Цветки красной гвоздики

      Ругаться на парня уже давно стало привычкой, но никогда колкие словечки и ругательства еще не шли на язык так охотно. Чуя был не из тех, кто считал подобное романтичным, но назвать Атсуши «котиком», «зайчиком» и чем-то еще из ряда слащаво-сопливых обращений язык не поворачивался. Да и любая попытка обратиться ласково приводила к тому, что слова застревали в горле.       Однако Тигра это не волновало — оборотень поспешно отправился к себе, боясь, видимо, что Чуя передумает, а рыжий тем временем сел на постели, ежась от холода, испытывая желание закутаться хотя бы в плед.       Итак, он получил признание. Не в любви, но действия говорили сами за себя: Атсуши сходил с ума, когда дело касалось его, Чуи, терял голову от страха за его жизнь — вплоть до попыток лечения, которых никто не ожидал и более того — никто не был готов, что Кровавый тигр такое может. Он помог ему выбраться из больницы, а теперь не побоялся не только откровенно приставать, но и добился того, что Накахара дал допуск к своему телу, хоть и не планировал.       Накахара, как частенько бывало, если дело касалось Атсуши, вообще не успел понять, когда они успели так много сказать и решить. Идти на попятный было совсем не в духе старшего мафиози, но ему нужно было знать, на каком он свете.       В следующее мгновение дверь в комнату открылась, и Чуя отвлекся от своих мыслей, намеренный чуть притормозить Накаджиму и еще раз обговорить план не только на ближайший час или два, но и то, что за всем этим последует.       Ему нужно было знать, что будет после того, как они переспят. И будет ли после этого вообще что-нибудь. Он даже уже рот открыл, чтобы высказаться, но в комнате оказался совсем не Атсуши. Совсем не мальчик-тигр захлопнул дверь, выпрямляясь и оборачиваясь. И внутри все похолодело, закрутилось в болезненный узел страха и неловкости.       Дазай прислонился спиной к закрытой двери и внимательно оглядел бардак в комнате, разбросанные вещи рыжего, особо тщательно осмотрел следы ладоней на зеркале. Усмехнулся, увидев практически обнаженного напарника, успевшего прикрыть бедра углом мягкого покрывала.       — Я слышал, что вы вернулись. Атсуши-кун, как я погляжу, времени зря не теряет. Кто кого будет трахать? — одетый в черное и белое Дазай сейчас впервые действительно излучал опасность, и Чуя еле удержался от того, чтобы не попятиться. — Хотя это не важно.       Мягкие черные туфли, черные брюки, черное пальто, черный пиджак, черная жилетка, черный галстук. На фоне всей этой черноты белые бинты и рубашка почти резали глаза. Накахара с самым невозмутимым видом смотрел, как напарник приближается к кровати, по пути расставаясь с туфлями и пальто.       Раньше подобный жест был нормой. Дазай частенько отлеживался у него, когда два надоедливых кохая доводили его до головной боли. Но сегодня подобное пугало. Может быть, потому, что мужчина знал, что Накахара собирался подпустить к себе кого-то другого и сидел обнаженным под прикрытием одного лишь покрывала. И все равно Осаму настойчиво раскидывал свои вещи, будто отмечая территорию, словно намеревался остаться на несколько часов, так и не дав рыжему возможности уединиться с любовником.       Глаза цвета красного дерева сейчас потемнели на пару тонов. Чуя осознал, что неосознанно шарил рукой в поисках оружия. Которого, как он напоминал себе уже второй раз за день, у него пока нет.       — Как думаешь, что он будет делать, если я вмешаюсь? Не сказать, чтобы я был против того, чтобы наш милый Атсуши-чан наконец-то воссоединился со своей влажной мечтой. Но и восторга я не испытываю. Я слишком привык быть единственным, кто занимает твое неофициальное время, — скинув пиджак, Дазай влез на постель, в несколько движений оказываясь рядом с Чуей. — Рюноске-чан, Атсуши-чан — раньше они смотрели только на меня. Рюноске все еще видит только меня, хотя тебе он искренне радуется и душою привязан. Но Атсуши-чан теперь стал почти холоден ко мне. Скорее всего, эти двое продолжат работать в паре. Но милый Тигр сбежит от меня, сменит семпая на того, который… подоступней, — Чуя скривился от скрытого оскорбления, а в следующее мгновение Дазай навис над ним, толкнув на постель. — Мне не нравится быть на заднем плане, Чуя-кун. Ты — мой напарник. Может быть, переспи мы немногим раньше, мне не пришлось бы сейчас возиться с одним сопляком и волноваться, что второй украдет тебя у меня, — Дазай оказался очень близко и очень быстро. Щеки коснулся легкий поцелуй, от которого Накахара дернулся, как от ожога. — Может быть, если бы я сейчас не зашел и не увидел тебя, который так мило и робко ждет этого мальчишку в постели, уже голым, я не стал бы так переживать. Но ты выглядишь совершенно непривычно расслабленным и нежным. И он не лучше, особенно, когда думает, что никто не видит, как он на тебя смотрит, — Осаму шептал ему в щеку, и Чуя запаниковал, поняв, что с каждым словом тот становился все ближе к его губам. — Я ведь тоже волновался за твою жизнь. И видел, что Атсуши-чан делал с твоим телом, когда оставался с тобой наедине. Может быть, если бы я признался первым, то сейчас был бы для тебя единственным, Чуя-кун? — обращение обожгло губы. Дазай был обыденно нечитаем, но глаза затянула страстная дымка.       Паника взметнулась вверх, как ударившая о пристань волна. А потом в губы впились, жадно и голодно, почти вгрызлись, причиняя боль, не стесняясь кусать до крови, вырывая себе преимущество.       Чуя взвизгнул от боли и открыл рот, судорожно, будучи в абсолютном ужасе, от которого заледенело все внутри — эту сторону Дазая он за всю жизнь еще ни разу не встречал. После настойчивых, но возбуждающих поцелуев Атсуши, манера Дазая подавлять и подчинять была похожа на удар.       Осаму воспользовался данным ему шансом, тонкие пальцы впились в челюсть до боли. Может быть, Чуя был склонен драматизировать, но все, что делалось, было, похоже, пропитано легким отчаянием.       Задуматься над этим он, к счастью, не успел, как и слишком дать волю хозяйничающему в его рту языку. Дверью нарочито громко хлопнули, следом раздался разъяренный рык. Спустя мгновение Чуя почувствовал рывок и закашлялся, когда поцелуй резко оборвался, непроизвольно потер травмированную челюсть пальцами.       У него все губы были в ссадинах и крови, ею же заполнялся рот, а он с бешено колотящимся сердцем смотрел, как Атсуши кидается раз за разом на высокомерно улыбающегося Дазая. Зрелище завораживало и пугало — Чуя куда лучше Накаджимы знал, на что способен этот ублюдок.       Но тот лишь ловко собрал свои вещи, напоследок щелкнул кохая по носу, раздраконив его еще больше, и ушел — в последний раз Накаджима бросился на уже закрывающуюся дверь. Уже из коридора послышалось громкое и насмешливо-едкое: «Оставляю вас разбираться с этим, голубки!»       — Атсуши-чан, — шепнул рыжий, сжимаясь, когда нечеловеческий взгляд Тигра обратился к нему. Зверь был в ярости, и этот же зверь метнулся одним размытым движением к нему, сжал тонкие запястья до вскрика.       Причинять боль ему понравилось. Он вдруг улыбнулся, и пушистый хвост хлестнул по телу Накахары, не слишком приятно, резко, словно мягкая плеть.       Чуя стиснул зубы и сглотнул кровавую слюну, дернул руками, почти высвободив одну из живых тисков. Хватка после этого стала усиливаться и не прекращала расти, пока Чуя не издал приглушенный стон боли.       