От Иларии до Вияма. Часть первая

―1― ― Просыпайся, Альти, мы подъезжаем ко дворцу. Альбер вздрогнул и открыл глаза. Отец отдёрнул занавески на окошках повозки. Мальчик выглянул наружу и увидел, что повозка катит через парк. ― Я и не заметил, как мы приехали, ― пробормотал он, потирая глаза. Повозка остановилась у бокового входа во дворец. Нардин не хотел привлекать особого внимания к себе и сыну. Он помог мальчику выйти, послал встречного слугу сообщить герцогу Каффу о своем возвращении. ― Отнеси вещи господина Альбера в мои покои, ― велел Нардин Гэтину и обеспокоенно спросил у сына: ― Как ты себя чувствуешь? Полусонный Альбер ещё ничего не мог толком понять, но он то ли выспался, то ли воздух здесь был другим, однако стало полегче, чем в имении, даже несмотря на волнение перед встречей с братом. Гэтин прихватил с подножки сундучок с одеждой молодого господина и скрылся в здании. ― Мне лучше, отец, ― сказал Альти. Огляделся. ― Мы можем пойти к нему? К Лени? ― Конечно, идём. Кристиану и волчонку уже доложили, что господин Хамат вернулся и привёз с собой младшего сына. Лени в волнении расхаживал по комнате, гадая, что его брат уже знает, а что нет? Что ему можно говорить о себе, а чего не стоит? Когда Нардин ввёл Альти в покои, молодые люди первые минуты молча смотрели друг на друга, пытаясь узнать прежние детские черты. ― Творец, как ты вырос, брат, ― сказал, наконец, Лени и подошёл к Альберу. А тот, разглядывая старшего, думал, что всё не так представлял себе. Лени был совсем не выше его ростом, и, хотя пушок уже пробивался на подбородке и над верхней губой, а голос сформировался в ровный баритон, но выглядел брат почти мальчишкой. Только взгляд был совсем взрослым, даже слишком взрослым. Нардин обнял за плечи Альти, подошедший Кристиан ― Лени. Мальчики всё смотрели друг на друга, не решаясь сделать шаг навстречу. Младший первым высвободился, подошёл ближе. Кафф счёл лучшим немного отойти в сторону. А то ведь, правда: словно оборонять вздумали с Хаматом ― каждый своего. А почему? Братья же. Лени с Альбером обнялись ― нерешительно, заново привыкая друг к другу. ― Я скучал по тебе, ― сказал младший. Лени прослезился ― больше от сожаления: он-то не скучал, он всё забыл. ― Я тебя вспомнил только позавчера, ― признался он. Альти вздохнул. Снова в голову полезли нехорошие мысли ― о матери, оставшейся дома, о заговоре молчания, что в их доме царил последние пять лет... ― Лени, ― сказал Нардин. ― Вы успеете ещё обо всём поговорить. Мне бы Альбера герцогским лекарям показать. ― Ты болеешь? ― ахнул волчонок. ― Да вот… как-то… ― пробормотал Альти. Ему стало стыдно за свой недуг. ― Так лучше, наверное, сначала показать тётушке Мейнир? Да, Кристи? ― И Лени посмотрел на герцога. ― Думаешь, это магия? ― усмехнулся Нардин. ― Лекарь говорил: растёт ― оттого и слабость. Но я хочу быть уверен, понимаешь? ― Думаю, что Лени прав: надо начать с госпожи ведьмы, ― заметил Кристиан. ― А потом уже и целителям показывать, если Мейнир ничего не найдёт. А то целители могут долго ломать голову, не видя магии, и толку от такого лечения не будет. ― Ведьмы? ― Альти испуганно посмотрел на отца. ― Она хорошая, вот увидишь, ― горячо заверил его Лени. Он так естественно вступился за младшего брата, что Кристиан не сдержал улыбки. ― Отведи Альбера в его комнату и приведи к нему тётушку Мейнир, ― предложил Кафф. ― А мы пока с вашим отцом перекинемся парой слов. ― В его комнату? ― спросил Лени. ― Он остановится у меня, ― сказал Нардин. ― Тогда пойдём, ― волчонок взял младшего за руку. И хотя Альберу уже не по возрасту было ходить за руку со старшим братом, он только сжал ладонь Лени и пошёл вслед за ним. Когда за мальчиками закрылась