Игра (сборник мини и драбблов)

Гарри не понимал, почему должен участвовать во всех этих идиотских конкурсах, регулярно устраиваемых в Хогвартсе на каждый праздник. Тем более что после войны этих самых праздников стало неприлично много, словно каждый в замке считал своим долгом добрать себе порцию радости, потерянную на войне. Гарри не любил праздники, еще больше чем прежде ненавидел чужое внимание, и уж тем более ненавидел эти злосчастные конкурсы, норовя под любым предлогом уйти. Но каждый раз незадолго до начала на него набрасывались настоящие стаи девушек, так яростно убеждая, что без него все пойдет прахом, что проще было один раз отмучиться, чем выдерживать целые недели подобного прессинга. Именно поэтому Гарри сейчас сидел на стуле с завязанными глазами, чувствуя себя конченым идиотом. "Узнай избранницу по рукам" — именно так назывался самый отстойный в мире конкурс, придуманный кем-то из страждущих. И теперь Гарри, которого вообще раздражали чужие прикосновения, с невыразимой тоской перещупывал ряд каких-то невыразительных рук. Чуть влажные, чуть липкие, излишне холодные, слишком горячие, с короткими и длинными пальцами, с кольцами разной величины, — руки, раздражающие уже тем, что они в принципе были чужими. — Надеюсь, ты сразу узнаешь мои, — лукаво улыбаясь, сказала Джинни перед самым началом и спрятала свои руки за спину, словно не желая Гарри подсказывать. И это был полный провал: Гарри совершенно не помнил, какие у нее были руки. Не помнил, и всё. Хотя обычно он всегда и у всех невольно их замечал. Так, например, руки у Рона были с добрыми теплыми веснушками, широкие, крепкие — такие, каким и положено быть рукам друга. У Гермионы — небольшие, но сильные, с ногтями, которые она стригла почти что под корень — привычка, оставшаяся после войны. У Симуса — крупные, с обгрызенными ногтями и шрамом через всю правую кисть — очередной неудачный опыт на Зельеварении. У Парвати — смуглые, узкие, с длинными аккуратными коготками, у Невилла — надежные, с широкими костяшками и мозолистыми ладонями, а у Луны — хрупкие, со звездочками и стразами возле лунки ногтей. А вот, например, у профессора Снейпа руки были сильные, нервные, с узловатыми пальцами и прорисованными четкими венами — руки, пугающие Гарри так же сильно, как и он сам. Гарри почему-то помнил даже руки Малфоя, — изящные и ухоженные, они могли были быть идеальны, если бы во время драк они не казались Гарри цепкими птичьими когтями, норовящими его разорвать. А вот руки Джинни он почему-то толком так и не помнил. — Гарри, скажи нам, кто это? Гарри тихо вздохнул, покорно беря в руку очередную вялую кисть. Ногти, тонкие косточки, чуть грубоватая кожа, — как будто на ощупь хоть что-то можно узнать. — Парвати? — брякнул он наобум, и все вокруг снова зашлись в громком хохоте. — Так меня еще никто не оскорблял, — раздался у Гарри над ухом невыразительный голос Нотта, и он тут же напрягся. — Мы так не договаривались! — сердито выкрикнул он, отшвыривая его руку в сторону, и попытался сдернуть повязку с лица, но, запечатанная магией, она накрепко прилипла к глазам. — Он парень! И вообще, откуда здесь взялись слизеринцы? Но его возглас потонул в шуме веселья, а его гнев никто не принял всерьез. Вокруг снова послышались шутки и смех. — А мы за полное равноправие, Поттер, — в голосе Нотта звучала злая ирония. Сделав вид, что запнулся, он с силой уцепился Гарри в плечо, успев шепнуть ему на ухо: — Вдруг хоть кому-то из нас повезет? — Да пошел ты, — только и успел растерянно пробормотать Гарри, как ему под нос уже сунулись новые руки, с холодными пальцами, парочкой заусенцев и острыми кокетливыми ноготками. Девочки зафыркали и зашушукались. — Луна, — выпалил