Его что, наказывают так? Атсуши потерял голову от ревности и злости, и теперь срывается на нем? Лучше бы это было не так — Чуя умел за себя постоять и вправлял мозги тоже очень недурно.       Проблема с этим была всего одна, ну, может быть, две: физическая слабость никуда не делась, и он все еще был безоружен.       Буйство потерявшего голову парня продолжалось.       Следующей целью Тигра стала его шея. Шершавый язык лизал раз за разом, словно наждачка, которой собирались стереть кожу. А потом на этом же месте сжались острые зубы, и Накахара едва не заорал от боли в голос — помешала лишь когтистая рука, сжавшая его горло, перекрывшая доступ кислорода до темных кругов перед глазами.       С другой стороны кровавым клеймом лег аналогичный укус, и Накахара задрожал, судорожно вздохнул, едва сдержав всхлип и злые слезы: боль и унижение за последние двадцать минут проехали по нему катком дважды, причем ни в первый раз, ни во второй он их никак не заслужил.       Его подмяли дважды, и ни один из разов рыжему не понравился.       На этом Накаджима начал постепенно успокаиваться. Зацеловал ключицы, разукрасив их россыпью засосов. Из расслабившейся руки на кровать со звоном выпали три капсулы вибраторов, и Чуя шумно вздохнул, когда Накаджима посмотрел на него уже нормально, оглядел дело своих зубов и рук, извинился, старательно зацеловывая каждый оставленный синяк, зализывая укусы — правда, в этот раз ранки не затянулись, и болело все так же зверски, до невозможности шевельнуть головой.       — Должно быть, теперь вы меня ненавидите, — жалко улыбнувшись, парень почти тут же отвернулся, пряча лицо.       — Я определенно потом подмету тобой пол, — прохрипел Накахара, ощупывая собственное горло и мрачно оглядывая посиневшие запястья. — Но до этого тебе придется побыть недельку моим мальчиком на побегушках, замаливая свои грехи через постель, — теперь Чуя хотел секса не столько потому, что тянуло, сколько из упрямства и какого-то мазохистского желания сделать миру гадость. О, да, выходки этой парочки его разозлили, что еще хуже — довели его до слез.       Оставаться неотомщенным Чуя не собирался. А удивленно моргающий Атсуши был с особым усердием ткнут гравитацией куда-то в район паха недовольного рыжего.       — Чуя-сан…       — Заткни свой рот, как планировал, иначе я не пожалею сил и заткну тебя сам, — секс со злости всегда был хреновой затеей, но Чуя не знал, как остановиться. Он был зол, и один из тех, на кого его злость была направлена, был совсем рядом. — Я ужасный кретин, что согласился на это, что делаю это, что продолжаю — особенно после того, что случилось, когда я был ранен, но я зол и мне плевать на то, что я ужасно нелогичен. Следовало выставить тебя вон ещё когда мы только в здание вошли, однако поздно, так что просто делай, иначе… — он оборвал сам себя и стиснул зубы, сдерживая злую дрожь и проклятое желание разрыдаться.       Забыться, забыться, переписать весь этот день заново, всю боль, весь страх — он столько надежды почувствовал после всего того, с чего они начали, вот и кто просил тигра все так ужасно портить?       Заморачиваться и тратить время на объяснения своих чувств любовнику Накахара не собирался — Атсуши не нужно было даже близко стоять к его эмоциям, к его болезненно трепещущему сердцу, где этого паршивца было ужасающе много, где раненное доверие скукожилось, скуля от боли в шее — им было больно, так больно, ради чего они терпят боль?       Но Накаджима, скорее всего, догадался сам. Нервно облизнувшись, он приблизился, мягко и просительно ткнулся губами в губы, прежде чем кончик языка заскользил по ранке на губе, собирая кровь. Боль была резкой, губы обещали распухнуть, а парнишка вылизывал ему их, пробираясь дальше, в рот, словно кот, учуявший мятное масло.       