Прорицание

Синдбад с интересом оглядывался по сторонам. Когда ассасин говорил ему, что они поедут отчитываться в Шам Лаш, он ничего подобного не чувствовал, но сейчас всё изменилось. Когда ассасин просто говорил об этом, мальчик думал, что это место похоже на любые другие места, но когда они выехали на телеге за пределы города, тогда он понял, что что-то здесь не так. Просто по тому пути, по которому проходила телега, можно было видеть, что место было необычное, отличающееся от какого-либо ещё поблизости. По пути туда воздух как будто стыл, и солнце слабело, духота и пекло, пронизывающее всё вокруг, уступали место свежести, такой, будто в воздухе застыли капельки воды, не желая ни уходить, ни трогаться с места. Ассасин уснул по дороге, а мальчишка остался с удивлением наблюдать, как всё чаще и чаще им встречались каменные глыбы, как будто скалы длинною с него самого или наросты на ровной поверхности всё темнеющей земли. Теперь он не относился к этому равнодушно, теперь он как будто бы горел в огне предвкушения. Ему хотелось в живую увидеть горы, в которых он никогда не был, и просто то место, которое ассасин звал родным. Синдбад посмотрел на своего спящего спутника. Если это место есть его дом, то, возможно, другие ассасины, живущие в том же самом месте, должны были хоть частью знать его. Значит, у него есть возможность даже узнать его имя. Хотя, насчёт этого мальчик не мог быть достаточно уверен, потому что, как и говорилось, до встречи с этим забавным парнем он определял ассасинов только как неких загадочных животных. Может, они там вообще друг друга только по номерам определяют, ну там, ассасин номер один, номер два, три, четыре… Всё может быть. Ну и, конечно, место, где они обитают, Синдбад себе не представлял вообще никак, отчего только сильнее хотелось посмотреть, как же выглядит всё это изнутри. Он предвкушал приключения и открытия: узнать имя веснушчатого ассасина, посмотреть на то место своими глазами и увидеть ту жизнь, которой он живёт. — Дальше я не поеду. — грубым и хриплым голосом оповестил извозчик с повязкой на глазу, как в рассказах Дариуса о пиратах. Синдбад растерялся, посмотрев на всё также спящего ассасина оторопелым взглядом. — Как это вы дальше не поедете? — удивлённо спросил Синдбад. — Почему? Извозчик чуть повернулся, показывая часть своего безобразного старческого лица, особенно выделяющегося большим толстым носом с характерной бородавкой на нём, и презрительно фыркнул. — Не поеду, — ответил он, смотря на него устало и сердито. — Двигаться дальше опасно. — А дальше и не нужно, — всё ещё лежащий с закрытыми глазами, но сложивший руки на груди, сказал ассасин тогда, когда Синдбад только открыл рот для возражений. Всё также сложа руки на груди, он поднялся, потом продрал сонные глаза и стал шарить в сумке, что носил с собой. — Вы всё слышали? — спросил мальчик, пододвигаясь ближе к ассасину. — Люди из моего клана хорошо слышат во сне, — безразличным тоном ответил Джафар, зевая и передавая деньги извозчику, который после этой фразы стал о чём-то подозревать. Они спрыгнули с повозки, и мужчина тотчас же повернул обратно, желая поскорее смыться с некого гиблого места. — Почему он не повёз нас дальше? — спросил мальчик, смотря на своего спутника. — Ну, во-первых, горы дальше, — сказал он, смотря на него сонно и лениво, до сих пор не отошедший ото сна. — А во-вторых, дальше пролегает территория ассасинов и все об этом знают. Синдбад повернул голову и расширил глаза. Перед ним была неприступная каменная глыба, огромная крепость, перечёркивающая небосвод. У него перехватило дыхание от того холода, что шёл со стороны величественного каменного