дверь, Кристиан взял Нардина под локоть и отвёл к креслу. ― А теперь рассказывай, ― сказал он, усадив тестя. ―2― Тем временем Барток с князем не спеша ехали по улицам Ахена. Утром верный телохранитель отпросился у Кристиана, объяснив, куда и зачем он хочет отправиться, и между ними вышел небольшой спор, кто кому купит игрушки. Сошлись на том, что Барток возьмёт на себя юных дам, а Кристиану оставит молодых отпрысков мастера Люса. ― Поможешь мне выбрать кукол? ― спросил Барток князя, когда они выехали из дворца. ― Никогда ещё не делал таких покупок. Шалья весело рассмеялся. ― Зато у меня богатый опыт. Обезьянке уже ставить этих кукол некуда. ― Обезьянке? ― переспросил Барток. ― Это домашнее прозвище Махимы. Очень живой и непоседливый ребёнок. ― Ты сказал, она ваша воспитанница. А кто её родители? Князь бросил на Бартока неопределённый взгляд. ― Акшай-младший и его жена, которая покончила с собой после его казни. Девочка тогда ещё лежала в колыбели. ― Твой отец щедр и милостив, ― повторил сказанное ранее Барток. ― И ты достойный его сын. ― Полно, душа моя, ― сказал князь. ― Ребёнок ни в чём не виноват. А дурная кровь ― это всё бабьи сказки. ― Кому как не мне это знать, ― странно усмехнулся Барток. Князь посмотрел удивленно, но спрашивать не стал, а сам Барток не стал продолжать. Помолчал немного и завёл разговор о семье Шальи. В приятной беседе о сёстрах они добрались до лавки кукольника. Стоило зайти внутрь, как глаза разбежались: столько тут было всего ― и на любой кошелёк. Барток решил побаловать юных дам, так к нему расположенных. В глубине души он любил детей, только старался особо это не показывать. Но раз уж рыженькие девчушки разгадали его секрет, деваться было некуда. Мастер только взглянул на него ― и поёжился, будто холодом дохнуло. Но узнав Шалью, улыбнулся ― сперва через силу, потом уже и искренне. ― Сестры-двойняшки, ― сказал ему Барток, ― не старше трёх лет. У них немного игрушек, и это стоит исправить. Ваши куклы прекрасны, но они же не только любоваться ими будут, так что... ― Сию минуту. И кукольник принялся выставлять на прилавок коробки. Бартоку понравились куклы, что были сшиты из ткани, но их искусно выделанные лица казались живыми. ― Мне вот этих. И ещё есть три мальчика ― от четырёх до шести лет. ― Стоило приехать в повозке, ― усмехнулся князь. ― Или мы вернёмся на очень навьюченных конях. Кукольник вышел в соседнюю комнату и вернулся с несколькими резными коробками. Открыл их, выставил на прилавок отлитых из олова и мастерски раскрашенных солдатиков. Лучники, мечники, копьеносцы, всадники и пехотинцы ― целые армии с разными гербами и флагами. ― Есть также замок, крепость, застава, ― сказал он. ― Деревянные макеты, вырезаны, раскрашены, только собрать. Интересует, господин? ― Ещё как, ― Барток улыбнулся, и кукольник просиял в ответ, дивясь себе: как он мог испугаться прежде этого человека. ― А насчёт поклажи вы не волнуйтесь, господа. Мои посыльные всё доставят в лучшем виде. И повозка у меня для этих целей найдётся. ― Вот и прекрасно, ― сказал Барток, расплачиваясь (после долгих препирательств они всё-таки сложили с Кристианом деньги в общий кошелёк ― из него телохранитель сейчас и вынимал золотые, выкладывая на прилавок). ― А мы ещё проедемся по городу, да? ― спросил он у Шальи. ― Буду рад, ― сказал тот. ― Ты ведь не торопишься вернуться? ― Нет, ― Барток покачал головой. ― Кристиан пока остаётся во дворце. Отправив коробки с посыльными, они сели на коней и отправились в порт. Шалья решил справиться о вновь прибывших кораблях, особенно его тревожил разразившийся ночью шторм. Князь хотел взглянуть на возможный ущерб, им нанесённый. ― Едва ли кто-то в порту пострадал, ― успокаивал