Кончик языка щекотно заскользил по небу и Чуя отдернулся. Атсуши недовольно засопел, положил ладонь ему на затылок, пробираясь дальше, глубже. Зверь выглядывал из его глаз, но трусливо отсиживался и особо не маячил, зная, что переборщил и может получить теперь.       Постепенно жгучая злость улеглась. Поцелуи стали более глубокими и более страстными, Атсуши принялся порыкивать и тереться, помечая его, как свою собственность. И, может быть, стирая запах Дазая.       Покрывало распахнулось от одного движения руки, и рыжий дрогнул, когда его оседлали. Горячей кожи коснулась жесткая ткань брюк, Чуя неловко дернул длинный ремешок, продетый в шлевки не до конца, болтающийся черным хвостом.       — Сними их, раздражают.       Тигр безропотно подчинился, скидывая с плеч подтяжки, с длинных ног — штаны, а за ними змею галстука и мешающуюся рубашку. Он вообще притих и боялся лишнее слово вставить после того, как пришел в себя и увидел, что натворил.       Накахара вздохнул и потянулся к нему руками, зарываясь пальцами в темные волосы, ероша и почесывая. Не надо быть Тигром, чтобы наслаждаться подобной нехитрой лаской.       Атсуши довольно зажмурился, раздалось мурлыканье, от которого затрясло все тело, а потом парень приоткрыл один глаз и поцелуями коснулся отметин на запястьях рыжего, заскользил губами вверх по руке, поцеловал внутреннюю сторону локтя, плеча. Съехав на постель, Накаджима ткнулся лицом в горячий живот, ладонь скользнула по внутренней стороне бедра, и Чуя шумно выдохнул.       Они пробовали друг друга. Касались, изучали, замирали, словно смутившись. Пытались ласкать и следили за реакцией друг друга, словно два зверя.       Чуя этими неловкими моментами и колкими мелочами наслаждался от всей души, забывая то, что камнем лежало ранее на душе.       Атсуши постепенно забыл о произошедшем, устроился между разведенных ног. Теплый язычок щекотно прошелся по ямочкам высоко на бедрах, а потом парень ладонями приподнял ягодицы и подсунул найденную подушку, чтобы не ломать шею.       Чуя крупно задрожал, когда язык прошелся по сжавшемуся анальному колечку. Тигр хлюпнул слюной и стал лизать чаще, пальцами разводя ягодицы.       Стыдно, жутко стыдно, но даже если свести ноги, Атсуши найдет способ исполнить задуманное. Признаться честно, Накахара и не думал, что «игра» будет такого рода, настолько… откровенная, даже грязная. Что парень настолько далеко решит зайти в первый раз.       В первый раз почти незнакомого человека столь откровенно и тщательно не ласкают. По крайней мере, не тогда, когда решение было принято спонтанно.       Но, опять же — с ними двумя, когда они рядом, все «правильное» вечно шло как угодно, но не так, как действительно правильно.       От ощущения скользящего внутри языка Чуя несдержанно застонал и завозился, изгибаясь, цепляясь за постель. Возбуждение и удовольствие омывали тело теплыми волнами, хотелось закрыть глаза и сдаться на их милость, нежась в чужих руках.       Однако парень быстро отстранился. На кровать упала крышка от тюбика со смазкой, а вскоре и сам тюбик шлепнулся рядом, опустошенный меньше чем на треть.       Накаджима разогрел мазь на пальцах и осторожно ввел сразу два. Влажное хлюпанье заставило Чую покраснеть и закрыть лицо руками, поджать пальцы на ногах, ощущая мягкое скольжение внутри, как Атсуши размазывает смазку по гладким стенкам, разводит пальцы, растягивая его.       — Атсуши, — шумно выдохнул мужчина, нервно стискивая руки в кулачки, когда первая капсула обожгла прохладой горячую кожу, плавно погружаемая все дальше и дальше в его тело.       