не заметил, когда уходил, а они смогли помочь. Родители умерли сразу, — Сэл смутно помнила события того периода своей жизни, но старший брат с энтузиазмом рассказывал ребенку об изрезанных, изуродованных телах родителей, которые, якобы, видел, прежде чем Бел напал и на него, — Мы жили в том поместье еще года три. А потом Расиэль уехал, сказал, что пора становиться взрослой, вручил деньги и бумажку с адресом детского приюта, но я туда не пошла, — Занзас хмыкнул. Именно это он себе и представлял. Дети, когда-то жившие в огромных особняках с прислугой, попадают в обычные приюты, постепенно сливаются с серой массой точно таких же жалких людей, что и они сами, — Помню человека. Он позволил мне жить у себя, с условием, что я буду хорошо учиться и работать вместе с ним в мясной лавке, — в животе заурчало. Сэл просто повезло встретить такого добродетеля. Маленьким жертвам Занзаса такое могло бы только присниться, — У него была дочь, она постоянно болела. Не знаю, как у них сейчас дела, но я бы хотела их навестить.       — Зачем? — мужчина положил руку на плечо шатенки, прижимая к себе дрожащее от холода тело. Она, увлеченная воспоминаниями, даже не заметила, как положила голову на теплую грудь. Раздумья о мертвых детях, как и планировалось, смогли полностью изничтожить скверные, неуместные мысли.       — Сказать «спасибо», — девушка тяжело вздохнула. Как-то расстроенно, но в то же время с радостным облечением, — Я бы, наверное, замерзла где-нибудь на улице. Я жила с ними года три, а потом сбежала, когда узнала, что он имеет кучу долгов из-за меня. Накопила деньги, оставила половину, и ушла, пока он спал. Два года жила в Юсдале, а потом, лет в 16, получила письмо от Расиэля с билетом на самолет. Он написал, что в Японии мне будет лучше, что это — подарок на все прошедшие дни рождения.       — И ты полетела?       — Ты никогда не был в таких ситуациях, — голос стал серьезнее, — Меня ничего не держало в Швеции. Я давно бросалась из крайности в крайность, забрасывала учебу из-за работы, работу из-за плохой компании, так что возможность начать новую жизнь — меня не пугала.       — Ты — шведка, и такая мерзлячка? — Занзас ухмыльнулся, сильнее прижав к себе дрожащее тельце. Бельфегор хранил тайну о своей родине двенадцать лет, а девчонка без колебаний выложила все карты, — Откуда ты знаешь итальянский?       — Мама была итальянкой. Единственное, что я помню о ней, это то, что с нами она говорила только по-итальянски. Ну, а потом, мой братец привез меня к вам, пришлось практиковаться с Луссурией, он сильно помог мне.. обустроиться. У меня не было выбора, я и сейчас иногда запинаюсь, — Занзас хмыкнул, накрутив на палец тонкую влажную прядку, — Ну, давай, скажи, что цвет моих волос и глаз никак не вписываются в скандинавские «нормы».       — Так даже лучше, — сперва он даже не понял, что сказал, несвойственно спокойным голосом. Сэл в мгновение налилась краской, несмотря на невыносимый холод, и отвела взгляд. «Идиот, ты опять сделал ей комплимент. Держи, блять, язык за зубами», — Чем меньше ты похожа на своего брата, тем лучше.       — Он не так плох, как ты думаешь.       — Он хороший хранитель, но хуевый пример для тебя, — мужчина недовольно фыркнул. Она защищает человека, который убил её?       — Не то, что бы он пытался стать примером для меня. Да и.. Я понимаю его. Понимаю, почему он так поступил в прошлом, — девушка замялась. В голове мелькнула безумная мысль, — Ты ведь всегда конфликтовал с сыновьями Девятого?       — Мы не общались, — она осознанно задела Занзаса за единственное больное место, заставила всплыть не самые приятные воспоминания, — Не лезь в это.       — Дон Тимотео любит тебя, я видела, — Сэл тяжело вздохнула. Она хотела вывести его на разговор о колыбели, о которой слышала пару раз, — Как родного.       — У тебя, вроде, нет иммунитета к смерти, — Занзас был спокоен. Он знал, что она не станет заходить слишком далеко. Слишком покладистая, трусливая, хорошо знающая границы дозволенного, — То, что тебе известно, даже не верхушка айсберга.       — Ты любил когда-нибудь?       Лигр недовольно замурчал, сквозь сон передавая настроение хозяина, виляя хвостом.       — Нет, — вопрос, на который она знала ответ, — Добровольная любовь полностью бесполезна.       — Откуда тебе знать? — слабая усмешка, — Ты ведь даже не пробовал.       — Пробовал, — Занзас сжал челюсти, когда понял, что снова неосознанно сорвалось с его губ. Он вспоминал события прошлого, отходя от реальности, погружаясь в себя и не контролируя собственный разум. Обычно, он позволял себе это лишь в своем кабинете, в полном одиночестве, но чертова девчонка несколько месяцев вела себя настолько незаметно, сидя под боком у босса, что он перестал замечать её присутствие, лишь ощущая слабое теплое пламя где-то совсем близко, не воспринимая его, как что-то «лишнее», — Любовь делает человека слабым.       — Кто-то сделал тебе очень больно, — Сэл обняла руку мужчины, стуча зубами от холода.       — Ты назвала его имя минуту назад, — девушка подняла голову. Занзас наблюдал за потрескивающим в костре пламенем. Спокойный, умиротворенный, хмурый. Все, как обычно, — Он должен был убить меня за предательство. За конфликт Колец. Не смог, из-за своей неоправданной любви. Элен сорвалась к вонгольскому ублюдку, подвергла свою жизнь опасности, из-за неё же. Мы только что чуть не угодили в ловушку, потому что я отвлекся на тебя.       Сэл соображала гораздо быстрее, чем Занзас, и сразу осознала, как он проговорился и какие имеет ассоциации. Мужчина ухмыльнулся, заметив её удивленный взгляд, почувствовав, как её пальчики вцепились в его предплечье.       — Прекрати этот спектакль, Каваллини, — он забрал свою руку из слабого хвата подчиненного и поднялся с холодного песка, — Кому, как не тебе, знать, какой я бесчувственный урод, — слабая усмешка, отсылка к её смелым выходкам.       — Я совсем не понимаю тебя, — девушка опустила взгляд, съежившись, потеряв источник тепла, — Спустись уже с эмоциональных качелей.       — Ты и не должна понимать меня, — снова давит, задевает неизвестные самому Занзасу чувства, словно проводит мягкими кончиками пальцев по струнам арфы, — Ни мне, ни тебе это не нужно.       — Знаешь, что, — Сэл резко встала в полный рост, последовав примеру босса, и уставилась на него обиженным взглядом, — Если тебе это не нужно, не стоит приводить меня в псарню, платить за кофе, говорить, что ничего не было для всех, кроме нас, не нужно брать меня с собой, давать свой пиджак, нести мою сумку, держать за руку и обнимать, потому что мне, твою мать, холодно! — пронеслось на одном дыхании, после чего Сэл топнула ногой по мягкому песку.       — Все сказала? — Занзас сунул руки в карманы брюк, не сводя полных ярости глаз с напуганного лица Селесты. Последний раз она дерзила ему две недели назад, и получила пламя ярости в свою сторону, но сейчас — все происходящее лишь забавляло мужчину. Он не знал, что чувствует, а она требовала от него каких-то ответов.       — Нет, — Сэл хотела продолжить свою истерику, но осеклась, прикусив губу, по одному его взору поняв, что ходит по очень тонкому лезвию.       — Ложись спать.       Приказ. Да плевать, спать на самом деле очень хотелось, а прижаться к теплому лигру — еще сильнее. Бастер недовольно вздохнул, зевнул, осмотрел девушку и снова разместил огромную голову на массивных лапах, растянувшись, позволяя девушке улечься вдоль своей мягкой тушки. Занзас не хотел видеть её, хотел уйти, прогуляться, да вообще покинуть этот остров с помощью своего пламени и пистолетов, но что-то внутри останавливало его, не позволяя даже думать о «побеге». Мелкий бесполезный мусор, который даже плавать не умеет, сейчас жмется к его животному, хмурится, недовольно фыркает и вздрагивает от холода. Но почему-то это, впервые, не бесит. Наоборот, на душе как-то. спокойно. Умиротворенно. Несмотря на её дерзкие намеки, упреки, разговоры про Девятого, он знал, что она права. Внутренняя война босса Варии в полной мере накрывала чувства хрупкой девчонки. Да никого, блин, кроме нее, он и не трогал — и морально, и физически. Насколько Сэл была измотана его непонятными скачками настроения — Занзас не знал, но догадывался, потому как сам начал уставать от этого. Но ему было нужно время. Еще немного чертового времени, чтобы принять решение, и при этом, он должен постараться не мучать их обоих своей личной войной. Он знал, что она простит каждую его выходку, и последнюю — в том числе, но прекрасно понимал, что даже у нее — влюбленной, покладистой, добродушной, есть терпение и чувства. И у него, кажется, тоже.       — Ты никому не говорила о том, что слышала? — Сэл непонимающе посмотрела на босса, вспоминая неприятные подробности подслушанного разговора с капитаном, но он все так же наблюдал за костром, перебирая в пальцах оставшийся батончик.       — Конечно, нет, — девушка отвернулась, прижалась к спящему лигру, в очередной раз съежившись. Мужчина снова встал, снова куда-то пошел, — Ты ведь приказал молчать, — нужно задержать его. Разговорить. Оставаться одной после случившегося, хрен знает где, в одном нижнем белье — страшно. Конечно, Бастер ничуть не хуже своего хозяина, но.. с ним было намного спокойнее. Уютнее.       — Ты путаешь, — Сэл неожиданно почувствовала его тепло своей спиной. Занзас лег рядом, — Я приказывал молчать о поцелуе.       Сэл вздрогнула. Впервые за двое суток он назвал произошедшее своим именем.       — Я молчала, — девушка сжала шерсть лигра и прикусила щёку. Сердце бешено колотилось, становилось невероятно жарко. Тело покрывалось мурашками каждый раз, когда она ощущала его горячее дыхание и прожигающий взгляд в районе лопаток.       «Одно элементарное правило.»       Занзас рассматривал шрамы на спине девушки, хмурясь, строя догадки, как они могли появиться. Один — точно от стилетов Бела, второй — поцарапалась о какую-нибудь ветку в лесу. Самый крупный, проходящий вдоль позвоночника — меч Скуало.       «Всего три пункта.»       Его рассудок не мог ни за что зацепиться, подчиняясь неожиданно сильному чувству. Рука потянулась сама. Мужчина невесомо провел пальцами по неглубокому шраму, по всем, не сумев остановиться, ощутив, как Селеста вздрогнула от неожиданности.       «Не чувствовать.»       Ощутить тепло её тела, мягкие, влажные волосы, пахнущие яблочным шампунем, почувствовать, как она сжалась от удивления и смущенности. Занзас двинулся вперед, царапаясь о песок, и, оказавшись достаточно близко, положил руку на талию подчиненного, грубо прижал её к себе, ухмыльнувшись на её сдавленный вздох, уткнулся носом в макушку, вдыхая слабый приятный аромат, прикрыв глаза.       «Не привязываться.»       Сэл коснулась предплечья мужчины, по-хозяйски расположенного на её талии, и осторожно повернулась к боссу, подняв голову, всматриваясь в его алые глаза. Впервые за долгое время он не хмурился, изучая милое лицо чертовой девчонки, неосознанно поддаваясь вперед, сокращая расстояние между их губами до предела.       «Не любить.»       Близко. Очень близко. Она смотрит в его глаза, приоткрыв рот, не понимая, что за очередная смена настроения произошла в голове ее босса, обжигая губы Занзаса горячим дыханием. Он хочет этого, но не может. Нельзя, хоть он давно переступил черту дозволенного, отчерченную им самим пару дней назад. Сэл осторожно коснулась щеки мужчины, больше не в силах выносить бушующий хоровод бабочек и бешенное сердцебиение, на миллиметр поддалась вперед, сладко выдохнув ему в губы, продолжая смотреть в его алые, полные сомнений глаза. Он не может. Не может дать чувствам победить над разумом. Не может сдержаться.       «Наплевать.»       