его Барток. ― Здешняя гавань уж столько лет почти не принимает большие корабли. А мелкие судёнышки на берег вытащили, как только ветер чуть усилился, много ли там силы надо. Ещё по дороге в порт, на мощёной улице, Шалья вдруг остановил коня. ― Говоришь, сюда не заходят большие корабли? Вон же мачты торчат. ― И верно. Едем, посмотрим, ― промолвил Барток. В порту по случаю вчерашней непогоды царила суета. Шалья окинул взглядом суда у причала и ахнул. ― Что такое? ― спросил Барток. ― Наш корабль. И с фамильным вымпелом. Он пришпорил коня. На пирсе у иларийского судна что-то горячо обсуждали двое мужчин. Один ― капитан, кажется, а второй ― молодой, богато одетый. Шалья осадил коня, спрыгнул с седла и с криком радости бросился молодому на шею. Барток почувствовал что-то, явно похожее на ревность, глядя, как они обнимаются и даже целуют друг друга в щёки, говоря так быстро, что он и не понимал почти. Различил в скороговорке, такой же затейливой на слух, как письменная вязь ― на глаз, «Кумал», повторенное не раз и не два. Вспомнил с облегчением ― визирь, друг детства. Друг, хороший, но и только. А Шалья уже подвёл молодого визиря за руку к Бартоку ― знакомить. Телохранитель мало видел на своём веку таких людей ― хоть и царедворец, а взглянешь раз, и весь он как на ладони ― и нрав, и мысли. Как ухитрился подняться наверх, и не поймёшь. Да ещё и смущался, словно ему представляли особу голубых кровей, а не простого воина, разве что Шалья успел объяснить визирю что-то. Барток протянул руку незнакомцу. Впрочем, разве друг любимого был для него совсем уж чужим? Кумал сердечно пожал ему руку, потом отвесил какой-то особый поклон, и Барток возмутился было ― не по рангу почести, но Шалья шепнул ему, что так принято приветствовать друзей и родню. Визирь пригласил их подняться на корабль. Шторм потрепал судно, хоть и не сильно, но ремонта ― пусть небольшого ― было не избежать, так что предстояло задержаться на неделю. Барток в мыслях благословил вчерашнюю непогоду. ― Всё ли благополучно дома? ― первым делом спросил Шалья. ― Отец здоров? А матушка, а сёстры? В небольшой, но богато украшенной каюте Кумал усадил их на низкий диван, предложил вина и сладостей. ― Да, все здоровы, ― ответил визирь и почему-то покраснел. ― Что такое? ― удивился князь. ― Её высочество... ― начал Кумал и запнулся. ― Княжна Малика... ― попробовал он ещё раз. Барток улыбнулся, ему показалось ― он понял, в чём причина косноязычия молодого человека. Шалья тоже не раздумывал долго ― похоже, взаимное чувство княжны Малики и визиря Кумала было тайной лишь для них двоих. ― Какой я рассеянный, ― улыбнулся князь. ― То-то гляжу: пояс новый и вышит знакомой рукой. Значит, ты меня на свадьбу приехал похитить, брат? Кумал только радостно улыбнулся. ― До сих пор не верю, что это не сон, ― промолвил он. Он ещё что-то пробормотал. Барток расслышал «моя небесная». ― Сестра? ― спросил Барток тихо у князя. ― Поспешишь домой? ― Когда корабль будет готов к отплытию, ― ответил Шалья. ― Кумал, собирайся, поедем во дворец. Засвидетельствуешь почтение герцогу Белтрану, и я познакомлю тебя с герцогом Вияма, моим другом, и его близкими. Ведь Нардин с сыном уже должен приехать, Барток? Думаю, мы можем кое в чём помочь его величеству в изгнании: наш корабль обязательно зайдёт в порты Калхедонии пополнить запасы воды и провианта. Нардин может отправить гонца. Кумал никогда не задавал лишних вопросов, зато он умел слушать и делать выводы. Из слов Шальи он понял, что некий Нардин ― законный царь Калхедонии, и, будучи визирем, сразу оценил, какую пользу Иларии может принести эта дружба. ― Сезон штормов только начинается, ― сказал Барток. ― Не стоит загадывать дорогу, ваша