Парень только приподнял голову, улыбнулся, взмахом головы смахивая прочь челку, и протолкнул вибратор глубже, до предела.       — Атсуши, — уже настойчивее повторил Чуя, когда внутри оказалась и вторая капсула. Придирчивый слушатель мог бы с легкостью различить жалобное хныканье рыжего, особенно когда парень дразняще сжал в ладони его подрагивающий член, провел рукой вверх и вниз, вырвав очередной стон.       — Последняя, Чуя-сан, и я включаю, — напомнил парень, глядя, как Накахара ерзал и кусал губы. — Потерпите немного, они быстро нагреются, обещаю.       — Атсуши!       Последняя капсула явно приносила дискомфорт. Чуя чувствовал, как первая упирается куда-то внутри, ерзал, досадуя на непроходящее ощущение посторонних предметов в заднице. Его словно распирали изнутри принесенные специально для него «игрушки», и мысль, что подобное может приносить удовольствие, казалась выдумкой чьего-то больного разума.       Накаджима между тем вылавливал рассованные по карманам пульты, поглядывая на более чем соблазнительное зрелище. Рыжий ерзал, постоянно двигался, дергался. Покрасневшее колечко мышц подрагивало в такт пульсу, и Тигр уже предвкушал, как будет любоваться мужчиной в особые минуты.       Не сжиматься с непривычки было невозможно. Чую будет гнуть, ломать, а он будет держать его и не давать сбежать. Атсуши был хорош в захватах. Даже если они оба позабудут, что где-то тут один парень должен успеть оседлать более чем ретивого «скакуна», ласкать беззащитного, рассыпающегося от удовольствия Чую было более чем достойной наградой для него.       Хотя Накахаре-сану знать об этом было не обязательно. Атсуши действительно нравилось, когда вставляют ему, но переспать с более явно агрессивной половиной Черного Дуэта было все равно, что выиграть Джек Пот. Чуя был куда лучше Дазая, более гибкий в постели — во всех смыслах — и на его заднюю часть тела половина мафии не могла смотреть без жадной слюны.       Накахару хотели очень и очень многие, но раньше всех пугала сама мысль о том, чтобы сблизиться с напарником Осаму, с одним из самых разрушительных и опасных эсперов во всей Портовой Мафии.       А теперь они будут бояться даже не Порчи и не Дазая. А Атсуши — потому что он не побрезгует убить тех, кто посмеет облизываться на рыжего, которого он сегодня чуть так глупо не потерял — или думал, что чуть не потерял.       Никакой Дазай Осаму и его выходки не должны были стоять между ним и первой нежной влюбленностью Кровавого Тигра. Хотя с Дазаем он еще обсудит эту попытку причинить вред Чуе. Особенно выбесили парня укусы на губах рыжего — словно его красоту опорочили варварской печатью.       Нажать на три кнопки одновременно у него получилось только после того, как утихла дрожь в руках. Жадный взгляд впился в тельце на постели, что, кажется, еще вчера металось окровавленное и израненное, подошедшее так близко к краю, что Атсуши от страха забывал дышать.       Теперь оно снова металось, но причина крылась в другом.       Стоило ощутить вибрацию, как Чуя резко сжался, сводя ноги, но тут же издал придушенный вой, выгнулся, судорожно дергая покрывало, норовя ранить самого себя. Больно ему или хорошо было непонятно до тех пор, пока бросившийся его держать Атсуши не поймал рыжего на том, что он пытается вжаться в его тело, отереться, шумно и тяжело дыша. Запах возбуждения бил в нос, Чуя содрогался и не мог держать себя в руках, глаза закатывались, ниточки слюны марали губы и подбородок, когда он не успевал или попросту забывал сглатывать.       Накаджима судорожно сглотнул и, аккуратно держа мужчину перед собой, смог включить следующий режим, а за ним, почти без перехода, последний.       