В одной клетке

      В тюрьме мужское насилие — такая же неотъемлемая часть как режим, работа, решетки и наручники. Слишком много мужчин и ни одной женщины. А ведь естественные потребности никуда не деваются. Поэтому в тюрьме сформирована строгая иерархическая система. И те, кто удовлетворяет сексуальные потребности свой задницей, находится в самом низу. За редким исключением.        Это все происходит не со мной. Это все происходит не со мной. Это все происходит не со мной…       Где угодно, только не здесь. Томас мечтал исчезнуть, испариться, оказаться в другом месте. Там, где его не будет прижимать к стенке мерзкий гад.       Думать о чем-то другом, а не о руках, лапающих его. Представить, что ты не здесь. Это какому-то другому мальчику не повезло. Это он силится отодвинуться от насильника, еще больше вжимаясь в стену. Это он, а не ты, сжался в комок и стиснул зубы от отвращения. Это он, бедняжка, весь напрягся оттого, что чужие руки залезли под одежду и теперь вовсю хозяйничают там.       Не выходит, не получается убежать от реальности. Томми чувствует каждое прикосновение. Он вздрагивает каждый раз, когда толстые, похожие на сосиски пальцы трогают его. Извращенец грубый, он мнет кожу, щипает, оставляет красные следы. Портит невинность мальчика.       Особенно сильно ублюдок издевается над сосками парня. Томми пытается высвободиться из чужих рук, но не тут-то было.       — Не рыпайся!       Извращенец резко выкрутил нежную кожу. Парень тихо вскрикнул, но тут же оборвал себя. Он не доставит гаду такого удовольствия. Сжимать зубы, кусать губы до крови, но не кричать.       К тому времени, как Извращенец наигрался, грудная клетка Томми была в мелких царапинах, бока болели от тычков, а сзади на плече отпечатался след укуса. Пора переходить к самой клубничке.       Когда в его штанах начали шарить, Томас уткнулся в сгиб локтя. Его сжигал стыд. Ненависть. Презрение. Жалость к самому себе. Собственная беспомощность и отвращение.       Извращенец стянул с Томми штаны с трусами. Парень не заметил, как заплакал. Слезы тихо катились по его щекам.       Шумно причмокнув, врач сглотнул слюну. Кожа мальчишки такая нежная, что можно даже не обращать внимания на волосы. Малец так напуган, что шевельнуться боится. Не беспокойся, сейчас дядя тебя расшевелит.       В первый день, во время досмотра, Извращенец уже запустил свои руки куда не надо, а сегодня это будут не только руки. Врач был безумно возбужден — давно ему не попадалась такая милая беззащитная жертва. Он принялся тереться своим пахом о бедра парня. Божественно, маленькие мальчики такие милые. И почему этот попал сюда так поздно, еще чуть-чуть и было бы совсем не интересно.       Парень слишком сильно зажимается, не дает проникнуть к сокровенному. Но так даже приятнее.       — Эй, оближи, — Извращенец поднес свои сосискообразные пальцы к губам Томми. Парень стиснул зубы и отвернулся — он и так унижен, большего он не вынесет. — Мне сочинить красивые обвинения? Или твой сладкий ротик все-таки откроется?       Томас не знал, что плачет, что дорожки слез делают его больше похожим на ребенка. Извращенец не верил своему счастью. Как же ему повезло! И этот мальчик же не думает, что ему хватит одного раза.       Извращенец силой заставил парня открыть рот и запихал свои пальцы.       — Обслюнявь получше, тебе же потом легче будет.       Томми перестал сопротивляться. Он был апатично покорен и безразличен ко всему. Зачем сопротивляться, когда Извращенец все равно получит то, что так хочет.       Из-за своего триумфа и возбуждения Извращенец стал беспечен. Он забыл, что они с мальчиком все еще в тюрьме. Забыл, какой здесь строгий режим.       Врач приспустил свои штаны и приготовился приступить к самой лучшей части, как услышал шум в коридоре.       Охранник не стал заходить в кабинет врача, а позвал заключенного-уборщика из-за двери:       — Браун, черт тебя дери, сколько можно мыть полы! Марш сюда и хватит прохлаждаться.       Спасен! Вся апатия мигом спала. Томми оттолкнул врача и быстро оделся. Подхватив ведро со шваброй, он кинулся в коридор. Никогда в жизни он не был так рад видеть охранника.       Раздосадованный Извращенец проводил парнишку взглядом. Обидно вышло. Но ничего, ему все равно никуда не деться. Завтра он вернется вновь.       Томми казалось, что он очнулся от худшего в мире кошмара. Худшего, потому что реального.       На автомате он отнес вещи в подсобку. Выслушал ругань охранника и вернулся в свою камеру.       