светлость. Кумал с некоторым недоумением посмотрел на него. ― По дороге сюда боги нас хранили, ― заметил он. ― Так странно было попасть в шторм перед самым Ахеном, но хоть и простоим мы тут дня четыре, однако корабли, что зашли с нами в гавань, пострадали больше. А нас словно некая сила благополучно довела. ― С вами благословение любимой, ― тихо сказал Барток. ― Искренняя любовь защищает от капризов богов. ― Тогда мы в Иларию поплывём, как на облаке, ― промолвил Шалья, беря его за руку. ― С двойным благословением. Совершенно не таясь от Кумала, Барток поцеловал князя. ― Если надо будет, я в волны прыгну, чтобы их придержать, ― шепнул он Шалье. Визирь, видимо, краснел, только когда речь касалась его сердечных дел. Он белозубо улыбнулся, глядя на влюблённых. Шалья не только не смутился, но и продлил поцелуй. Кумал же думал, что в последний раз он видел названного брата счастливым так давно, словно это было в другой жизни. Заглянул капитан, поклонился князю, доложил с почтением визирю, что прибыли портовые мастера и начинают работу. ― Пожалуй, пора во дворец, ― сказал Шалья, поднимаясь. Барток чуть замешкался. Он вышел вслед за Шальей и его другом, держа в руке кубок с вином. Подойдя к борту корабля, он закрыл глаза, словно творил кому-то молитву, и вылил вино в воду. Капитан, заметив это, одобрительно покивал. Его светлость, наследник Иларии, выходит, благоволил к человеку, верящему в богов. Барток заметил внимание капитана к своей персоне, молча передал ему опустевший кубок, который тот с поклоном принял. Сбежав по сходням на причал, где его уже ожидали князь и визирь, он вскочил в седло. ― Пока будете у герцога, ― сказал, склонившись к Шалье, ― я своих предупрежу о госте. Нардин уж должен был вернуться. Познакомишь друга сразу со всеми. Князь кивнул. ― Кому ты делал возлияние? ― спросил он. ― Разве ты веришь в богов? ― Я с ними знаком, ― помолчав, ответил Барток. Прозвучало странно, но настолько искренне и с какой-то непонятной Шалье горчинкой, что князь не стал ни переспрашивать, ни сердиться. Пока ехали до дворца, князь рассказал Кумалу про его с Кристианом план: устроить под носом у Бранна лазейку для тайных сношений между Иларией и Виямом. Визирь, выслушав, весело рассмеялся. ― Политика политикой, брат мой, а семейную традицию ты продолжишь. Правитель и отец наш, да хранят его боги, когда-то так же в мгновение ока преодолевал дни пути, чтобы взглянуть на свою будущую супругу. Шалья не удержался, бросил взгляд на Бартока, невозмутимо скакавшего рядом. ― Это в интересах Иларии, ― сказал он уверенно, добавил честно, ― не только ради моей... любви. ― Я не сомневаюсь, брат, ― ответил Кумал, ― но отец твой скорее подумает о втором, чем о первом. Ты знаешь, междоусобные распри он не любит. ― Визирь посмотрел на Бартока и пояснил: ― При деде нашего повелителя, и при отце его владетельные вельможи часто враждовали и вели между собой войны. А кочевники тем временем разоряли наши северные провинции. ― Здесь не междусобная рознь, Кумал, ― вздохнул Шалья. ― Гутрум умирает вместе со старым королем ― и настоящая война начнётся после его смерти. У Кристиана есть шанс уберечь хотя бы часть страны от братоубийства. ― Что ж, да сопутствует ему удача, и да хранят его боги ― и Творец в придачу, ― сказал визирь, стараясь не смотреть, как странный молчаливый мужчина берёт его будущего правителя за руку, ласково тиская её. Ему сразу хотелось улыбаться, что он считал неприличным: не дело смущать влюблённых. Но посмотрев внимательнее, он убедился, что оба настолько поглощены друг другом, что им всё равно. ―3― Тётушка Мейнир была сердита. Она осмотрела младшего сына несчастного (в её глазах ― несчастного) калхедонца, следов