Гарри, нащупав пальцем какой-то страз на ногте и поэтому, искренне надеясь, что на этот раз угадал. При мысли, что ему опять придется держать за руки кого-то из слизеринцев, ему делалось по-настоящему нехорошо. — А если подумать? — Гарри показалось, или в голосе Забини, раздававшемуся откуда-то издалека, слышалось скрытое торжество? Подлые слизеринцы, так и норовят сбить его с толку! — Луна! — еще громче и уверенней выкрикнул он, и над его головой послышался гневный вздох. — Представь себе, нет! — в голосе Джинни звучала нескрываемая обида, и Гарри, внутренне сжавшись, понял, как он пролетел. Холодные кисти одним рывком вылетели у Гарри из рук, и Гарри услышал рассерженный стук каблуков. — Джинни, прости! — но его голос утонул в громком смехе. Гарри показалось, или в этот раз особенно громко радовались его промаху слизеринцы? И снова потянулась череда рук — маленьких и больших, горячих и влажных, с длинными ногтями и без. Гарри уже совсем перестал хоть что-нибудь различать. Не угадывая владельцев рук раз за разом, теряясь в громких шутках и смехе, он проклинал себя за то, что согласился во всем этом участвовать, и клялся себе, что эта игра будет в его жизни последней. Никаких больше игр! Никаких чертовых рук! — А эти чьи? — вдруг выкрикнул Симус, и все вокруг почему-то затаили дыхание. "Да не знаю я! Отвяжитесь!" — мысленно заорал на них Гарри, уныло трогая чьи-то незнакомые кисти. Но теплые пальцы тихо сжали его руки в ответ, словно поддерживая и утешая, и Гарри застыл. От этого дружеского пожатия, от того, что впервые за всю игру кто-то захотел не посмеяться над ним, а поддержать, защипало в глазах, и Гарри впервые порадовался тому, что они крепко завязаны. Чужие руки снова ободряюще сжали его пальцы, уставшие от ощущений, и Гарри вцепился в них как утопающий в спасательный круг. Почему-то именно в этих руках все было правильным: тепло ладони, надежная сила и идеальная форма — идеальная тем, как чужая рука правильно ложилась Гарри в ладонь. И пальцы — длинные, сильные, с легкими мозолями на самых кончиках, видимо, от метлы. Кто это? Гермиона? Поспешно скользя пальцами по прекрасным рукам, Гарри с жадным любопытством подмечал в них каждую мелочь: маленький шрам, узкие суставы, чуть выступающую венку у основания правого пальца и гладкие ровные ногти. Трогал пальцами, то ли пытаясь узнать, то ли гладя, а в это же самое время чужие пальцы невесомо и возбуждающе щекотно гладили его в ответ, вызывая сердечную канонаду. Гарри так увлекся процессом, что до него не сразу дошло очевидное: эти руки — мужские. Но вместо смущения, это открытие внезапно кольнуло в паху. Обе незнакомых руки чувственно подрагивали от его прикосновений, создавая в голове ответный туман, и Гарри чувствовал, что хочет им верить. Хочет доверить себя. Он лихорадочно облизнулся. Кто это? Рон? Чужая рука невесомо погладила основание пальца, и Гарри сжал зубы от наплывающего возбуждения. Нет, конечно, какой к черту Рон, если в голове продолжает звенеть? Попытка определить, кто перед ним, все больше походила на ласки. Гарри и сам не заметил, как с ладони уже перешел на запястье, гладя его, и как этот кто-то над его головой дышит редко, отрывисто, явно сдерживая дыхание, словно боясь ему помешать. И что вокруг стоит почти осязаемая тишина. Вязкий туман этих прикосновений окутывал Гарри больше и больше, и Гарри, придавив большим пальцем тонкую венку, слушая, как частит его пульс, рассеянно пытался представить, какой же этот кто-то в любви? Если позволить себе секунду подумать, как эти волшебные руки могут ласкать... Как могут уверенно раздевать, скользить по обнаженному телу все ниже и ниже, ласкать именно так, как Гарри когда-то мечтал, и собственнически обхватывать его там, где его еще никто, никогда... — ...