В одной клетке

      Общество накладывает на каждого человека огромное количество ограничений. Это естественно и правильно. Ограничения защищают такую сложную систему от разрушения. И они же сковывают личность. Как ни парадоксально, но в тюрьме, где твоя физическая свобода ограничена, многие становятся свободнее. Нет, они не окрыляются истинным духом свободы, но не подавляют свою естественную реакцию. Так если тебя кто-то оскорбил в тюрьме, ты не будешь подавлять свое желание врезать этому парню.       Если кто-то ударил тебя, то ты, скорее всего, ударишь в ответ. И если кто-то попытается наложить руки на твоего мальчика, то точно не будешь молчать.        Толкнув Ньюмана, Стефано вывернул ему руку и оттащил к углу, чтобы охрана не заметила.        — Ну и какого черта здесь происходит?        Ньюман даже не знал, что ответить. Он боялся и был шокирован. Он никогда не ссорился с итальянцами и он никогда не видел их Дона таким рассерженным.        — Не трогайте его, он-то здесь причем? — Томми попытался как-то оттащить Стефано от своего учителя итальянского. Естественно, у него ничего не вышло. Дзанетти отмахнулся от него как от назойливой мухи. Он толкнул парня, не рассчитав силу. Томми отлетел, ударившись о тумбочку.        Резкая боль над левым глазом. Томас прижал руку к лицу. Кровь. Стефано кинулся к мальчишке. Рассечена бровь, а если неудачно ударился, то, может быть, еще и сотрясение. Какого черта он потерял самообладание?        Прибежали два охранника.        — Что здесь произошло? — они уже вытащили дубинки.        — Я… упал, — как можно четче произнес Томас. Один из охранников склонился над ним. Стефано предусмотрительно отошел.        — Этого — в лазарет, — охранник помог Томми встать и под руку повел его из блока.        — Ну и как он, скажите на милость, умудрился так упасть, а? — второй охранник, не убирая дубинку, смотрел на Дзанетти и Ньюмана.        — Случайно, сэр. В ногах запутался. Говорят, у подростков такое бывает, — Ньюман улыбался как самый порядочный гражданин Америки.        Охранник раздумывал, что делать. Жертва не жалуется, два свидетеля говорят, что это падение. Один из них Дон Дзанетти. Стоит к ним прислушаться.        — Ладно, расходитесь, не на что здесь смотреть, — разогнал охранник любопытную толпу у двери.        В лазарете доктор Извращенец быстро наложил шов и, сделав осмотр, сказал, что сотрясения нет. Зашив рассеченную бровь, он не преминул пару раз пройтись по коленкам Томаса. В обычное время он бы как-то отреагировал, отскочил или просто попытался бы убраться. В обычное время, но только не сейчас.        Томми был зол, в отчаянии, снова зол, разочарован и очень несчастен. Как все могло так испортиться? Но это не он, это Стефано все испортил! Может быть, Томми повел себя как дурак, поведясь на провокацию, но, черт возьми, он не смог смолчать. Даниэль так много для него сделал, он похоронил свою юность, чтобы воспитать младшего брата. Никто не имеет права говорить о нем плохо.        Надо что-то решать. Дзанетти, скорее всего, захочет оборвать с ним все связи. Возможно, его еще и хорошенько накажут за неуважение. Можно пойти и умолять, чтобы его не вышвыривали из камеры Стефано на радость другим заключенным, но Томми претит мысль об этом. Он не сделал ничего неправильного.        Молчаливое неодобрение, витающее в воздухе, никак не поднимало Стефано настроение. Что сейчас вообще произошло? Он полез в драку, может быть, покалечил своего мальчика и, крайне вероятно, полностью разрушил их отношения. Да, вот сейчас он признался сам себе, что у них есть отношения. И почему осознание таких важных вещей приходит с большим опозданием?..        Стефано увидел, как Дэвид и Отто переглянулись. Это вывело его из себя:        — Хотите что-то сказать — говорите прямо! — Они снова переглянулись. — Нет, я серьезно, есть что сказать?!        — Мы просто беспокоимся за малыша Томми, — Дэвид мысленно прикидывал расстояние от себя до Дона. Сегодня он убедился, что даже его ледяное хладнокровие иногда дает сбой.        — И все?        — Нет, не все! — совесть Отто не позволила ему молчать. — Какого черта ты наделал? Зачем ты так с ним обошелся?        — Как обошелся?        — Хм, дай-ка подумать. Не дал ему увидеться с братом, наговорил гадостей о нем, накинулся на его приятеля и даже отправил малыша в больницу. Выбирай.        Дзанетти не знал, что ответить.        — Луиджи, ты тоже считаешь, что я поступил как негодяй? — телохранитель, взвесив каждое слово, ответил.        — Босс, не знаю, негодяй ты или нет, но одну скажу точно: мальчишка ничем это не заслужил. Ты перегнул палку. Если бы о моем брате такое сказали, кто-то бы опомниться не успел, как его морда познакомилась бы с моим кулаком.        — Откуда ты вообще знаешь о нашем с ним разговоре?        — Моя камера по соседству, а вы совсем не шепотом говорили.        Парни были правы абсолютно во всем. Ну и что ему теперь делать? Как взрослый мужик может быть таким идиотом?        Провалявшись в лазарете с холодной повязкой у глаза, Томми все-таки пришлось вернуться в свою камеру перед отбоем. Стефано там не было. Может, стоит начать собирать свои вещи, завтра утром ему все равно укажут на выход.        Дзанетти вернулся к самому отбою. Он был спокоен, или, по крайней мере, никак не проявлял эмоции. Он был слишком спокоен, это пугало так же, как и его ярость. Когда итальянец увидел, что с мальчиком все в порядке, он почувствовал облегчение. Хотя сам бы себе в этом вряд ли признался.        Томас чувствовал себя так же как на суде. Вот-вот решится дальнейшая судьба. Если итальянец выгонит его… черт, он будет умолять этого не делать.        — Томми, подойди ко мне. — Черт, Стефано почти никогда не зовет его по имени. Плохой знак. Но делать нечего. Парень не мог заставить себя посмотреть ему в глаза. Его взгляд затерялся где-то возле ключиц.        Дзанетти повернул голову парня вправо, чтобы рассмотреть его глаз. Шов, синяк. Одним словом «красота».        — Как ты себя чувствуешь?        — Все в порядке. Сотрясения нет. Все заживет, и даже напоминания не останется. — Стефано хмыкнул, мальчик помнит их первую ночь.        К черту, хватит тянуть. Дела надо делать сразу.        — Bambino, послушай внимательно. У нас тут вышло неприятное недоразумение, — Томми порывался перебить его, но Дзанетти жестом остановил его. — Дай мне закончить. Я не запрещаю тебе видеться с братом, просто мне очень хотелось самому с ним познакомиться. Я задал ему несколько вопросов и остался им доволен. Хм, и я совсем не хотел его оскорбить. Я сделал это для проверки. Для итальянцев семья — это все. Мы гордимся своей фамилией, корнями, кровными узами. И я хотел проверить ваши узы. Они крепки. Очень крепки. У тебя замечательный брат.        Парень совсем не ожидал такого поворота. Он не нашелся с ответом, и Стефано продолжил.        — Тааак, я обещал не вмешиваться в твою частную жизнь и не должен был врываться к Ньюману. И уж точно я не должен был тебя бить. Не так уж часто я произношу эти слова, поэтому будь предельно внимателен. Я был не прав, извини меня.        Если бы они были героями фильма, то сейчас заиграла бы торжественная музыка, пафосная и проникновенная. Зрители бы радовались, некоторые бы пустили слезу. Но это обычная жизнь, а не фильм. Поэтому ничего не произошло. Вокруг было так же тихо, не зажегся свет, и не взорвались всеми цветами радуги фейерверки. Просто два человека не позволили собственным ошибкам встать между ними.        Один из способов быстро наладить отношения, это примирительный секс. Он просто чудо как хорош.        Дзанетти не успел сесть в кресло, а Томми уже залез к нему в штаны. Итальянец прислонился к стене, чтобы не думать о том, как стоять, когда твои колени подкашиваются от слишком сладких движений языка.        