От Иларии до Вияма. Часть первая

―1― Совет прошёл, вассалы разъехались. Лени только мельком посмотрел самое начало, стоя в потайной комнате за креслом герцога и подглядывая в глазок. Бароны по очереди подходили к креслу Кристиана, кланялись, затем расселись на скамьи, но глаза их были устремлены в сторону сюзерена. Лени представил, как он будет себя чувствовать, сидя рядом с герцогом, и ощутил озноб. Он не стал дожидаться официального представления нового графа Марча и ушёл. Опять явились учителя ― теперь волчонку было с кем разделить иногда скучные уроки, он представил наставников брату и углубился с ним в дебри наук. ― Ты теперь читаешь по истории Вияма? ― спросил Альти после занятия, когда они шли к тренировочной площадке. Лени предстоял урок с Мастером мечей, а его брату ― с герцогским лучником. ― Гутрума, ― сказал волчонок. ― Виям... сегодня просто повторяли после долгой отлучки. А ещё законы, начиная с самой империи, ведение денежных дел, состояние ремёсел и крестьянских хозяйств, ― он вздохнул. ― Я хочу быть полезным Крису, а не просто греть ему постель. ― Это правильно, что ты хочешь быть полезным, ― кивнул брат, ― но почему ты так странно говоришь об этом, словно сомневаешься, что достоин и просто быть рядом? Потому что ты мужчина и нуждаешься в деле, или тебе в чём-то неуютно в союзе с герцогом? Лени уставился на Альти и дал себе зарок не называть его больше малышом. Он слишком много думал о мальчике, которого знал когда-то и любил, а мальчик-то вырос. ― Неуютно... ― повторил волчонок. ― Не с Крисом, нет. А вот с герцогом... ― Так ему скорее должно быть теперь неуютно, ― брат обнял его за плечи, ― ты ― царский сын. А он простой герцог! Альти пытался не рассмеяться. ― Ты представляешь, каково ему? ― Царским сыном я стал несколько дней назад, ― сказал Лени глухо. ― Когда нашёл отца, когда он и я вспомнили, кто мы есть и кем приходимся друг другу. А... ― он задохнулся на миг, но справился с собой и продолжил: ― А последние несколько лет я был проституткой в этом городе, уличной потаскушкой, удачно подставившейся герцогу, пока тот горевал по жене... тоже, к слову, потаскушке. Альбера тут посетило озарение. Он-то боялся, что будет лишним, ― а вот она цель. Он ведь нужен брату не меньше, чем тот ему. ― Ты всегда был тем, кто ты есть. Не будь ты таким, ты бы не выжил или опустил руки, ты… Лени, ты понимаешь. Память ты терял, но нрав свой потерять не мог, ― он гордый, отцовский. ― А я ещё и волк, ― Лени всё же удалось улыбнуться. ― От ревности порой совсем с ума схожу. ― Вот скажешь, ― рассмеялся Альти. ― Я ещё сопливый юнец, но вы меня вон ― до греха довели. И герцог твой на тебя так смотрит, что, кажется, готов что угодно и кого угодно испепелить, только подозрение появится, что на тебя готовы покуситься. Лени хотел сказать ещё что-то, но они уже были у тренировочного поля и Мастер мечей благосклонно махнул молодым людям рукой. Барток одобрительно смотрел на них из узкого окна коридора и даже улыбался каким-то своим мыслям. С появлением в замке Ленарда, а потом его брата, да ещё семейства Люсов старое родовое гнездо ожило. Подошёл один из слуг и доложил, что стена полностью готова и гобелен повешен. Кивнув, Барток приступил к дальнейшей части плана. Плотники сбили для рамы подставку и принесли в кабинет ― сами не зная, зачем. Портрет сенешаля вынули из рамы и отправили в кладовку, а раму таким же порядком поставили в герцогских