Королева

      Каждое утро королева садится за стол, берет бумагу и перо, пододвигает поближе чернильницу и пишет, выплёскивая все накопившиеся мысли. Это давно уже стало обрядом, от которого она не может отказаться. Кажется, она сама теперь состоит из слов, и в ней не осталось ничего, кроме них.       Королева вздыхает, глядя на чистый лист. Берёт со стола чашку с горячим чаем, головокружительно пахнущим травами и мёдом, вдыхает сладкий аромат и замирает, глядя в пространство. Сквозь тонкий фарфор напиток обжигает ладони, но она не замечает этого. Гораздо важнее вспомнить, на чём вчера остановились мысли и какие слова последними легли на бумагу.       «…Прошло полгода, но я не хотела смиряться. Я отметила своё семнадцатилетие и теперь вдвойне сильнее верила, что смогу дотянуться до счастья, смогу добиться твоей любви. Я не знала, как. Но верила. Неистово верила в тебя, как верю сейчас…»       Королева задумчиво кусает губу, пытаясь заглушить всколыхнувшуюся в душе боль. Сколько лет прошло с тех самых дней, но она всё помнит. Слишком хорошо помнит.       «…И звёзды сошлись. Отец давно хотел выдать меня замуж — мол, и так уже засиделась в девках, — а тут и король, твой отец, решил, что хватит тебе жить свободной жизнью, пора и честь знать: выбрать невесту, сыграть свадьбу да продолжить славный монарший род. Тогда-то одетый в алое королевский посыльный и принёс к нашему двору письмо, оповещающее, что король желает видеть славного герцога вместе с дочерью на балу и не примет отказа. Отец был рад — ещё бы! На балах всегда собирались лучшие люди королевства, а значит, и шансы присмотреть мне жениха увеличивались многократно, — но боялся, что я, молодая и глупая, попытаюсь пойти поперёк его слова.       В тот вечер мы долго говорили, и он объяснял мне всю важность предстоящего торжества, напоминал, что я должна вести себя как леди, быть скромной… И непременно должна понравиться молодым господам. Я согласно кивала, с трудом скрывая ликование. Какое дело мне было до молодых господ, когда я снова могла увидеть на балу тебя! Вера моя бурлила внутри меня, как бурлит вода в котелке, забытом на огне нерадивой кухаркой. Такой шанс выпадает лишь раз в жизни, и я не собиралась его упускать…»       Королева отпивает чай — он стал уже не таким горячим — и задумывается, задумывается глубоко и надолго. Хочет ли Ричард читать её признания? Ведь он на войне, а война не терпит женских слёз и любовных нежностей… Но, кажется, только любовь, неистовая, как пламя пожара, позволит королеве эту войну пережить. И она, склоняясь над бумагой ниже, пишет дальше, охваченная страстным порывом.       «…В назначенный день мы прибыли на бал. Для всех это было рядовое торжество с напитками, интригами, танцами и новыми нарядами, и, как позже выяснилось, лишь несколько человек знали, для чего всё это на самом деле: под видом бала король устроил смотрины, а среди обычных гостей пригласил нескольких кандидаток на руку и сердце принца. В том числе и меня.       Король разрешил тебе пообщаться с кандидатками лично — благо, их он отбирал сам и потому уверился, что тебя будут окружать лучшие из лучших. К тому же, танцы — прекрасный предлог для непринуждённого общения, который никогда не вызовет подозрений у окружающих.       С самого начала бала я старалась всё время держаться рядом, чтобы наблюдать, рассматривать других девушек, с которыми ты танцуешь… Но на самом деле это были всего лишь попытки как бы случайно увести своего партнёра поближе к твоей паре, а в перерывах между танцами — поиск тебя в пёстрой толпе, чтобы взглянуть хоть одним глазком…»       Королева перечитывает написанное и смеётся, откидываясь на спинку стула. О, маленькая и наивная девочка! Ты не понимала тогда, как глупо всё это смотрелось со стороны. Наверняка твои взгляды заметили, наверняка все благородные дамы весь вечер тихонько шептались, хихикая в веер и обсуждая тебя.       «…А потом ты пригласил и меня.       На твоих губах снова замерла лёгкая улыбка, а в глазах загорелась искра любопытства и забавы. Ты, кажется, меня узнал. И, наверное, я была тебе смешна: хрупкая и нелепая, не знавшая, что делать, чтобы понравиться… В своём незнании я была предельно искренна: восхищалась лучами заката и нарядами прекрасных дам, хвалила музыкантов и напитки. А ты был растерян. Уже позже я поняла, что другие девушки вели себя совершенно иначе: по советам семей они пытались кокетничать, строили глазки, хихикали, отводя взгляд, и вели себя попросту глупо. Мы же говорили о разном: о танцах и музыке, о фруктах и дальних странах, о жизни и об истории. Ты так много знал, а я слушала твои рассказы, открыв рот и изумляясь тому, какие страшные и удивительные вещи порой происходят в мире…»       Королева снова задумывается. А ведь такие вещи происходят и теперь. Всё так же катятся по странам и городам кровопролитные войны, стирая с лица земли крохотные деревеньки и огромные империи. Жизнь не стоит на месте. Она несётся вперёд, и несётся непростительно быстро.       «…Когда танец закончился, мне захотелось плакать. Ведь мне так понравилось с тобой говорить, что я до последнего ждала, что, проводив меня до колонны, у которой я снова стояла, и любезно поцеловав руку, ты вдруг скажешь мне, что мои чувства взаимны. Я ждала признания, как иные ждут помилования… Но ты лишь сверкнул улыбкой и, поклонившись, удалился, оставив меня в отчаянии.       Я смотрела на своё отражение в блестящей напольной вазе и думала: ведь я снова надела голубое платье и кулон с жадеитом! И сделала это неслучайно — мне казалось, что это свяжет нас невидимой нитью, которая уже никогда не порвётся…»       Королева вздыхает. Столько лет прошло, а эта нить не порвалась до сих пор. Только теперь Ричарда здесь нет… И от этого сжимается сердце.       «…Бал был долгим. Или, может быть, просто показался мне таковым… Все разъезжались по домам, а я снова смотрела на громадину замка, темнеющую на фоне ночного неба, городские огни… и не хотела уезжать. Наша вторая встреча заставила меня полюбить тебя ещё сильнее, ещё отчаяннее. И, задремавши в пути, я видела сон. Сон, в котором ты приехал ко мне, опустился на колено и попросил стать твоей женой. Проснувшись, я плакала. Так удушающе горько мне никогда ещё не было.       В тот день я стала понимать, как губит людей любовь…»       Королева понимает, что чай окончательно остыл и стал нестерпимо горчить. Она откладывает перо и допивает напиток залпом, чуть поморщившись. Не даёт покоя мысль о том, что раньше она успевала высказать всё, что накопилось в душе, пока чай оставался горячим. То ли теперь письмо получается слишком длинным, то ли она просто слишком долго его пишет…       Как губит людей любовь… Да, она и сейчас её губит. Губит и даёт силы жить.       «…Но я всё равно тебя дождусь. Через сколько бы ты ни вернулся. Раз дождалась однажды, смогу и теперь.       Навеки твоя, Королева».       Сколько всего она хочет ещё сказать! Но на бумаге почти не остаётся свободного места.       Королева повторяет финальную часть обряда: крючочки, хвостики, слишком тусклые буквы… Конверт, сургуч, печать.       — Норна! — Высокий голос разрезает стоящую в комнате тишину. — Передай письмо посыльному, пусть отправят Ричарду!       Норна, как всегда, быстра: вбегает в комнату, кланяется, принимает конверт и уходит. Жаль, что от неё не дождёшься ни слова: можно было бы узнать, что творится там, за стенами замка…       Королева улыбается, проводя пальцем по тонкому золотому узору на боку фарфоровой чашки. Совсем скоро Ричард вернётся, и тогда она спросит его обо всём. Обязательно спросит.