магии не нашла, но различила чей-то злой умысел, что как мутным коконом окружал мальчика. От одного дурного глаза так чахнуть не будешь, и ведьма передала Альти с рук на руки целителям, с наказом: искать причину и не исключать отравление. ― Отравление? ― Нардин побелел словно от страха, а на самом деле от ярости. ― Кто посмел дать яд моему сыну? ― Погоди гневаться, ― сказала рассудительно немолодая ведьма. ― Может, ему и не желали смерти. Лекарства в неопытной руке тоже могут натворить бед, если не рассчитать их количество или не продумать состав. Не спеши судить, пока мы ничего не знаем. Нардин посмотрел на сыновей. Лени оставался рядом с братом. Говорили они с тетушкой вполголоса, чтобы страшные вести раньше времени не достигли ушей мальчиков. Мейнир проследила его взгляд. ― Одно скажу с уверенностью, ― добавила она, ― источник яда твой сын с собой не привез. Дома он остался. Пареньку-то явно получше сейчас ― хоть и радость от встречи сказывается, да не она одна. Кристиан только пот со лба утирал. Хорошо, что младший Хамат себя неплохо чувствовал, и мальчики занялись разговорами. А ему бы старшему не дать сорваться с места в карьер и кинуться в имение ― наломает ведь дров. Еле уговорил не горячиться, сыновей не пугать, отвёл к себе в покои, приказал принести вина и закусок. ― Калхедонское я оценил, ― сказал радушно, ― теперь и ты, тесть, отведай виямского. Знаю, скажешь, не в новинку, но три года назад урожай был особенно хорош. И в небе комету видели ― примета доброго вина. ― У нас говорят: к болезням и большой крови, ― мрачно отозвался Нардин, но всё же сел за стол. Кафф пропустил мимо ушей калхедонские суеверия. ― Давай потолкуем спокойно. Ты с женой говорил? Сообщил ей о том, что Лени жив? ― Нет, ― покачал головой его величество. ― Хотел. Но посмотрел на неё, послушал её речи... Она лжива, она виновна, она... Кристиан молча придвинул ему наполненный стакан. ― Она шлюха, ― выдохнул Нардин, осушив его. ― Слуги уже за моей спиной шепчутся о её связи с управляющим, а я ходил, как слепой. ― Видать, не любил ты её просто никогда. Моя мне тоже рога навесила ― да я злился больше из-за того, что не при моём титуле в жёнах потаскушку иметь. А что за управляющий? ― Да Дженерис его и привела... рекомендации хорошие, на работу его я не жаловался. Слуги его не любили, так на то он и управляющий... Кристиан снова наполнил стаканы. ― А может, она его и раньше знала? ― Я себя и так уже умалишённым чувствую, зять. ― Отчего же? ― Пять лет как в тумане прошли ― ничего не замечал вокруг. Хорошо ещё — Альти я любил по-прежнему, ― ответил Нардин. Кристиану и самому пришлось уже осушить половину стакана ― всё же совсем не пить при раздражённом тесте не следовало. ― Я тебе скажу: можно не помнить, а тосковать. Сердце-то всё равно потерю чует. Просто не думаю я, чтобы женщина, мать на такое в одиночку решилась. Да и какой ей толк особый? Она знала, кто ты на самом деле? ― Нет. ― Тем более. Ты не воин, просто землевладелец. И пасынка любил ― уж не обидел бы обоих в завещании. Нардин осушил стакан. Кристиан тут же наполнил его вновь и пригубил свой, мысленно попросив Единого не дать сегодня упиться. ― Да уж конечно, не обидел бы. Случись мне вернуть престол, царицей бы её не сделал ― не то происхождение, да у нас не одну жену можно иметь. Мог бы вообще без царицы прожить, ― пьяно проворчал Хамат. ― До чего же баба подлая. ― Бабы, они могут,― поддержал разговор Кристиан. ― Могут, ― согласилась с ним тётушка Мейнир, подходя к столу. ― Не все, конечно! ― поспешил прибавить Кристиан. ― Ай! Мейнир схватила его за ухо. ― Не надо, уважаемая! ― подался вперед Нардин, заступаясь за зятя, и не заметил, как ладонь ведьмы скользнула