великана. Казалось, его сердце замерло вместе с ним, поражённое и восхищённое. — Ты вырос на равнинных территориях, поэтому тебе, возможно, будет трудно подниматься в горы, — предупреждал Джафар, но его никто не слушал. — Да я поднимусь так быстро, что Вы и глазом моргнуть не успеете! — воодушевлённо оповестил его мальчишка, зажимая ручки в кулачки и смотря на него святящимися изнутри золотистыми глазами. Джафар смотрел на него и никак не мог понять, что этот маленький чертёнок вообще нашёл хорошего в тяжёлом подъёме по горной территории, причём ещё и по скалистым тропам. Кстати говоря, сам Джафар шёл, совсем как нормальные люди — по высеченным в этих скалах ступеням. Но Синдбад, видимо, не желал быть серой массой и стремился сломать систему. В чём-то он был прав: большинство людей не захотят намеренно усложнять себе путь. Но Синдбад же был не такой, как все. В итоге случилось то, что он как раз-таки и ожидал. — Ассасин-сан! — прошедший чуть дальше Синдбад повернулся к вышагивающему по ступеням спутнику и пронзил его до того жалобным взглядом, что, будь у Джафара сердце, он бы сделал всё, что только попросит обладатель этих глаз. Но у Джафара сердца не было. — Что? — скептически на него смотря, спросил ассасин, уже точно зная, что тот ему скажет. — Может, устроим здесь привал? — жалобно пролепетал он. — Нет. — однако, ответ был твёрд. — Ну почему? — казалось, у него даже была надежда на положительный ответ. — Слушай, вот когда ты идёшь домой по улице, ты устраиваешь себе привал? Синдбад схватил пальцами подбородок в жесте задумчивости, размышляя над этим вопросом. — А подцепить милую девчонку по дороге, считается? — Нет. — А зайти в кабак по дороге? — Ты ребёнок вообще или кто?! — бесился ассасин, махая руками и кидая в него какие-то хрен знает откуда взятые ветки. С собой он их, что ли, носит? Под юбкой, например. — Дети не должны делать недетские вещи! — Но… — В том, чтобы подцепить девчонку и зайти в кабак, нет ровным счётом ничего детского! Особенно, если одновременно! — он сжал руки в кулаки и вытянул по всей длине своего тела в направлении швов одежды и принял такую позу, которую принимают кошки, фыркая на неприятелей. — Я извиняюсь, но можно уточнить... — Подцепить девчонку и зайти в кабак не считается невинным досугом, проведённым с новым другом! И детским делом тоже не считается! — Сказал ассасин, ещё в детстве прикончивший своих родителей, — пробурчал Синдбад, обиженно надувая губы и отводя глаза. — Убийство — тоже не детское занятие. Джафар устало вздохнул. — Послушай, ты родился в семье. И ты должен делать детские вещи, потому что ты родился в семье, — он грустно посмотрел на него, поджимая губы. — У меня всё не так. — А как? — наивными глазами смотря на него, спросил Синдбад. — Когда у двух ассасинов рождается ребёнок, он рождается не в семье, а в клане. — он отвёл глаза, недовольно хмурясь, как будто груда камней, на которую он смотрел, сделала ему что-то крайне неприятное. — В семье в первую очередь тебя воспитывают. В клане в первую очередь тебя учат убивать. Ассасин взглядом вернулся к мальчику. Тот стоял и смотрел ему в глаза. По выражению золотистых глаз было видно, что он чем-то был расстроен и даже раздражён, но не говорил ни слова. Джафар ласково ему улыбнулся. — Так ты устраиваешь себе привал, когда идёшь по улице домой? — Тогда нет, — забавно надув щёки и отводя глаза, ответил он. — Вот видишь. Я тоже просто иду по улице домой. И никаких привалов я делать не буду. — А… — Где ты здесь видишь хоть одну хорошенькую девушку?! — разозлился Джафар, показывая вокруг руками, широко раскрывая их. — Единственная девушка, которую ты можешь здесь увидеть, будет