Рабство по контракту

Глаза ослепляет резкая вспышка боли. Пытаюсь привстать, опираясь на кровать, но рука задевает нечто склизкое и подушки вновь принимают мою ватную голову в свои объятия. Когда глаза привыкают к свету, первое, на что натыкается мой взгляд, становится зеленоватая гусеница размером с хомяка, присосавшаяся к моей руке. Крик непроизвольно вырывается из груди хрипом, пытаясь найти выход из помещения. – Мне заколоть несчастную, чтоб не мучилась, сир? – звучит уже знакомый мне голос. – Бельфагор, ты нарываешься. Следуя за голосом, взгляд натыкается на темноволосого мужчину. Резкие черты лица и темные разводы, стрелами расходящиеся по скулам, словно у тигра. Пугает больше «ножик», который тот перебрасывал из одной ладони в другую, будто поигрывая мышцами – длинное копье с витиеватым острием доверия не внушало. Пытаюсь сморгнуть наваждение несколько раз, но снова отвлекаюсь на зеленоватую тварь, которая продолжала умащиваться на руке, перебираясь к предплечью. Вместо крика на этот раз только немое шипение, но рядом тут же оказывается чья-то рука, умело снимая отвратительную жижу. – Она боится тебя больше, – отзывается примирительно голос спасителя. В сравнении со своим собеседником он выглядит менее устрашающе. Он явно младше, с вьющимися волосами золотого оттенка. Здесь ассоциации сыграли не в сторону животного царства – игра разума находит схожие черты парня с Есениным. От аналитического осмотра кошмара меня отвлекает шипение. Склизкий гад начинает изворачиваться в руках светловолосого, пища и вырываясь, протягивая тонкие перепончатые лапы ко мне. Тошнота подступает к горлу, и приходится неумело сглотнуть ее. – Взял скотинку – будь любезен убирать за ней, если ее вывернет прямо здесь, – человек с тигриными полосами отворачивается от меня с омерзением. – У нас охота, если помнишь. Пора седлать коней. Бельфагор, за старшего. Из-за двери показывается карликовый человек, а мозг в ужасе пытается убедить меня, что это можно назвать человеком. Узкие, словно сплющенные, глаза выглядывают из-за густых седых бровей, а перепончатые ноги, на манер ласт, начинают двигаться в мою сторону. Зеленый цвет сморщенной кожи и скрюченный поросячий нос очень смутно подходили под безопасное описание «человек». – Дай мне пару минут, – ретируется светловолосый, закрывая меня от существа. – Принеси нашей гостье воды. Нечто не вступает в перепалку, а покорно отступает вслед за темноволосым человеком. Только человеком ли? Глаза натыкаются на странные чучела животных, размещенных по всему периметру помещения. Узнаю полуволка, полусобаку, но в общий образ плохо вписываются витиеватые, тонкие рога, венчавшие голову животного. Сторожка недовольно скрипит, отзываясь на каждое движение посетителя. Очень странно стилизованная под старину кухонная утварь продолжает кипеть на чем-то отдаленно напоминающем плиту. Похоже на инсталляцию новатора сюрреалиста, которого на одинокой выставке в центре города никто так и не понял. Выдавал только запах – землистый и терпкий, будто полевые цветы и корень солодки залили дегтем. Тогда голова начинает задаваться спасительными вопросами. Вспышки воспоминаний начинают хаотично загораться стоп-сигнальными огнями. Звонок Белова. Поворот в никуда. Сошедшие с ума радио. Ледяной, рокочущий голос. Бегство от самой себя. Взрыв моей старенькой «Мазды» посреди полуночного леса. За этим – пустота. Бессмысленная, наполненная головной болью и невесомым телом. – Я умерла? – первые слова срываются хрипом с языка. Ощущение, будто говорила я целую вечность назад. Светловолосый качает головой, принимая из рук морщинистого существа деревянный бокал. Когда я опасливо