Кошмары и фантазии.
30 июля 2017 г. в 14:50
Спустя какой-то промежуток времени, попросту выпавший из памяти, рыжий смог снова различать кошмары и реальность. Первыми от реальности пришел Мори-сан, зашивающий его живот, цокающий языком. Запах спирта и железа наполнил легкие. Холод операционного стола под спиной заставил кожу покрыться мурашками. Элис в маске, подающая зажимы, с трудом сдерживающаяся, чтобы не ткнуть пальцем в ровненький черный шовчик на смазанной антисептиком уже не совсем белой коже, почти вызвала улыбку.
Укол в руку. Сладостный провал во тьму забытья. Никакой боли — Чуя не мог даже осознать себя и вспомнить что-либо, связанное с реальностью. И был счастлив от этого. Потом были сны — абсолютно наркоманские, но безобидные. Никто не читал ему Библий и не ходил в фартуке — куда чаще он бегал по знакомым с детства коридорам, падал и мерз, кого-то искал и не мог дотянуться в последний момент до ручки двери. Но даже такое его уже не совсем замутненный разум пугало.
Мерзнет — значит живой. Вздрагивает в испуге — значит, есть чем вздрагивать и чего пугаться.
Подобные открытия его почти успокаивали.
Первое ощущение после пробуждения — скольжение шершавого языка по ладони. От щекотки бежали мурашки, а Чуя усиленно хмурился и пытался использовать свой измученный разум, чтобы сообразить, когда завел питомца или кто еще мог захотеть лизать ему руку. Пальцы на ногах сами собой поджались, когда пальцы руки начали втягивать в рот, вылизывая подушечки и куда интимнее — между ними, лаская руку до того жадно и откровенно, что дыхание перехватило.
— Уймись, грязное животное, — Акутагаву, кажется, грозило стошнить. Чуя не был уверен в причинах, но картина была бы приевшейся и неизменно омерзительной, да и легко было представить, как Рюноске морщится, прижав ладонь к губам, глядя куда угодно в сторону и жалея, что нет возможности еще и уши закрыть — рук всего две, и одну из них он уже пристроил на многолетний пост около рта.
Накаджима — а других кандидатур, способных на такое, не было — занимающийся приведением руки рыжего «в порядок», своего дела не бросил и даже стал урчать — ровно до той поры, пока Чуя не поймал его за длинный горячий язык и не сжал его между костяшек пальцев, намекая, что он уже в сознании и оборотень попался на месте преступления.
Опыт был интересный, особенно когда он погрузил пальцы до горла и слегка пошевелил, заставив Тигра начать судорожно глотать и обиженно моргать на него красными — от недосыпа — глазами. Однако Атсуши бурного протеста не выразил — в тигрином обличье он жрал мясо кусками не прожевывая, что ему какие-то тонкие пальчики Накахары, чью руку он мог полностью засунуть себе в рот, сжатую в кулак, такой крошечной она была.
Неожиданно вспомнились его кошмарно-возбуждающие (даже сейчас) видения с развратной кровавой лаской, а реальность напомнила, что она реальность — Рюноске зашелся в кашле, сложился пополам, словно собрался расстаться с куском легких.
Медицинские приборы, каждый монитор, каждый датчик — все взорвалось писком и наполнило палату какофонией неестественно высоких звуков, от которой зашумело в ушах и зазвенело в голове. Накаджима отстранился, грязно выругался и вытер влажно блестящий от слюны рот оказавшейся у постели салфеткой, потом заботливо осушил руку рыжего, встречая испуганный взгляд широко распахнутых голубых глаз.
Чуе было плевать на происходящее вокруг — мир сузился до красных глаз, бешено бьющегося в горле сердца и покалывающего лицо жара — краснота расползалась по щекам до кончиков ушей, а он не мог остановить ее.
— Позовите Мори-сана, самое страшное позади, — с облегчением в голосе выдохнул Дазай, до этого ютившийся на низком стульчике в самом дальнем углу палаты, подальше от постели напарника — помочь в случае чего Осаму не мог, а вот помешать или сотворить глупость по ошибке — легко.
Реальность, где пробуждение рыжего караулили эти трое, едва ли была лучше кошмара. Не их, совсем не их он ждал увидеть в подобной ситуации. Кого угодно и даже пустоту вместо людей — но не эту троицу, которая напряженно ждала, когда прояснится затянутое болью и снотворным сознание Накахары.
Рыжий мысленно простонал — в реальности во рту у него было сухо, как в пустыне, и напрячь голосовые связки он тоже мог едва-едва — и закрыл глаза, отказываясь снова видеть три темные фигуры в разных углах палаты, с большей охотой представляя, что сейчас он получит возможность напиться вдоволь, ликвидируя пробелы в своем состоянии.
