Прорицание

Этим вечером Мистрас стал замечать вокруг странные вещи. Нет, в этой компании встречать странные вещи было неизбежно. Чего стоит только один Хинахохо, ворующий по ночам у людей бракованные вещи, или ассасин, который ушьёт вас раньше, чем вы об этом успеете подумать. Но сегодня все переполошились, как будто взъерошились, и, собравшиеся в группы по нескольку человек, стали перешёптываться. Если немного погулять средь них, внимательно прислушиваясь к их шепоту, всё больше похожему на нечто зловещее, сразу станет ясно, что каждая группа шептала, в общем-то, об одном и том же. К тому же, они шептали так громко и как будто бы навязчиво, что их стало всё труднее игнорировать. -Что это происходит? -тем не менее, решил поинтересоваться Мистрас у самого надёжного источника - у Хинахохо. Поразительно, но этот человек, казалось, знал обо всём на свете. Это было одновременно тем, чем можно пользоваться, и тем, чего можно всерьёз опасаться. Но Мистрас был отчаянным парнем - он, не боясь, ставил эксперементы на таких мутных типах, как Хинахохо. -М, Синдбад накосячил. -ответил мужчина, стоявший, скрестив руки, и смотревший за всем этим бардаком своими пугающе зоркими глазами. -По его вине потопили череду кораблей. -Это я уже знаю. -нахмурился Мистрас. Действительно, в компании не было такого человека, который бы не знал об этом происшествии. Это стоило узнать хотя бы из-за того неповторимого бешенства на лице Джафара примерно с тех пор, как тот получил отчёт о крушении. -Что все перешёптываются? -А, это уже началась его казнь. -легкомысленно заявил мужчина. "Казнью" здесь все называли наказание, которое организовывал Джафар Синдбаду, когда тот сильно косячил, вызывая тем самым непредсказуемые последствия. -Джафар бы поседел, если бы и так не был сед. Мистрас задумался. Если подумать, никто не знает, как именно ассасин наказывает его. Это неизвестно даже Хинахохо. В частности, потому, что Джафар на удивление умело мог обозначить свою позицию. Она была сформулирована очень просто: "посмеешь за мной следить, я сделаю твою жизнь кошмаром". Самое страшное то, что это совсем не было похоже на пустое обещание, учитывая, кто он такой. В общем, для всех это было секретом, который они хотели бы знать, но все они понимали, что это невозможно. Вернее, узнать-то это можно, но плата будет слишком высока. Отсюда и шепотки - все ведь хотели знать, что там такое интересное происходит. А главное, выговориться, предложить свои идеи, версии. Что уж там, иногда, вслушиваясь в тревожный шёпот местных сплетников, сам Джафар находил для себя много нового и интересного. Иногда он даже брался экспериментировать, основываясь на самых поразительных и изощрённых версиях того, что мог делать ассасин в палатке вместе с Синдбадом. О некоторых вещах он даже и думать не смел бы, но сплетники - народ удивительный. Однако итог один - Синдбад выносил из всего этого серьёзный урок. Он понимал, что ему нужно стараться изо всех сил стать лучше, просто для того, чтобы не получить снова. Там должно было происходить что-то действительно ужасное, чтобы оно служило для этого человека мотивацией. -Что же там, на самом деле, происходит? -Это никому не известно. -задумчиво ответил ему человек, не желающий, чтобы его жизнь превратилась в ночной кошмар только из-за увлечения слежкой за людьми. Но в одном все эти люди - Мистрас, Хинахохо, сотрудники и, главным образом, сотрудницы компании - были правы. В палатке действительно происходило нечто необычайное. Синдбад лежал на кровати с заведёнными за спину руками - те были крепко связаны, небось, каким-нибудь супер-ассасинским узлом, что не давало ему ни шанса для того, чтобы сбежать. Он чувствовал себя крайне неудобно, особенно, если учитывать то, что его собрались жестоко наказывать. Зная о характере и наклонностях ассасина, Синдбад и не думал, что всё будет просто. В любом случае, вместе с возможностью бежать исчезла и способность сопротивляться. Одна мысль о том, чтобы двинуть руками, приносила ему боль. Синдбад поморщился - вот уж если ему просто собрались набить морду, это будет ещё мягкое наказание. Но с ассасином, как всегда, не могло быть всё так просто. Однако то, что ему связали руки и оставили на теле одни лишь шаровары, беспокоило Синдбада. Он даже не знал, радоваться ему или плакать, умоляя ассасина о милости. Когда Джафар сел к нему на бёдра, Синдбад дёрнулся. От небольшого движения его туго перевязанные над головой руки отозвались короткой вспышкой боли - в любом случае, ему казалось, будто руки скоро и вовсе сломаются, но, в то же время, это было самое меньшее из того, что его беспокоило. Больше неуверенности ему внушал холодный, но в принципе спокойный и рассудительный взгляд Джафара. Вот тут действительно было, чего бояться. Люди не зря говорят, что молчание порой действует куда сильнее самых громких криков. В момент, когда Синдбад начал вырываться, Джафар как раз пытался заставить его держать рот открытым. Он водил одним из своих коротких смертоносных клинков по внутренним сторонам щёк, касаясь кончиком его нёба, лезвием задевая язык и, наконец, оставляя раны на губах. Синдбад чувствовал металлический вкус крови и каждое движение ножа внутри его рта. Не известно, как ассасин