над его стаканом. ― Этому шалопаю я сызмальства уши деру, ― рассмеялась тётушка. ― Не волнуйся, он привычный. ― Беру свои слова обратно! ― заявил Кристиан, и тётушка выпустила его ухо из цепких пальцев. Нардин тяжело опустился в свое кресло, осушил одним глотком всё, что еще оставалось в стакане, и, уронив голову на руки, всхрапнул негромко. ― Спасибо, тётушка, ― облегчённо вздохнул Кристиан. ― Сейчас, только уложу его. Он кое-как приподнял, ворча, Нардина под мышки, перекинул его руку себе на шею, добрался до кровати. Тесть свалился мешком. Разув его и подтянув повыше, Кристиан посмотрел на ведьму. ― Что вы обо всём этом думаете, тётушка? ― Какой бы змеёй ни была его жена, ― сказала Мейнир, ― могу представить, как она избавилась от старшего сына. Ей он никто, чужая кровь, а её мальчик получил и отцовскую любовь ― всю, без остатка, и отцовское состояние ― в будущем, после его смерти. Но с младшим не она мудрила. Её он, ради него на преступление пошла. ― Очень мне любопытно, что там за управляющий такой, который так уверенно прыгнул в постель к хозяйке. ― Муж-то из дома часто отлучался? ― спросила Мейнир. ― Да хоть и рядом сидел, за руку держал, ― мрачно ответил Кристиан, ― помешает ли, коли есть склонность? Ведьма подошла к столу и выставила на середину с подноса третий стакан. ― Налей-ка, мальчик мой, старухе. Уморили вы меня совсем. Кристиан посетовал, что Творец его не поддержал в благом начинании остаться трезвым, наполнил стакан и почтительно подал ведьме. ― Стоит разузнать об этом управляющем, ― сказала она. ― Кто он такой и откуда. Кристиан только бровь поднял. ― Об этом позаботятся. ― Приподнял свой бокал. ― Ваше здоровье, тётушка. Мейнир не успела съязвить: мол, всё-то «племянничек» знает, всё-то может, что же он, чуть что, сразу тётушку зовёт, как в дверь постучали. В покои заглянул жизнерадостный князь, увидел представшую перед его взором картину и застыл на пороге. ― О, боги… ― Он вошёл, пропуская в комнату Бартока и незнакомого Кристиану мужчину, одетого по-иларийски. ― Друг Шальи, визирь Кумал, ― шепнул Каффу Барток, поймав его удивлённый взгляд. А князь и сам поспешил познакомить названного брата ― сначала с госпожой ведьмой, которая выслушала цветистые восточные любезности из уст молодого визиря, поздравила его с помолвкой, чем несказанно удивила, ведь о ней не сказали пока ни слова. Когда Мейнир ушла, не желая мешать мужчинам, настал черёд Кристиана знакомиться с молодым иларийцем, потом все сели за стол, велели принести ещё вина и пустились в обсуждение планов под похрапывание его величества в изгнании. ―4― Позже князь с Бартоком осторожно побудили Нардина и отвели к нему в покои. Его величество ужасно смущался ― не к лицу калхедонцу засыпать, не допив и одного кувшина. Над ним сжалились и объяснили, что без чар не обошлось. Вечер Кристиан и Лени провели вместе. К тому времени Кумала уже успели представить Белтрану, и старик пригласил визиря погостить во дворце ― поближе к другу. Нардин и Альти отдыхали, а Шалья с Бартоком ловили каждый час перед разлукой. Волчонок выглядел уставшим, герцог сводил его к морю ― просто прогуляться и ноги намочить. Вода после шторма была ещё мутная. Уже в постели, словно вспомнив что-то, Кафф спросил: ― Собираешься вернуться с отцом в его страну? Спросил уверенно, словно это было уже решено, и только дату отъезда пока не назвали. Лени приподнялся на локте и посмотрел на Кристиана. ― Нет, ― ответил он. ― Нардин намерен вернуться, ― сказал герцог. ― Даже не сомневается в том, что вернётся. Неужели он оставит за спиной своего едва обретённого сына? ― Ты хочешь, чтобы я уехал с ним? ― спросил волчонок. ― Боюсь, что ты уедешь, ― признался Кристиан. ― Ты