Чуя затрясся, заизвивался, взглянул безумно и потянулся навстречу. Влажный и скользкий поцелуй коснулся губ, смазался, а за ним еще и еще, и так до тех пор, пока Атсуши не сжал рыжего покрепче, впиваясь жадным поцелуем, словно он собирался съесть Накахару, начиная с губ. Пришлось даже запустить пальцы во влажные от пота кудри, намотать на руку и сжать посильнее, оттягивая до тихого скулежа.       Узкие бедра толкнулись навстречу, и Атсуши застонал, отерся в ответ своим стояком. Со всем этим безумием, разыгравшимся по его вине за считанные минуты, он совсем забыл о том, что нужно подготовить себя. Но готовить уже не хотелось — Чуя весь тек для него и в каком-то смысле из-за него.       Был большой соблазн обмануть, нарушить весь их план действий, загнать вибраторы внутри до предела, врываясь собственной изнывающей плотью. Но он заставлял себя не порушить все, не предать оказанного доверия. Кусал губы и зализывал оставленные вмятинки, бешено оглаживая разгоряченное тело рядом с собой. Давал почувствовать свой вес и свою власть, неожиданно сжимая ладонь на подрагивающем, гудящем от стонов горле.       Чуя привыкал. Очень медленно, заходясь в судорогах, теряя самого себя от бешеного удовольствия, которым сводило тело.       Хотелось больше. Больше и резче. Грубее ласки, поцелуи, он нуждался в том, чтобы отираться, прижиматься голой кожей к голой коже, до жара, до припухлостей, до стонов.       Первыми словами, которые он смог выдавить, стала мольба, которую не ожидали услышать они оба:       — Атсуши-кун… Атсуши… кун… Возьми, Атсуши-кун… Пожалуй… ста, возьми, — Чуя кусал губы и хотел плакать. Словно месяцы без ласки спрессовали и положили на него многотонной плитой, чтобы раздавить его, сломать. Давно ли его весьма прежде отзывчивое тело так явно давало понять, что он молодой мужчина, нуждающийся в плотских утехах? Он задавил в себе всю чувственность, какую мог. Загнал себя в строгий костюм, выстроил стену из работы между собой и личной жизнью.       Дазай действительно мог быть спокоен все эти годы — Накахара не видел никого и ничего рядом с собой. А потом в их — его — жизни появился Атсуши. Свалился, как снег на голову, словно магнитом притянул к себе взгляд. Раздражающий, неуловимо похожий. Но куда более свободный, нежели он сам.       Атсуши, разобрав, что он бормочет, удивленно вытаращился и минуты на две потерял дар речи. Потом неожиданно подобрался.       — Дайте обещание, что не накажете меня за это. Дайте обещание, что, выполнив ваше желание, я не буду потом лишен всего, — упрямо поджав губы, Тигр скользнул цепочкой поцелуев по дрожащему телу. Смял в руках упругие ягодицы, сжимающиеся почти беспрестанно. Чуя смотрел на него сверху вниз, уголок губ дернулся, словно он собрался рычать.       А потом мальчишка бесцеремонно вобрал в рот его член. И Чуя ощутил, как закатываются глаза, а ответом дерзкому парню стало рваное и пронзительное «да, пожалуйста, да, да!»       Атсуши был более чем удовлетворен. С блестящими глазами он извлекал продолжающие вибрировать капсулы, с радостью ребенка облизывал пальцы, покрытые смазкой. Презерватив от его обрывистых движений порвался еще в процессе открывания, и Накаджима не стал повторно возиться с ним.       Рыжий тянулся всем телом, ерзал и бесстыдно раздвигал ноги, но после испытанного хотелось чего-то внутри, чего-то горячее и жестче вибрирующих внутри его тела капсул.       И Тигр дал ему то, что он хотел. Ворвался, грубо, выбив влажный звук соударения плоти. Чуя откинул голову, жалобно крича, и сжался, задрожал, сперма плеснула на плоский живот.       Атсуши удивленно присвистнул, окинул партнера жадным и нетерпеливым взглядом, параллельно выбирая угол и раздумывая, хочет ли он эту позу.       — Кончить от того, что в вас вошли. Чуя-сан, вы очень развратный. И очень чувствительный, — парень даже не скрывал удовольствия от этой мысли, делая несколько пробных толчков.       Накахара раскраснелся сильнее прежнего и сомкнул губы, вытерев рот. Кажется, Атсуши его задел, когда хотел лишь немного раздразнить.       — Не дуйтесь, Чуя-сан, мне все нравится, пожалуйста, не надо, — Тигр поймал тонкую ладошку и принялся целовать ее, бросая искрометные взгляды из-под черных ресниц.       Чуя ничего не сказал, и Накаджима решил не заострять на этом внимание — в конце концов, болтовня в постели ничем хорошим никогда не оканчивалась.       Поза была неудобной, и ни один из них не получал удовольствия. Однако Атсуши легко решил проблему, перевернув мужчину на живот.       Прижавшись со спины, вжавшись мокрым и горячим членом меж ягодиц, парень шепнул в алеющее ушко:       — Побудьте моей течной кошечкой, Чуя-сан. Мяукните хотя бы разик.       Чуя ерзнул, припомнил, чего он хочет больше всего сейчас, и издал неуверенный звук, напоминающий мяуканье очень относительно, но Атсуши и это понравилось достаточно сильно, чтобы в следующее мгновение он уже кусал мягкую кожу на шейке и грубо толкался внутрь, вновь до шлепков и влажных хлюпов.       Будь Чуя чуть хуже подготовлен, происходящее можно бы было назвать жестким сексом.       Однако сейчас он лишь выгнулся со звучным стоном и сцапал покрывало, ощущая, наконец-то, желанную наполненность. Быстрые и резкие толчки, от которых перехватывало дыхание и по телу разливался восхитительный жар удовольствия, были тем, в чем он остро нуждался.       Чуя, не пытаясь быть осторожным, не жалея себя, изгибался и двигался навстречу, сжимался, вырывая из партнера хриплые стоны. Атсуши почти не сдерживался — укусы в шею перемежались с поцелуями в плечи и посасыванием выпирающих позвонков. В какой-то момент Тигр принялся покусывать край ушной раковины рыжего, и Накахара задрожал, сбился, сжался до тихого оха и смешков.       Неожиданно открытая эрогенная зона была обласкана, хотя Чуя и протестовал, царапая руку поперек своей груди, извиваясь и пытаясь скрыть уши. Однако Атсуши ничто не остановило перед достижением цели.       Вторая рука неожиданно сжалась на горле, и Чуя задрожал. Тонкие пальцы пока не давили, лишь поглаживали, но Накаджима начал ускоряться, и идея его была очевидна: придушивание, пока он вколачивается в судорожно сжимающееся тело под собой.       Чуя не хотел заканчивать так быстро. Он вообще не хотел заканчивать, но знал, что Атсуши прав: у него у самого уже болели локти и колени, тянуло поясницу, не говоря уже о ноющей шее.       И все же хриплое «нет, подожди, еще» было сипло вышептано, и не успевший разогнаться Тигр неохотно послушался, сохраняя темп, опуская ладонь с шеи на грудь, выкручивая и оттягивая соски, от чего Чуя заскулил, отчаянно желая иметь возможность прикоснуться к себе, снять напряжение, но сил держаться на одной руке у него просто не было.       Ритмичные толчки продолжались, Чуя наслаждался разлившимся по всему телу теплом и удовольствием, кусал губы. Потом шумно застонал и все же дернул рукой в попытке хотя бы мимолетно провести ладонью по сочащемуся смазкой стояку.       Атсуши вошел особенно резко, и тут же пошли мелкие толчки, каждый из которых достигал простаты — словно маленькие волны, ласкающие берег, и Накахара ловил губами воздух, протяжно постанывая. Новые ощущения были ничуть не хуже прежних.       Тигр завел ему руку за спину, не слушая протестующего мычания вжавшегося грудью в постель Накахары, обхватив ладонью горло, сжимая, и Чуя тут же обхватил его запястье своей рукой, чтобы в случае чего остановить.       