Занзас прижал девушку к себе, еще ближе, еще сильнее, впился в её губы, всего на секунду, сразу отстранившись, больно укусив самого себя, все еще сомневаясь. Её в миг разгоревшееся тело, блеск в глазах, слабые мурашки и сбившееся дыхание — никогда и никого за всю жизнь он не хотел настолько сильно, как своего чертового хранителя. Нельзя поддаваться соблазну, нельзя давать слабину, это плохо, очень плохо может закончиться. Занзас тяжело дышал, уперевшись лбом в лоб девушки, из последних сил сжимая цепь на собственной шее, возвращая себя в будку. Но он зашел слишком далеко, разбился еще прошлой ночью, потеряв связь с тем, что раньше стояло на первом месте и казалось таким элементарным.       Он не может.       Он хочет.       Осуждает.       Ненавидит.       Чувствует. Впервые за полную безразличия, смешанную с болью и ложью, жизнь, он что-то чувствует.       Сэл притянула его назад, касаясь горьких губ, нежно, осторожно, подливая масла в бушующий огонь, как бы умоляя, нет, вынуждая его продолжить, мягко коснулась его шеи, срывая невидимые, неощутимые цепи, сама того не понимая. Она собирала его — разбитого, уничтоженного — из маленьких крупиц в нечто новое, переворачивая все его сознание с ног на голову. Коснулась его губ, не давая вздохнуть, больше не позволяя думать, разрушая последние остатки его разума, сжигая их в своем пламени, смешавшимся с его Небом, прижимаясь к горячей груди, проводя по ней кончиками пальцев, очерчивая контуры пресса, останавливая ладошку, ощущая его бешенное сердцебиение. Мурашки без устали накрывали босса Варии, он зарывался пальцами в песок, подминая девушку под себя, смотря ей в глаза, тяжело дыша через приоткрытые губы, обжигая её щеки, получая то же горячее дыхание в ответ. «Наплевать», — громким эхом проносилось в голове, вместе с мыслями о чертовом правиле, не имеющем сейчас никакого значения, никакого влияния. Занзас вжал девушку в холодную землю, грубо впиваясь в её губы, страстно кусая, словно лев, раздирающий свою добычу. Он знал, что они обоюдно, мать его, вместе сходят с ума, сплетаясь языками, прижимаясь телами друг к другу. Её сердце отстукивало тот же ритм, что и его, а дыхание сбивалось все сильнее. Он совершенно не желал прекращать эту сладкую пытку, внутреннюю войну, безмолвные противоречия, сгорая изнутри. Занзас останавливался, переводя дыхание, снова кусал незажившие губы, наслаждаясь слабым металлическим привкусом, сладким недовольным мычанием. Он знал, что ей нравится. Так не целуют, когда ничего не чувствуют, так не стонут, когда испытывают лишь боль. Сэл сжала мягкие волосы на затылке мужчины, опустив вторую руку на его напряженную спину, слегка царапая каждый раз, когда он вновь прокусывал её губу, заставляя его вздрагивать от непривычных, приятных ощущений и возбуждения, лишь сильнее разогревая бушующую между ними страсть, ощущая её в воздухе каждой клеточкой своего оголенного тела.       — Чертова девчонка, — Занзас рычал от удовольствия, отрываясь от желанных, кровоточащих губ, ныряя в омут изумрудных глаз, снова и снова падая в пропасть, разбиваясь, разлетаясь на мелкие кусочки, — Что ты со мной делаешь?       Но он не позволил ей ответить, резко сев на песок, прижимая к себе, вынуждая раздвинуть коленки, чтобы принять удобную позу, вновь слиться с его горячим телом, оказаться сверху, но по-прежнему оставаться в его грубой власти. Сэл сладко выдохнула, обвив руками напряженную шею Занзаса, прикрыв глаза, ощущая боль, смешанную с наслаждением от его прикосновений, блужданий ладоней по спине, покрытой острым песком. Занзас оторвался от губ подчиненной, замерев на несколько секунд, вслушиваясь в её сердцебиение, мучая и её, и себя бешеным желанием снова слиться в поцелуе, наблюдая за оранжевым, игривым огоньком в её глазах. Руки плавно опустились на бедра, больно сжав, приподнимая девушку, предоставляя боссу доступ к шее, в то же мгновение больно укушенной, но не до крови, как бы сильно он того не хотел. Мужчина сдерживал себя, не позволяя сорваться и оставить багровые следы на нежной коже, не желая афишировать их слабость перед всей Варией. Сэл вскрикнула, поддавшись вперед, слегка приподнимаясь и уперевшись коленками в острый песок, прикрыв глаза, прижимая голову Занзаса к груди, забыв, как дышать от переполняющего наслаждения, ощутив пахом его твердую плоть, скрытую под плотной тканью все еще влажных брюк. Идеально. Она прекрасно поняла, чего он хочет, предоставляя доступ к ключице, отдавая себя на растерзание, позволяя оставлять крупные отметины на своем теле, сжимая волосы на затылке мужчины, молча вздрагивая от боли. Занзас пытался сдержаться. Не хотел разрывать её тело на части, про себя отмечая, насколько далеко улетает его крыша, когда она рядом. Никогда он не испытывал такого желания кого-либо укусить, поцеловать, обнять. Ни с одной бордельной шлюхой его разум не отключался, а сердце не колотилось, как ненормальное, готовое выпрыгнуть нахрен из грудной клетки. Сэл позволяла ему касаться себя, оттягивать зубами кожу, прокусывать её до крови, не зная, не понимая, что он хочет овладеть ей полностью, изучить каждую мелочь, каждый изгиб её тела. Но.. Это все так неправильно. Он ведь ничего не сказал о своих чувствах, сводя разговор в другое русло, уходя от ответа, сначала рассказывая о своих желаниях, держа за руку, а потом — вновь отталкивая. Происходящее — очередная слабость, или все-таки?..       — Стой, — девушка сжала волосы мужчины, потянув назад, вынуждая оторваться от очередной кровоточащей ранки на ключице. Занзас посмотрел ей в глаза, слабо хмурясь, плавно подняв руки на талию, больно сжав. Все такое же спокойное, безразличное выражение лица, лишь в глазах плещется зверское желание, — Я так.. не могу.       Мужчина вздрогнул, прекрасно понимая, о чем она говорит, несмотря на полностью затуманенное сознание. Пальцы ослабили хватку, мысли беспорядочно крутились в голове, пытаясь прийти в себя, придумать связный ответ, но, на самом деле, продолжение разговора его совершенно не волновало. Он чувствовал лишь пульсацию в висках и давление в штанах, но. этот чертов взгляд. Нотки страха, ведь Занзас не был похож на человека, принимающего отказы; наивная любовь, буквально плещущаяся в ее расширенных зрачках. Он сорвался, а она помогла спустить последние цепи. И что будет завтра утром, когда он сделает то, чего так давно хотел? Угаснет ли буря в его груди? Заслуживает ли она такого отношения к себе? Особенно после всей херни, произошедшей в её жизни? Изумрудные глаза изучали лицо босса, заглядывая в алые очи, на секунду ныряя в их омут, но сразу отскакивая, боясь увидеть или понять то, что не хотело бы узнать её хрупкое сердце. Сэл провела рукой по затылку мужчины, плавно переходя на мокрую от пота шею, спускаясь к исполосованной шрамами груди, обводя каждый по условному контуру, хмурясь.       Занзас даже не представлял, как сильно ей хотелось вернуться к его губам, прижаться к горячему, казалось, недоступному телу, ощутить сладкую боль, вызванную его грубыми, властными прикосновениями. Сэл хотелось утонуть в его господстве, но не так. Не для того, чтобы просто утолить нахлынувшее желание. Мужчина из последних сил жал на тормоза, тяжело дышал от каждого её прикосновения, от вида её подрагивающих губ, которые он был готов целовать, кусать до посинения, но этот чертов взгляд. Сожалеющий, умоляющий его остановиться и взять себя в руки. Занзас отвел взгляд, цокнув.       — Я не хочу быть очередной вещью для тебя, — мужчина нахмурился, снова посмотрев в глаза подчиненного. Страсть заменялась яростью, а блеск в её изумрудном кольце, отдающий грустью, уничтожал его самообладание, — Пожалуйста, только не так.       Как ей вообще пришла в голову такая мысль, после всего, что случилось? Занзас убрал руки с талии девушки, попутно скинув её с себя, и, сжав кулаки, отошел на несколько метров, испытывая желание хорошенько вмазать по одному, по всем деревьям, в окружении которых он оказался. Влажное от пота тело обдало слабым морозцем, пробежавшимся вместе с порывом ветра. «А что еще она могла подумать после твоих ублюдских поступков?» — издевался внутренний голос, заставляя мужчину недовольно сжать челюсти. Он не слышал, как Сэл позвала его, думая лишь о том, как сильно он только что оступился. Нет, не только что, а очень, очень давно. Еще когда впервые отметил, что от нее пахнет персиками, когда впервые засмотрелся на неё во время собрания, когда Девятый вручил ему ту фотографию, на которой держал наследницу королевской семьи, добродушно усмехнувшись такому забавному совпадению, бросив на сына подозрительно заинтересованный взгляд.       Она не была вещью, но он не смог показать, сказать ей об этом. И Занзас не мог смириться с тем, что не считает её очередной легкодоступной мясной тушкой. С тем, что такое её мнение неслабо затронуло его чувства. Здесь было что-то совершенно другое, даже возбуждение казалось «не таким». Но она думает иначе. Не видит в нем никого, кроме бесчувственного альфа-самца, бросающегося оскорблениями и уничтожающего её чувства. Разум плавно возвращался в норму, недовольно отмечая, что его мнения насчет произошедшего никто не собирался спрашивать. Занзас все же впечатался кулаком в дерево, когда выходил к полянке. Недовольно цокнул, заметив, что костер давно потух, а девчонка сладко посапывает, забравшись под массивную лапу лигра, сжимая его шерсть, будто боясь, что еще чуть-чуть — и последний источник тепла и защиты покинет её. Бастер не спал, наблюдал за приближающимся хозяином, недовольно виляя хвостом, от части чувствуя все то же, чем была переполнена душа Занзаса. Сколько времени он провел в паре метров от девушки, о чем она думала все это время — он не знал, и сил на раздумия не было. Мужчина лег рядом, сунув два пистолета под мягкую шерсть, прижимаясь к теплой спине, заменив лапу лигра на свою руку, уткнувшись носом в макушку, горько ухмыльнувшись, осознавая, какой он все-таки идиот.       Сэл проснулась от громкого крика и, с трудом разлепив глаза, заметила стоявших в десятке метров мужчин. Тело заныло, каждое движение отдавало совершенно неприятными пульсациями. Скуало выглядел, мягко говоря, не очень — порванная куртка, алые проблески на длинных волосах, сам еле стоит на ногах, но орет, машет мечом перед лицом спокойного Занзаса, что-то ему яростно доказывая. Скайрини, на удивление, даже не закатывал глаза, лишь хмурился, наблюдая за разгневанным капитаном, а спустя минуту бесконечного крика, перепугавшего всех птиц, Селесту и, немного, даже сладко сопящего Бастера, отправил мечника головой в землю, больно ударив по макушке. Тот сразу вскочил и снова принялся орать, еще громче, еще пронзительнее, пока Занзас не кивнул ему за спину, предлагая, наконец, обернуться на девушку, давно тянущую его за руку, пытаясь привлечь к себе внимание.       — Что случилось? — Сэл обняла мечника, положив голову ему на грудь, вздрогнув, когда он вновь заорал, по привычке, но на этот раз — от боли.       — Поедешь так, — Занзас ухмыльнулся, осматривая укутанную в его пиджак девушку. Он укрыл её еще утром, когда проснулся сам, чтобы не сорваться и не сожрать ее с потрохами, а она была только рада вновь получить доступ к его вкусной, уютной вещи, и босс знал об этом, хотя девчонка старательно пыталась скрыть свою маленькую радость, — Твоему другу, — очередная отсылка к их разговору, — Нужно в больницу. Сумки я собрал, пока ты дрыхла.       «Кто-то с утреца бухает, а кто-то занимает место на своих качелях», — Сэл фыркнула, нахмурив брови, но по теплому взгляду босса, вызывающему внутри неё невероятное волнение и сладостный трепет, поняла, что он лишь притворяется. «Омерта, босс?». Занзас, словно прочитавший вопрос в её лисьем взгляде, слабо, практически незаметно, кивнул.       — ВРОООЙ, да в порядке я! Заебал! — через несколько секунд мечник рухнул на землю, случайно потянув за собой Селесту.