покоях. Барток сам установил подставку, внёс раму и закрепил её. Она смотрелась в пустой комнате очень странно. Телохранитель поставил на пол зажженный фонарь, а потом закрыл окна комнаты плотными ставнями, чтобы с других башен или со стены нельзя было разглядеть, что происходит в комнате в ночное время. Закрепил ставни понадежней, осмотрел дверь. Дубовая, толстая ― такая же, как и в герцогской спальне. И обе они вели в ванную комнату между спальнями супругов. Барток раскрыл ящик с инструментами, снял ручку и прежний ― пусть и надёжный засов, поставил новый, принесённый с собой. Пришлось поработать долотом, подгоняя гнездо по размеру, и вот он уже прикреплял замок и ручку на место, шепча про себя что-то ритмичное и явно не гутрумское. К замку подходило два ключа: один будет храниться у герцога, а второй ― у него самого. Итак, всё готово ― теперь оставалось главное: поставить у рамы статую Нурлаш. Барток почувствовал некоторое волнение, когда внёс в комнату сундучок, постелил на полу у рамы кусок шёлка, достал статую и бережно поставил её. ― Не подведи, небесная, ― попросил он. Его словно погладили по голове мягкой ладонью, на мгновенье послышался смех ― добрый, тёплый. ― Потому тебя изображают такой страшной, чтобы смертные раньше времени не возлюбили? ― улыбнулся он. «Умный мальчик, ― шепнули ему в ухо. ― Ты мою статую прикрой сверху шёлком, чтобы Кристиан и Ленард не пугались и не расспрашивали тебя». ― Несправедливо. «Каждый выбирает, что ему лучше. Творец один, а мы ― персты его. Кто-то целует Творцу руки, а кто-то дерзает целовать в уста. Не печалься ― я прослежу за Шальей и пошлю ему удачу. И ему, и магам. Совсем скоро вы встретитесь. А пока ― до встречи, сын Сифея». ―2― Лени даже не удивился, когда наутро слова Кристиана о кастеляне полностью сбылись ― герцог словно будущее предвидел. Самс кинулся ему в ноги так, что цепь едва не вырвал из стены, «безродный выскочка» всего за одну ночь в камере превратился в «его светлость» и разок даже в «его высочество». Волчонок поначалу опешил, хотя Кристиан обговорил с ним заранее, как себя вести, что кастеляну обещать. ― До чего людей доводит жадность, ― пробормотал он, но арестант услышал. ― Каюсь, ваша светлость! Грешен! ― возопил он. ― Помилуйте, умоляю! Перед герцогом кастелян о помиловании даже не заикался ― вот ведь, нашёл доброхота. ― Это ты меня просишь? ― спросил Лени с презрением. ― Решай я один, я бы, конечно, на плаху тебя не отправил, но наказал бы примерно ― и не за воровство, а за доносы. Но герцог милостив, хотя ты этого не заслуживаешь. Хочешь жить ― придётся постараться. ― Всё, что прикажете, ваша милость, ― забормотал арестант,― всё, что пожелаете, ваша светлость, всё, что... «Высочества» волчонок дожидаться не стал. ― Тебе отведут комнату в подвальных помещениях ― получше камеры, но на многое не рассчитывай. Будут кормить, иногда выводить подышать на улицу. Будешь переписывать своей рукой то, что мы велим. ― Да, да, да, не извольте сомневаться, да, да, да, ― бывший кастелян истово отбивал поклоны, едва не врезаясь лбом в каменный пол. Он и сам не понимал, что говорит, что обещает, сознавая лишь одно ― его не казнят. Пока не казнят. Пока он будет послушным. Лени выдохнул и пошёл к двери. ― Сколько хлопот из-за тебя, ― говорил он. ― Теперь ещё нового кастеляна искать… Тяжёлая створка захлопнулась, оставив Самса, пусть и с обещаниями, но всё в той же камере, прикованным к