И Мори-сан действительно позволил ему немного смочить водой сухой кошмар, под названием «приход в себя». Совсем немного. Но стало чуть лучше, и уже за это лучезарное «чуть» Чуя был благодарен.
После начались будни, полные размышлений и анализирования воспоминаний о смутных днях после ранения. В памяти были обрывки разговоров и образов, отупляющая в момент боль и, конечно же, кошмары.
Хотя в самом факте присутствия кошмаров рыжий не сомневался ни капли, возможность того, что кошмары были не чем иным, как кошмарной реальностью, пугала еще больше. Рыжий даже думать не хотел о таком, и все приборчики в палате давали понять, что его сердечко было полностью с ним солидарно.
А еще две недели спустя ему уже было достаточно хорошо, чтобы он вероломно сбежал из подпольной больницы на окраине Йокогамы. И не просто сбежал, а верхом на Тигре, одетый в принесенные по его просьбе вещи, оставив после себя только связку танцующих в воздухе шариков, увядший букет и собранную постель.
В его комнате явно не так давно закончили уборку — в воздухе продолжал витать запах лимонной жидкости для мытья полов.
Атсуши-кун, очевидно, не нуждался в каком бы то ни было приглашении, и быстро занял единственное кресло своим свернувшимся почти бескостно тельцем. Чуя автоматически проследил за ним взглядом, но, поймав себя на этом, покачал головой — слишком отвык от дурацких повадок младшего кохая, а теперь тот и вовсе новыми обзавелся, словно готовясь расстаться однажды с людским обликом и окончательно срастись с тигриным.
Остановившись перед зеркалом, Накахара выдохнул и расстегнул рубашку, впервые осматривая себя целиком. Швы обещали вот-вот зажить, и тогда придется просить босса снять их к черту. Печень, живот, спина — его обработали ножом от всей души, но куда интересней были белые следы вокруг швов, словно его резали по старым шрамам.
Это снова возвращало к необходимости узнать, насколько далеки от реальности были его кошмары.
А еще не научился ли один маленький Тигр лечить раны своим бесстыдным ртом, как обычный кот лечит все раны — попросту зализывая их.
Главной задачей было спросить.
Но именно этого он и не мог сделать. Стоило встретить взгляд Накаджимы — и знать хотелось не так сильно, а то и вовсе не хотелось. Как будто маленький паршивец лишал его сил и воли, не давая задать такой важный вопрос. Дело, конечно, было в самом Чуе, но очень удобно было подозревать парня в новом фокусе.
— Мори-сан был очень зол, — Атсуши поежился, и Чуя вздрогнул, поняв, что думал слишком громко.
Что такое очень злой Мори-сан, рыжий мог представить. Хреново, когда Огай злится, как босс. Но совсем хуево, когда он злится, как медик.
Судя по тому, что Атсуши, если бы мог, поджал бы хвост, злился Мори именно по второй модели.
— Мне досталось. Дазаю и Акутагаве основательно прилетело за то, что помогали и не поставили его в известность. Думаю, он просто хотел наблюдать за процессом и прикинуть открывающиеся перспективы, — парень потянулся и отвел черную прядку за ушко.
— Значит, мне не… Не показалось. Вы действительно держали меня взаперти и поочередно следили, чтобы я не умер, а ты… — голос дрогнул.
— А я действительно пробовал лечить тебя не только с помощью антибиотиков и швов, хотя ранам это нравилось через раз, — признался парень, отводя взгляд. Но потом неожиданно расплылся в улыбке и снова поднял голову, лукаво глядя на рыжего. — Зато иногда это нравилось тебе, и я буду до конца жизни благодарить волю случая за возможность…
— Ох, заткнись, — Чуя вспыхнул, понимая, куда клонит Накаджима. — Заткнись, ради всего святого, маленький извращенец. Ты же отсосал мне, хотя я был в крови, а может и не только в крови…
— Не надо, я внимательно следил за санитарией. С ранами живота и жизнью на капельнице грязи было в разы меньше, зато ты был такой беспомощный, что даже Дазаю понравилось на тебя такого смотреть. Он сказал, что такой ты его даже не раздражаешь, — довольный, как сытый удав, Атсуши-кун раскинулся поперек кресла, запрокинув голову назад до боли в шее.
— Он читал мне Библию. А Акутагава вообще мамочку из себя изображал, — Чуя скривился, словно раскусил очень горький орех. — Но ты сломал об колено их обоих.