***

      Елена была готова рвать и метать, когда компания дебилов вышла из машины: Сэл в припрыжку подбежала к девушке, чуть не сбив её с ног, повиснув на шее, но на вопросы, какого хрена на нее надет огромный пиджак Занзаса и почему её форма такая мятая, отвечать не стала. Сам мужчина лишь бросил свой типичный безразличный взгляд на сестру в знак приветствия и прошел в здание отеля, дав понять, что никаких объяснений не будет. Девушка перевела взгляд на недовольного Скуало с перебинтованной грудью, видневшейся из-под расстегнутой рубашки, испачканной кровью. Ярость внутри стремительно приближалась к температуре кипения, еще чуть-чуть — и из ушей брюнетки стремительно повалил бы пар, но капитан попросил девушек принести ему покушать в 313 номер, и жалость к нему, избитому, уставшему, голодному, смогла потушить пылающую злость. Он, конечно, выразился намного грубее, а если быть точнее — разорался на всю парковку, что хочет жрать, и чтобы Луссурия перестал совать ему в руки пластиковую ключ-карту от 313 номера, и что он вообще терпеть не может цифру три, но промолчал, когда хранитель Солнца озвучил его дату рождения (13 марта), недовольно цокнув и застегнув куртку, пряча под ней грязную рубашку.       — Дебилизм, — отчаянным вздохом сорвалось с губ девушки, когда за парадным входом скрылись и Селеста с Луссурией, радостно напевающим о подарках, которые он купил, пока полтора часа истязал Бельфегора, испытывая косметику на его лице, утверждая, что у него с сестрой практически идентичная кожа.       Вывеска Макдональдса, случайно попавшая в обзор брюнетки, так и манила своим запретным обаянием. Иногда хочется позволить себе маленькую шалость, ослушаться Луссурию, променять дорогие ресторанные блюда, которыми никогда не наешься за одну порцию, на вкусный, сочный бургер, не помещающийся в рот. Теплое воспоминание о любви Скуало к подобным заведениям и скандалам Луссурии, находящем чеки в карманах его одежды, которую он приносит на стирку, пронеслось в груди, после чего Елена четко решила закупиться вкусной гадостью на ближайший день. До вылета домой оставалось около десяти часов, и большую часть времени девушка планировала провести с друзьями. Посидеть в номере, сходить на прогулку, на шопинг, заняться себя хоть чем-нибудь, лишь бы не находиться в одиночестве, наедине со своими мыслями. Наконец, ей удастся обсудить все то, что давно тревожит её сердце и обжигающе вертится на языке.       Но как объяснить поведение Бельфегора? Что делать, когда он все вспомнит и обвинит её в сокрытии такой неоднозначной встречи? Мысль о том, что её снова посчитают предательницей, не выходила из головы, порождая страх быть неуслышанной и неоправданной, снова получить укоризненные взгляды в свою сторону и глупые осторожные вопросы. Черт возьми, какого хрена все так сложно?       «И почему я вообще должна оправдываться перед ним? Кто он такой, чтобы я обо всем ему рассказывала? Я не могу так сказать про брата, потому что он — мой босс, прежде всего, но Бельфегор тут никоим боком не вписывается, — девушка агрессивно собирала заказ на электронной кассе, готовая разбить чертов экран, — Возомнил из себя хрен знает что. Принц он, видите ли. И что? Я должна любить тебя за это?»       Неприятное чувство, словно мерзкая слизь, прошлось меж ребер, опускаясь вниз живота. Отвратительная горечь разливалась по всему телу, добираясь до мозга, проглатывая его, поглощая. «Я не люблю его. Никогда не любила. Да, симпатия, увлечение, но все это кратковременно, — Елена стучала ногтями по задней крышке телефона, нервно кусая губу и поглядывая на экранчик, проверяя номер своего заказа в списке готовых к выдаче, — Идиот. На глазах у всей улицы, в историческом районе Флоренции, в воскресенье! На глазах у сотен людей! Тьфу, придурок, — крафтовые пакетики неслабо помялись от грубой хватки брюнетки, — Не могла я влюбиться в такого человека. Мне просто хотелось сказки, а он просто был рядом. Но ничего больше. Я не собиралась заходить так далеко, чтобы афишировать отношения с тобой, ваше высочество. Да у нас отношений даже не было!»       Как назло, в лифте Елена встретила именно его. Бел вышел из открывшихся перед девушкой дверей и прошагал мимо, ничего не сказав, даже не заметив брюнетку, рефлекторно улыбнувшуюся, стоило ей увидеть знакомую половину лица и золотую шевелюру. Парень что-то печатал в телефоне, не обращая внимания на окружение, и явно куда-то спешил, но куда, к кому и зачем — оставалось вопросом. Вопросом, вдруг заинтересовавшим Элен. «Катись к черту!» — девушка вдавила кнопку с цифрой «3», молясь, чтобы никакой посторонний не забежал к ней в лифт, испытывая невероятное желание застрять в нем к хренам собачьим, чтобы побыть в одиночестве. Настроение летало на бешенной скорости — с одной стороны, желание поговорить и быть услышанной; с другой — невероятная усталость от общества, в котором она находилась сраными месяцами. Скуало, Луссурия, Селеста, Занзас… И так далее. Родные лица, вечно мелькающие перед глазами, но кажущиеся такими далекими. Море недосказанности, гребанных секретов, будто они — не семья, а офисные планктоны, мирно проживающие свой скучный однообразный век, строя козни за спинами друг друга. Почему Занзас поехал с чертовой Селестой? Почему забрал её с собой, когда явно намеревался остаться наедине с капитаном? Что в ней такого, чего нет в Элен, почему ей доверяют такие интимные разговоры? Да и была ли она вообще с ними?       «Наивности, — брюнетка слабо улыбнулась, выйдя из лифта в светлый коридор. Настроение снова скакануло из максимальной нижней точки в максимальную верхнюю, подарив девушке несколько минут внутреннего умиротворения, — Она ведь не понимает, насколько все опасно. Просто делает то, что велит босс, не задавая лишних вопросов и не вставляя непрошенные комментарии, чтобы не сдохнуть от его руки. Наверное, я так бешу его, потому что делаю с точностью наоборот.» Вот только настоящую опасность не замечала как раз таки Элен, не понимая истинных мотивов поступков Занзаса. Кто, кроме него, мог защитить слабое место Вонголы от внешнего мусора? А почему он должен защищать её? Чтобы сраные хранители не устраивали ему бойкоты. Своеобразная плата за ошибки. За то, что не убил её сразу. «Она ведь невинный человек, не обрекай её на верную смерть; мы подруги, Занзас; она моя сестра, босс; мы не можем позволить Масстерони похищать наших людей прямо из-под носа, босс!» И к чему привела сентиментальность Варии и то, что ее босс пошёл на поводу у своих людей?       Елена зашла в свой номер, чтобы прихватить папку с заданием. Она хотела напрямую спросить у Скуало, что ему известно о «капитане» Мукуро, ткнув носом в бумажки, но вдруг обнаружила, что документы пропали. Девушка замерла. Ни следов взлома, ни погрома, ничего, кроме слабого аромата одеколона брата в воздухе. «Чертов кретин, я чуть не сдохла от страха, почему ты не предупредил?!». И почему вдруг Занзасу понадобились, казалось, совершенно бесполезные бумаги, в которых указана лишь предположительная информация о задании для хранителя? Пришел — убил — ушел. Девушка изогнула бровь, сомневаясь, что все действительно так просто, как её и остальных уверяют, но, пока что, влезать к брату и капитану она не собиралась. Рано или поздно они расколются сами.       — Все в порядке? — мечник рассматривал спину ученицы, потому как Сэл не могла найти в себе силы повернуться к нему.       — Конечно, — «Я всего лишь почти переспала с твоим другом», — Просто. Много всего навалилось, — «Наш босс на меня, к примеру», — Знаешь, я плохо переношу перелеты, — «И плохо вру, черт возьми!». Коленки слегка задрожали от воспоминаний прошлой ночи, горячего, напряженного тела Занзаса и. — Скажи лучше, как все прошло.       Девушка повернулась к капитану, неловко протянув чай, отведя взгляд и всеми силами пытаясь найти новую причину, чтобы отвернуться, продолжить краснеть от собственных мыслей и до боли кусать истерзанную губу. Это неприятное, колкое чувство и металлический привкус были единственным, что держало её в реальности, не позволяя рухнуть в забвение. Он ведь любит её. Не как ученицу, не как подругу, не как сестру его, фактически, воспитанника, а Сэл, тем временем, сходит с ума от мыслей о боссе. О боссе с биполярным расстройством.       — Версия для тебя и чертового босса, — «О нет, пожалуйста, не произноси это слово», — Тот союзник Масстерони — мертв. Документы у меня, — «Еще бы вспомнить, что за документы», — Вернемся в Италию, у нас куча новых миссий.       — Отлично! — Елена вошла в комнату с несколькими крафтовыми пакетами, — Я обещала Сэл, что возьму её с собой. Сколько времени-то прошло! — новость о загруженности сумела поднять настроение девушке. Не придется торчать в особняке и видеть тех, из-за кого все сжимается в области сердца.       — Луссурия нам голову оторвет, если узнает, чем мы тут занимаемся, — мечник бросил скептический взгляд на еду, которую брюнетка спешно выгладывала на кровать.       — Поэтому я закрыла дверь, — беззаботная улыбка не сходила с её губ с того момента, как троица «пропавших имбецилов» приехала в отель, но подделать взгляд у нее не получалось, как бы она не старалась, — Ешьте, в следующий раз не скоро получится снова потравить желудки.       — Хреново выглядишь, — заключил мечник, уплетая бигмак, — Врой, не смотри на меня так, на тебе лица нет.       Сэл кивнула, что-то промычав в поддержку капитана. Элен замялась, придумывая какую-нибудь колкость, чтобы свести разговор в шутку и совершенно другое русло, но мозг не соображал от слова совсем, выдавая несвязные предложения и тупые идеи. Сомнение на её серьезном личике лишь усугубляло ситуацию, все сильнее убеждая друзей в её внутреннем беспокойстве. Брюнетка тяжело вздохнула, больше не в силах выдерживать полу-щенячьи, полу-серьезные взгляды и, вцепившись в порцию картошки фри, опустила глаза, не зная, с чего начать. Она совершила грубую ошибку, и прекрасно осознавала, что последствия будут жестокими и необратимыми. Пришло время поделиться своими мыслями на счет Мукуро, Бельфегора и их недавнего «взаимодействия».       