В одной клетке

      Неловко просыпаться в одной постели с парнем. И еще более неловко, если ты не проснулся от сигнала, и тебя зашел будить охранник.       — Эй, голубки, подъем!       Дзанетти медленно открыл глаза. Что-то было не так, не так как обычно. Он не видит потолок камеры, а смотрит на верхнюю полку. Как-то слишком узко и очень тепло. И кое-что еще. Вернее кое-кто. Мальчишка удобно расположился у него на груди, крепко обняв.       Это… странно. Не хорошо и не плохо, просто как-то странно. Спать в обнимку — это новая ступень в отношениях, ступень, на которую Стефано пока не готов подняться. Этот мальчик несется сломя голову, торопит события и ни о чем не думает.       Малыша можно понять. Его привычная жизнь рассыпалась по кусочкам, и сейчас он ищет себе новый ориентир. Как выяснилось, ничто не вечно. Все может измениться в один момент. Поэтому Томми старается найти какую-то новую константу, что-то, с чем можно связать жизнь здесь. Маленький, напуганный, совсем ребенок, он встречает действительно сильного человека. Этот взрослый, уверенный, самодостаточный мужчина ничего не боится, даже в тюрьме он диктует свои правила. Разве можно остаться к такому равнодушным? Нет, нельзя. Стефано может вызывать много разных эмоций: страх, ненависть, зависть, уважение, благоговение, трепет и восторг. И можно ли винить невинного мальчика за то, что он попал в сети очарования?       — Дзанетти, Браун, вставайте, это вам не Риц, разлеглись тут! — На этот раз охранник прошелся дубинкой по прутьям решетки. Неприятный, на всю жизнь ассоциирующийся именно с тюрьмой звук.       — Достаточно! Мы проснулись, не звени тут.       Когда охранник ушел, Стефано еще совсем чуть-чуть полюбовался на спящего Томми, а потом принялся мягко трясти его за плечо. И почему ему сейчас вспомнилась сказка о спящей красавице.       — Эй, bambino, просыпайся.       — Еще чуть-чуть…       — Перекличка уже началась, хочешь посидеть денек в карцере за нарушение распорядка?       Томас мгновенно проснулся. Он покраснел, когда понял, что совершенно голый и прижимается к Дзанетти. Но его обычное смущение не шло ни в какое сравнение с радостью, которую он испытывал. Вчерашний день был ужасен, а вот его финал…выше всяких похвал. Кажется, у них все по-старому. Пожалуйста, пусть будет так.       — Все. Встаю. Не хочу в карцер!       Они быстро оделись, еле успев к перекличке. Просто стой у двери своей камеры и жди, когда подойдет охранник, чтобы проверить твое наличие. Возле соседней камеры уже стояли Луиджи и Джон. Когда их босс и его мальчик вышли, они почти одновременно хмыкнули.       Томас подумал, что, возможно, ему стоит сдерживать свой голос.       За завтраком не было никаких заговоров, зато было множество похабных шуточек, от которых Томми хотелось провалиться под землю. Стефано и не думал прекращать этот беспредел. Он со всеми смеялся над сконфуженным парнишкой.       Покончив с безвкусной порцией как можно скорее, Томас убежал звонить брату. И как так получилось? Томми казалось, что он покинул столовую раньше всех, но у телефонов уже была очередь. Очевидно, все получили сообщение Дзанетти. Никто не пытался подвинуть парня. Дождавшись своей очереди, Томми почти не глядя набрал номер мобильного и стал ждать соединения.       Пока Джейн возилась в оранжерее с цветами, Даниэль готовил обед. Годы забот о себе и брате превратили его в первоклассного повара, он готовил лучше своей невесты и обожал это дело. Когда зазвонил телефон, Дэнни прикрутил плиту и, не смотря на входящий номер, ответил. Звонок из тюрьмы. Соединяйте.       — Привет из мрачных застенков, братишка!       — Если умудряешься шутить, значит все не так уж и плохо, — Дэнни услышал смех брата. Кажется, с Томми действительно все в порядке.       — Чем занимаешься? Я вот с тобой поговорю и на работу. Постараюсь быстрее закончить, сегодня хорошая погода и прогулка на улице!       — Готовлю лазанью с грибами и… — Томас прервал его.       — Не продолжай, или я умру от зависти.       — Не беспокойся, к тому времени как ты вернешься, я выучу еще очень много разных блюд и буду тебя откармливать!       — Почему все так и хотят меня откормить?! Луиджи чуть ли не силой запихивает в меня еду.       — Надо будет поблагодарить этого Луиджи. Кстати, а кто он такой?       — Он телохранитель Дзанетти и теперь по совместительству мой тренер.       — Тренер?       — Ну да, заставляет ходить в спортзал.       — Смотрю, ты совсем не скучаешь!       — Скучать пока что точно не приходится, — Томми бы с удовольствием потрепался с братом о всяких мелочах, но сейчас его очень интересовал один конкретный вопрос. — Дэнни, жаль, что вчера не удалось увидеться. О чем с тобой говорил Дзанетти? Даниэль ждал этого вопроса. Он долго размышлял, стоит ли рассказывать Томасу про свою встречу с итальянцем. И, в конце концов, Дэнни решил, что нет, не надо. Разговор вышел напряженный, а его итог всех удовлетворил, не зачем Томми знать о нем.       — Ничего особенного, спросил, чем я занимаюсь, какие связи, откуда про него узнал и все в таком духе. Этот парень умеет производить впечатление. Он меня через пуленепробиваемое стекло напугал, хотя ничего такого не делал. Просто его взгляд, жесты, манера говорить. Все это говорит о любви к власти. Как тебе живётся с ним?       Закрыв глаза, Томас слушал голос брата. Он что-то недоговаривал и в то же время был так искренен. Хорошо, Томми примет это. Разговор был только для двоих.       — Как мне с ним живется? Я заперт в одной клетке с самым шикарным мужчиной в Сант-Брафе. Видел бы ты нашу камеру! На две звезды лучше, чем остальные. Шкаф, кресло, журнальный столик, сеньору Дзанетти разве что каждое утро охранник не приносит свежемолотый кофе в фарфоровой чашечке.       — Это все хорошо, но он, правда, тебя не обижает? — Томми коснулся рукой раны на лице. Больно.       — Правда, он и пальцем меня ни разу не тронул. Ну, вернее тронул, только я не готов к взрослым разговорам с тобой.       — Почему? Тебе нечего стесняться. Это все обстоятельства и ничего больше.       Томми всегда мог рассказать своему брату совершенно все. Они были не только братьями, но и лучшими друзьями. И неужели братишка отвернется от него теперь? Нет, этого просто не может быть. Не в этой вселенной.       — Обстоятельства? Ничего больше? Боюсь, Дэнни, это больше не так. Для меня это кое-что намного большее, — Томас не стал ждать, что ему ответит брат. — На меня уже волком смотрят, что я так долго. Я скоро снова позвоню. Береги себя и Джейн. Я люблю тебя.       Томас повесил трубку.       Слова имеют особую силу. Когда ты произносишь что-то вслух, оно словно получает пропуск в наш мир и становится более реальным. И вот сейчас, даже не назвав вещи своими именами, но просто заговорив о них, о своих чувствах, Томми признался в их существовании кому-то кроме себя. Парень слишком юн и неопытен, он не может дать точное название своим чувствам. И есть ли это название вообще. Но это точно не просто обстоятельства.       В лазарете сегодня было особенно тихо. Никого не приводили на осмотр, охранников мало интересовал Томас, аптечка надежно заперта, поэтому парень был совершенно один. Он спокойно намывал полы. И даже пританцовывал со шваброй. Или использовал ее как микрофон.       Покой в царстве Томаса был нарушен раньше, чем ему хотелось. Он даже не сразу обратил внимание, что больше не один в комнате. И как Извращенец с его габаритами умудрился бесшумно проскользнуть.       Настроение мгновенно упало и застыло где-то на уровне пола, в который теперь только и смотрел Томми. Вроде бы туч на небе не прибавилось, но Томасу казалось, что в комнате стало темнее.       