мой супруг, я тебя люблю, ― произнёс Лени задрожавшим голосом, ― и здесь моё место, рядом с тобой. ― Нардин твой отец, ― тихо сказал герцог, ― Ты его наследник, его первенец... ― Так отошли меня, ― и волчонок не выдержал и заплакал. ― Никогда, никогда, ― Кристиан прижал его к себе, осыпал лицо поцелуями. ― Даже если отец захочет тебя забрать. Лени вцепился в него, ничего не говоря. Вопросы застали его врасплох. Он любил отца и не хотел с ним расставаться. Пусть и не скоро тот уедет на родину, да всё же останется в другом герцогстве. А как потом всё обернётся, один Творец знает. ― Хочешь улыбнуться? ― шепнул Кристиан, поглаживая его по спине. ― Если возвращение твоего отца задержится, а... завещание вступит в силу, Нардин станет твоим подданным, любовь моя. Но волчонок вместо того, чтобы улыбнуться, зарыдал в голос. ― Неужели ты думаешь, что я хотел бы исполнения завещания? ― еле смог сказать он между всхлипываниями. ― Никто его не хочет, ― вздохнул Кафф. ― Мне хотелось бы верить, что старик будет жить вечно. Лени вырвался и сел на кровати. ― У меня нет ничего, кроме настоящего, ― заговорил он, стискивая голову руками. ― Я не понимаю, за что мне всё это? Кто меня мог так ненавидеть, за что? Я как листы в книге, которые выдирают, чтобы ничего не осталось. Дед уничтожил память о моей матери, в доме отца нет ничего, что осталось бы от меня. Все поверили, что я умер, ни один человек ни разу не спросил обо мне у отца. Я понимаю Альти, но другие ― посторонние, чужие, те же калхедонцы? Ты говоришь ― наследник? Думай они обо мне, как о наследнике, они бы не стали молчать, не бросили бы отца одного с его горем. Или они все двуличные твари и предатели! ― Его убедили в том, что ты мёртв, ― сказал Кристиан, придвинувшись и снова обняв волчонка. ― Опасаясь за его рассудок, те, кому он был дорог, поклялись не упоминать при нём твоё имя. ― Я понимаю, и всё же не могу смириться, ― хрипло отозвался тот. ― И мачеха… Кристи, я хочу, чтобы она умерла, и меня приводит в ужас эта мысль ― она же мать Альти. Кристиан прижался губами к его лбу. ― Ты горишь, любимый. ― Завтра полнолуние. Кафф посмотрел в окно: на парк легла темень, но пушка в порту ещё не выстрелила, обозначая одиннадцатый час. ― Разве завтра? Не сегодня ли? ― Первый раз... первый раз за всё время, что помню, ― поправился волчонок, ― теряю счёт дням. ― Пойдём на берег? ― спросил Крис. ― Перекинешься в морской воде. А я буду рядом. Ночь для обитателей замка выдалась жуткая. Перекинувшись ― тяжелее, чем обычно, Лени тут же принялся выть на выглянувшую из облаков луну. Выл он тоскливо, уже не по-щенячьи, от его воя бросало в дрожь. Кристиан тщетно пытался успокоить волка. Прибежал наспех одетый Барток, еле утихомирил дворцовую стражу, и та кинулась разгонять по комнатам всполошившуюся челядь. Князь не стал добавлять суеты, а только стоял у окна, слушая волчьи рулады. Нардин и Альти не выдержали, пришли к морю. Лени их не узнавал, рычал и жался к Кристиану. Тот и за ухом чесал ― ровно кота какого, хоть волку и нравилось обычно, и по спине гладил, и уговаривал ― терпеливо и ласково, но ничего не помогало. Альти испугался в первый момент, спрятался за отца. Волк почуял его страх и совсем с цепи сорвался. ― Уведите мальчика, ваше величество, ― сказал Барток. ― Не поможете вы сейчас. Нардин скорбно посмотрел на волка и кивнул. Волк будто опомнился, глядя им вслед. Повернул голову, посмотрел на Криса и снова завыл ― с тоской. ― Что делать? ― спросил герцог Бартока, обнимая волка за шею. ― Не знаю, Кристиан. ― Тот впервые выглядел растерянным. Две жаровни освещали начало парковой дорожки, да ещё один факел горел в руке телохранителя. Оборотень огня не боялся ― народ издавна прознал, что в том и есть одно из отличий настоящих волков и нечисти. Тут Лени навострил уши и зарычал. По лестнице к ним спускались. Женщина что-то бормотала ― не разобрать. Голос был знаком волку, но шерсть у него встала дыбом. ― Я сам знаю, что мне делать, ― послышалось старческое ворчание. ― Уйди, женщина! Тебе тут точно делать нечего. Оборотень ведьме не товарищ. Только напугаешь мальца. Мейнир, видимо, послушалась и не пошла дальше. На краю лестницы показался старый герцог, закутанный в тёплый халат. Барток воткнул факел в песок и поспешил к нему, помог спуститься на пляж. ― Это что ты устроил, бесстыдник, а? ― спросил Белтран у волка. ― Весь дворец поднял, и не стыдно тебе? Он шёл прямо на него, глядя зверю в глаза. Тот прижал уши, не зная, что ему делать. ― Ну, что смотришь? Ох, сынок, помоги-ка мне сесть, ― попросил Белтран Бартока. ― Самому невмочь. Телохранитель поддержал старика, тот сел на песок, скрестив ноги, так что стали видны голые щиколотки, и протянул волку раскрытую ладонь. ― Обидели мальчика? Лени заскулил и ткнулся в ладонь сухим носом. ― Обидели? Ну, иди, иди, пожалею. ― У-у-у, ― ответил волк уже тише, подошёл, понурив голову. ― Не плачь, маленький, не плачь. ― Старик вытер ему шерсть в уголках слезящихся глаз. Волк упал на песок рядом, положил морду ему на бедро. Белтран стал наглаживать белый загривок, поманил Кристиана тихонько. ― Ну, вот, умница. Нечего слёзы лить. Все тебя любят. Вот и Крис твой здесь. Язык волка заработал, вылизывая морщинистую руку. ― Сынок, а сходи-ка ты, скажи этим ленивым олухам: пусть дрова для костра принесут, да Кристиану чего тёплое накинуть ― ему же всю ночь у моря сидеть. ― Ваша светлость, да вам бы самому на песке… ― Иди! ― сверкнул глазами Белтран. ― Ещё один на мою шею выискался! ― Что ж такое? ― шепнул Кафф, когда телохранитель ушёл. ― Даже в первое наше полнолуние, когда Лени ещё слаб был, такого с ним не случалось. ― Да что ж ты хочешь? Это человеком он может крепиться и молчать, а волк молчать не станет: ему обиду выговорить нужно, а как он ещё может это сделать? ― Ваша правда. Кристиан улёгся рядом с Лени, обняв его. ― Тебя гладить не буду, не надейся, ― рассмеялся Белтран. ― Почему я не смог его успокоить? ― размышлял вслух Кафф. ― Откуда же я знаю? Ты его чем-то не расстроил часом? ― А ведь и верно. Спросил, не подумав, не собирается ли он с отцом уехать в Калхедонию. ― Эх, ― старик в сердцах стукнул его костяшками пальцев по голове, ― кто ж такое спрашивает, ревнивый ты болван?! Волк поднял морду и возмущённо вякнул. ― Ну-ну, защитник. Подвинься, давай. Крис мне поможет встать. Кафф вскочил на ноги и почти поднял старика, подхватив его под мышки. ― Эк, вымахал, ― крякнул Белтран. ― Доведи меня до ступенек, ноги в песке вязнут, а без палки я. Волк потрусил за ними, преданно заглядывая в лица обоим. Он присмирел, на пришедших вскоре слуг уже не рычал. Те разожгли костёр, постелили на песок войлок, почтительно вручили Кристиану накидку и поспешили удалиться подобру-поздорову. Барток стоял поодаль, ожидая приказаний. ― Иди спать, друг мой, ― сказал Кафф, усаживаясь у костра. ― Не лучше ли мне остаться, Кристиан? ― Не надо, ступай. Видишь, успокоился Лени. А тебя ждут. Барток упрямо сел рядом. Волк лежал рядом с герцогом, глядя то на одного, то на другого. ― Чего выдумал? Хочешь послушать, что я супругу буду говорить? ― усмехнулся Кафф. ― Иди, Лени вон засыпает, да и я с ним часок-другой подремлю. Мы справимся. Он взял друга за руку, пожал её. Тот кивнул, тронул Кристиана за плечо, встал и зашагал ко дворцу. Кафф улёгся на войлок, обнял волка. Тот развалился рядом, щурясь на костёр. Укрывшись, герцог приготовился пережидать ночь.