Скуало не проронил ни слова, внимательно слушая диалог девушек, продолжавшийся уже полтора часа. Они так бесцеремонно переворачивали душу бедного Мукуро — во время сего разговора, капитану стало искренне жаль парня, стоило лишь представить, как его мучает икота, — что становилось поистине страшно от одной мысли о разговорах двух девчонок, когда они распивают алкоголь в гостинной по ночам. Что они обсуждают? Из чего в их головах рождаются такие рассуждения? Элен строила предположения о том, что Мукуро угрожали, Сэл утверждала, что он просто был одинок, на что брюнетка сдавленно хмыкала, про себя отмечая, что догадки подруги вполне имеют место быть. Рокудо всегда был немного странным, она знала это, прочувствовав на собственной шкуре, но чтобы настолько — девушка даже не предполагала. Парню всегда было мало — прогулок, звонков, секса, даже сока — он упивался им даже по ночам, просыпаясь от жажды, но почему-то от совместной жизни он сбежал. Чертова загадка, сраный туман, тающий в себе миллион различных противоречий. Что там у него в голове — вряд ли он сам понимает. А подругам этого уж точно не узнать, так что единственное, чем они могут заняться, пока ждут свой рейс — наконец, поболтать. По-дружески, по-семейному, без посторонних ушей — про молчавшего Скуало они забыли через пол часа. Насладиться вкусным фаст-фудом, строго на строго запрещенным Луссурией, и обсудить давно терзающие душу проблемы. Когда разговор плавно перетек на тему, связанную с Бельфегором, Скуало придвинулся чуть ближе, усевшись на кровати рядом с девушками, нахмурив брови, молча ахриневая от рассказа о произошедшем прошлой ночью. Так вот, почему от нее не сыпятся вопросы?       — Я не поняла, почему он ничего не помнит? — Сэл лежала на коленках подруги, перебирая кончики волос Скуало, расположившегося у нее на животе, — Мукуро сделал так же, как тогда, со мной?       Скуало заметно напрягся, вспомнив разговор с боссом и сидевшей между ними Селестой о предположениях, что Рокудо заблокировал её сознание, чтобы она не выдала никакой информации в том плену.       — Когда хреново замял твои воспоминания? — мечник выдохнул, вспомнив, что такое тоже было, и ни от кого не скрывалось. Объяснять Елене все свои догадки совершенно не хотелось, потому что этот диалог затянулся бы еще часа на три, — Не знаю. В любом случае, Бел все вспомнит, а я попаду под подозрения в чем-нибудь плохом, потому что не рассказала ему сразу.       — Ему стерли воспоминания, а не усыпили, чтобы поговорить без посторонних. Ты просто переволновалась. Но тебе, конечно, стоит признаться самой.       — Надо было сразу, — брюнетка тяжело вздохнула, потянувшись за наггетсом, с ужасом обнаружив, что все закончилось, — Мы еще и без еды остались.       — Да нам уже хватит, — Сэл вылезла из-под мечника, внимательно наблюдающим за каждым её движением, — У нас будет куча работы, а мы как колобки, еле ходим. Особенно Скуало, — девушка подмигнула мечнику, одновременно намекая через этот жест на то, что у них появилась новая тайна.       — Вроооооооой, это вы тут жрали! Всю постель мне загадили, как я спать должен?!       — Ну, не судьба, — Елена собрала пустые коробочки и обертки в один большой пакет, — Надо доделать отчеты, чтобы дома отдохнуть. Занзас нас нагрузит миссиями с утра, — девушка тяжело вздохнула, чувствуя, как моральные силы покидают её.       — Чертов босс хотел сгонять в ресторан, — Скуало поднялся с постели и достал чистую куртку из сумки, — Владелец — кто-то из альянса, хер знает, зачем ему приспичило с ним увидеться.       Знает. Еще как, знает. И Сэл, недовольно закатившая глаза, тоже знает. Елена тихо выругалась, но после пяти минут выражения безумных недовольств, все же вышла из номера, как раз столкнувшись с братом, уже направляющимся к выходу. Занзас бросил взгляд на хранителей, все еще сидящих на постели в комнате, раздраженно хмыкнув. Елена посчитала, что это обращено к ней, и разозлилась пуще прежнего — она, значит, сопровождает его, поддерживает бесполезные тупые идеи, а он тут выпендривается. Мечник изогнул бровь, не понимая, какого хрена босс на него так смотрит и молчит, но ничего говорить не стал. Сэл мгновенно соскочила с постели и, прихватив со спинки стула кожаную черную курточку, купленную Луссурией, вышла в коридор, прошмыгнув между боссом и его сестрой, раскрасневшись от мысли, что мужчина мог приревновать её. Скуало долго выкобенивался, орал на весь этаж, что хрена с два он попрется в сраный ресторан весь побитый и уставший, но в итоге яростный взгляд Занзаса победил в немой схватке, и капитану все же пришлось поднять задницу, но громкоголосо ворчать он не перестал, и трындел всю дорогу на ухо Бельфегору, в этот раз занявшему место между ним и Луссурией. Елена и Сэл пытались уехать на такси, неловко улыбаясь и уверяя хранителей, что им нужно в магазинчик, (на деле же — просто не желая выслушивать бесконечные словесные перепалки), но в итоге были запихнуты на задние сидения восьмиместного Кадиллака, не понятно каким образом оказавшегося в их владении, но, естественно, Занзас не удосужился ничего объяснять, заняв место за рулем, не пустив ни Леви, ни сестру, прорычав на обоих, словно обиженный ребенок, что хочет поехать сам. Брюнетка незаметно усмехнулась, шепнув подруге, что у мальчика чуть не забрали игрушку, и теперь он очень надутый от злости, после чего обе расхохотались, но через протяжное «ВРОООЙ» в очередной раз чем-то недовольного Скуало никто ничего и не услышал.       Луссурия всю дорогу отбивался веером от капитана, постоянно задевая сидевшего между ними Бельфегора по голове. Принц терпел ровно три секунды, после чего на бедного хранителя Солнца посыпались не только ругательства, но и стилеты.       — Блять, еще одно слово, полетите нахуй через окно, — Занзас больше не мог вынести чертову моральную пытку.       — Правильно, босс! — Леви довольно выдохнул, когда в салоне воцарила тишина, и даже не заметил, как боковое стекло с его стороны начало опускаться вниз.       Бельфегор сдавлено шикнул, прикрыв рот рукой, из последних сил сдерживая смех. Занзас зарядил локтем в скулу осьминожки, не отрывая взгляд от дороги и сохраняя совершенно спокойное выражение лица, даже когда в машине раздался громкий хохот и крики хранителя Грозы. Леви почти разрыдался, не понимая, почему босс так поступает с ним, но Занзас не обращал никакого внимания. Он был озабочен проблемами с гребанным Масстерони, не мог понять, почему сестра не говорит с ним на счет встречи с Мукуро, а мысли о прошлой ночи вообще вышибали его из колеи. И если первые два пункта он мог стерпеть, то из-за последнего мозг совершенно отказывался работать, словно разум обиделся на собственного хозяина за произошедшую слабость и больше не собирался участвовать во всем этом пиздеце, раз его не слушают. Но Занзас не мог поступить иначе. И насрать, кто и что будет думать.       Мужчина был крайне благодарен Скуало, хотя сам не признавал этого, как обычно страдая от своих внутренних разногласий, но то, что мечник пытается скрыть возрастающее напряжение, переняв все внимание на свои крики и шуточки, несомненно радовало мужчину. Одной головной болью меньше — если бы капитан сидел с озабоченным выражением лица, полностью отражавшим его истинное состояние, вопросов было бы уйма, но, пока что, отвечать на них ни он, ни босс не собирались. А о том, что Рокудо прислал сообщение, решили не рассказывать даже Селесте, сладко спящей на заднем сидении машины по пути с места взрыва до города.       — Элен и Бел видели его? — мечник шептал, постоянно оглядываясь, проверяя наличие «хвоста» и забвенного сна юного Урагана.       — Да. Если он не сбежал.       — Врой, они должны были узнать хоть что-то. Почему Луссурия промолчал, мать его, — хранитель снова проверил сообщения на телефоне, недовольно цокнув.       — Не ори, — Сэл среагировала на внезапный громкий голос, поморщив носик, и брюнету удалось это лицезреть через зеркало заднего вида.       — Она спит, как младенец, — мечник снова обернулся, мило улыбнувшись, вспомнив, как Сэл умудрилась уснуть под его храп пару месяцев назад. Занзас сильнее сжал руль, приходя в бешенство, не желая признавать истинную причину своей злости. Шрам на щеке неприятно защипало, — Что думаешь?       — Бастер урчал, как трактор, а она умудрилась проспать всю ночь под его боком.       — Я говорю про фотографию от Рокудо, чертов кретин, — мечник усмехнулся, стоило Занзасу напрячься еще сильнее и сжать челюсти. «И урчал он совершенно не потому, что отражал твое состояние, ага».       Елена не переставала следить за каждой эмоцией Бельфегора, ожидая, когда и при каких обстоятельствах ему откроется правда — вспомнит сам или услышит от сестры, большой вопрос. Но принц не подавал никаких признаков замешательства или беспокойства, ведя очень интеллектуальную беседу с мечником и Луссурией, по-голливудски улыбаясь то одному, то другому, угрожая стилетами. Сэл втянулась в их разговор, вернее, спор, стремительно переросший в срач, позже подключился и Леви с ссадиной на щеке. Разговоры не утихали следующие десять минут, никто не обращал внимание на недовольные комментарии Занзаса, а, встряв в пробку, даже он пару раз проронил несколько фраз, утверждая, какие все идиоты и что все совершенно не так, как они утверждают. Дальше спор тянулся лишь между Скуало и боссом, не без участия других, но грубые мужские голоса были слышны, порой, запредельно громко. Елена улыбнулась, по-удобнее устроившись в мягком кресле, устремив взгляд в окно, за которым проносилось бесчисленное количество норвежских домиков, маленьких парков, скверов, и все происходящее вызывало легкое волнение в груди. Уютно, по-семейному, добродушно, искренне — все так, как должно быть. Так, как она вспоминала во время «отрыва» в Лас-Вегасе. Будто нет никаких конфликтов, будто никого не нужно убивать, будто все проблемы растворились в надрывном смехе Бельфегора и злобном крике Скуало. Когда все было таким легким в последний раз? И сколько еще ждать, чтобы на самом деле стало «легко»? Без путаницы в отношениях, без стресса, без угрозы для жизни, когда, блин, начнется нормальная жизнь?       «Когда ты уйдешь из мафии, » — совершенно несмешной голос подсознания заставил девушку вздрогнуть. По коже пробежал неприятный холодок, а губы растянулись в неловкой улыбке. Наверное, если бы сейчас она сидела одна, в каком-нибудь баре, то в голову снова залезли бы мысли о смысле её причастности к мафии, стоит ли рисковать своей жизнью ради семьи и так далее, но, к счастью, все было по-другому. Именно так, за что девушка любит эту жизнь, этих людей, саму себя. И она знает, что они любят её.       