— Я вообще люблю ломать людей об колено, — поддакнул парень, а затем поднялся так внезапно, что Накахара испуганно дернулся и обернулся, ладонью шаря за спиной в поисках ножа, который ему, понятное дело, никто еще не вернул. — Но еще больше я люблю получать то, что хочу, — руки, утянутые черными перчатками, словно пришитыми к черным рукавам рубашки, потянулись к нему, длинные и ловкие; Чуя беспомощно прижался спиной к зеркалу, пока Накаджима надвигался и прижимался, захватывая его в ловушку, опасный, наслаждающийся его растерянным лицом. — Если вы не поняли, то хочу я вас и только вас.
— Не трахай мне мозги, два или три месяца назад вы сцепились с Акутагавой за право сидеть под столом у ног Дазая на совещаниях, — Чуя нахмурился и попытался убедить себя, что он по-прежнему может сцапать эту махину на двадцать сантиметров больше себя за волосы и оттаскать, если захочется. Сосущее чувство под ложечкой и невесомость в животе уговорить не получилось.
— Два месяца назад Акутагава впервые отсосал Дазай-сану посреди совещания, потому что тот немного поддразнил его ногой, — поделился чужим секретом парень. — Я это заметил, и поддевать Рю стало в три раза веселее.
— Вот и продолжайте спорить, кто из вас будет ему отсасывать, мне можете не сообщать о своем графике, — Чуя скривился и уперся ладонями в его широкую грудь. Было откровенно противно.
— Ох, Чуя-сан, Чуя-сан, — Атсуши смеялся над ним и не скрывал этого. — Я понял, что вы тугой, но я вам уже прямо говорю: если я и буду кому-то отсасывать под столом, то не Дазай-сану, а вам. Кстати, интересный вариант, можно будет смотреть на вашу мордашку, пока я буду это делать? В первый раз она была настолько милой, что я чуть не кон…
— Заткнись, паршивец, — Накахара задрожал от смущения и гнева и все-таки поймал край уха наглеца.
— Если только вы заткнете меня. Вот так, — Накаджима не был бы собой, если бы не получил выгоду и из этой ситуации. А он ее получил.
Следующие пять минут Чуя отчаянно держался за черные волосы, будучи прижатым к зеркалу. С двух сторон были руки в черных перчатках, а их хозяин беззастенчиво ласкал его рот языком, словно собирался пробраться внутрь следом.
— Можете, когда хотите, — шумно сглотнув, Атсуши неохотно отстранился, глянув пронзительно и почти жестоко. — Вы течете от поцелуя и пахнете сладко-сладко, но пытаетесь меня прогнать. Это не очень разумно, отказываться от того, что я предлагаю — ласка, немного жестокости и хороший секс. Я не такой зеленый любовник, как вам хотелось бы думать. И я хочу чего-то постоянного. Кого-то постоянного. Вас, Чуя-сан. Уже довольно давно — только вас, — прижавшись, оборотень уткнулся носом в рыжие кудряшки.
— Как ловко ты перепрыгиваешь на панибратский тон и обратно, когда тебе оно нужно. Не можешь решить? — Чуя пытался бы скрыть предательскую слабость, вызванную столь откровенным поцелуем, но что толку-то, если Накаджима чует ее носом? Лучше он и дальше будет цепляться за раму и задавать свои вопросы.
— Я бы хотел иметь право обращаться по имени и на «ты». Но это будет совсем смело, а я пока только тренируюсь, — Атсуши облизнулся, подметив дрожащее напряжение в теле мужчины. Крепость сдавалась неохотно, но Накаджима и не думал отступать.
— Иди к черту, — Чуя снова упирался, прерывисто дыша. Он не был уверен, но, кажется, между ног дразняще скользил мягкий хвост Тигра, пока его хозяин с самым честным видом пытался ощупать его бока.
— Не пойду, — Накаджима немного подумал и зубами стащил с руки перчатку, бросил ее на пол. Ладонь у него была сухая и прохладная, но прикосновения, когда он стал поглаживать выпирающие ребра, получились куда более ощутимыми, чем второй рукой, которая по-прежнему была в перчатке.
Рыжий дернулся, когда шершавый палец потер его сосок и заскользил по кругу, дразня.
Атсуши, жадно следящий за его лицом, дыханием и даже переменой запаха, каждой его реакции радовался, как ребенок — только вот не было возможности скакать и прыгать от восторга, когда хриплое и низкое «Атсуши-кун» сорвалось с закушенных губ. Но прыгать и делать глупости очень хотелось.