Извращенец уселся за письменный стол и начал перебирать какие-то бумажки. Томас не смотрел на него, но пристально прислушивался к каждому звуку. Подсознательно парень не чувствовал себя в безопасности, не отдавая себе в этом отчета, он отошел в самый дальний от стола угол комнаты.       Скрип офисного кресла, просевшего от непомерного веса врача. Шуршание документов и медицинских карт. Мирное гудение доисторического компьютера. Звук, как будто что-то рассыпалось.       — Эй, Браун, помоги мне здесь! — Черт, он даже фамилию запомнил.       Томми бросил швабру и пошел к столу. На полу были рассыпаны скрепки. Извращенец и не думал собирать их сам. Он просто махнул рукой, не решившись игнорировать молчаливый приказ, Томми опустился на корточки и начал быстро собирать скрепки.       Чертов врач даже и не подумал отодвинуть стул. Томасу приходилось обходить его кругом и, чтобы дотянуться до скрепок под столом, прислоняться к ногам Извращенца. Томми было так неуютно, он так спешил, что руки мелко подрагивали. Это никак не ускоряло процесс.       Томас кожей чувствовал похотливый взгляд, осматривающий его. Стараясь не смотреть в сторону Извращенца, Томми собирал эти чертовы скрепки. Когда же парень случайно взглянул-таки на горе врача, его чуть не стошнило на месте.       Ублюдок сидел, раскинув ноги, и поглаживал свою эрекцию. Пулей отскочив от Извращенца, Томас поспешил убраться подальше. Уже у двери его нагнал голос врача.       — Не так быстро, сучонок! — Томми все же остановился и с ненавистью обернулся. Он никогда в жизни ни к кому не испытывал большего отвращения.       — Что надо? — парень не собирался быть вежливым. Да он с трудом сдерживался, чтобы не плюнуть гаду в лицо!       — Вернись на место.       — Надо было помыть полы. Я помыл. И я ухожу, — Томас снова потянулся к двери.       — В карцер решил угодить?       — Какой еще, мать твою, карцер? За что, интересно?       — За нападение на сотрудника тюрьмы, — парень опешил. К чему этот урод клонит?       Прежде, чем Томми успел что-то сказать, Извращенец ударил себя по лицу. Не сильно, открытой ладонью. Но в тишине кабинета хлопок от пощечины прозвучал как гром.       — Оу, ты зачем меня ударил?! — вскочил Извращенец и гневно посмотрел на мальчика. — Охрана, охрана, на меня напали, — он говорил негромко, в соседней комнате его бы не услышали.       — Что ты несешь? — Томми не понимал, что происходит. Что это за театр одного актера? И он тут вообще причем.       — Что я несу? Ты только что напал на меня! Я потребую принять меры!       — Ни на кого я не нападал!       — Напал, еще как напал. Неважно, правда это или нет в данный момент. Но как только я скажу об этом охране, это станет неопровержимой истиной, — Извращенец был непомерно доволен собой. А Томми наконец-то понял к чему эта комедия.       — Херня. Тут камеры. На них будет видно, что я на тебя не нападал.       — Браун, ты держишь меня за клинического идиота? Это мой кабинет, мне ли не знать где тут и что тут. Кстати, знаешь, я ведь могу себя и хорошенько ударить. Даже синяк посадить, — Извращенец встал со стула и медленно подходил к Томасу. С каждым его шагом, Томми все четче осознавал, что вляпался в большие неприятности. — Ты забываешь, что я врач. Я могу удариться головой об эту стену с минимальными повреждениями и просто морем крови. Как думаешь, это будет убедительно?       Все выходит очень скверно. Очень-очень скверно.       Эта гора жира неповоротливая и медлительная, ни малейшего шанса скрутить Томми. Но он нашел отличный способ воздействия. Поставит себе пару синяков и обвинит в этом Томаса. И следующее место прописки — карцер Сант-Брафа.       Намерения Извращенца не оставляю сомнений. Но это настолько отвратительно, что Томми не позволит этому произойти. Даже карцер менее ужасен, чем прикосновения этого типа. И вряд ли он остановится на просто полапать, этот мудак хочет трахнуть Томми. Он засматривается на его задницу с самого первого дня. И, может быть, с другими молоденькими заключенными эта фишка работала, но сегодня ему не обломиться.       — Зови. Давай, зови охрану! Я с удовольствием посмотрю, как ты расквасишь себе морду, жалкий урод. Лучше я пойду в карцер, чем буду ублажать тебя!       Извращенец рассчитывал, что мальчишка не будет ломаться. Быть запертым на неопределенный срок в каменном мешке, где полностью теряется ощущение времени. Постоянный сумрак, полное отсутствие возможности хоть чем-то себя занять. Только ты и четыре стены. От скуки ты прошагаешь эту худшую из камер вдоль и поперек. Ты изучишь каждый камень, рассмотришь каждую царапину. Найдешь малейшие следы предыдущих обитателей.       Охранник и слова тебе не скажет, только молча просунет скудный обед дважды в день. Только из-за этого ты узнаешь, что прошло двенадцать часов. Но утро ли сейчас или вечер тебе остается только гадать. Если повезет, и тебе точно скажут срок изоляции, ты будешь отсчитывать каждый день, ждать выхода «в свет». После того, как тебя выпустят, даже лица заклятых врагов покажутся не такими противными. А обед в шумной столовой будет казаться званым ужином в твою честь.       Маленький сучонок оказался упертым, но отказать себе в таком лакомстве Извращенец просто не мог. Этот Браун немножко староват, но выбирать не приходится. Таких молоденьких заключенных еще поискать.       В погоне за удовлетворением своих низменных потребностей Извращенец сделал несколько неправильных выводов. Судя по записям, мальчишка уже трижды обращался в лазарет. Синяки, следы удушья и рассеченная бровь. Ему точно несладко приходится в тюрьме. Наверное, в его заднице уже не один член побывал, почему бы не добавить еще один. Сам за себя сопляк не постоит, а заступиться некому.       В это время Томас, преисполненный решимости, ждал, чем закончится весь этот фарс. Может быть, чертов Извращенец одумается, побережет свое драгоценное личико. Но Томми недооценил свою привлекательность.       — Ты думаешь, дело ограничится только карцером? — врач стоял в метре от Томми, и парень чувствовал резкий запах его одеколона, маскирующий едкий пот.       — Что ты имеешь в виду?       — Драка заключенных и нападения на сотрудника — эти две провинности не одно и то же. Работа в тюрьме — рисковое задание. Здесь каждый за другого горой. Порежешь охранника, даже если улик не будет, жить тебе спокойно не дадут. Я не охранник, а только скромный врач, но эта замечательная общность и на меня распространяется. Ах да, самое важное, если мои повреждения будут выглядеть убедительными, то тебе, скорее всего, и срок добавят.       Это был как гром среди ясного неба. Что? Что он сказал? Добавить срок? Быть этого не может. Томас и так проводит лучшие годы своей юности в тюрьме. Ему не могут добавить срок. Тем более за то, чего он не совершал.       Томми пытался не впадать в панику, но в голову так и лезли плохие мысли. Худшие варианты развития событий. Ему накидывают срок, сердце Даниэля окончательно разбито. А его нормальная жизнь становится еще короче.       Невозможно так просто оклеветать человека. Но репутация в этом мире значит слишком много. Кому охотнее поверят — врачу, работающему с опасными элементами общества, или заключенному, оказавшемуся на скамье подсудимых еще до совершеннолетия. Нельзя забывать о круговой поруке. Скорее всего, этим делом и заниматься особо не станут. Виновен. Удар деревянного молоточка.       Дзанетти может многое, но как далеко распространяется его власть? Он не всесилен, иначе бы не оказался здесь. В определенных условиях он даже себя не защитил. Судебная система оказалась ему не по зубам. Значит и Томми он не сможет защитить.       Парень был так напуган, что не мог здраво мыслить. Слишком много всего свалилось на него. Везде опасность, опасны даже те, кто должен тебе помогать. Чертова жизнь только и ищет новые способы поиметь его! В буквальном смысле. Все это чертовски сложно. Он недостаточно сильный.       И Томми сломался.