стене. Кристиан ждал у входа в подземелье. ― А ведь правда, ― промолвил Лени, заканчивая свою мысль, ― нам нужен новый кастелян. У тебя есть кто-нибудь на примете, любовь моя? Кафф вздохнул, картинно закатил глаза. ― Попрошу Тьерри присмотреть кого-нибудь порядочного, но не дурака, ― сказал он. ― Будем надеяться, что в городе ещё есть такие люди. Которым, к тому же, нужна работа. ― Ещё? ― улыбнулся волчонок. ― Всегда надо быть готовым к худшему. Герцог увёл Лени с глаз стражи. ― Не хочешь проехаться? ― спросил он, обнимая супруга за талию в укромном уголке. ― Куда? ― К моей тётушке, волчат навестить. ― Может, Альти тоже возьмём? ― нерешительно спросил Лени. ― Ему здесь будет скучно одному. ― Конечно, ― усмехнулся герцог. ― Я и не думал бросить его в замке. ― Я его позову, ― сказал волчонок. ― Мы же сейчас отправимся? Не будем ждать ещё час или два? ― Зови, ― Кристиан отвесил ему несильного и звонкого шлепка. ― Я велю оседлать лошадей. Барток привык к внезапным решениям герцога, Альти же удивился ― не столько тому, что Кристиан с Лени куда-то решили отправиться по делу, сколько тому, что они взяли его с собой. Да ещё зачем-то в женский монастырь. Когда же брат шепнул ему между делом, что настоятельницей там тётка герцога, младший решил, что его хотят представить как члена семьи. Ехали вшестером ― герцог, Лени с братом, Барток, Маттиас и ещё один молодой охранник, которого Альти прежде не видел. ― У него там братья младшие, ― сообщил волчонок Альберу. ― Они оборотни, как я. Маленькие совсем. ― А он? ― Он ― нет. Малыши ему сводные. Лени обернулся и посмотрел на Гарета, на его счастливое лицо, и улыбнулся. Юноша поклонился. Маттиас заметил взгляды, которыми обменялись господин и слуга, и опять почувствовал укол ревности. Он тоже приглядывался к этому «мужику», чувствовал в нём конкурента, когда дело дойдёт до отбора в личную охрану герцога. Барток был доволен парнем ― учился он военной премудрости быстро, подавал большие надежды. Кристиан уловил обмен взглядами, реакцию рыжего, посмотрел на телохранителя с усмешкой. Тот поравнялся с ним: ― Соревнование, ― сказал тихо, показывая, что понял. ― Но без подлости. Каждый будет стараться стать лучшим воином, чем другой. Поставлю их в пару, вот увидишь, будет весело. ― Лишь бы не за внимание Лени соперничали, ― пробурчал герцог. ― Нет, ― улыбнулся Барток. ― Разве только в лучших рыцарских традициях ― оба готовы любить сюзерена и отдать за него жизнь, если понадобится. Ты хочешь сделать из мальчика правителя ― так радуйся: он умеет привлекать сердца подданных. ― Думаешь, меня это удивляет? ― хмыкнул Кристиан. ― Первое сердце, которое он привлёк, было моё собственное. Надеюсь, смогу передать ему не только виямскую небезопасную границу. ― Когда до этого дойдёт, граница станет безопасной. Да и не только герцогство передашь… Кони словно танцевали на дороге причудливый танец, когда всадники съезжались попарно. Только Маттиас и Гарет ехали в гордом одиночестве ― один впереди процессии, другой ― позади. Лени, заметив это, поманил волчьего брата. ― Составь Альберу компанию, а я чуть отстану. Он придержал коня и оказался рядом с Хрюшкой. ― Хороший парень, правда? ― спросил приятеля, чуть заметно указав на Гарета. ― Я думал, Крис его просто на работу в замок возьмет, пока братья не подрастут, а он неплохо справляется. Хрюшка только губы растянул вежливо. ― Что ж ты так? ― упрекнул Лени. ― Ничего. Самородок