Чуя не запомнил, когда закрыл глаза. Вздрогнул, заерзал, когда и вторая рука, лишенная перчатки, стала гладить его грудь и теребить затвердевший сосок прямо сквозь ткань.
Между ног потяжелело и потеплело, тигриный хвост, прежде дразняще гладивший ему внутреннюю сторону бедра, теперь стал водить по ширинке и нет-нет, а давить на яйца.
И тут Накахара пожалел, что штаны на нем такие тонкие и свободные, но он просил что-то, что не будет натирать кожу.
Атсуши в свою очередь с удивлением понял, что Чуя, натянувший вещи под прикрытием больничной рубашки, всю дорогу домой, все это время, был без белья.
— Чуя-сан, — низко и хрипло выдохнул парень, услышав новый судорожный вздох. — Вам штанишки ничего еще не натерли? Я думаю, их нужно… Снять.
— Пошел вон, — со второй попытки выговорил мужчина, непроизвольно алея от звука чужого голоса и кусая щеки изнутри.
— Не дождетесь, — наклонившись, юноша быстрыми движениями стал лизать соски, раздвинув полы рубашки. Влажные звуки напоминали о лакающем молоко коте, только Чуя и был этим молоком и ощущал удовольствие, издавая шумные стоны, прежде чем вцепиться в темные волосы.
Не ради того, чтобы учить парня уму-разуму. У рыжего просто ноги не выдержали, и он едва успел схватить то, что первым попалось под руку.
Тигр был не против, даже наоборот — отеревшись пахом о плохо скрываемый стояк, Атсуши перехватил мужчину под ягодицы и потащил в постель, роняя Накахару спиной на мягко спружинивший матрац.
Стащив штаны под аккомпанемент глухого рыка и очень вялое сопротивление мужчины, Накаджима пошло облизнулся. На коже остались красноватые следы там, где бельевые швы терли кожу. Но так было даже веселее.
— Даже не… Ха-а-а! — Чуя задрожал, когда шершавый тигриный язык стал ласкать его яйца, нежную кожицу промежности. Ноги задрожали и ослабели с концами, а он продолжал цепляться за черные пряди, кусать губы и незаметно давал закатываться глазам от удовольствия.
Горячо, мокро, холодные сухие пальцы лежали на его талии, поглаживая кожу, нередко лаская выпирающие подвздошные косточки. Когда лизать яйца и бедра стало не интересно, Накаджима поднял глаза и взялся за мокрый от выступившего предэякулята член. Чуя глухо взвыл и вздрогнул, когда ноги, которые он хотел сдвинуть, зажали между собой черноволосую голову не протестующего ни капли Тигра.
Атсуши не только всеми частями тела был согласен на такое, но и заскользил по нежной шелковистой коже ладонями, сминая пальцами бедра и ягодицы, а потом перехватил под коленями и слегка развел их, приподнимаясь, окинул придирчивым взглядом раскинувшийся перед ним вид.
— Чу-у-уя-са-а-ан, — нежно промурчал он, замечая, как покраснел и смутился мужчина, но сейчас не только это было важно. — Не напрягайтесь так, вы снова пахнете кровью. Я не хочу, чтобы ваши дико симпатичные швы пришлось накладывать во второй раз из-за того, что я делаю вам хорошо.
— А ты их залижи, засранец, — голос был хриплым, и получилось почти карканье, но рыжего вполне устроило, тем более что снисходительная улыбка парнишки быстро превратилась в довольную.
Накахара думал лишь о том, что был рад уменьшившемуся вниманию к своей заднице. Быть трахнутым в его планы пока не входило.
Частично трансформированный рот — это было уже не ново. Горячий язык прошелся по паре мест, где выступила кровь, и рыжий закусил губу — ощущение было, словно вылизывают что-то внутри, прямо под кожей. Но отчего-то боли не было. Лишь покалывающе-тянущее чувство между ног усилилось, запах смазки стал сильнее.
Ладно, черт бы с ним, ему нравилась небольшая боль. Чуя не мог отрицать этого, особенно теперь, когда вылизывали ему живот, по ощущению — в животе, а у него стояло.
Натяжение пропало — трансформировав палец, Атсуши снимал ему швы, едва не вросшие из-за успешно работающей регенерации Тигра. Вот вам и ответ, не научился ли парнишка лечить раны, даже спрашивать и уточнять не пришлось, наглядная демонстрация возможностей Кровавого Тигра во всем великолепии.
Чуя заерзал, когда последний стежок был убран, и язык заскользил напоследок, убирая остатки крови и следы швов с кожи.
Белые, чуть шероховатые полосы на коже приятно удивляли — он ждал красно-розовых валиков рубцов, с которыми придется ходить годами. Но его живот выглядел практически так же, как до ранения.