Машина остановилась возле входа в ресторан. Заведение было куда более серьезным, чем Елена себе представляла: она не раз посещала подобные места подобных личностей, но чтобы все было настолько шикарно — девушка видела впервые. Ковровая дорожка от паркинга до входа, куча охраны, дорогие автомобили, разодетые женщины — кто-то с мужьями, а кто-то для чьих-то мужей. «А, понятно, почему боссу захотелось именно сюда, » — Элен недовольно фыркнула, проходя мимо девиц, одарив их максимально презрительным взглядом. Насколько низко нужно ползать, чтобы торговать собственным телом, да еще и в таких кругах? Во-первых, секс с мафиози это, как минимум, опасно — убьет, никто и разбираться не станет. Во-вторых, как же это мерзко! Спать со всеми подряд, не взирая на возраст, ухоженность, думая лишь об их кошельках. Елена снова фыркнула, разозлившись на «своих» мужчин. Каждый из них регулярно ездил в бордель, не особо скрывая данный факт, но почему-то именно сейчас эта новость раздувала весь скопленный в душе негатив. Сзади послышался восторженный лепет, стук каблуков, и как же это, мать его, бесило. Елена не считала нужным поворачиваться — скорее всего, весь сброд дамочек уже облепил троицу хранителей, включая и.       — Ты чего так напряглась, мин кэра? — Бельфегор поравнялся с девушкой, остановившись у охраны в ожидании остальных.       — Не хочешь взять себе девочку? — Элен сама не поняла, ка выпалила данную фразу, нахмурившись и скрестив руки на груди.       Принц усмехнулся, обняв девушку за плечо, развернув к себе. Луссурия чуть ли не фотографировался с скоплением дамочек, пока Занзас и Скуало о чем-то говорили с высоким мужчиной. Незнакомец держал в руках какие-то документы, активно их пролистывая и кивая головой на каждое произнесенное боссом слово, жаль, из-за визга шлюх и шумных влюбленных парочек ничего не было слышно, а читать по губам Елена, пока что, не научилась. Занзас взглянул на сестру, кивнув головой, намекая, что его ждать не нужно, и Бельфегор, заметивший этот жест, развернулся ко входу, согнув руку в локте и протянув её Елене. Девушка рефлекторно приняла приглашение, не сразу сообразив, что и кто делает, не переставая думать о странном поведении брата. Передавать документы посреди улицы?       — Не знаешь, что там у босса с капитаном? — Елена чувствовала себя неловко среди роскошно разодетых дам в вечерних платьях, ведь была одета в форму Варии. Прекрасно.       — Если даже ты не знаешь, — Бельфегор вел себя максимально уверенно, будто выполнял определенный алгоритм, без колебаний вел девушку к определенному столику, — Я спрошу у мелкой, но вряд ли она расскажет. Дурочку включит и.       — Где Сэл?! — по коже пробежался холодок, когда брюнетка неожиданно осознала, что ни разу не видела её в толпе, после того, как все вышли из машины. Девушка было ринулась к выходу, но принц поймал её за запястье, потянув на себя, — Что ты делаешь?!       — Ты вся на взводе, что с тобой? — горячий шепот обжег неприкрытую шею и мочку уха. Бельфегор обнял девушку за талию, — Мин кэра, расскажи мне, — девушка вздрогнула. Её буквально передернуло от сладкого голоса принца, произносящего такие слова. В голове промелькнули события вчерашней ночи, а мысль о том, что он все вспомнил, нагоняла неслабый ужас. С чего начать? Как сказать? Оправдываться или, наоборот, атаковать? — Ты сама не своя после нашей прогулки.       — На нас все пялятся, — девушка попыталась отстраниться от горячей груди парня, но он не отпустил её.       — Если бы ты не ринулась на улицу, не вела бы себя подозрительно, мы бы просто прошли к столику, — раздраженный шепот. Он либо зол, либо точно что-то вспомнил, — Сэл от босса ни на шаг не отходит, а он её ни на шаг не отпускает. Я бы не оставил её одну.       — Ты слишком близко, Бел, — дебильное ощущение того, что на тебя пялится куча народу, очень сильно давило на психику. А осознание того, что её обнимает человек, из-за непонятных чувств к которому она сходит с ума, испортило её настроение окончательно, — Мне нужно в уборную.       Бельфегор отпустил девушку, после чего она весьма быстро скрылась за перегородкой, ограждающей зал от гардеробной и туалета. Её странное поведение вызывало немало подозрений, но, перед выездом, стоя на парковке, Селеста шепнула брату ни в коем случае не давить на Елену своими расспросами. И он очень старался следовать её совету, вот только сдерживать себя становилось все труднее. Он до сих пор не помнил, как потерял сознание, как получил такие раны, что пришлось звонить Луссурии, и не понимал, почему отношение Элен к нему резко изменилось всего за пару часов. Она, видно, думала, что он не замечает её холода, пока копалась сама в себе, а Бел просто старался не капать на мозги. Парень, наконец, добрался до столика, о котором ему сказала администратор, заметив нашивку герба на плече, и плюхнулся на мягкий диванчик, всего на секунду посчитав, что его поведение слегка не вписывается в обстановку.       — Синьор Занзас, синьор Скуало, — незнакомец, о котором капитан трещал последние две минуты, пожал руки мужчинам, после чего перевел взгляд на стоявшую между ними, фактически, за их спинами, Селесту, щуря и без того узкие глаза, неловко улыбаясь, — Мне казалось, Ваша сестра была чуть выше и. другой?       — Мой новый хранитель, — Занзас говорил слегка раздраженно, но понимал, что объяснения здесь попросту необходимы, — Вас не было на Новогоднем балу, когда она была представлена.       — Ах, точно, точно, — мужчина неприятно засмеялся, протянув руку Селесте, пытавшейся держать «лицо», — Та самая сестра потрошителя, новенькая в Варии. Селеста, я прав?       «Ты ведь итак знал, придурок», — девушка мило улыбнулась, стерпев, как амбал поцеловал её кисть. Сказать, что он был ей неприятен — ничего не сказать. Высокий, смуглый, с грубыми шрамами на лице, узкими глазами и заметной лысиной. Не был он похож на итальянского дона, хоть убейте. Ни один из тех, кого Сэл видела на балу, а изучила она тогда всех вдоль и поперек, оказавшись в совершенно новом, высшем обществе, не выглядел так, как это жалкое подобие на американского наркоторговца. Золотые цепи на шее, крупные перстни на толстых пальцах, несколько коробочек, болтающихся на пестром кожаном ремне, словно украшение. Сэл незаметно взглянула на Скуало, строго одетого по форме и выглядящего восхитительно, несмотря на то, что пару часов назад еле стоял на ногах, и его внешний вид был усладой для её глаз, которые аж обожгло от увиденной мерзости. Сэл слегка вздернула подбородок, сделав незаметный шаг вперед, поравнявшись со своими мужчинами, на фоне которых она выглядела не менее привлекательно, пусть и казалась пленным ребенком. Бельфегор был выше сестры сантиметров на десять, и то, казался не особо высоким по сравнению с боссом и капитаном, а говорить о Селесте, лбом упирающейся им в грудь, вообще нечего. Мужчина хмыкнул, не сдерживая усмешку, когда девчонка без доли смущения посмотрела ему в глаза, как бы намекая, что одно неверное движение, и от него не останется даже кучки пепла, неосознанно убеждая незнакомца, что имеет в Варии далеко не последнее место. Занзас протянул амбалу папку.       — Здесь данные всех предателей из Норвегии. Это дерьмо — на тебе, — мужчина нахмурился, достав толстую, как и его пальцы, сигару.       — Созывать совет будем? Что говорит Дечимо?       — Совет привлечет лишнее внимание, — Скуало недовольно хмыкнул, — Дечимо не вникает в это.       Сэл отвела взгляд, вспомнив, что именно Тсуна прислал информацию о базах в Норвегии. Стремный мафиози еще несколько минут раздражал Занзаса тупыми вопросами, после чего удалился, пообещав еще связаться с ним.       — Он союзник? — голос дрожал, но Сэл не могла не задать этот вопрос. Раз уж ей позволили знать все детали происходящего, пусть рассказывают полную картину, — Почему вы не рассказали про Тсуну?       — Мы не афишируем наличие войны, — Скуало взял девушку за руку, оставив босса отбиваться от дамочек легкого поведения, — Она закончилась, еще в ту волну, когда все носились по миссиям. Альянс думает, что мы избавляемся от остатков.       — Мусор дал понять, что конфликт только между нами, — Занзас, к удивлению мечника, даже не задержался возле девочек, мгновенно нагнав прекрасную парочку, всем своим видом показывая, насколько он недоволен, — Этот мудак — связной между Италией и Норвегией. Двумя ногами в разных лужах.       — Были намеки от одного человека.       — От Мукуро, — босс ухмыльнулся, когда Сэл буквально вздрогнула, услышав знакомое имя.       — Кто-то слил информацию с его объекта. Лаборатории, о которой рассказывала Элен, — мечник взглядом нашел Бельфегора, но задержался, не желая болтать об этом при нем, — Мы изначально знали, что он там главный. И что кому-то передали документы с именами всех союзников Масстерони. Похоже на ловушку, но за этими бумажками я и ездил.       — И чуть не помер, тупой мусор.       — Врооооой, чер..       — Вы отправили Элен в логово Мукуро, зная, что он там? — Сэл почти рычала от злости, а прочитав на лицах мужчин немой ответ в духе «Да, а что в этом такого?» — окончательно вспыхнула, как и алый отблеск в её глазах, — На что вы вообще надеялись? Хотели проверить, уйдет она с ним снова или нет?       — Она знает его лучше всех, — Занзас скрестил руки на груди, внимательно смотря на девчонку, ожидая, что еще она может ляпнуть.       — И как бы это ей помогло, если она понятия не имела, к кому едет?       — Мы говорили об этом, — Скуало достал папку из кейса, протянув её Сэл, но разговаривая с боссом, — Она реально не знала.       — Открой и прочитай все данные, мать твою, — новость мужчину совершенно не порадовала, а то, что девчонка начала задавать вопросы и осуждать его поступки, сильно раздражало.       Селеста забегала глазами по строчкам, особо не вникая в текст. Она хотела снова психануть, сказать, что на бумаге нет совершенно ничего полезного, пока не дошла до пункта «характеристика». «Пламя капитана: Туман; …принимал участие в похищении Селесты Каваллини..... числа; неоднократно сбегал из тюрьмы Вендиче; последнее известное место жительства: Япония; по слухам, обладает кольцами Ада, — какого хрена?». Занзас заметил сомнения на лице подчиненного.       — Там минимум три скрытых, блять, намека на этого ублюдка. То, что Эл не поняла — её проблемы. Можешь ей передать, что на мисси нужно думать о её выполнении, а не любовной хуйне.       — А сам-то.. — шепнула Сэл, опустив голову, вернув папку мечнику. Скуало не разобрал, что она там пробубнила себе под нос, в отличии от Занзаса, ожидающего именно такой ответ.       