ассасином. Причём не факт, что у неё будет всё в порядке. — В порядке? — Ну, в смысле, лицо там, мы же с тряпками на лице обычно ходим. С психикой… — Джафар коснулся пальцами подбородка, сделав задумчивое выражение лица, отчего мальчику стало не по себе. — Ты понимаешь, Синдбад? Это, блять, опасно для жизни! — Ассасин-сан… — на этот раз уже Синдбад хотел что-то сказать, но его никто не слушал. — И кабаков здесь не… — Ну Ассасин-са-а-н, — протянул обиженный тем, что его не слушают, Синдбад. — Ну что? — с недовольством спросил он, хмуря брови. Ему слишком понравился обиженный вид ребёнка, а так бы он и продолжал говорить и говорить, не останавливаясь, что бы ему ни говорили. — Мы уже, кажется, пришли, — сказал он, показывая пальцем вперёд, а глазами всё равно смотря на растерянное лицо перед собой. Джафар остановился и похлопал глазами. После этого он снова нахмурился и скривил губы, причём выглядело это так выразительно, что Синдбад почти слышал что-то типа «Ты чё мне ботву здесь гонишь?», но всё же посмотрел туда, куда показывал мальчик. Он так постоял некоторое время, смотря в одну точку ничего не смыслящим взглядом, а потом повернулся к мальчишке и сурово на него посмотрел. — Думаю, ты прав, — он отпустил его плечи. — Тогда пошли. — Да, я как раз отдохнул, пока вы говорили мне про детей и некрасивых женщин! — воодушевлённо согласился с ним ребёнок, но Джафар всё равно остался недовольным. — Я тебе не про это говорил, — недовольно пробурчал убийца. Что касается места, где жили ассасины, первым, на что обратил внимание Синдбад, были здания. Конечно, они и по дороге сюда встречали разнообразные ниши, тоннели и укрепления, но они были такими обыкновенными для подобных мест, что и рядом не стояли с тем, что мальчик смог увидеть в, как сказал ему его спутник, «непосредственно жилом и архитектурном комплексе». Он даже и подумать не мог, что в месте, где собраны отъявленные убийцы, могут быть прекрасные здания с белоснежными куполами, узорчатые арки с пустотами, заполненными разноцветными стёклами, беседки с бежевыми куполами, внутри которых были установлены лавки и которые поддерживались колоннами с резными розетками. Всё это было настолько не похоже на всё то, что мальчик когда-либо мог увидеть, что не только шокировало, но и заставляло задумываться о том, как такое могло вырасти в диких землях, в которые и не ступала нога кого-нибудь, кроме ассасина. Нет, конечно, там не порхали бабочки, не журчали умиротворяюще ручьи и не пели прекрасные птицы, это не был рай на земле или что-то подобное. Там всё также веяло некой непреодолимой тёмной энергией, как будто распространяющей смертельный яд, всё также чувствовалось, будто за твоей спиной неотрывно наблюдает могущественная и жестокая природа. Но всё это таинственным образом украшалось этими не вписывающимися в какие-либо представления зданиями, дорожками, аккуратно проделанными по всей земле, зелёными пятнами на скалистых буграх, уютными лавочками и редкими деревьями с кривыми от того, что росли буквально на камнях, стволами. Здесь даже небо было чисто голубого, приятного цвета, и солнце освещало странные земли. Ещё стоило отметить, что здания не были все абсолютно в одном и том же стиле. Кое-где были вырезаны прямо в скалах, отверстия прямоугольной формы с орнаментом над этим самым, как подумал Синдбад, «входом», по бокам его, к ним вели ступени, также вырезанные прямо там. Кое-где были построенные из известняка, украшенные узорами голубого, светло-жёлтого, охристого или какого-нибудь светло-зелёного цветов, здания. А где-то были арки вообще в каком-то заморском стиле. Были и простые дома. И всё это в разброс