Игра (сборник мини и драбблов)

— Мистер Малфой, я пригласил вас сюда... Мистер Малфой... Официальный идиотизм. Но без официоза сегодня никак. Даже в вечернем пабе. Потому что хочется просто "Малфой". Хочется "Драко". Потому что отросшие волосы падают на глаза, пряча взгляд, доставая почти до кончика точеного носа. Потому что уставшие глаза все такие же серые, в них только смотреть и тонуть. Потому что скучал. Нестерпимо скучал. А тот по-прежнему даже не подозревает об этом. В старом пабе накурено, жарко. И Малфой смотрится в нем так неуместно в своем вечном параде — галстук, тугой воротник, идеальная черная мантия. — Поттер, не будь идиотом. Говори, зачем звал. Он кривит губы в усмешке и по школьной привычке отмахивается от Гарри-аврора, не принимая его всерьез. Словно Гарри еще никто, словно не было трех лет жесткой муштры и пахоты в Аврорате. Словно они виделись только вчера. А не три года назад. Три гребаных года. Тонкие пальцы небрежно скользят вдоль края воротничка, оттягивая душащий галстук, чуть теребя плотную белую ткань, и Гарри невольно теряется. Его красоты. Его незнакомых небрежных движений. Белоснежная ткань на груди чуть примята, и Гарри становится больно при мысли, что кому-то позволено ее мять. Не ему. — Так и будешь молчать? У меня вообще-то дела. Гарри вздрагивает, понимая, что уже какое-то время не сводит глаз с желтой жижи в собственной кружке, и реагирует на автомате: — Я задумался. Извини. — Не ожидал, что ты это умеешь. Малфой откидывается на высокую спинку стула и снова небрежно теребит воротник длинными пальцами. Длинными пальцами, которыми наверняка кого-то ласкает. Не его. Гарри проклинает себя за эти изводящие мысли, но они, как обычно, снова сильнее, чем он. Поэтому он опускает глаза и быстро, словно боясь передумать, сыплет чужими рублеными фразами: — Проверки поместий. Незаконные артефакты. Малфой-мэнор. Завтра по плану. Малфой напрягается всем телом, всем корпусом, как волк, завидев добычу, и уже не отрывает от его лица прищуренных глаз. — И ты говоришь мне это потому... — он начинает фразу с насмешкой, но даже Гарри слышно, что его голос немного дрожит. — ...Потому что твоя мать спасла мою жизнь. Я ей должен. Гарри не может смотреть на него, поэтому смотрит на кружку, которую нервно крутит в руках. Врать он умеет плохо. Нарушать служебный долг — еще хуже. Но он знает, Малфой умрет за свое поместье. Малфой, ради которого Гарри... Гарри кусает губы и смотрит в остывший чай. Он устал от нерешимых вопросов, устал винить себя в том, что он почти что предатель, способный на преступление ради своей глупой любви. — Кто проводит проверку? Ты? — Малфой пристально смотрит в лицо, но Гарри мотает головой, показывая, что не скажет. Не он. Серебристый Патронус — то ли норка, то ли куница, — срывается с черной палочки, пулей мчится к двери, и Гарри опускает голову еще ниже, почти утыкаясь в свой чай. Тяжело себя ненавидеть. Презирать еще тяжелее. Но увидеть Малфоя в тюрьме, а его поместье на распродаже — невыносимо. Тот, переслав с Патронусом сообщение, неожиданно расслабляется, и его пальцы снова начинают терзать тугой воротник. — А если узнают? — непонятно, чего в малфоевском голосе больше — любопытства или издевки. — Пускай. Я делаю то, что должен. Тот внезапно подается к нему, откидывает назад длинную челку, и Гарри, невольно подняв голову вверх, видит в серых глазах злую усмешку. — Теперь я тебе должен, Поттер. Что ты хочешь? Ты ведь чего-то хочешь? — его голос внезапно становится настолько призывным, словно в его роду были вейлы или сирены. Гарри