Пытаясь абстрагироваться от того, что произошло, Томми бежал от своих эмоций. Он пытался не думать о том, что случилось в кабинете врача. Но он все еще чувствовал его руки на себе. Его влажное дыхание у себя на затылке. Его чертовы пальцы и бляху ремня, которая царапала кожу. Все это мгновенно навалилось на него.       Томаса затошнило. Он еле успел добежать, прежде чем его начало выворачивать наизнанку. Ему казалось, что на него вывернули ведро с помоями, и он уже никогда не избавится от этой грязи.       Ньюман ценил уединение. В тюрьме достаточно сложно остаться наедине с собой. В камере ты постоянно в обществе соседа, завтрак, ужин — всем блоком. И даже на работе ты под пристальным надзором охраны. Но сегодня идеальный день, чтобы спокойно и в тишине принять душ. Все, привлеченные хорошей погодой, пошли на прогулку, из блока ушли даже самые забитые, вечно сидящие в своих клетках заключенные.       На всякий случай, Ньюман решил заглянуть предварительно в душевые. Вдруг все-таки кто-то остался. С некоторыми он ни за что не будет принимать душ одновременно. И дело тут не в упавшем мыле.       К удивлению Ньюмана в душевой был малыш Томми. Другого времени, что ли не нашел? Ну да ладно, против такой компании у него возражений нет.       Ньюман вернулся в камеру за банными принадлежностями и пошел назад. Может быть, ему кажется, но Томас даже не шелохнулся за это время.       — Томас, что ты делаешь здесь в такое время? — Нет ответа. Парень просто уставился куда-то перед собой и тер себя мочалкой.       Оглянувшись вокруг, Ньюман не мог понять, что его беспокоит. Пар, слишком много пара в душевой. Бросив взгляд на вентиль, мужчина бросился к нему и выключил воду. Томми стоял под обжигающе горячей водой, у него вся кожа покраснела.       — Томми, Томми, приди в себя! — Ньюман принялся трясти парня, тот никак не отреагировал. Тогда он отошел и открыл до упора холодную воду. Проверенный способ.       — Ааа! — парень мгновенно очнулся и отскочил. — Ты чего творишь?!       — Это ты мне скажи! — Ньюман отметил следы на теле Томми. Все понятно. Дзанетти вчера сильно разозлился.       — Ничего, — шепотом ответил юноша. Взял мочалку и снова принялся себя тереть. Он тер с таким остервенением, словно хотел содрать себе кожу. Ньюман выдернул у него мочалку.       — Пошли.       — Что? — С парнем что-то не так. Не стоит оставлять его одного.       Когда Томас в очередной раз впал в прострацию, Ньюману это надоело. Он надавал ему пощечин и силой вытряс, что произошло. Краткую версию. Парень все еще был на грани истерики, тогда Ньюман вспомнил об аптечке Фантика. У него всегда было припрятано про запас какое-нибудь успокоительное. Найдя валиум, Ньюман заставил мальчишку принять таблетку. Когда она подействовала, он успокоился.       После они сидели в камере Фантика и поедали запасы его жвачки.       — Расскажешь Дону?       — Надо, но я боюсь.       — Чего ты боишься? — удивился Ньюман.       — Что теперь он побрезгует.       Так вот где собака зарыта. Малыш боится, что его ценность упала, и теперь можно смело бросить его. Дурачок, вчера Ньюман своими глазами видел, насколько Стефано не все равно, насколько ему важен bambino.       — Не говори глупостей. Ничего не произошло. А даже если бы и произошло, голову даю на отсечение, Дзанетти бы тебя не бросил.       — Почему ты в этом так уверен?       — Потому что у меня до сих пор плечо болит от того, как он меня припечатал, — Томми хмыкнул.       — Прости, он обещал, что больше такого не повторится!       Они снова замолчали.       — И как мне о таком рассказать?       — Я тебе не советчик, — Ньюман подбросил жвачку высоко в воздух и поймал ее ртом. Томас шуточно поаплодировал.       Погода была просто восхитительная. Дзанетти нежился на солнце, развалившись на скамейке. Рядом, повторяя его позу, устроился Дэвид. Оба они лениво наблюдали, как гоняют баскетбольный мяч по площадке. Был ли хоть один подвижный вид спорта, в котором Луиджи не был бы хорош?       Но мысли Стефано были далеки от баскетбола. Он думал о Томми. Этот парень ворвался в его жизнь и подточил привычные устои. Он — Стефано Дзанетти, хладнокровный босс мафии, а еще натурал. Здесь в тюрьме приходится трахать парней, чтобы не играть в руку до конца срока. Но с теми, кого ты трахаешь, ты не просыпаешься в обнимку по утрам. Держать Томми на расстоянии — это хорошая идея. Не положено человеку его статуса терять голову из-за мальчишки. Каким бы милым, сексуальным и чувственным он ни был.       