Экватор

      Я выдержал ещё ровно два дня, но, когда соломенный коврик разорвался на несколько неодинаковых частей прямо у меня под ногами – я его выкинул. Не знаю сколько лет этот немой страж чистоты прослужил до моего переезда, но даже моё уважение к его заслугам не помогало смотреть на перспективу вытирать ноги о ковёр в моей прихожей позитивно. Утром следующего дня рваная солома отправилась в ближайший бак, а я – в магазин, хотя моё душевное состояние предоставляло мне прекрасную возможность передохнуть рядом со старым ковриком и собрать мысли в кучу. Я не представлял где в наших краях находится хозяйственный магазин, поэтому даже не попытался потратить время на его поиски. Путь мой лежал в гипермаркет. Там я в очередной раз обнаружил, что смертен и грешен не меньше чем все, потому что, ожидаемо, не смог обойтись покупкой одного только коврика. Как ни странно, проходя мимо стеллажей и отдельных рядов с товаром, я обнаружил, что за некоторое время мне стало не хватать и многого другого. Ментальное родство с остальными посетителями необъятного маркета, которые накладывали в свои железные тележки столько вещей, словно это был их последний поход в магазин в принципе, я немного успокоился и даже чуть взбодрился, отрекся от мысли по возвращению выброситься-таки следом за соломенными ошмётками. Возвращался домой я с двумя объёмными и плотно набитыми пакетами. - Очень жа-аль. Поднимаю голову, пролётом выше на Экваторе курит Фран. Затягивается глубоко и смотрит туда, где под чёлкой находятся мои глаза. - Ты о чём, жаба? – вздыхаю, ставлю пакеты, но лёгкости как в детстве больше не чувствую. Беру снова, преодолеваю последние ступеньки и приступаю к поискам ключей, который заключается в хлопанье себя по карманам джинсов и куртки. - Надеялся ты съе-ехал. Смотрю, кивает на отсутствие многострадального ковра. Нажимаю на ручку, подталкиваю дверь носком ботинка и заношу пакеты. Возвращаюсь обратно лишь на секунду, чтобы достать ключ из замка. - Зря. Напоследок я обязательно поджёг бы тебе дверь.

***

На следующий день Фран подмёл и вымыл полы. Я заметил это, когда выносил мусор. У нас нет мусоропровода в доме и меня это совершенно не смущает. Я был в нескольких таких парадных и там воняет дерьмом. У нас же с этим проблем нет. Ни вони от мусора, ни канализации. Перед тем как покурить, я выполнил свою часть договора – протёр перила и вынес бычки. Точнее, я просто принёс новую банку. К часам десяти вечера мне позвонили в дверь, и я вышел в парадное с пачкой сигарет и ковриком подмышкой. Расстелил. Фран опёрся задницей о перила, ещё не закурил. Держит сигарету между пальцами. - Почему сно-ова соломенный? Прикурил и смотрит на то, как я отцентровываю коврик ногой. - Мыть легче, - рассматриваю синюю надпись «Wellcome». Нелепо. Ко мне ходят только бабы на одну ночь, а им такое приглашение не нужно, они все идут сюда не чай пить. - Ты его разве мо-оешь? – удивлённо приподнимает брови. - Нет. Но буду, - достаю сигарету, понимаю, что забыл зажигалку. Фран не глядя протягивает свою. - А чего мне не купил? - Ши-ши, обойдёшься, - затягиваюсь, жаба чихает. – Чего ты? - Заболе-ел, - я только сейчас обращаю внимание на покрасневший нос и опухшие глаза. Похож на оленя Рудольфа, тупица. Не замечаю, как озвучиваю последнюю мысль вслух и больно получаю двумя пальцами в рёбра. - У тебя же сессия, разве нет? – припоминаю, когда мы почти докурили, а он в ответ морщится и кашляет. Давит на жалость. – Снова прогуливаешь? - Сегодня одна лекция, - врёт. Я не поучаю его, говорю с усмешкой, но он, похоже, сам не гордится своими пропусками, поэтому виновато и обречённо вздыхает, елозя бычком по краю банки. - Завтра пойду, у нас модуль. Расходимся ещё после одной. Он выходит курить ещё несколько раз поздно вечером и ночью, когда я у себя смотрю фильмы, но мне не звонит. Я тоже не выхожу, потому что знаю как сильно он устаёт, когда готовится.

***

- Биоэтика, - повторяю за лягушкой и упираюсь затылком о стену, - это про аборты и эвтаназию? - Ага-а, - кивает, - откуда ты знаешь? - Не задавай глупых вопросов, - отпиваю стремительно остывающий кофе. – Первый отвечал? - В первой десятке, - пожимает плечами, - так проще, можно понять тактику препода. - И какой вопрос был? - Ра-азные, - его кофе из-за молока остыло быстрее и он кривится, - а последний как раз про аборты. Ты вот как к ним относишься? Вздыхаю, смотрю в окно. Снегом там и не пахнет. Середина декабря. - Нормально, - смотрит не без удивления. - Но это же… - замолкает и смотрит в пол, формулируя мысль. - Одна девушка сделала аборт, когда встречалась со мной, - выпрямляется и внимательно слушает, - а я ей его оплатил. - И тебе не жалко, что мог родиться человек? Часть тебя? – в его голосе сожаление, а во взгляде явные попытки представить меня отцом. - Мне себя было жалко. Мы расстались, она решила удержать меня так. Когда поняла, что это не поможет – решилась на аборт. - У тебя же есть деньги, чтобы обеспечить их. Кажется, он совершенно ничего не понимает. Ждёт ответа. - Да. И тогда были. Но мне не нужны дети, а она сама решила прервать беременность, когда малейшая вероятность, что я буду её мужем отпала. Ребёнок бы рос в обвинениях с её стороны и равнодушии с моей. Она сделала правильный выбор. - Так ты пожалел ребё-ёнка? - В большей степени себя. Обязательства, постоянные встречи с чужой женщиной, её семьёй на дне рождения мальца, чувство вины перед ним и вечные надежды с её стороны, что теперь у меня есть семья и мне есть куда и к кому вернуться, когда решу остепениться. Не знаешь, жаба, когда это "решу" наступит? Наступит ли? Может я уже и мне вот так в самый раз? Молчит. И я молчу. Закурили. - Сколько бы ему сейчас было? -…Шесть. Думает, считает. Тупица. Усмехаюсь. - Всего на год старше меня был! - Ну да, - пожимаю плечами, сводя этот бессмысленный разговор к нулю. Расходимся мы оба в задумчивости.