поглядываю на него, карлик склабится, обнажая ряд острых, как у пираньи, зубов. – Смертью это назвать сложно. Тебя выплюнуло в наш мир. Никогда не видел, чтобы портал буквально «отплевывался» от содержимого… Портал? В наш мир? Глаза недоверчиво косятся на дверь. В случае бегства, как много я смогу протянуть? И как обогнуть карлика, не нарвавшись на темноволосого у выхода из сторожки? – Не пугайся, со временем тебе полегчает, – уверяет светловолосый. – Я – Арис, а это Бельфагор, мой помощник. Зеленый карлик скрещивает жабьи конечности на манер реверанса. Здравый смысл продолжал тормозить где-то на задворках сознания. Вспоминаю, когда еще в университетские годы знакомый притащил в общежитие травку. Курили тогда все, а социальный пунктик сделал свое дело – «за компанию» мы погрузились в мир странных, плывущих образов и картинок, которые еще долго всплывали в памяти после. Но из всего многообразия красок и видений, мое больное сознание не могло воссоздать подобное. Или пора к психотерапевту за седативными, Туманова. – Как я могу к тебе обращаться? – видение пытается быть со мной вежливым. – Ульяна. Он хмурится, отчего по лбу пробегают росчерки морщин. – В Бельгарде человеческие имена под запретом, мы с этим что-нибудь придумаем. Мне нужно идти, но ты останешься под его защитой, – кивает он в сторону существа, которое в этот момент неохотно помешивало варево в дымящемся котелке. – Он ответит на твои вопросы и поможет с одеждой. Светловолосый в немом жесте доверия хлопает меня по плечу и одаривает меня легкой полуулыбкой. Ответить тем же я не могу. Он выхватывает ножны, укладывает какие-то предметы в тряпичную авоську, пока я немигающим взглядом провожаю его спину. Арис (а нормальных имен не осталось?) подзывает существо к себе и что-то шепчет ему на остроконечное, пронизанное тонкими венами ухо. Их разговор мне не интересен. Надо было проснуться, стряхнуть наваждение или принять тот факт, что ад выглядит именно так. К горлу подступает истерика, обличенная в осознание происходящего. В голове мелькают образы родителей, друзей, а главное – Белова. Быть может, он даже не знает, что меня больше нет? Или догадывается, звонит на несуществующий более мобильный, собираясь рвануть с места и броситься на мои поиски? А если это все результат наркоза, под которым я находилась? Быть может, я попала в аварию, оказалась зажатой между грудой железа и подбирающейся смертью. Время шло на минуты. Меня госпитализировали до ближайшей больницы, где опьяняющий газ сделал свое дело. Осталось только дождаться конца операции. – Смертная, на выпей, – тролль подает мне кубок, только вместо воды – черноватая жидкость с запахом того самого дегтя. – Что это? – зачем-то спрашиваю я, в надежде на адекватный ответ. – После Тоннеля смертные обычно того, – он театрально закатывает красные глаза, отчего глазницы становятся почти белыми, – не выдерживают, короче. Это поможет башку привести в порядок. Принимаю из рук существа бокал, отмечая про себя, что ощущения и обостренные чувства осязания слишком реальны. Волосы на фалангах пальцев морщинистого зверя (зверя ли?), задевая мои собственные, приносят желание одернуть руку. Сдерживает только страх разозлить хозяина сторожки, потому перебираю в руках кубок, вырезанный из дерева, и принюхиваюсь к содержимому. Деготь, спирт и еще что-то. Что-то, что пахло слишком отвратно, чтобы не учуять этого. Скорее всего, под наркозом я все еще могу осязать запахи. Есть предположение, что так могла пахнуть горящая плоть. От столкновения с этой ужасающей мыслью выпиваю содержимое разом. Разом в несколько этапов, которые сопровождаются рвотными позывами. Все это