Стефано махнул головой, пытаясь отогнать эти мысли. Но перед его глазами так и стояло смущенное заспанное личико bambino. Какая же солнечная у него улыбка, а эти ямочки…       Кстати о солнце, малыш очень хотел прогуляться, где же он сейчас? Уже время обеда подходит. Странно, что он не пришел. У Дзанетти было нехорошее предчувствие.       Когда все разошлись после прогулки по своим блокам, Стефано первым делом решил найти Томаса. В камере, библиотеке и душевой его не было. Тогда итальянец узнал у охранника, где Томми работает, и выяснилось, что он уже закончил и вернулся в свой блок. Куда он делся?       Поразительная интуиция и проницательность не раз спасали Дзанетти жизнь. Он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Окинув взглядом зал, Стефано увидел Ньюмана, одиноко сидящего за карточным столом. Когда Ньюман понял, что на него обратили внимание, он отодвинул от стола соседний стул и кивнул на него.       Дон принял его приглашение.       — О чем ты хотел со мной поговорить?       — Синьор Дзанетти, вы что-то ищете? Или, вернее, кого-то, не так ли?       — Не темни, если жизнь дорога, — Стефано умел быть пугающим, но Ньюман тоже не лыком шит.       — Зачем быть таким грубым, я же оказываю вам услугу! Ваш мальчик спит. В камере Фантика. Он там уснул, и я решил его не будить.       — У Фантика? Что он вообще там делал? — итальянец очень удивился: это, мягко говоря, было неожиданно.       — Я дал ему таблетку валиума. А быстро достать их можно было только у Фантика.       — Ты дал моему мальчику наркотики?!       — Валиум — это в первую очередь успокоительное. Оно ему очень требовалось.       — Что произошло?       — Обещай не убивать гонца. — Дзанетти пообещал.       Томас очень переживал, он боялся реакции Стефано. Ньюман избавил его от необходимости рассказывать о случившемся. Пусть лучше мальчик постарается об этом забыть.       Закончив пересказ, Ньюман тактично удалился. Дзанетти чувствовал себя опустошённым. Опять не уберег. Он, такой сильный и могущественный, уже второй раз позволяет обижать своего малыша. Какого черта!       Какой-то sporco stronzo пытался изнасиловать Томми! Ньюман не вдавался в подробности или не знал их, но, кажется, самого страшного не произошло. Но Извращенец манипулировал bambino, обманул его, даже не хочется думать, что он с ним вытворял. Как же малыш натерпелся.       Дзанетти сидел с закрытыми глазами. Он буквально чувствовал, как гнев рождается у него в груди, и горячая кровь разносит его в каждую клеточку. Но разум его остается холодным. Он отчетливо и ясно видит каждый свой будущий шаг. Он просчитал каждый вариант возможных событий. Их несколько, но заканчиваются они все одинаково. Кое-кто умирает.       — Дэвид, работа, — голос, которому нельзя не подчиниться.       — Слушаю, — Дэвид немного испугался, в последнее время босс бывает несдержан.       — Мне нужна твоя гениальная память. Что ты знаешь о враче, все время забываю, как его зовут, сменщик Леона?       — Карл Барклер. Разведен. Работал в небольшой частной клинике, но уволился по собственному желанию. Через какое-то время устроился сюда. Это официальные данные.       — А неофициальные?       — Ну, ты же знаешь мое любопытство, а на рабочем месте временами нечем заняться, и я…       — Просто скажи! Твое любопытство может раз в жизни пойти на пользу.       — Хорошо, хорошо. Кажется, он приставал к однокласснику своего сына. Жена попросила замять это дело, чтобы не позорить имя, но выгнала его к чертям.       — Тупая баба, — стиснув зубы, прошипел Дзанетти. — Я не буду спрашивать, как ты об этом узнал. Но однажды мы побеседуем на тему, что ты знаешь обо мне.        Если знать как, то организовать убийство очень и очень просто. Например, можно попросить купленного с потрохами охранника передать весточку на волю. Там верный тебе человек быстро находит того, кто сегодня ходит по земле последний раз. В зависимости от важности этой персоны, он будет искать нужного исполнителя. Карл Барклер — мусор. Отнять его жизнь ничего не стоит. Достаточно позвонить наркодилеру с улицы и пообещать ему награду, если он сколотит банду особенно отмороженных торчков. Ночью в перчатках, масках и с битами они ворвутся в маленький ветхий домик, где Карл будет сидеть перед телевизором и смотреть ночное телешоу. Грабители перевернут все вверх дном, найдут небольшую заначку налички и кредитку. Чтобы получить пин-код, они будут пытать, резать и прижигать. Карл расколется через минуту, но почему-то ему не поверят. Один из нападавших будет несовершеннолетним невысоким подростком, которых врач так любит. Но ему не суждено об этом узнать. Вскоре он умрет, распластавшись на полу в луже собственной крови. Наркоманы получат свою бесплатную дозу.       