Мужчина фыркнул, зная, что ничего не может ей сказать. Она права. Их машина чуть не подорвалась на ловушке, и то, что он остановился за сотню метров до нее, было либо счастливой случайностью, либо сокрытой интуицией. Но он отвлекся. И даже остановка произошла именно из-за его мыслей о «любовной хуйне». Шрам на щеке снова защипало, раздражение вырывалось наружу от неприятного осознания, что Сэл стала его слабостью. Сладкой маленькой слабостью, которую сраный капитан так бережно держит за руку, словно она его, а не. «Придурок, блять, с каких пор ты считаешь её своей?». Наверное, еще с тех самых, когда впервые поцеловал. Девушка виновато посмотрела на босса, молча извиняясь, переживая, что в её глупую голову прилетит стакан с водой, который нес проходящий мимо официант на подносе, но Занзас лишь отвел взгляд. Сэл чувствовала себя максимально некомфортно, сильнее сжимала предплечье капитана, что-то говорившего на счет готовности самолета, пока Занзас прожигал подчиненного взглядом, заставляя её дыхание сбиться, а щеки покраснеть. И все бы списать на духоту в ресторане, если бы оба не помнили события прошлой ночи. Как теперь изменятся их отношения? И изменятся ли вообще?       — Пошли со мной, — брюнет перевел взгляд на капитана, — Скажи всем быть готовыми через десять минут. Пожрете в самолете.       — Когда ты ел в последний раз? — мечник отпустил девушку, усмехнувшись, но босс ничего не ответил.       Занзас вышел из ресторана, сунув руки в карманы, боковым зрением проверяя, что ходячая проблема плетется за ним и не потерялась в толпе. Сэл кусала губу, представляя, какой серьезный разговор её ожидает, видя, как напряжен шагающий впереди Занзас, ощущая его злость и нарастающую неловкость. Они ни разу не говорили о том, что произошло, и Занзаса все, кажется, устраивало. Чувство обиды разливалось в груди, выходя наружу в виде слез, мгновенно смахнутых с глаз. Эта любовь убивала её. Уничтожала изнутри все её чувства, оставляя после себя пустоту, и пока чертов Занзас не заполнял её собой, своими словами, прикосновениями — Сэл медленно катилась в пропасть. Он притягивал её к себе, близко, грубо, желанно, но сразу отталкивал, будто, успокоив всплески своих эмоций, больше не нуждался в ней. Но Занзас сам не понял, в какой момент она перестала быть расходным материалом. Она никогда им и не была — босс не стал бы использовать своих хранителей в личных целях, тем более, чертову девчонку, которую он буквально ненавидел. Первое время. То, что творилось в его душе сейчас, не могло сравниться с бушующим вулканом. Конечно, он простит ей маленькую грубость. Уже простил. Еще в тот момент, когда она сжала руку капитана, стушевавшись под его жестким взглядом. Маленький, напуганный зверенок, ищущий защиты в ком-то более смелом и сильном, чем она сама. Самый настоящий зверенок, следующий банальным инстинктам ради сохранения собственного здоровья и жизни. Но разве он собирался причинять ей вред? Её реакция бесила. Раздражала, выводила из себя. Почему ей обо всем нужно говорить? Почему она не может понять Занзаса, прочитать его мысли? Он совершенно не привык что-то объяснять, а как выражать свои чувства — попросту не знал. И даже сейчас она плетется где-то позади, боится подойти, хотя должна идти рядом, должна сжимать его руку, а не сраного капитана, должна.. «Ничего она тебе не должна. Чертова женщина, какая ты, блять, сложная.»       Но она ли?

***

      Елена вошла в уборную, раздраженно хлопнув дверью, мгновенно оказавшись возле раковины. Ледяная вода неприятно обжигала руки, а затем и лицо, но эти ощущения хотя бы немного смогли успокоить гневные порывы девушки. «Снова. На глазах у кучи народу. Идиот! Идиот!». Брюнетка подняла голову, столкнувшись со своим отражением в зеркале. На неё смотрела измученная собственными терзаниями девушка, с покрасневшими глазами и взъерошенными волосами, небрежно лежавшими на плечах. Отвратительно. И в душе, и снаружи все казалось неоправданно мерзким, мысли сжирали изнутри, поглощали все хорошее в пучину ярости. Ярости на саму себя, на тупые поступки Бельфегора, на брата, наверняка знавшего, что они встретятся с Мукуро. Елена сжала челюсти, но решила привести себя в порядок, еще раз умывшись и пальцами распутав волосы. Нельзя подавать виду. Нельзя показывать свои слабости. Просто нужно время, чтобы оценить свои чувства, успокоиться и принять взвешенное решение. За спиной щелкнул замок, и из кабинки вышла девушка в легком, явно неуместным в такую погоду, платье. Шатенка подошла к умывальнику, поставив небольшую сумочку возле себя, достав из неё ярко красную помаду. И Элен не обратила бы внимания, а она, изначально, и не обратила — самокопание было куда важнее и интереснее, чем какая-то особа, если бы незнакомка первой не повернулась в сторону снайпера. Она что-то промычала, после чего радостно подскочила к Елене, громко стуча каблучками.       — Диана! Господи, какая встреча! — девушка повернула ошарашенную брюнетку на себя, обхватив за плечи, — Ты здесь с Мукуро? Представляешь, он выгнал меня из своей лаборатории, отправил домой, а.       — Подожди, подожди, — Элен неловко улыбнулась, переваривая шквал полученной информации, все еще не до конца понимая, что за дамочка перед ней стоит, и почему называет её чужим именем. Но, стоило шатенке произнести ненавистное сочетание из шести букв, как она все осознала, словно по щелчку пальцев, — Не стоит так открыто трындеть о его лаборатории.       — Ой, точно! Просто знаешь, я никогда ни с кем не могу обсудить текущие дела, понимаешь? Я, — она замялась, поджав губы и отведя взгляд, — Прости, ты знаешь английский? Я плохо говорю на итальянском, — Елена неуверенно кивнула, — Отлично! Мукуро говорил, что вы друзья, что ты многое знаешь и почему-то важна для бизнеса моего мужа.       — Прости, что?       — Я не знаю, мне так сказали. Представляешь, мне так хотелось встретиться с тобой! Андреа запретил мне иметь подруг, потому что я много трындела о нашей жизни, но с тобой, я думаю, он разрешит мне общаться! Хочешь, я вас познакомлю?       Девушку словно обдало ледяной водой. Только, на этот раз, она не просто умылась, а будто окунулась в ванну со льдом.       — Сейчас? Я не очень хорошо выгляжу для такой важной встречи, давай в.       — Детка, ты прекрасна! Но Андреа сейчас на другом континенте, но ты могла бы полететь со мной, хочешь? Бросим Мукуро так же, как он нас!       — Послушай, у меня тоже много работы. По бизнесу, — Елена отошла от воодушевленной девушки, — переговоры там, все такое. Прямо сейчас, да, — девушка спиной прижалась к двери, опустив ручку, — Еще увидимся!       Слава богу, хранители уже собрались за столом, который не было видно сразу после выхода из уборной. «Надеюсь, эта дура не догадается подпрыгнуть к нам, » — девушка буквально неслась к семье, заламывая пальцы от волнения. Ей придется рассказать, откуда она знает жену Масстерони, придется напомнить про Мукуро, и страх того, что Бельфегор неожиданно все вспомнит в самый неподходящий момент, уничтожал её спокойствие. Сердце бешено колотилось, а пальцы леденели, но больше времени на раздумья не оставалось.       — Я только что видела жену Масстерони, — голос задрожал от нервов, пришлось прокашляться, — Но его здесь нет. Я не знаю, как реагировать.       — Взять её и получить инфу, — Скуало собрался вставать с места, но брюнетка, вспомнив, какого тупого ребенка ей напомнила Ринда, остановила капитана.       — Она не знает вообще ничего. Думает, что у Андреа и Мукуро общий бизнес, — «Ну, давай, как ты среагируешь?» — Я видела её, когда была с ним в Сингапуре, — молчание. Никакой реакции, никто даже бровью не повел, — Она сказала, что была с ним в лаборатории.       — В какой. — Бел замялся, подбирая слова, не зная, как продолжить, и почему в его голове снова возник силует в черной футболке.       — Да, в той самой лаборатории, которую мы вчера подорвали, — «Ну, давай, вспоминай, задавай глупые вопросы, обижайся.»       — Не помню, чтобы там был. — парень дернулся. Отвернулся, прошелся взглядом по каждому, сидящему за столом, ища подтверждение своих бредовых мыслей, всплывающих воспоминаний, и нашел. В тяжелом вздохе капитана, — Я не. Что.       — Капитаном был вонгольский мусор, — мечник все же встал, несмотря на попытки Элен остановить его, — У вас десять минут на выяснение отношений, пока чертов босс не вернулся. И при нем вам, лучше, не сраться.       — Каких отношений? — блондин шикнул, поднявшись с диванчика и направившись к выходу. Он закинул руки за голову, пройдя мимо девушки, натянув фальшивую улыбку.       — Бел, подожди, — Элен попыталась догнать его, тихо зовя по имени, стараясь не привлекать внимание окружающих, что, к слову, получалось с огромным трудом, — Да твою душу, остановись!       Парень замер на месте, встав у входных дверей, и шикнул, но не так, как обычно — скорее, разочарованно, обиженно. Так, словно ему сделали очень больно, и единственное, что помогает ему сдержаться, это чертова фальшивая улыбка и сдавленный смешок.       — Бел, — Елена подошла ближе, положив руку на плечо принца, от чего тот резко дернулся в сторону, — Да послушай ты меня!       — Пошла ты, Эл, — он больше не улыбался. Развернулся, сделал шаг вперед, оказался запредельно близко, но, почему-то, сейчас это совершенно не беспокоило, наоборот, было приятно. В груди что-то екнуло, после чего по телу разлилось родное тепло. Сожаление, желание разрыдаться — Дождь, наконец, был освобожден, и дал о себе знать, сводя с ума от невероятного количества нахлынувших ливнем чувств. Вся ненависть, пожиравшая девушку последние два дня, была сожжена её собственным голубым пламенем, — Почему ты не можешь просто остаться с тем, кого любишь? Зачем ты мучаешь и меня, и себя?       — С чего ты взял, что я его люблю?! — девушка взяла парня за руку, не позволила ему вырваться. При тактильном контакте разговор идет куда лучше, — Пожалуйста, давай поговорим, оставь этот детский сад!       — Ты не убила его, — Бельфегор вышел на улицу, потянув за собой вцепившуюся в его ладонь брюнетку, — Хотя у тебя были все шансы. Не смогла, потому что.       — Потому что существует закон, глупый! — парень остановился, на мгновение задержав свой взгляд на девушке, — За его смерть я отвечала бы своей жизнью. Так же, как и он за мою. Мы хранители одной семьи, ты забыл? — Елена сделала шаг вперед, положив свободную руку на грудь парня. Она чувствовала, как бешено бьется его сердце, слышала, как сдавленно он дышит, будто совершенно не хочет это делать, — Бел.       — Он предатель, а не хранитель, — снова улыбается, чтобы скрыть свою боль, раздирающую душу изнутри, — Я видел, как ты смотрела на него. Я все видел, мать твою, и очень сожалею о том, что не отключился до этого.       — Бел, я хотела поговорить с ним! Да, признаюсь, у меня было такое желание, но это ничего не.       — Так же, как и мои чувства для тебя, — Бельфегор вынудил девушку отпустить его руку, до боли сжав её запястье, — Ничего не значат. Я ошибся, — шаг назад, — Я увидел в тебе того, кем ты не являешься. Проебался, оступился, ошибся. Босс был прав.       Елена замерла, вздрагивая от норвежского морозца и поступающей наружу истерике, которую девушка всеми силами пыталась подавить.       — Намного легче, когда ничего не чувствуешь. Я хочу быть таким же, как он, забить хер на весь мир, обозлиться. Я не хочу любить тебя. Почему ты не можешь просто свинтить к Мукуро? Я бы прикрыл тебя, блять, ради тебя же! Почему ты не ушла?!       Девушка сжала челюсти, стараясь не разрыдаться, и это было единственным, на что она была способна. Коленки предательски задрожали, не позволяя сделать ни шагу в догонку стремительно отходящего парня, а ком в горле мешал просящимся наружу словам. Да и что она могла сказать ему? Помнится, час назад она сомневалась, что вообще испытывает хотя бы что-то к своему напарнику, а сейчас её с головой накрывает истерика от его слов о любви?       — Бел, пожалуйста, — Елена сделала осторожный шаг вперед, проверяя саму себя и собственные силы, боясь рухнуть на землю, — Я не ушла, потому что.. Я не люблю его, мать твою!       — А меня? — принц, наконец, остановился. Изменил направление своего движения и подошел к девушке, готовой свалиться прямо на него, — Ты любишь меня?       Элен всхлипнула, положив голову на плечо Бельфегора, пытаясь уйти от ответа, ведь она сама не знала, каким он будет. Девушка скрестила руки за спиной блондина, прижалась к его груди, уткнувшись носом в шею, из последних сил сдерживая слезы. Его запах, этот чертов запах клубничного дыма, сырного соуса и апельсинового сока, все еще оставшийся на его кофте с завтрака, слабый привкус крови. За секунду перед глазами пронеслось все, что было между ними за последние шесть лет, но в особенности — за прошедшие пол года. Он всегда был рядом, надоедал со своей заботой, потому что не мог по-другому. Не знал, как и что ему делать, но пытался изо всех сил. Не для того, чтобы когда, казалось, все вышло на новый уровень, все стало в разы лучше, увидеть, как его любимая девушка смотрит на своего бывшего. В Бельфегоре разыгралась ревность, он не стал разбираться, что это был за взгляд и правильно ли он его понял, он просто взбесился. А потом его ярость перетекла в понимание. И сейчас, ощущая, как Елена пытается обнять его, он не чувствовал ничего, кроме зверской обиды. На всё и на всех. В частности, на самого себя, за то, что не послушал Занзаса. А она молчит. Почему бы просто не сказать «да» или «нет»? Почему бы не успокоить его бушующий Ураган? Она ведь может потушить его. И, сделай она это в ту секунду, ничего бы не произошло.       — Так и думал, — Бельфегор слабо оттолкнул девушку, вырываясь из её объятий, — Прости, но я так не могу.       Парень попятился назад, продолжая смотреть на растерявшуюся девушку, нехотя отпуская её из своего сердца. Он снова понял её. И больше не собирался лезть со своими ничего не значащими чувствами, не хотел навязываться. Как бы ни было больно, Элен не стала тем человеком, который смог бы понять его. Никто не мог, но именно в ней парень видел надежду на что-то светлое. Может, он поторопился, может, нужно больше времени, но сейчас единственное, чего он хочет — побыть одному. В полном одиночестве. Сходить на пару-тройку миссий, покромсать кучу народу, съездить в любимый всей Варией бар, подумать.       — Бел, стой, — Елена ринулась вперед, на ватных ногах, не желая отпускать его. Она чувствовала, что нельзя этого делать. Знала, что её ненависть скоро полностью смоет Дождем, и истинные чувства проявятся наружу, нужно просто подождать. Просто поговорить, успокоиться, поддержать друг друга.       — Я не…       — БЕЛ!

***

      — Запрыгивай, — Занзас открыл переднюю дверь крупного автомобиля, не позволив Селесте сесть назад, — Потом пересядешь, — девушка сощурила глаза, не до конца понимая, в чем смысл лишних передвижений, если она сразу может занять свое место, — Быстро.       Наверное, стоило сказать что-нибудь другое, потому как девчонка недовольно закатила глаза, а Занзас ожидал не такой реакции. Он не умеет разговаривать, не умеет выражать свои истинные намерения, не может быть более мягким, и, не дай бог, нежным, даже с девчонкой, рушащей барьеры внутри него один за другим. Мужчина сел за руль, пристегнулся, но уезжать с парковки не собирался. Они топали до автомобиля добрых пять минут, в течение которых Занзас мысленно возмущался о такой дебильной системе сервисного паркинга, а Сэл плелась сзади, молча заламывая пальцы, ожидая, когда уже босс начнет на неё ругаться. Она даже не пыталась скрыть свое напряжение, активно показывая, что признает свою вину — отводила взгляд, опускала голову, старалась не шевелиться лишний раз и даже не дышать, чтобы не издавать лишних звуков.       — Не собираюсь я тебя отчитывать, — Занзас попытался скрыть раздражение, но получилось, мягко говоря, хреново, и по тому, что Сэл прикусила губу, продолжая пялиться на свои коленки, он это прекрасно понял, — Никто не должен про нас знать. Помнишь?       — Про «нас»? — девушка замялась, подняв голову, и мгновенно налилась краской, стоило столкнуться с взглядом босса. Изучающим, холодным, с долей привычного безразличия, уже ставшим неотъемлемой частью самого Занзаса. «Издеваешься!» — Я п-помню.       Мужчина завел двигатель, электронная панель осветила салон машины, заиграла тихая музыка, которую Занзас сразу же выключил. Неловко. Впервые в жизни он ощущает это противное чувство, потому что совершенно не знает, как себя вести. Она — не шлюха, которая стала бы лезть с поцелуями и надоедать разговорами. Она — девчонка, съежившаяся на соседнем сидении, сомкнувшая коленки и заламывающая пальцы от волнения. Не такая, как все, кого он привык видеть рядом с собой. Мужчина вспомнил сестру, и вопрос сорвался с губ быстрее, чем он успел осознать его:       — Оставить? — он посмотрел на девушку, кивнув головой в сторону панели управления, — Можешь включить что-нибудь своё.       — Нам ехать две минуты, — Сэл слабо улыбнулась, отвернувшись. Она не понимала, почему он вдруг стал интересоваться её мнением, но ей это безумно нравилось. Может, что-то вправду изменится? — Ты бы не стал меня спрашивать, если бы. — а как называть то, что между ними происходило, Селеста совершенно не знала. Стушевалась, хрустнула пальцем от волнения, недовольно шикнула. Занзас ухмыльнулся, выезжая с парковки на дорогу, — Нам ведь в другую сторону?       — Ты так спешишь к остальным? — ухмыляется, дразнит. В ответ Сэл смущенно хмыкнула, — Прокатимся немного.       Он принял решение. Определенно точно, еще в тот момент, когда его девчонка прижалась к груди его капитана, пару месяцев назад наказавшего ему не просрать свою единственную надежду на хоть какое-то счастье. Хрена с два он кому-то отдаст свой мусор. Она продолжала любить его, после всех гадостей, колкостей, зная, увидев его истинную сущность, испытав на своей шкуре его жестокость, продолжала видеть в нем частичку чего-то хорошего. Ресторан, парковка, хранители, омерта. Мужчина сбавил скорость, невольно отвлекаясь от дороги, протянув руку девушке, предлагая вложить в неё свою маленькую ладошку, в последний раз позволяя себе посмотреть на неё — милую, глупо влюбленную, уставшую, но это даже не бесило. Первые пару секунд. Разум по-прежнему продолжал свою борьбу, напоминая, что не может любовь в мафии заканчиваться на положительной ноте. Вот только, это был не разум, а интуиция, которую Скайрини упорно душил.       — Все хорошо? — Сэл сомкнула пальцы, удивившись резкому порыву чувств Занзаса.       Глухой удар. Затем еще один. Скайрини рефлекторно дал по тормозу, совершенно не ожидая такого поворота событий. Знакомый голос, прокричавший знакомое имя. Сэл вылетела из машины, после секундной шоковой заминки. Истерика поступала к горлу, а рыдающая Элен, подбежавшая к капоту — окончательно выбила её из колеи. Брюнетка не переставая выкрикивала имя её брата, безвольно лежавшего на асфальте, головой в лужице собственной крови, и от всей этой картины, от осознания того, что она к этому причастна, сердце замедлилось настолько, что, казалось, вот-вот остановится. Сэл ощущала каждый его удар, упав на асфальт рядом с Еленой, прижав её, рыдающую, к своей груди, закрывая её карие глаза, не позволяя видеть то, с чего сама не сводила взгляд. Луссурия и Занзас были совершенно спокойны: первый, потому что уже поднял принца на руки и положил в машину, не отпуская руку с его пульса — главное, чтобы сердце билось; с остальным без труда справится Пиа-тян, но хранитель Солнца не мог выпустить павлина на глазах у собравшейся толпы. Занзас не реагировал. Вернее, он стоял, сунув руки в карманы брюк, привычно хмурясь, сделав шаг назад от подтекающей к ботинкам крови. Ни слов, ни эмоций, лишь безразличный, ледяной взгляд. Мужчина приказал, именно — приказал, девушкам отойти, не обращая внимание на их растерянный вид и катящиеся из глаз слезы, сел в машину и уехал вместе с хранителем и покалеченным принцем. И Сэл поняла бы его реакцию, если бы пятью минутами раньше он не сжимал её ладонь, не смотрел ей в глаза, если бы она не знала того, что знает.       До дома летели молча. Скуало что-то обсуждал с боссом, сев отдельно от остальных в их личном самолете, Луссурия ворковал над Бельфегором, заклеивая пластырем его царапинки, Мармон издевался, смеясь над его невнимательностью, Элен рассказала Сэл свою версию произошедшего, после чего оставшееся время полета пролежала на её мягких коленках. По приезду домой, Бельфегор заперся в своей комнате, рявкнув на всех, кто пытался к нему подойти, чтобы не смели беспокоить принца, пока он сам не захочет выйти. Включил обиженку, вот только смешным, как бывало раньше, это совершенно не казалось. Никто не спрашивал, что случилось на самом деле, но каждый понимал серьезность ситуации. А когда Сэл, с сумкой в руках, вошла в гостинную, Элен почти сошла с ума. Почему чертова девчонка решила куда-то свалить именно тогда, когда её подруге так хреново? Что это за дружба?