прям, я и говорю. Лени засмеялся ― ревность Маттиаса выглядела так забавно, особенно если хорошо знать, что ни любви, ни страсти между ними не было никогда. ― Что смеёшься? Волчонок хлопнул его по плечу. ― Ох, Маттиас… Что с тобой творится, скажи? ― Не знаю, ― проворчал Хрюшка, кривя душой. ― Время идёт, всё меняется, друг… ― Да-да… ― Маттиас. Я сказал «друг». Знаешь, я понимаю, что ты ревнуешь. Твоя семья раньше была для меня единственной спокойной гаванью. В вашем доме меня любили, я мог ничего не бояться. Разве так тяжело тебе думать о том, что ты теперь не единственный мой друг, и что у меня есть семья ― отец, брат, супруг? «Разве так тяжело тебе думать о том, что не только ты любишь меня?» ― услышал Хрюшка и покраснел, стыдясь собственных мыслей. ― Мы ведь с тобой больше, чем друзья. Мы как братья. Хрюшка покраснел ещё гуще. ― Прости, Лени, я такой дурак! ― Ничего... ― волчонок похлопал его по руке. ― Это, наверное, понятное чувство. Посмотрел вперёд, на Кристиана, подумал, что едва ли когда-нибудь перестанет ревновать его. У Альти же с Гаретом беседа складывалась куда лучше, благодаря тому, что первый умел слушать, а второй обладал добродушным характером. Альти с искренним сочувствием слушал бесхитростный рассказ Гарета, а когда тот дошёл до чудесного спасения, которое пришло от «их светлостей», младший брат в который раз испытал гордость за старшего. Альти заметил, что чем ближе они подъезжали к монастырю, тем явственнее становилось благотворное влияние обители на окрестные земли. Раньше и магические школы занимались почти тем же и даже большим: учили крестьян бережно обращаться с землёй, не жадничать, не вытягивать из неё все жилы, думать о детях и внуках ― что им после себя оставят. Помогали отбирать лучшие растения, предсказывали погоду, а иной раз могли помочь с ясными днями во время жатвы или вовремя послать дождик. Но когда начались гонения и колдуны да ведьмы ушли до поры в тень, во многих местах забыли их наказы: дороги покрылись колдобинами, деревья рубили, не сажая взамен новые. Монастыри же иной раз убеждали не тем, что взывали к совести, а тем, что, к сожалению, человек порой понимает больше ― выгодой. Хоть и требовали они от арендаторов своих земель строже, зато и земля крестьянам отвечала большим добром. Глядя на «монастырских», и соседи их перенимали хорошее. У ворот монастыря Кристиан спешился первым и позвонил в колокол. Знакомая волчонку сестра выглянула в приоткрывшееся окошко и поспешила открыть гостям. ― Добро пожаловать, ― улыбнулась она. ― Матушка-настоятельница ждёт вас. И не надо спешиваться ― спасибо за уважение, но не надо. Но Маттиас всё ж соскочил с коня и помог монахине закрыть ворота. ― Помните этого молодого человека, сестра Урсула? ― спросил герцог, склоняя голову и указывая на Гарета. ― Он соскучился по братьям. Как поживают волчата? ― Хорошо поживают, ― улыбнулась монахиня, ― но тоже соскучились. ― Можно мне увидеть их? ― отважился спросить Гарет. Сестра кивнула с улыбкой. ― А можно мне с тобой? ― спросил его Альти. ― Для меня это честь. ― Потом будешь расшаркиваться, ― проворчал герцог. ― Поехали. Не спеша направили коней в сторону обители. ― Альбер, сначала я представлю тебя настоятельнице, а потом тебя проводят к детям. ― Простите, не подумал… Барток позади тихо рассмеялся. ― И не говори, ― заметил Кристиан. ― Прониклись духом места: такие все сразу стали вежливые. Альбер приуныл, думая, что