снова мотает головой, резче, чем прежде, но серые глаза неотступно следят за ним. — Я просто вернул долг твоей матери, — Гарри бормочет это так тихо, словно стыдится себя. — Мне ничего от тебя не надо. — Даже минет? Гарри отшатывается так, словно он ударил его по щеке. Хотя лучше бы, и правда, ударил. Но Малфой смотрит на него с издевательским интересом, продолжая держать цепким взглядом: — Что ж так? По-прежнему натурал? — Ч-что? — дыхание сбивается, и Гарри непонимающе смотрит на него. Хорошо, что можно прятаться за очки. — Я говорю, видимо, ты по-прежнему натурал, раз отказываешь себе в таком простом удовольствии, — малфоевские губы кривятся в ехидной усмешке, но пальцы снова тянут, почти рвут тугой воротник, словно ему нечем дышать. Гарри старается не думать о том, что он ему предлагает. И что он предлагает это не только ему. — Не знал, что это стандартная такса на Слизерине, — Гарри тяжело поднимается, словно на него сразу накинули двадцать лет, и брезгливо кривится: — Но меня это не интересует, Малфой. Предложи свои услуги кому-то другому. Он швыряет деньги на стол, резко встает и быстро движется к выходу, словно пытаясь убежать от мерзких, пошлых картин, вспыхивающих в мозгу. — ...Поттер! — догнавший его Малфой рвет его за локоть так резко, что Гарри едва не падает на него. — Поттер, постой! По его лицу расходятся пятна, словно Гарри надавал ему оплеух. Хорошо, что в переулке темно, и случайных зрителей практически нет. — Поттер, я не хотел... — кажется, впервые в жизни он смотрит прямо на Гарри. — Чего не хотел? Говорить? Или делать? — Гарри снова кривится, и Малфой неожиданно вспыхивает так, что теперь уже и щеки, и шея пылают румянцем. — Я не то, что ты думаешь, идиот! — он толкает Гарри в плечо, пихая к стене. — Как ты вообще мог про меня такое... такое подумать? — он злится как в школе, безбашенно, искренне, без оглядки, и Гарри невольно легчает. — А как ты мог такое мне предложить?! — от облегчения он почти орет на Малфоя, но не ожидает, что тот неожиданно припечатает его к стене и зашипит почти что в самые губы: — А до тебя не доходит, что я предлагаю это только тебе, идиот?! Те-бе! Потому что уже не знаю, как к тебе еще подкатить! Какое-то время Гарри просто глядит на него. Наверное, не зря Малфой считает его невероятно тупым. Обычно у Гарри получается соображать, но не сейчас, когда в его голове упрямо не складываются два мира: "Малфой" и "к тебе подкатить". И кто тут из них идиот? — Куда подкатить? — этим вопросом он словно расписывается в собственной глупости, и Малфой предсказуемо закатывает глаза: — Не тупи. Гарри дергается, чтобы уйти, но длинные пальцы, которым он больше не может, не умеет отказывать, снова припечатывают его за горло к стене. — Почему ты спасаешь наш мэнор? Нарушаешь устав. Только лишь из-за мамы? — Малфой требовательно смотрит Гарри в лицо, и в глазах его намешано столько всего, что Гарри больше не может соврать. — Не только, — он прячет глаза, кусает губы, пытаясь уйти от ответа, но холодные пальцы сжаты на горле, а светлые волосы рядом, почти на щеке — слишком близко. — Так почему? Скажи, почему? — у Малфоя такое лицо, словно он готов силой вырвать постыдную правду. И она наконец-то сама собой рвется наружу: — Из-за тебя. Вот. Гарри это сказал. Пусть теперь делает, что захочет. Какое-то время тот недоверчиво смотрит Гарри в лицо и, насмотревшись, когда Гарри собирается его оттолкнуть, прижимается к нему еще ближе и снова выдыхает в замерзшую щеку, почти касаясь губами: — Идиот. Иногда Гарри кажется, что слизеринский гад просто не знает