***

      Из глаз безостановочно катились слезы, которые Селеста всеми силами пыталась остановить, закрывала лицо руками, задерживала дыхание, задыхаясь, не позволяя отчаянному крику вырваться из груди, бросая свои вещи в сумку, срывая платья и теплые кофты с плечиков, не щадя ни дорогую ткань, ни трясущиеся пальцы. Просто уехать. Скрыть эмоции в последний раз, взять адрес у Скуало и, натянув лучезарную улыбку, помахав ручкой, скрыться за массивными воротами. Потерпеть общество молчаливого водителя, вежливо кивнуть на прощание, войти в новую квартиру и упасть на пол, зарываясь пальцами в волосы, вновь сдерживая крик, рвущийся из груди, биться головой о стену, причинять себе боль, уснуть прямо в одежде, прямо на холодном полу, уставшей, измотанной, с горящими от рыданий щеками и больной головой — будущее на ближайшие двадцать четыре часа. Каждые две минуты Селеста закрывала лицо руками, смахивая слезы с щек, подбегая к зеркалу, наивно надеясь, что глаза все еще не опухли и не покраснели — но произошло это давном давно. Еще в кабинете босса.       Скуало не верил, презрительно осматривая девушку с ног до головы, скрестив руки на груди, наблюдая с крыльца, как Селеста садится в машину, слабо помахав ручкой на прощание. Рефлекторно, полностью погруженный в свои мысли, мечник повторил её жест, прекрасно видя опухшие изумрудные глаза. Елена шептала Луссурии о подозрительном грохоте из кабинета Занзаса, после того, как девушка сообщила им о своем переезде в город, и что босс дал разрешение. Дал. Он посчитал это самым лучшим решением насущной проблемы, терзающей его голову последние двое суток. Часы, потраченные на размышления, самокопание, взвешивание всех «за» и «против», обдумывание вопросов безопасности. Короткое смс на номер девушки, раздавшийся стук в дверь, будто приближающий смертную казнь. Пути назад — нет.       Бельфегор стал искрой, от которой вспыхнул сильнейший огонь сомнений в голове босса Варии. Недогений совершенно не обращал внимание на происходящее вокруг, не заметил, как вышел на дорогу, не успел среагировать, потерял бдительность и контроль над ситуацией. Никогда он не показывал себя с такой стороны. Занзас сжал стакан, после чего бросил его в стену. Зол настолько, что даже виски в горло не льется.       Он почти принял решение, и это бесило сильнее всего. Он увидел последствия нарушения правила. Он не может позволить себе такого. Занзас понял, как именно любовь разрушает самообладание человека, как влияет на него и почему олицетворяет собой некую слабость, о которой намекает негласный закон мафии. Он думал, что сможет защитить Сэл от всего, но даже не подозревал, что слабость будет сокрыта в нем самом. Она — не пробоина. Она — причина, по которой эта пробоина может образоваться в самый неподходящий момент. Например, когда на тебя летит джип на средней скорости.       — Ты выглядишь напряженным, — Сэл, улыбаясь, подошла к столу босса, — Тсуна опять прислал что-то нехорошее?       — Ты хотела уехать, — Занзас закрыл папку, ни разу не взглянув на девушку с момента её появления в кабинете. Уперевшись локтями в стол, он положил, такую тяжёлую сейчас, голову на сцепленные руки.       — Что? — шатенка нахмурилась, уже подумав о том, что офицеры снова разнесли какие-нибудь сплетни. Летя вприпрыжку в кабинет босса, она явно ожидала не такого разговора.       — Хотела жить отдельно, — Занзас прикрыл глаза. Он не хотел говорить этого, — Я отпускаю тебя.       — Я не хотела жи...       — Пол года назад. Акульи отбросы даст тебе адрес пустой квартиры на другом конце города.       — Что случилось? — Сэл хотела обойти стол, но Занзас рявкнул, чтобы она не подходила, продолжая массировать виски и не поднимать взгляд на неё. Девушка опешила, совершенно не понимая, что могло случиться за три часа, что они не виделись, но осознавала, что это серьезно потрясло Занзаса. Он запрещал ей выходить за территорию из-за войны, а сейчас отправляет жить в город? — Разве мне безопасно..       — Тебя не тронут. Я позабочусь об этом. Верни кольцо и проваливай.       Сэл вздрогнула, нахмурившись, желая сказать что-нибудь, но из-за кома в горле и полного отсутствия мыслей совершенно не понимала, как реагировать на сказанное боссом. Он.. исключает её из Варии? Но.. за что?       — Ты выгоняешь меня? — девушка сжала кольцо в пальцах, не желая расставаться с ним, не до конца осознавая происходящее, надеясь, что это какой-то розыгрыш, но напряжение, витавшее в воздухе, уничтожало последние сомнения.       — Будешь работать с документами дистанционно. Высылать каждое утро в 8 часов. С зарплатой — сама разберешься.       — Занзас, что случилось? — девушка сделала шаг в сторону босса, но вновь услышала грозное «Не подходи», — Все ведь было хорошо.       — Ничего. Не было, — почти зарычал босс, тяжело, но незаметно вздохнув, сдерживая раздражение.       — Да что с тобой? — Сэл все же сделала несколько шагов, остановившись в двух метрах от мужчины, заметив, как он напрягся. Ей очень хотелось прикоснуться к его плечу, ощутить, как по коже под его рубашкой пройдет слабая волна мурашек, но она боялась. Он три раза приказал ей не подходить, и следующий — точно стал бы последним в её жизни, — Как ты можешь говорить, что ничего не было, когда было все, и даже больше?!       — Мне похуй, что ты себе напридумывала, — язык словно резало от колкости данной фразы, но Занзас не мог ответить иначе. Не успел придумать альтернативный ответ, закипая от ненависти к самому себе.       Минутное молчание. Переваривание информации, осознание ситуации. Кольцо Варии со звоном коснулось гладкой поверхности стола, пару раз прокрутившись вокруг своей оси и окончательно упав у локтей мужчины.       — У тебя.. — девушка дрожала от нахлынувшей обиды, пытаясь держать себя в руках, сжимая кулаки, — Есть чувства ко мне?       — Нет, — не мешкаясь. Грубый, ледяной голос. Сказанное сорвалось с губ прежде, чем Занзас осознал, что произнес. Разум победил. Не дал подсознанию вставить свое мерзкое «мнение».       — Я не верю, — голос задрожал, как и все тело. Одно чертово слово уничтожало её хрупкое сердце, которое чертов босс так трепетно держал в руках последние дни, а сейчас — он просто втоптал его в грязь. Одним проклятым словом. В голове мелькали ранее сказанные им фразы, теплые объятия, неестественно спокойный взгляд. Она чувствовала, что задыхается, что готова сорваться в истерику, но лишь продолжала кусать щеку, до крови, до невыносимой боли, трясясь от обиды, сохраняя достойный вид «той самой сестры потрошителя, новенькой в Варии».       — Мне наплевать, — он продолжал сидеть, уперевшись лбом в скрещенные пальцы, прикрыв глаза. Только так, не смотря на девушку, он мог сдержать себя в узде. В ебанной узде, созданной хер знает когда, хер знает кем, закрепленной в виде негласного закона с тремя пунктами, — Ты никогда не услышишь от меня ни слова о чувствах, потому что их — нет. Проваливай.       — Зачем ты это делаешь? — Занзас сильнее сжал пальцы, услышав, насколько сильно дрожит её голос.       «Чтобы защитить тебя.»       — Мусор, испарилась отсюда, пока я тебе не сломал что-нибудь, — именно это он и хотел сделать. Сломать что-нибудь. Перевернуть весь ебаный кабинет, этаж, да к черту — весь особняк. Он не хотел отпускать её. Не хотел настолько, что был готов прижать к себе, приковать наручниками к собственной руке, укутать в пиджак и послать нахуй весь чертов мир, но нет. Разум. Он не позволит ему. Не позволит увидеть её трясущиеся плечи, горькие слезы на щеках, темные, изумрудные глаза, наполненные болью.       — Занзас.. — еще одно произнесенное ей слово, и она сорвется. Закричит, упадет на пол, задохнется, рыдая, но вместо этого она лишь сильнее сжала кулаки, впиваясь ногтями в тонкую кожу, оставляя неслабые царапины. Держаться в любой ситуации. Даже, когда тебя разрывает на части.       — Пошла вон.       Он вслушивался в каждый шаг, доносившийся из коридора, трясясь от злости, до боли и металлического привкуса сжимая челюсти, давя большими пальцами на виски. Тихий сдавленный вздох — последнее, что он услышал, прежде чем она, его чертова собственность, скрылась за дверью его кабинета, после того, как он самолично выгнал её. Отпустил. Приказал покинуть поместье. Звучит менее грубо, но легче от этого не становилось.       Он соврал. Селеста даже не представляла, что он к ней чувствовал, и как ненавидел самого себя за это. Соврал, потому что знал, что она уедет в течение часа, уедет навсегда.       Она не станет думать о его чувствах, если не будет знать о них.       В стену полетела лампа, за ней свалился мини-бар со стеклянными дверцами, разбившимися о паркет со страшным грохотом, вместе с бутылками лучшего, любимого алкоголя. Важные документы, бесполезные папки, декоративные статуэтки, ноутбук — все полетело на пол, гремя на весь этаж, оставляя порезы на коже хозяина, разлетаясь на мелкие осколки. Он уничтожал все, что попадалось ему под руку, вплоть до комнатных растений, дорогих картин на стенах — все красовалось на полу, изуродованное гневом босса. Он понимал, что по-другому — нельзя. Разум победил, подминая под себя чувства.       Мужчина достал папку, аккуратно украшенную одним чертовым словом, написанным каллиграфическим почерком с различными завитушками, и бросил её на пустой стол, попутно сев на его край. Из закрытой папки выглядывали с десяток фотографий. Занзас открыл бутылку виски и, сжав горлышко в руке, поднял снимки. Детские, подростковые, и сделанные, казалось, совсем недавно.       Она сильная. Ей не привыкать испытывать такие же горькие, как виски Занзаса, чувства. Особенно, узнав о её прошлой жизни, он не сомневался в её скрытой стойкости к любым издевательствам, припасенными для неё чертовой судьбой. Она выдержит. И эта мысль лишь разжигала гнев в душе мужчины. Снимки вспыхнули, растворяясь в пламени, унося за собой последнюю частичку Селесты из его кабинета.