ляпнул что-то не то и рассердил герцога. ― Кристи шутит, что ты? ― волчонок потрепал брата по волосам. Въехав во двор, они поручили коней заботам сестёр помоложе, пожилая сестра повела Гарета к детям ― неожиданно с ним увязался Маттиас: не столько из расположения к парню, сколько не желая оставаться не у дел, раз уж господин Барток отправился с герцогом и братьями. Мать Фрайда при виде гостей отложила перо и поднялась из-за пюпитра. Она молча раскрыла племяннику объятия. Кристиан поцеловал её в щёку. ― Тётушка, это Альбер, ― сказал он, когда волчонок, смущаясь, коснулся губами второй её щеки и подвёл к ней брата. ― Дай посмотрю на тебя, младший Хамат, ― сказала настоятельница. Альти кинул удивлённый взгляд на герцога и брата ― значит, о нём писали, иначе откуда монахине знать отцовское имя? Мать Фрайда положила ладони ему на голову ― по позвоночнику мальчика сначала пробежал холодок, а потом стало тепло, ― посмотрела на ладони. ― Длинная счастливая жизнь, ― настоятельница чуть улыбнулась. ― Свободная жизнь. Лени посмотрел на женщину вопросительно и отрицательно мотнул головой. ― Нет? ― Нет, и слава Творцу. У вашего отца найдётся, на кого взвалить бремя. А тебе и своего хватит. ― О чём это вы? ― решился спросить Альти. ― О твоём будущем, ― Лени потрепал его по волосам. ― Всё будет хорошо, брат. ― Идите, юноши, погуляйте до ужина, ― сказала настоятельница. ― Вы хотели посмотреть на детей. Альти опешил. ― Вы ведьма? ― спросил он потрясённо. ― Нет, сын мой, я не ведьма. Иди спокойно, с миром. А я пока что потолкую со старшими. Лени, улыбаясь, увёл ошарашенного брата. ― Кто она? ― шёпотом спросил Альти. ― Если Кристи сочтёт нужным, он скажет. Ещё с прошлого раза волчонок помнил дорогу в сад, где обычно играли дети. Они шли по галерее, иногда им попадались навстречу монахини, спешащие по своим делам: кто-то направлялся в трапезную, чтобы готовить столы к ужину, кто-то нёс чистое бельё из прачечной, словом ― выполняли свои каждодневные обязанности. Лени шкурой чувствовал, какая из женщин не совсем обычна ― выходило, что в монастыре ведьм немало: каждая пятая. Маленькие воспитанники монастыря играли в саду, как и в прошлый их приезд. Гарет уже был там, присел в стороне на скамью, обняв сводных братьев. Зато Хрюшку облепили малыши ― тут он был в своей стихии. По очереди кружил детей ― то держа их за руки, то беря на закорки. Он уже взмок, бедный, а малыши всё наседали. Но увидев две новые жертвы, кинулись к гостям. Две монахини не мешали детям играть, не требовали от них чинного поведения. Альти растерялся ― он прежде не сталкивался с малышами, не умел с ними обращаться, да и как всякий подросток, побаивался их. А их уже окружили ― даже те, кто успел покататься на Маттиасе, тянулся, чтобы обнять или оказаться на руках. Лени тут же подхватил маленькую девочку ― совершенно обыкновенную по его ощущениям. ― Давайте знакомиться. Кого как зовут? Дети залопотали, перебивая друг друга, называя свои имена. Альти кто-то подёргал за край камзола. Он опасливо скосил глаза на довольно улыбающегося мальчугана. ― Поси играть, ― позвал он, демонстрируя щербатый после выпадения молочных зубов рот. Через несколько минут неловкость покинула Альбера: он с братом ввязался в состязание, бросая кольца на колышки, вбитые в землю. Поделив детей поровну на две команды, они каждый старались принести своей победу. ―3― ― Не знаю, что делать, тётушка, ― сокрушался Кристиан. ― Не