время малахитовый карлик не сводит с меня опухших глаз. И каждый раз, когда я подавляю желание прочистить желудок, отодвигаясь от кубка, он настороженно махает ладонью – мол «пей, пей». Нужно записаться в хорошую клинику. Лучше анонимно, чтобы опусы моей больной фантазии не попали в хроники психотерапевтического отделения. Вроде такая была на Ленина, рядом с торговым центром? И от работы недалеко, и Белову врать не придется на тему моего времяпрепровождения. В голове тут же всплывает его цитата: «Обезьяна с гранатой не так страшна, как барышня с платиновой банковской картой». Белов. Такой родной, такой любимый… – Не гудять? Смаргиваю подступившие слезы отчаянья. – Чего? Тролль картинно бьет себя по голове. – Тоннели, они вышибают обычно, особенно по первому времени. – Что за тоннели? – спрашиваю я, передавая кубок. Семеня перепончатыми ногами, Бельфагор (откуда в моем подсознании вообще такие имена?) бредет в сторону бурлящего котелка. Взбираясь на табурет, подставленный будто под его рост, он говорит: – Тоннели соединяют миры сетью, как паутина. Заходишь в одном – выходишь в другом. Например, заглянул в Кйор за элем и нимфами-путанами, а за тобой королевская стража за неуплату налогов, а ты им ы-ы-ыть, – он демонстрирует перепончатый палец, решаю, что это неприличный жест, – и прыгаешь в Алгар, торговать побрякушками из Королевского залива, а эти эльфы тупые и жадные до золота как черти. Гудеть голова действительно перестала. Только лучше от этого не стало. – Мой господин такое не приветствует, на службе у короля-то особо не разгуляешься. Но лет триста назад, до всей этой заварушки… Вот то были времена! – довольно ухмыляется карлик, выуживая из ведра сопротивляющуюся серебряную рыбу с огромными белыми плавниками. – Ты это, жрать-то жрешь? Или вы, человеки, на нектар с живительных источников перешли? Человеки? Привстаю с кровати, опуская ноги на деревянные полы, и с ужасом оглядываю свое тело. Длинные порезы и ссадины покрывали все туловище, словно витиеватые дороги магистралей карту. Но от пунцово-фиолетового кое-где они переходили в зелено-серые, едва виднеющиеся, словно нанесены они были в разное время. Между ударами должно было пройти около недели, чтоб раны и синяки приобрели такой цвет. Кожа на теле ноет, будто ее стягивали невидимыми спицами. – Это да, когда господин нашел тебя, смертная, на тебе живого места не было. Жизнь твоя желала плыть по водам Альтаира, – будто проследив за моим взглядом, бросает тролль. – Повезло тебе, что раньше гончих местных наемников тебя нашел лучший целитель Королевства. Будешь должна ему. Лучший целитель Королевства? Наемники? Надо записать, а потом сделать из этого тоненький, на триста-четыреста страниц, бестселлер. Много за него выручат, интересно? – Слабость у него к таким, как ты, – с сожалением бросает Бельфагор. – Интересно почему? Зачем интересоваться – сама не знаю. Но сюжет, наверняка, выйдет красочный. Быть может, даже написать целый психологический опус, на тему влияния наркоза на нервную систему? Как реагируют рецепторы и какие нейронные связи задействует гипоталамус? Белов бы посмеялся над моими научными наработками. – Была тут уже одна. Похожа на тебя чем-то. Вас же смертных фиг отличишь, – размахивая рыбьей головой как дирижер палочкой, заявляет тролль. А вот это уже похоже на расизм. – И чем это кончилось для нее? – кряхтя, спрашиваю я, вставая с дубовой кровати. Но ответить мой выдуманный персонаж не успевает. Стекла сторожки начинают дребезжать будто от землетрясения. Хватаюсь за дубовую спинку койки, в попытке устоять на ногах, когда неожиданно вопль зеленого монстра достигает моих ушей: – Ложись!