— Я хочу получить что-нибудь за свою деятельность, — Накаджима Атсуши не был бы собой, если бы не мог найти и извлечь выгоду из всего, что делал. — Помогите мне решить, что именно я хочу получить: с одной стороны, я хочу оседлать вас, а с другой — у вас жутко аппетитная задница, и я хочу с ней немного поиграть. Совсем чуть-чуть, — скользя ладонью по влажной от пота груди, Атсуши с опозданием подумал, что было бы неплохо все-таки снять к черту смятую рубашку, она прятала за собой драгоценные росчерки ключиц.
Определенно, рубашка, смятая и мокрая, уже лишняя. И Атсуши, решившись, подался вперед, начиная быстро расстегивать оставшиеся мелкие пуговички.
Чуя шумно вздохнул, услышав слова парня. Он думал, что его задница в любом случае пострадает, а тут, смотрите-ка, есть выбор.
Любопытство скреблось внутри — с одной стороны, грязная ласка была довольно интимной и, как ни крути, она сделает его беззащитным, даст знания о его теле, а знания — это власть. Накахара не строил ошибочных заблуждений, что Атсуши никогда не захочет его трахнуть.
С другой стороны, Накаджима хотел быть наездником. А у Чуи и правда было маловато сил, чтобы двигаться самому. Его не загнали в угол, не поставили перед фактом, что парнишка воспользуется возможностью побыть сверху в качестве платы за свои услуги. Отказать в прихоти доставить удовольствие показалось самой настоящей дурью — в обоюдности желания сомневаться не приходилось.
Выбор был очевиден, но, чтобы высказаться вслух, Чуе пришлось долго собирать все свои внутренние силы и смелость. Как ни странно, нажимать на курок было значительно проще, чем говорить откровенные вещи тому, к кому и раньше притягивало не на шутку и о ком он запрещал себе даже думать.
— Сначала играй, потом можешь быть наездником. Но последствия и все остальное бери на себя.
Атсуши захлопал глазами, потом расцвел от счастья, и тут же лицо его стало хитрым-хитрым.
— Чуя-сан думал, что я захочу его трахнуть, пока он почти беспомощный. Не буду врать — я хочу. Но, — парень лег сверху, потерся щекой о сосок. — Мне нравится смотреть на лицо Чуи-сана, когда я его ласкаю. И, кроме того, никто не говорил, что я ничего не припас, чтобы и он тоже мог распробовать всю прелесть игры, — пошло облизнувшись, Тигр сел на бедра напрягшегося Чуи.
— Что ты задумал? — Накахара почувствовал, как подкатил к горлу пульс. Он очень нервничал, и Атсуши знал об этом.
— Ничего страшного, я всего лишь хочу разрешение поместить в вас пару капсул. Будет очень хорошо нам обоим, — глаза Тигра затянула мечтательная поволока, и мафиози понял, что стал частью сексуальной фантазии.
— Давай проясним: ты хочешь «поиграть» с моей задницей, засунуть в нее вибраторы, чтобы жизнь медом не казалась, и потом смотреть, как меня корежит, пока сам ты скачешь на моем члене, — у Чуи едва хватило крови, чтобы покраснеть от самой шеи и до кромки волос, когда Накаджима кивнул с самым деловым видом. — Больной ублюдок.
— Всего лишь поможете воплотить в жизнь одну из моих фантазий и получите удовольствие в двойном размере, — парень капризно надул губу и многообещающе поерзал на бедрах.
— Дай угадаю — в оригинале это ты с вибратором и кого-то трахаешь, — нервно облизывая пересыхающие губы, Чуя пытался представить масштабы извращения, которое с ним хотят сотворить.
— В оригинале во мне не только вибраторы, но, чтобы послушать о полной версии, сначала вам нужно увидеть меня голым, — Атсуши лениво улыбнулся и провел пальцем по длинной неровной линии свеженького шрама. — Давайте, Чуя-сан, даже если не согласитесь сейчас, то потом я буду настойчиво выпрашивать именно это.
Накахара рвано выдохнул и прикрыл глаза.
С одной стороны, все еще было его собственное мучительное любопытство и фантазии. С другой — стыд и слишком знающие и понимающие красные глаза Тигра, заставляющие ежиться и краснеть, как девственника.
Нервно стиснув в руке край одеяла, Чуя витиевато выругался, вызвав недоверчивую, но восторженную улыбку все понявшего парня.
Однако пика восторг достиг после слов:
— Тащи сюда свою извращенскую технику, да поторапливайся, ублюдок.