знаю, за что браться в первую очередь. ― За умы, дорогой племянник. За умы. Я понимаю, что ты хочешь всеми средствами избежать войны между гутрумцами. Вот и действуй хитро. ― Скоро выборы Верховного приора, ― сказал Крис. ― Их откладывали уже трижды, насколько я помню. В казне на это не было денег. В этот раз я готов лично привезти в Бранн мешок с золотом, лишь бы выборы состоялись. ― Денег в Бранне достаточно, поверь, ― поморщилась мать Фрайда. ― Верховный в церковную казну руки по локоть запустил ― и не только он один в золоте шарит. Другое дело, что члены совета ― или большинство их ― не должны подписать ту бумагу, что Верховный посылал накануне выборов. Ему должны отказать в доверии. Он давно уже продался Бранну с потрохами, нарушает все уставы, увеличил подати с земель и монастырей, а когда просишь у него денег на благие дела, то приходится месяцами ждать эти гроши. ― Шестеро из десяти? ― спросил Крис. ― Шестерых будет достаточно? За представителей Вияма и Карраса я в этот раз спокоен. За тебя, тётушка, тоже, но это дает нам три голоса из нужных шести. ― Ты не будь так спокоен, племянник, а лучше для начала окажи почтение нашему приору герцогства. Он человек неплохой, да только устал бороться, потому что герцогу очень долго было не до церковных дел. Кристиан покраснел. ― Когда ты в последний раз был в храме по случаю праздника? Барток усмехнулся. ― При жизни отца или... вообще? ― спросил Кафф. ― Понял я, тётушка, понял. Есть там в календаре праздники до выборов или мне новый придумать, чтоб повод был выказать почтение? ― Чего же праздника ждать? ― усмехнулась мать Фрайда. ― Пригласи его на обед, расспроси, не нужно ли чего, чем помочь? А уж он-то, если проникнется к тебе доверием, сможет уговорить главу мужской ветви Молчальников ― ведь главная обитель этого ордена в Вияме. Вот и будет у тебя ещё двое. Да ещё карасский приор. Да ещё гонимый ― и как только не отравили до сих пор беднягу ― приор из Земерканда. Тебе ведь нужен Земерканд. Ой, как нужен! Крис посмотрел на Бартока, тот едва заметно кивнул. ― А с земеркандским-то что не так? ― спросил герцог. ― Кому надо приора травить? ― Бранну, разумеется. ― Тётушка посмотрела на него, как на несмышлёныша. ― Приор Мельяр ещё молод и горяч, и всё пытается бороться против подчинения церкви нашему полумёртвому Целестину, то есть его прихлебателям. Мельяр, как ты понимаешь, женат, и поговаривают, что его до сих пор не отравили, потому что женат он на ведьме. ― Уверен, что так и есть, ― Крис чуть улыбнулся. ― Нарушит ли церковные правила приглашение на обед от одного приора двум другим? ― Нет, конечно. Тем более что Мельяру совершенно безопасно находиться на твоей земле. Вот если бы его пригласили в Бранн, к тамошнему приору, он бы, пожалуй, заранее провёл все необходимые прощальные обряды. ― Ваша светлость, матушка, насколько я знаю, в Земерканде располагается главная обитель мужской ветви ордена Печальников? ― уточнил Барток. Настоятельница рассмеялась. ― Вот, учись. Язычник ведь, а лучше тебя разбирается. ― Тогда стоит, пожалуй, организовать эту встречу, ― задумчиво сказал Крис. ― Приор Мельяр хоть раз поест досыта, ― он улыбнулся. ― Вот-вот, корми, корми… ― усмехнулась тётушка. ― И вообще, мой мальчик, я бы хотела видеть Верховным приором именно его. ― Почему? ― спросил Крис. ― Как самого молодого и подающего надежды? Тётушка покачала головой. ― Как самого терпимого, верного традициям ― тем, старым традициям, как человека, который отстаивает законы веры. ― Мне точно надо поговорить с приором, ― решил Крис. ― Хотя бы потому, что я в законах веры совсем не силён. ― Время учиться. Самое время. А теперь давай о принце… Кристиан вздохнул. ― И что с принцем? ― спросил он уныло. ― Шатается где-то. Трон занять явно не торопится. Поймать и запереть в монастыре или сразу ножом по горлу? На Бартока он старался не смотреть, чтобы верный телохранитель не принял эти размышления за указания к действию. ― Монастырь? ― тётушка задумалась, взяла колокольчик и позвонила. Вошла монахиня. ― Сестра Колана, пригласите ко мне сестру Уэллу. И принесите медовухи ― мужчинам горло промочить. ― Она загадочно улыбнулась. Кристиан удивлённо переглянулся с Бартоком. Пока ждали возвращения монахини, молчали. Наконец дверь отворилась, сначала появилась давешняя сестра, неся поднос с кубками и кувшином, а за ней вошла такая красавица, что оба мужчины медленно поднялись со своих мест. У Бартока каждый волосок на теле встал дыбом ― ему показалось на мгновение, что это Нурлаш. ― Сестра, ― Крис вежливо склонил голову. Посмотрел вопросительно на тётушку. ― Сестра Уэлла поедет разыскивать принца, ― пояснила мать Фрайда. ― А дальше ― как она сочтёт нужным поступить. Красавица улыбнулась и поклонилась настоятельнице. ― Она ведьма, ― подытожил Барток. Девушка вновь поклонилась, улыбнулась, так и не сказав ни слова. ― Пожелаю удачи вам, сестра, ― сказал Кристиан. ― Спасибо, ваша светлость. ― Голос был низким, грудным. Герцог даже посочувствовал принцу. ― Благодарю, сестра Уэлла, ― мать Фрайда отпустила девушку, смерила внимательным взглядом обоих мужчин, наполнила медовухой два кубка и подала им с серьёзным видом. ― И ведь Уэлла ― девственница, ― заметила она, глядя, как оба жадно пьют. ― Не может быть, ― пробормотал Кристиан. ― Может. ― Забавно, ― усмехнулся Барток. ― Одна из последних ведьм-язычниц прячется в монастыре. Да ещё лунопоклонница поди. ― Да, ― спокойно кивнула мать Фрайда. ― И почитает Единого, как создателя Луны. По крайней мере, на этом мы сошлись. ― Редкая покладистость, ― съязвил Барток. ― Мальчик мой, ― сказала настоятельница. ― Не ты, ворчун, я племяннику. Тебе ведь нужна будет ведьма при дворе. ― Да меня Лени сож… съест за такую ведьму! ― воскликнул Кристиан. ― За какую это? ― поинтересовался, заходя в кабинет настоятельницы, волчонок. Поцеловал ей руку, посмотрел на Криса. ― О какой ведьме речь? ― Да вот… Тётушка рекомендует. Говорит, в хозяйстве пригодится. ― Охальник! ― возмутилась настоятельница. ― А что? ― неожиданно сказал волчонок, ― может, и пригодится. Вон, в Каррасе же есть тётушка Мейнир. И спокойней как-то. ― Ты бы видел эту тётушку! ― возопил герцог. ― А ну, молчать! ― неожиданно рявкнула на него мать Фрайда. ― Все вы одним маслом мазаны ― мужчины. Бесстыдник! Если женщина красива, так ей уже никому на глаза показаться нельзя? Может, введём, как в Макении, обычай прятать всех женщин под чёрные накидки? Кристиан побагровел ― макенцев он не жаловал, считал варварами. ― Я хочу посмотреть на неё, если можно, ― попросил Лени. ― Иди на двор, поищи сестру Уэллу, ― сказала мать Фрайда. ― А вы... ― она сурово посмотрела на Кристиана и Бартока. На виноватое лицо одного, на невинную физиономию другого ― и засмеялась. ― Ох и кобели! Лени за дверью услышал такое прозвание и хмыкнул себе под нос. Во дворе обители он огляделся. Три