других бранных слов. И в общем-то Гарри с ним в чем-то согласен. Конечно, он идиот, раз умудрился влюбиться в него, вот такого. Но тут Малфой неожиданно жмется к нему, бесстыдно влипает всем телом и обессиленно утыкается мягкой челкой куда-то под скулу. — Спасибо, — шепчет он так тихо, что Гарри скорее чувствует, чем слышит его благодарность. — Спасибо, придурок. И Гарри внезапно усмехается, болезненно, горько. Он так устал держать все в себе. Видимо, день сегодня такой, созданный специально для правды. — За любовь не благодарят, Малфой. Тот отрывает голову от плеча и снова смотрит на Гарри, изучающе, будто выискивая в его лице подтверждение, словно боясь, не послышалось ли это ему. — За любовь? — он повторяет это с таким растерянным и глуповатым лицом, что Гарри неожиданно становится очень смешно. Он никогда прежде не видел, чтобы Малфой так тупил. — Ко мне? — растерянно повторяет Малфой. Сейчас он выглядит так комично — с удивленно-приоткрытым ртом и почти по-детски округлившимися глазами, что Гарри не выдерживает, снова фыркает и возвращает Малфою его же собственный комплимент: — Не тупи, — он смотрит на потерявшегося Малфоя и мстительно добавляет: — Идиот. Но тот, будто не замечая грубого слова, продолжает на него смотреть растерянно и непонятно, а кроме того Гарри чувствует, как холодные пальцы у него на горле нервно дрожат. Толком еще не понимая, что делает, он накрывает холодную руку своей, чтобы унять эту дрожь, и говорит, чувствуя, что тоже начинает подрагивать вслед за Малфоем, как будто дрожь от желанной руки перебралась прямо в душу: — К тебе. К кому же еще. Только сейчас это понял? Он устало глядит на Малфоя. Он, и правда, смертельно устал. Любить без ответа. Еще какое-то время Малфой недоверчиво и недоуменно смотрит на Гарри, а затем его лицо проясняется: — Зато, похоже, до тебя даже сейчас не дошло, — злорадства в его голосе хоть отбавляй. Он торжествующе смотрит на Гарри, но потом его лицо неуловимо меняется и он выдыхает: — Придурок, да я бы мог полюбить тебя только за то, что ты спасаешь мой мэнор. Гарри неуверенно пожимает плечом. Рассеянно смотрит на его растрепанный воротник и растерзанный галстук. Из всей его речи он слышит и понимает только одно: — Ты мог бы меня полюбить... — он настолько подавлен, что Малфой коротко выдыхает и, словно сраженный его тупостью, снова роняет голову ему на плечо. Уже почти привычным движением. Неужели к этому можно привыкнуть? Гарри щекой чувствует мягкость его волос, тепло его тонкого тела и легкий запах сирени. Откуда в зимнем переулке сирень? Он невольно тянется за этим призрачным запахом, осторожно ведет по виску и зарывается носом в светлые волосы, которые все сильнее пахнут цветами и летом: — Но не полюбил, — шепчет он, закрывая глаза. Не стыдно признаваться в своей слабости, если не смотришь. Поэтому Гарри не видит, что какое-то время Малфой глядит на него так, словно задыхается в чем-то одуряющем, невыносимом: — Не полюбил, — покладисто соглашается он, но прежде чем Гарри успевает отпрянуть, обхватывает в ладони лицо и, коротко и зло прижавшись губами к губам, тихо шепчет в приоткрытые губы: — Потому что больше некуда, идиот. Хоть это ты способен понять? И Гарри послушно кивает, хотя по правде не понимает уже вообще ничего. Кроме того, что губы у Малфоя горячие и сухие. И что целуется он так, что за это весь мир не жалко отдать, все планеты и звезды. И что когда Малфой оттягивает пальцами воротник и рвет галстук с шеи, идиотом станет любой, потому что думать все равно нечем. А еще, что Гарри безумно любит сирень.