Гарри, кто это? — далекий Гермионин голос с трудом заставил его вернуться в эту реальность. Ее крик звучал как-то странно, но Гарри толком не успел хоть что-нибудь сообразить, как в разговор вклинился злой голос Рона: — Да какая разница, кто! Вам самим еще не надоела эта игра? Одобрительные мужские голоса зазвучали в унисон с огорченными девичьими. Но даже в этом гвалте Гарри не мог отпустить эти руки, не мог перестать гладить чужие теплые пальцы, пытаясь определить. Пусть это было наивно глупо, но Гарри казалось, что отпустив его, он больше его никогда не найдет. И поэтому сейчас ему было жизненно важно узнать, кто же это такой? — Ну, давай, Гарри, угадай и скажи нам, — голос Джинни был какой-то горький и злой, как и голос Рона, только в нем к тому же звучала насмешка. От их странного раздражения, Гарри казалось, что он теряет какую-то связную мысль, которую он обязательно смог бы додумать, если бы не туман в голове. — Это... — Гарри открыл рот, и чужие теплые пальцы поощряюще сжали его руку и замерли, словно волнуясь. И от его волнения, впервые за всю игру Гарри стало по-настоящему страшно не угадать. Странная, пугающая догадка всполохами промелькивала в голове, но это было слишком сладко, желанно и остро, чтобы Гарри хоть на секунду позволил себе в это поверить. — Я не знаю, — поспешно выпалил он, и чужие кисти попытались выскользнуть из его рук, но Гарри, отчаянно вцепившись, никуда их не отпустил. — Гарри, скажи нам, — голос у Гермионы был напряженным. Чужая рука безжизненно замерла у него в ладони, но что поделать, если Гарри, и правда, не знал? А выдавать перед всеми желаемое за действительное он был не готов. — Говори уже, Гарри! — сердито выкрикнул Рон, и чужие кисти снова попытались вырваться из его рук так, что Гарри едва сумел их удержать. Он разозлился. — Я не знаю, кто это! Ясно вам? — заорал он, ни к кому особо не обращаясь, так как все равно не видел их лиц. — Но это неважно! Чтобы вы знали, я все равно выбираю его! Он с силой сжал эти волшебные руки, переплетая вместе их пальцы, и те, словно вздрогнув от радости, так же крепко сжали его в ответ. И опять стало тихо. Так тихо, что Гарри мог слышать, как взволнованно дышит тот, что над ним. — Гарри, но ты должен сказать, — в голосе Гермионы звучало отчаяние. — Иначе повязка не упадет. Чуткие пальцы в его руке расцепили замок и снова ободряюще щекотно и ласково скользнули внутри по ладони. Как хорошо. И как страшно ошибиться и потерять. Черт бы их всех побрал с этими праздниками и затеями! Боггарт их всех раздери! В отчаянной попытке узнать того, кто же все-таки находится перед ним, Гарри снова и снова проводил пальцами по незнакомым ладоням, изучал линии жизни, поднимался выше к ниточке пульса и венам, неосознанно двигал рукой и наконец, задрал рукав чужой мантии, нечаянно обнажая запястье. Его пальцы замерли, наткнувшись на неровность огромного шрама, и Гарри резко, словно обжегшись, отшатнулся назад. Бывшая метка. Вот что это за шрам. — Малфой, — с изумлением выдохнул он невероятную, желанную правду, и тугая повязка мгновенно упала с глаз, скользнув легким шелком к его ногам. Малфой, самый настоящий Малфой, прикрывая предплечье рукой, с ненавистью смотрел на него, а Гарри, застыв на стуле, переводил растерянный взгляд то на его искаженное злостью лицо, то на его изящные кисти, словно видел их в первый раз в жизни. Вокруг была тишина. — Поздравляю, Гарри. Ты сделал прекрасный выбор, — Джинни искривилась в ехидной усмешке, первой нарушая молчание, но Гарри не мог ее осуждать. Вряд ли на ее месте он сам был бы этому рад. Да и на своем нынешнем месте он чувствовал себя паршивее некуда. Малфой, напоследок еще раз окинув его ненавидящим взором, резко развернулся и, расталкивая всех на пути, ринулся к выходу, а Гарри остался подавленно смотреть ему вслед. Он не понимал, как это может быть правдой: сам Малфой ненавидит его, но руки, его руки говорили совсем об обратном... Кисти Гарри словно все еще чувствовали тепло уверенных, ласковых прикосновений и не хотели ничего забывать, поэтому он поспешно запихнул их в карманы. — Надеюсь, теперь вы довольны, — сквозь зубы выдохнул он. Глазами он нашел растерянные лица Рона и Гермионы, и увидел на них то же самое непонимание, которое душило его самого. "Ты же не собираешься?.." — словно спрашивали они, и Гарри сам бы хотел это знать. Он неуклюже поднялся со стула, зацепившись о ножку ногой. — У нас еще будут игры... — пискнула какая-то младшекурсница, чьего имени Гарри даже не знал. Он обернулся к ней с вежливой, хищной улыбкой: — Спасибо, я уже наигрался, — дружелюбно ответил он, так дружелюбно, что у него аж зубы свело от своей напускной доброты. — И выбор я свой уже сделал, — он обвел всех глазами. — Думаю, теперь я имею полное право уйти? Под его обжигающим взглядом все без лишних слов, наконец, расступились, и Гарри решительно двинулся к двери, не останавливаемый никем. Теплые дружеские прикосновения. Гарри мотнул головой. Нет, Малфой его ненавидит. Поэтому сейчас Гарри выйдет отсюда и больше никогда не вспомнит об этой дурацкой игре! Умелые сильные пальцы, которые так умеют ласкать. Гарри споткнулся. Руки в карманах горели, не желая ничего забывать. — Если захочешь найти, он на башне, — прошелестел ему на ухо быстрый голос, и Гарри, обернувшись, увидел гаденькую ухмылку Нотта, который ехидно смотрел на него. — Не захочу! — отрезал он, но Нотта это, казалось, ничуть не смутило. — Я так и знал, — хмыкнул он. — Ты же герой. А герои не размениваются по мелочам, — одобрительная змеиная ухмылка снова тронула его тонкие губы, словно все его самые поганые мысли относительно Гарри нашли себе подтверждение. Надежные руки, которые умеют поддерживать без всяких слов. — Он не мелочь! — Гарри и сам не понял, как у него в запале вырвались эти слова. Нотт ухмыльнулся: — Вряд ли он сейчас думает так же. Спорим, после того, как он признался тебе, а ты показал его метку всей школе, он раздумывает, как лучше покончить с собой? Насмешка в наглых глазах жалила покруче осы. Гарри, не отрывая взгляда растерянно смотрел на него: — Ты идиот? Что ты бредишь? В чем он признался? Кому? Нотт ухмыльнулся еще гаже и шире. — Чтобы наш Драко так гладил кого-то? Да еще и при всех? Да еще при этом глаза закрывал? Ммм... Клянусь, мы все хорошо посмеялись. Тонкие трогательные запястья с бешеным пульсом. Он ведь действительно волновался тогда. Сердце прыгнуло в сладкой надежде. Не верить! Не верить! — Да пошел ты, — выкрикнул Гарри, с силой отталкивая его, и, с трудом удержавшись, чтобы не врезать по смеющейся физиономии Нотта, вылетел вон. Забыть. Срочно забыть! Гарри почти бежал в их гостиную. Там в камине горит жаркий огонь и можно забиться в уютное кресло и... представлять. Как теплые ладони гладят его лицо, спускаются по шее, стекают по телу. Трогают там, где еще никому не позволено. С тихой настойчивой лаской забираются в самые интимные уголки, с бешеной страстью заставляя забыть обо всем кроме себя. И это... господи, это Малфой. Это Драко. Дыхание сбилось. Гарри остановился, придерживаясь за стену рукой. А если Нотт не шутил? Вдруг этот идиот и правда, что-то такое задумал? Что ему одному делать сейчас на Астрономической башне, когда из-за туч не видно ни зги? Пульс частит у него под пальцами все больше и больше. Он тоже волновался. Тоже хотел. Гарри судорожно провел рукой по лицу, отгоняя видения. К черту все! Так и не отдышавшись, он еще быстрее рванулся вперед, смирившись с тем, что ноги давно уже сами собой несут его к башне в жадной надежде, что Малфой действительно отыщется там. ...