додумался до чего-то такого, однако эта пытка не только причиняла ему боль, но и вселяла в его душу страх: неизвестности, загадочности действий самого опасного человека, которого только встречал Синдбад, и, в конце концов, самого последнего страха - страха смерти (па. слишком много слова “страх” -_-). Его руки дрожали, губы почему-то не хотели смыкаться, будто первобытный ужас сковал его тело. Посмотрев ему в глаза, ассасин только зловеще усмехнулся. Джафар умел быть жестоким. Но в какой-то момент он остановился. Это казалось Синдбаду таким же странным, как и вся эта пытка. Однако он, похоже, и не собирался отстраняться от него, он по-прежнему наблюдал за изменениями, происходящими у него на лице. Вполне возможно, что он мог увидеть ту расслабленность, которая медленно растекалась по его телу. Каким-то шестым чувством Синдбад понимал, что ему больше не сделают больно. Но пытка, конечно же, ещё не закончилась. Неожиданно для Синдбада, который пытался просчитать его действия, Джафар наклонился ещё ниже. В момент, когда его губ, изрезанных глубокими царапинами, коснулись губы ассасина, Синдбад, ещё толком не осознавая, что произошло, почувствовал невероятную волну облегчения. Как будто он был в океане посреди ледяной воды, но вдруг почувствовал тёплую волну, предвещающую целый невероятный поток тёплых вод, исцеляющих его сердце. Джафар провёл языком по глубокой ране на губе , отчего губы Синдбада, находящегося в состоянии, близкому к бреду, дёрнулись, впуская язык внутрь. Казалось, не было ни одного ранения внутри, которое мог бы обойти Джафар. Он как будто запомнил расположение каждого из них и теперь, поглаживая и зализывая раны, аккуратно успокаивал его. Несомненно, для того, чтобы продолжить пытку. В любом случае, для того, чтобы как следует исследовать рот постепенно отвечающего на ласки Синдбада, Джафару пришлось максимально склониться перед ним. Ему пришлось лечь, он осторожно гладил дрожащие теперь не от страха, а от постепенно надвигающейся волны возбуждения руки Синдбада, его живот касался живота жертвы (па. автор проверил, с растяжкой Джафара всё должно быть ок). Синдбад даже мог чувствовать металлический шарик возле его пупка. Только когда шарик коснулся его кожи, покоритель подземелий понял, насколько здесь было душно. Его тело будто бы горело в огне, а вес тела ассасина на его бёдра, который со сменой позы ещё больше стал давить на некоторые очень важные места, заставлял его сознание помутиться. В общем и целом, его мозгу бы причинён неимоверный ущерб. Джафар положил ладони на шею Синдбада, который уже активно стал отвечать на ласковые поцелуи, и цепкие бледные пальцы сжались вокруг неё. За сим последовал практически мгновенный эффект: Синдбад стал задыхаться, его руки дёргались, как будто он получил возможность выбраться из того невероятного узла, в который были вплетены его запястья, горло сдавливало, что приносило боль. Всё это в то время, как Джафар до сих пор водил языком, переплетаясь с языком жертвы, принося приятные ощущения вместе с болью на грани невыносимого. Одна рука сползла с его шеи и переместилась на челюсть, неприятно её сжала, как будто в последний раз, и переместилась на рёбра. Вторая рука ослабила хватку, почти не причиняя никаких ощущений, но всё равно оставалась лежать на шее, а большой палец периодически надавливал чуть ниже кадыка. Это кажется невероятным, но у Синдбада, привыкшего к Джафару и его садистским наклонностям, от этих действий встал. Он мог поклясться, что ассасин прекрасно чувствовал бугорок. О, он не мог побороть в себе волну возбуждения, как и тихие постанывания сначала сквозь поцелуй, а затем сквозь плотно сомкнутые губы (па. о да, исторический момент, когда Джафар сверху, дайте укешам шанс!). Ассасин отстранился от его губ, облизываясь, как будто пытаясь запомнить его вкус. Это, конечно же, заставило его ещё сильнее возбудиться. Ощущения в ноющем члене заставляли его скулить, как будто моля о пощаде. Конечно, это не то, что мог бы не заметить, видимо, того и добивавшийся Джафар. Синдбад был не уверен, но, судя по всему, это всё больше превращается в пытку наслаждением. Ассасин лизнул его губы и, до этого лежащий на нём, стал подыматься. Мореход понял, что сейчас должно произойти что-то ещё, являющееся частью этой подлой игры. Но, как ни странно, ничего не произошло. Джафар полностью поднялся и, напоследок коварно усмехнувшись в лицо растерянной и смущённой жертве, тупо смылся. Когда он скрылся за полами палатки, Синдбад неожиданно понял, в чём вся соль этого действия. Нет, пожалуй, ассасин смылся не просто так. Ведь проблема заключается в том, что он как раз-таки ничего не сделал. Его жертва...он ведь так и остался возбуждённым и связанным. Будучи не способным ничего сделать со своей вставшей колом проблемой. Такой очевидной, да ещё и...почему-то Синдбад был уверен, что не имел бы и шанса испытать нечто подобное ни с кем другим, кроме него. Эти чувства очень трудно хранить глубоко в сердце. Эта странная пытка оставила на нём след, он даже не мог решить, правда ли ему понравилось всё это. Ведь в тот момент они были ближе, чем когда-либо. Синдбад поднял взгляд в потолок, после чего закрыл глаза и нахмурился. -Чёрт возьми! -прошипел он сквозь зубы.