разместилось по огромной территории. — Ассасин-сан, — он хотел спросить, а откуда, собственно, всё это добро, и повернулся туда, где стоял ассасин. Надо сказать, он не увидел на месте ассасина, который был с ним всё это время. И даже «чужого» ассасина он тоже рядом не увидел. Он увидел пустоту. Как раз вот на этом моменте Синдбад стал нервничать. Согласитесь, хреново оказаться совсем одному в том самом месте, в котором проживают профессиональные убийцы. Хотя, это-то ладно, а вот когда ты ещё и не представляешь их никак по-другому, как загадочных зверей, сидящих на цепи и только ждущих момента, когда бы разорвать кому-нибудь шею, тогда уже становится не по-детски хреново. Синдбад решил успокоиться. В самом деле, он же и не видел ассасинов-то никогда, кроме того, с которым недавно познакомился. Может, все они такие же «более-менее нормальные, в принципе, пойдёт, конечно, но можно и лучше», как и «его» ассасин? Он стал называть его как-то «своим» ассасином, а все остальные ассасины, которых он всеми своими силами старается не увидеть в месте, где они должны просто кишеть, были для него некими «чужими» ассасинами. Это всё было потому, что мальчик так и не выведал у него имени. А так как ассасинов здесь, в общем-то, всё население, звать его просто «ассасином», всё равно что позвать любого другого ассасина, например, валяющегося за углом или спящего на картонке, укрываясь свитками. Это как если бы у вас был домашний зверёк. Если он у вас есть, то тот, что принадлежит вам, это Шарик, Шурик, Кеша, ну, или ещё какое-нибудь имя, название, не важно, а остальные животные это просто собачки, кошки, птицы, «фу, что это за гадость на полу» и ещё что-то в том же духе. Как-то даже облегчённо вздохнув, Синдбад повернул голову в другую сторону. Собственно, удивлённым был не только Синдбад, но и огромное чучело, смотревшее на него своими маленькими глазами. Пока до мальчика дошло, что это чучело, оказывается, в какой-то мере человек, он уже подумал, что нужно бежать, придумал, как бежать, и помолился. Так, на всякий случай. Но чёрт его дёрнул рассмотреть его лицо. Вообще-то, рассматривать было нечего, точнее, было чего, но особо не разгуляешься. Его лицо было скрыто какой-то тряпкой, вроде, даже чистой, ну, чистой в некоторых местах, и, после того, что рассказал ему «его» ассасин о девушках с закрытыми тряпками лицами, Синдбад понял, что мог только догадываться о том, что там могло быть. Видно было только глаза. Они смотрели на него так жадно, что мальчишку всего передёрнуло. Может, это просто от того, что чучело это давно не видело нормальных людей? По крайней мере, живых. А тут нормальных живых людей и подавно не было. Это же родина ассасинов, как-никак. Кстати говоря, теперь у него есть понятия «свой ассасин», «чужой ассасин» и «ассасин, который чучело». Можно было, конечно, «своего» ассасина назвать «ассасин, который веснушчатый», но это бы звучало так, как будто они только-только познакомились и, вдобавок ко всему, вдруг есть ещё какой-нибудь веснушчатый ассасин? На счёт того, что может существовать ещё один ассасин, похожий на чучело, Синдбад как-то не подумал. Впрочем, Синдбаду стало не до этого, когда на него уже замахнулся каким-то странным ножичком на какой-то зубной нити ассасин, который чучело. Что уж там, ему не просто стало не до размышлений о том, как называть население этого места, ему было далеко до лампочки на то, о чём он думал до этого, то есть как бежать, куда бежать. От страха он забыл это всё. Нет, не то, чтобы он до смерти перепугался какую-то обезьяну с зубочисткой, просто он не мог представить себе возможности хоть одного из ассасинов. Он даже возможности так