монахини работали здесь: одна мела каменные плиты, две других подстригали кусты по углам. И все три, как на грех, были повёрнуты к волчонку спинами, а свободные платья на стройных фигурах не позволяли при первом взгляде определить, кто так потряс «кобелей». Лени с любопытством обошёл двор по галерее. Тут из-за куста выглянуло лицо, при виде которого даже у невинного по части женщин волчонка дыхание перехватило. Правда, никаких нечистых мыслей в голове его не зародилось ― женщина была такая красивая, словно святая с фасада собора. Она улыбнулась, и волчонок подошёл ближе. ― Сестра Уэлла? ― спросил он, чувствуя в загривке знакомое покалывание. ― Да, дитя моё. Лени удивился ― пусть монахини и стояли на общественной лестнице особняком и не обязаны были отдавать почести власть имущим, однако, он привык, что к нему тут обращаются согласно его статусу. Женщина была одного с ним роста, и волчонок смотрел на чистое и спокойное лицо, думая почему-то о Луне. Волк внутри завертелся обеспокоенно, будто и впрямь подступало полнолуние. Так хотелось задрать голову, приветствовать ночное светило громкой, заунывной песней. Монахиня же смотрела на него почти с материнской нежностью. ― Славить Лигис будешь в полнолуние, дитя моё. Она огладила его волосы и поцеловала в лоб. ― Мы никогда не расстанемся, ― шепнула на ухо. Лени хотел спросить, что это значит, но только кивнул и на ватных ногах пошёл обратно. Кристиан увидел своего мальчика и чуть не подумал, что тот пьян: без всякого стеснения подошёл к нему, обнял, ласкаясь. Кафф прижал его к себе, погладил по голове. Посмотрел на тётушку, улыбнулся ― видишь, мол, какая тут ведьма. ― Вижу, что Уэлла пришлась тебе по душе, ― промолвила настоятельница. ― Ммм, ― промычал довольный волчонок. ― Она как Луна. Чиста и без изъяна. Герцог аж глаза распахнул от удивления. Барток развёл руками. ― Кому как не волку и чувствовать, ― сказал он. ― Учитесь! ― мать Фрайда подняла к потолку перст. ― Молодец, мальчик мой, молодец. Кристиан подумал: что ж, и правда пригодится ведьма ― раз она сродни Луне. Барток же подумал о Нурлаш, но промолчал. Близилось время ужина ― гостей отвели в комнату, где для них уже накрыли стол: для всех, потому что в монастыре все равны. Волчатам разрешили побыть с братом, вели себя они за столом хорошо, взрослым не мешали, а во время трапезы в монастырях не принято было вести досужие разговоры. Потом разошлись по комнатам ― в каждой стояла большая кровать, рассчитанная на двоих. И пришлось Хрюшке делить её с соперником. Альбер же остался доволен соседством с Бартоком. Герцог быстро заснул, а волчонок подкрался к окну и выглянул наружу. Со стороны монастырского храма доносилось стройное женское пение. Монахини славили Единого, и голоса их звучали так стройно, что Лени заслушался. Желтоватая, ещё не до конца созревшая луна повисла над башней, верещали сверчки в траве, где-то ухала сова. Прикрыв створку, волчонок вернулся к кровати и шмыгнул под одеяло. Завозился, пристраиваясь. Тут же его обхватили сильные руки, Кристиан уткнулся носом ему в затылок, но не проснулся. Лени вскоре тоже задремал, и приснился ему странный сон: будто он волком бегает по герцогскому саду, лакает воду из фонтана ― прямо с лунного диска. В сновидении он выл, и ему вторил женский голос с башни ― пел что-то на незнакомом языке и так тонко, так нежно… И волк знал: слушать можно — смотреть нельзя. Потому что чиста она и без изъяна.