Томас проснулся оттого, что его кто-то тряс. С трудом открыв глаза, он сфокусировался на зависшем над ним лице Фантика.       — Малыш Томми, не пора ли тебе к себе? — Наконец-то проснувшись, парень огляделся вокруг себя. Это не его камера. Точно, они с Ньюманом поедали здесь жвачки.       — Фантик, прости меня, я без спросу залез в твои запасы.       — Не бери в голову, — он растрепал волосы Томми. — Хочешь взять еще? Мне они тоже всегда помогают!       — Нет, спасибо. — Фантик знает. Кому еще Ньюман рассказал о том, что произошло?       Томми сердечно поблагодарил Фантика за приют. В общем зале парень нашел Ньюмана. Тот раскладывал пасьянс. Интересно, сколько сейчас время? Он точно проспал обед. Наверное, Дзанетти вежливо попросил охранников его не беспокоить. Томас подсел к Ньюману. Некоторое время они молчали.       — Я рассказал Стефано, — мужчина продолжал раскладывать карты и не смотрел на парня.       — И как он отреагировал? — Томми хотел бы, чтобы его голос не звучал так сдавленно и жалко.       — Не знаю. Но он не выбрасывает твои вещи из камеры и попросил Фантика дать тебе отоспаться. А еще пообещал ему целую гору жвачек.       Стефано знает. Знает. Это хорошо. Томас не сможет рассказать ему о том, что произошло. Никогда.       — Спасибо. Как ты меня учил — grazye.       — Неужели я настолько ужасный учитель? Grazie!       Случайно это или нет, но до вечера Томасу ни разу не удалось остаться одному. Дэвид, Отто, Луиджи, Джон и все остальные постоянно впутывали его в разговоры и споры. И даже в небольшую драку, которую пресек громкий окрик охранника.       Томас был очень благодарен им за это. Он чувствовал, что как только останется наедине с собой, он снова вернется в тот момент и будет переживать его снова и снова. Почему бы не отсрочить это.       Прозвучал уже привычный отбой, и решетки захлопнулись.       Томми лежал на своей полке, отвернувшись к стене. Дзанетти смотрел на его спину, и она казалась ему такой слабой и ранимой, хрупкой и беззащитной. Хочется обнять и защитить.       Затаив дыхание, Томми ждал, что сделает Стефано. Будет делать вид, что ничего не случилось, или будет задавать вопросы. Недолго раздумывая, Дзанетти рядом лег на кровать парня и приобнял его рукой. Малыш вздрогнул и слегка отодвинулся. Еле слышно он прошептал.       — Мне противно, — Стефано мгновенно убрал руку. Томми резко развернулся. Его глаза блестели от непролитых слез. — Нет, не вы, конечно не вы, это я. Я сам себе противен, — парень снова отвернулся к стене и мелко задрожал, скорее всего, плакал.       Дзанетти мысленно проклял Барклера. Что же он наделал, сволочь.       Итальянец снова обнял Томми. На этот раз сильнее, мальчику не удалось вырваться. Он перевернул его на спину и заставил смотреть себе в глаза.       — Малыш, сейчас ты такой же, как и вчера. Ты такой же милый и обольстительный, — Стефано провел рукой по щеке парня. — Я нахожу тебя таким же восхитительным, — Дзанетти поймал пальцами скатывающуюся слезу. — Ты все еще мой bambino, не думай, что сможешь так легко от меня избавиться.       С каждым словом итальянца Томми казалось, что все плохое, которое окружило его, уходит, исчезает и пропадает навсегда. Что бы там ни произошло, сейчас он лежит в объятиях самого прекрасного в мире мужчины. Он слышит теплоту в его голосе, видит нежность в глазах. Чувствует, что нужен ему.       Стефано крепче прижал к себе мальчика. Они лежали в обнимку, делясь друг с другом силой и теплом. Итальянец мягко засмеялся.       — Никогда не заставляй меня повторять такие смущающие вещи вслух, — Томми тоже засмеялся, но внезапно оборвал смех. Он крепко вцепился в рубашку Дзанетти.       — Ты можешь сегодня не уходить? Побудь здесь, со мной. Одну ночь.       В полумраке Стефано с трудом что-то различал, но каким-то шестым чувством он знал, каким взглядом смотрит на него Томми. Нежным и немного испуганным.       — Конечно, bambino. Come potrei lasciarti. ---------------------------------------------------- Come potrei lasciarti. — Как я могу уйти.