Сегодня никакой скромности. Парень стоял на коленях, его руки сжимали упругие ягодицы Дзанетти, а его губы дарили наслаждение. Он прошелся языком по каждому миллиметру, уделил внимание каждой складке, не заботясь о собственном комфорте, заглатывал как можно глубже.        Когда тебе настолько хорошо, тяжело хранить молчание, Стефано постанывал и дрожал. Ему стоило огромных усилий, чтобы сдержать себя и не кончить как подростку от пары движений. Мальчишка был в ударе. Его неловкие движения в прошлый раз не шли ни в какое сравнение с сегодняшней страстью.        — Fermati, — прохрипел итальянец. Томми предпочел его не услышать. — Я сейчас кончу. — Вместо того, чтобы отстраниться, парень глубже вобрал член в рот.        Протяжный стон. Горечь во рту.        Некоторое время Дзанетти пытался прийти в чувства. Томми довольно наблюдал за ним. Это сбившееся дыхание и прикрытые глаза. Лучшее доказательство его успеха.        Томас понятия не имел, какие ощущения он дарил Стефано своим языком, но то, что делал с ним итальянец, заставляло его кожу плавиться, а каждую клеточку тела трепетать от восторга. Парнишка лежал на животе, чуть приподняв бедра. Щедро смазанные пальцы Дзанетти ласкали его сзади. Каждый раз, когда они задевали особо чувствительное место мужчины, Томми слегка постанывал.        Когда казалось, что лучше уже не может быть, Дзанетти начал гладить его член. Найдя свой собственный ритм, Стефано заставил мальчика выгибаться от страсти. Каждый раз, когда Томми казалось, что вот-вот, еще немного, и его тело наконец-то получит разрядку, Дзанетти делал неуловимое движение и отталкивал его от края.        — Прошу… — сбивчиво шептал парень. — Боже, это слишком… дай мне кончить… пожалуйста.        Стефано только хрипло смеялся в ответ своим головокружительным низким смехом.        — Sei in fretta di nuovo, просто наслаждайся.        — Больше… не могу… пожалуйста, — Томми казалось, что сейчас он сойдет с ума.        — Bene, così sia.        Маленькое нужное движение пальцем, и эта агония наслаждения заканчивается. Томас бессильно лежит на запачканных простынях.        Мальчик сегодня достаточно постарался, стоит оставить его в покое. Но его чувствительное тело, страстные стоны и дрожь наслаждения снова возбудили Дзанетти.       — Еще не все.        Поняв, что от него требуется, Томми собрал последние силы и приподнялся. Ему не хотелось двигаться, он был слишком разнежен. Он ни капельки не сопротивлялся, когда Стефано стал входить в него. Из-за этого боль была намного меньше, вполне терпимая.        Когда Дзанетти начал двигаться, Томми все же стиснул зубы. Но с каждым толчком боли становилось все меньше, а удовольствия все больше. Парень, не в силах сдержать свой голос, застонал. Постепенно увеличивая темп, Стефано слышал, как мальчик отвечает ему.        Последний толчок. Долгожданная разрядка.        Стефано завалился сбоку от парня. Они оба тяжело дышали. Полка слишком узкая, чтобы удобно разместиться вдвоем, поэтому итальянец полулежал на Томми. Малыш развернулся и, прижавшись вплотную, удобно устроился под боком Дзанетти.       Это слишком личное, слишком интимно. Спать рядом, в одной постели, это для любовников. Но Стефано не думал об этом, или не хотел думать. Ему просто хотелось спать. Поэтому он поплотнее прижал к себе уже дремлющего мальчика и, уткнувшись ему в шею, сладко уснул.        Странное место тюрьма. Здесь люди изменяют своим принципам. Те, кто относился к своему телу как к храму, становятся наркоманами. Убежденные атеисты обращаются к богу. Несчастные проворовавшиеся финансисты, окруженные убийцами и насильниками, сами становятся такими же. Но здесь же встречаются люди, которым никогда не суждено было встретиться на воле. -------------------------------------------- fermare — остановись Sei in fretta di nuovo — опять спешишь Bene, così sia. — Что ж, так тому и быть.