Он и был там. Молча смотрел на сизое небо и по-прежнему держался рукой за изуродованное запястье, словно это могло хоть что-нибудь изменить. Запыхавшийся Гарри дышал тяжело и сипло, как гиппогриф, его мантия громко шуршала, но Малфой даже не оглянулся на весь этот шум. Он просто стоял и безучастно смотрел в серую даль. Непривычно не встречая никакого сопротивления, Гарри медленно подошел к влажному парапету и молча встал рядом с Малфоем, бросив изучающий взгляд на замкнутое лицо. — Уходи, — не глядя на него, коротко бросил Малфой. Вечно холодный малфоевский голос на этот раз звучал так обреченно и глухо, что Гарри от удивления всем корпусом развернулся к нему. Он жадно всматривался в красивые черты и не мог их узнать. Прищурившись, Малфой смотрел вдаль, упрямо покусывая губу, но его лицо было настолько потерянным, как будто из его жизни ушло что-то важное и дорогое. Первый раз в жизни Гарри видел его уязвимым настолько. Солнце на секунду прорезало тучи, и на длинных светлых ресницах блеснули мелкие капельки слез. У Гарри стиснуло горло. — Драко... — неуверенно начал он. Он совершенно не представлял, с чего можно начать такой разговор. Попытаться сказать, как давно тот ему нравится? Рассказать, как все эти годы боролся с собой? Гарри был к этому не готов, чувствуя, что сейчас каждое слово будет фальшивым. Не хотел он ни в чем признаваться, потому что... потому что боялся его. Малфой, словно услышав его трусливые мысли, бросил на него быстрый презрительный взгляд: — Отвали от меня, шрамоголовый придурок, — его лицо исказилось в высокомерной гримасе, и внезапно все стало легко. Словно старая добрая злость придала Гарри сил и принесла понимание, как действовать дальше. Резко толкнув Малфоя в плечо и пользуясь его замешательством, он с силой рванул на себя кисть его поврежденной руки и, прежде чем Драко успел воспротивиться, отчаянно вцепился в нее, переплетая их пальцы уже до странности знакомым движением. Малфой дернулся, как загнанный зверь, но Гарри был начеку и держал его руку в крепком захвате. — Поттер, проваливай! Ты мне не нужен, — сквозь зубы процедил Драко и снова отчаянно дернул рукой. Пресекая любые его попытки освободиться, Гарри резко отвел рукав серой мантии в сторону, обнажая вечно спрятанное предплечье, отчего Малфой дернулся особенно обреченно и зло. С силой притянув руку к лицу, Гарри неожиданно прижался к страшному шраму губами, и Малфой, издав то ли всхлип, то ли стон, ошеломленно застыл. Прикрыв глаза, Гарри демонстративно поцеловал шрам еще один раз, и еще, а потом медленно опустил их сцепленные руки вниз так, что их запястья тоже сомкнулись. Теперь они снова стояли у мокрого парапета плечом к плечу и оба смотрели в зыбкую даль. — Тебе придется с этим смириться, Малфой, — негромко сказал Гарри, так и не глядя в лицо ошеломленному Драко, и, почувствовав на себе его растерянный взгляд, чуть улыбнулся. — И это уже ничто не изменит. Потому что теперь ты нужен мне. Тяжело дыша, уперевшись в Гарри плечом, Драко растерянно смотрел в пустоту и отстраненно молчал. Но Гарри ни на чем не настаивал. Накрепко сжимая его руку своей, он просто стоял, прижавшись к Малфою рукой, и смотрел, как снаружи крапает дождь. И хоть Гарри не мог видеть того, как на малфоевских губах появляется несмелая, неуверенная улыбка, зато смог всем своим существом ощутить, как малфоевские пальцы — самые правильные пальцы на свете, — сжимают его руку все сильней и сильней.