but i can't help falling in love with you

      Дорогой Джошуа, даже не смей впоследствии упоминать эту чертову главу, я тебе все твои волосы поотрываю и утоплю, люблю тебя.       Я сидел на своем полотенце и демонстративно не снимал футболку, хотя уже было три часа ночи, темно, и мы были одни на пляже. Одни хотя бы потому, что мы как всегда (только на этот пляж и ходим по причине безлюдности, тем более в три часа ночи) на Fort Tilden Beach*. Я решил окончательно добить Джоша:       — Я же говорил, что мне здесь не место! — я драматично откинул голову назад, а розоволосый старательно не смотрел на мою шею, что не может не радовать (мне нравится подмечать такие вещи и тем самым своеобразно повышать свою самооценку, попробуйте так поделать. Серьезно.)       — Чувак, я сейчас насильно сниму с тебя в футболку и скину в воду.       — Насилие?!       — Предложение без права выбора, — Джошуа как ни в чем не бывало пожал плечами.       — Раздевай, — я не думал, что его предложение окажется серьезным.       Розоволосый хмыкнул и, подойдя ко мне, начал снимать одежду. Я пытался вырваться, но, блин, это было невозможно, серьезно.       — Отпусти! — не физически, так словесно уговорю его.       — Да ты сам напросился, отстань, — сняв с моего бедного тельца футболку, он потащил меня к воде.       — Ты серьезно?       — Серьезней некуда.       Дойдя до воды, Дан не остановился. И только зайдя по бедра, он кинул меня прямо в воду.       И вот тут проблема. Я должен был признаться раньше — я не умею плавать. Вообще.       — Пожалуйста, Господи, не драматизируй, я могу стоять тут на ногах! — послышался подтверждающий это всплеск, — Стой, ты вообще плавать не умеешь?       Ох, я бы ответил, если бы не захлебывался водой. Мое спасение не заставило себя долго ждать — Джош быстро подхватил меня под руки и поднял над водой.       — Ух ты, заметил, — в эту фразу я вместил столько сарказма, сколько мог.       Теперь я четко видел его мокрое лицо. С одной розовой кудряшки капельки падали прямо на лоб и текли на нос, из-за чего Джош морщился, что было забавно. Он слегка склонил голову на бок, возможно что-то рассматривая на мне. Я бы хотел предупредить его, что я довольно-таки отвратный и он это поймет, если будет долго пялиться на меня и изучать, ведь издалека-то я еще ничего такой, но вблизи все уродливей, как сказал Грин. Я бы хотел это ему сказать, честно, но я слишком зациклен сейчас на рассматривании его пирсинга в носу. На самом деле, я не то что не вижу в нем недостатков. Я вижу эти недостатки. В нравящемся тебе человеке ты найдешь эти недостатки, как и все, но ты сделаешь это восхитительностью.       — Буду возиться с тобой, как с ребенком, чтобы ты не утонул.       — Блин, чувак, не надо со мной возиться! Я типа не настолько мелкий!       И розоволосый засмеялся. Это, блять, восьмое чудо света, клянусь.       Я не слышу, как он смеется, но я чувствую, как он смеется. Это что-то за гранью. За гранью всего. Его смех это что-то космическое. Вне понимания, серьезно.       Его смех — это ливень, тень в жаркий день, легкий ветер и что-то еще странно-веселое. Как-будто он смеется, потому что его жизнь слишком простая и веселая (я то знаю, что это не так), и он докажет это любому своим смехом.       — Я имел в виду, что я не буду заплывать глубоко или вообще отплывать от тебя, идиот, что бы ты оставался в живых и не подох тут, драматизирующий дурак, — Дан закатил глаза.       Я пропустил мимо ушей «идиот» и «драматизирующий дурак» и думаю вот над чем:       Мне нравится фраза «оставайся в живых». Она универсальная, серьезно, ты можешь оставить ее в своем завещании: «И пожалуйста, я знаю, что я был ужасным сыном, но оставайтесь в живых». Своей подружке, вместо банального «я люблю тебя», «я переживаю за тебя» или «почему ты не пишешь».       — Оу, — отвечаю, — ладно.       Джош, по-видимому, успокоился, поэтому слегка отплыл и начал вести диалог со мной:       — Как тебе название для плейлиста «океан, я и мой драматизирующий друг»?       — А как тебе «мой друг всегда делает плейлисты, помогите», — мне нравится болтать просто так. Разговор не с какой-либо целью. Вам может показаться, что этот разговор «пустой», но это не так — именно на таких мелочах и строятся взаимоотношения, ну, нормальные взаимоотношения.       — Пожалуй, так и надо сделать, — отвечает, — пойдем на берег?       — О, нет, Джошуа! — я не собираюсь отставать по подколам.       — Что? Что такое, Тай? — бедолага, он действительно думает, что у меня что-то серьезное.       — Мы так мало посидели в воде! Давай еще поплаваем, я так люблю воду, так люблю плавать, я так люблю жизнь и океан! О, какая же чудесная ночь, и вода, и все вокру…       — Пошел ты! — блин, если он серьезно обидится, это будет не на руку.       — Эй! — пытаюсь его догнать — Эй, Джош!       Кидаюсь на него сзади, подпрыгивая, потому что он выше, и чувствую его мокрую кожу спины.       Я никогда не считал, что в физических прикосновениях есть нечто большее, чем просто дружеское. Для меня всегда был странным тот факт, что некоторые мне говорили «э, мы не настолько близки, прости». Что? Мы не настолько близки, чтобы обняться? Мне кажется это глупостью. Но вот Джошу нет, вроде бы.       Он поворачивается ко мне лицом и обнимает в ответ. Как бы это мило не было, он остается липким и неприятным из-за воды, так еще и соленой, но вот Джошу все равно.       — Чувак, ты противный, отпусти меня, — я говорю чистую правду.       — Благодарю за честность, — бурчит тот и уходит на полотенца.       — Да ладно тебе, — неуклюже сажусь около него и, понимая, что сейчас будет неловкая пауза, вбрасываю то, что давно хотел, — хочешь я… сыграю для тебя ту песню? **       — Тай… Конечно же, — Джош видит, что мне неловко, поэтому замолкает и смотрит на меня.       Беру в руки укулеле и стараюсь попадать в ноты, но Дан смотрит на меня, так что я запинаюсь и, когда заканчиваю играть, чувствую слезы на щеках.       Я пытаюсь играть, но допевая песню, я понимаю, что все струны мокрые, а я шмыгаю носом.       Господи, я надеюсь, что это брызги воды. Джош обнимает меня и поглаживает рукой по спине, он говорит что-то вроде «малыш, я рядом», «ты в безопасности», «все будет хорошо». Приятно, но, походу, это не океанские брызги.       Внезапно я ощущаю больше чем просто симпатию к Джошуа. Он не просто мой лучший друг. Я хочу большего. Внезапно.       Не помню как, но мои руки уже путаются в его волосах, так отлично похожих на этот рассвет, а его руки на моей талии. Мы целуемся, лишь иногда отрываясь, чтобы перевести дыхание. В те моменты он лишь улыбался.       Мы ложимся, и он нависает надо мной:       — Тайлер, ты никогда до этого не делал подобного? — Джош переводит дыхание и смотрит прямо мне в глаза, — Если ты хочешь, мы можем прекратить… И…       — Господи, нет, Джош, я уверен, я на пределе, — я говорил первое, что приходило в голову, ведь действительно просто уже не мог терпеть.       Тот мне ничего не ответил и продолжил, снимая с нас одежду.       Один палец, два, три — Джош смотрит на мои муки и, целуя меня в щечку, говорит, что я готов, нужно лишь мое согласие. И, Господи, конечно же я соглашаюсь еще раз.       Он входит меня, успокаивающе повторяя все милые слова, которые он только говорил. И он, и этот сильный контраст ощущений, все это похоже на раскаленный вулкан вместе с нежными цветками на другом конце острова.       Так же внезапно, как и все это, я понимаю, что мне до жути приятно и мне до жути нравятся глаза Джошуа. Он еще раз улыбнулся мне и потянулся в какую-то сторону (зачем, я так и не понял).       Через мгновение я почувствовал, как Дан засасывает кожу на ключицах. Там останется яркое сине-красное пятно, уверен, напоминающее волосы Джоша, и поэтому я рад.       Не в силах больше терпеть, я начинаю незаметно для самого стонать. И понял я это, когда на лице розоволосого появилась ухмылка; тот лишь с большей силой припал к ключицам.       Я вспоминаю наш первый день встречи, когда с его волос ровно так же падали капельки. Только тогда они падали на песок, а теперь мне на лицо, и поэтому я рад.       Джош, прорычав мое имя, изливается в меня, и я чувствую, как что-то горячее разливается во мне.       — Сделай это для меня, — прикасаясь своим разгоряченным телом к моему (не менее разгоряченному) шепчет Джош. И я делаю, изливаясь на бедра, а Дан лишь ухмыляется и чистит мое тело пледом в то время, как моя тушка бездыханно лежит на песке.       Я смотрю на небо. Кажется, скоро уже утро.       — Повторим как-нибудь, — будничным тоном говорит розоволосый.       — Без проблем, милый, — отвечаю я, и как только Джош ложится на песок, я кладу голову на его грудь.       Я уверен, мы еще долго будем так лежать, смотреть на розовое небо, слушать океан и любить друг друга.       — Как дела?       — Я тебя люблю.       С клубнично — кровавой любовью, твой Тайлер.