называемого «своего» ассасина не мог представить. Единственное, что он знал о них, это то, что они точно умели быстро бегать. А если он, только слегка ебанутый, но всё же ничего так с такими чудовищными способностями, то что можно ожидать от этого бугая? Синдбад закрыл глаза, уже прощаясь со своей жизнью, но подумал, что что-то здесь не так, раз он, вместо собственных криков, услышал лязг металла. Когда он открыл глаза, тот самый «его» ассасин уже был в прыжке, с такой же зубочисткой в руках и уже окровавленной одеждой. Когда же он бросил взгляд на чучело, он увидел, что грудь его была окровавлена, сам он был связан той нитью, что оплетала руки «его» ассасина, и вообще, походу, был не в духе сегодня. Ассасин в веснушках мягко опустился на землю, быстрыми шагами подошёл к уже связанному чучелу (в этот момент Синдбад стал подозревать, что эта верёвка — совсем не обычная невинная верёвка), нагнулся, поставил одну ногу на его туловище и приставил к горлу чучела клинок, сделав совершенно невменяемое выражение лица и теперь уже до смерти напугав мальчика своим видком. — Ну чё, мразь? — прозвучало стандартное приветствие ассасинов, и это был «невежливый вариант», потому что, как уже и говорилось, существовал ещё и «вежливый». — При себе держать руки будешь или они тебе не нужны, а? Ассасин, который чучело, затрясся. Впрочем, Синдбад понимал его. Он просто стоял и смотрел за этим, но ему уже было ссыкотно. Веснушчатый ассасин улыбался и медленно оставлял неглубокие порезы на шее этого бугая. — Эм… — он хотел хоть что-то сказать, но не для того, чтобы спасти уже трясущегося во всю от страха ассасина, а для того, чтобы не видеть кровавое шоу в исполнении веснушчатого. — А, точно, — мгновенно одумался он, поднимая голову. Он довольно быстро убрал свои путы, ну, примерно так, что Синдбада не покидало ощущение, что к нитям этим прицепили реактивный моторчик, и подошёл к мальчишке. — Слышишь, нельзя подходить вот к таким вот местным достопримечательностям, как этот, — он смотрел на него самым что ни на есть серьёзным взглядом, показывая на бугая, что даже подняться не мог на трясущихся ногах. Нет, он монстр даже среди ассасинов. — С этого момента старайся не отходить от меня и вообще держи меня за руку, — сказал он, протягивая руку. — Так сказать, ты мне поможешь и я тебе. — Я Вам, а Вы мне? — растерялся Синдбад, смотря на ассасина, который чучело. Бедный мужик теперь не только испытывал смертельный страх, но ещё и шок. — Ну да. Пока я тебя держу за руку, тебя никто не тронет, — он усмехнулся и посмотрел на чучело. — Поверь. — Ну а часть, где говорится про «я Вам»? — поднял он бровь. — Ну, а пока ты держишь меня за руку, я не буду расходиться, — улыбнулся он так, что мальчика аж передёрнуло. — Ко всем чертям. — Босс! — кто-то позвал, очевидно, веснушчатого ассасина. Ассасин с веснушками повернулся на источник звука, однако, теперь уже держа мальчишку за руку. — Виттель, — походу, назвал его тот совершенно спокойно. Видимо, он окончательно вернулся в форму. К ним подбежал резвый ассасин с розовыми волосами, но, как только увидел Синдбада, притормозил. Он постоял, потупил так чутка, а потом состроил какое-то радостное лицо и приложил ладони к щекам. — Это тот мальчик, которого Вам вверили защищать? — радостным каким-то голосом спросил он. Всем было ясно, почему голос был таким радостным. У него и лицо было характерное. Это лицо человека, увидевшего редкий экспонат в музее. — Да. Ассасин, которого веснушчатый назвал «Виттель», перевёл взгляд на до сих пор не вставшего ассасина, который чучело. Его взгляд стал снисходительным. — И Вы, видимо, уже успели показать себя с плохой стороны.