Атсуши это устроило, и темп снова начал расти. Чуя едва успевал сглатывать между стонами и теперь не мог дождаться разрядки — тяжесть и напряжение от возбуждения были мучительны, ему нужно было кончить и поскорее.       Рука на горле, постепенно сжимающаяся, заводила не на шутку. Чуя представить не мог, что будет сам давить на пальцы, приближая момент лишения воздуха.       Но Накаджима за его спиной лишь ускорялся, становился грубее и, хищно облизываясь на вид узкой спинки, дрожащей, блестящей от пота, мысленно с облегчением вздыхал — его любовнику нравились игры с дыханием, должны были понравиться игрушки, и он был не против грубости. О большем Атсуши даже мечтать не смел.       Наконец толчки дошли до пика, рука крепко сжала горло рыжего, оборвав его крик. Накахара сжался, содрогаясь, кончая на постель, Тигр, резко вбившись напоследок, кончил внутрь, вырвав из Чуи очередной сиплый стон.       С трудом приподнявшись, парень рухнул на постель рядом с тяжело дышащим любовником и улыбнулся, слегка дико, но в этой улыбке было все испытанное им наслаждение.       Чуя, краем глаза наблюдавший за ним, хрипло рассмеялся и закашлялся.       — Только не говори, что твоя фантазия не улеглась, и ты потом потребуешь с меня позу наездника, — заплетающийся язык в пересохшем рту был лишним.       — Может быть потребую, но самую обычную, без всего этого, — Атсуши жмурился и сыто потягивался, бросая страстные взгляды на растрепанного мужчину рядом.       Он подозревал, что Чуя-сан может быть таким восхитительным в постели. Но то, что он увидел и получил, было значительно прекраснее, чем в самых смелых его мечтах.       — Обычную и без всего этого. Звучит чертовски пресно после того, что мы вытворили сегодня, — Накахара кое-как перевернулся и застонал, когда смог вытянуться всем телом.       — Ну, я мог бы вас связать, чтобы не было так скучно, — Атсуши лег чуть ближе, потом еще. Уткнувшись носом в копну волос, он довольно засопел. Чуя пах шампунем, сексом и самим Атсуши. Лучшего аромата и представить нельзя.       — Лучше бы ты сейчас пошел делать ванну. Мне не помешает поотмокать в горячей воде, — Накахара коротко усмехнулся, когда Тигр чмокнул его в макушку и приподнялся, намеренный бежать исполнять его желание.       Поймав парня за руку, Чуя напоследок притянул его для поцелуя, довольно выдохнув после.       Ему такая жизнь определенно нравилась.       Атсуши улыбнулся, глядя на него, любовно оглядел каждую метку, каждый синяк, укус и засос, каждую случайно оставленную царапину. О своей напористости и наглости он не жалел ни капли.       Под ногой оказался какой-то мусор, и он нахмурился, почувствовав острые уголки.       Маленький черный микрофон прослушки сказал больше, чем он хотел бы знать.       Однако отказать себе в маленьком удовольствии оборотень не мог.       — Чуя-сан, я же могу теперь считать вас только своим? — усмехнувшись, Атсуши сжал жучок между пальцев, незаметно пряча от удивленного взгляда голубых глаз.       — Что за идиотские вопросы. Сначала он кидается на меня, словно сожрать хочет, занимается со мной любовью, потом снисходит до грубого секса, так, что я ходить не могу, метит всего с головы до ног, а потом спрашивает, может ли считать своим. Ну что за идиот, — Чуя ворчал и ворчал бы еще долго, перечисляя все, чем они занялись, однако его заткнули поцелуем, а, оторвавшись, Атсуши громко рассмеялся.       — Не замерзайте, Чуя-сан, я быстро, — отыскав взглядом дверь в ванную, Атсуши прытко соскочил с постели.       В закрытой комнате он с наслаждением сжал маленькую коробочку прослушки в кулаке и отправил остатки в мусор.       В своем кабинете, за закрытой дверью, пугая всех и вся, Дазай громил мебель, с ненавистью глядя на ноутбук, через который он и слушал полученную запись.