От Иларии до Вияма. Часть первая

―1― ― Где она?! Где эта паршивка?! ― гремел барон, забыв, что находится в кабинете своего сюзерена. ― Я ей устрою монастырь! Запру до гробовой доски! ― Джулиус, ― строго сказал Кристиан и повысил голос, поняв, что друг не слышит его. ― Джулиус! Барон очнулся, посмотрел на герцога, и тот покачал головой. ― Да я просто обязан не допустить вас такого к девочке. Вы же её перепугаете до смерти, ей не монастырь понадобится, а лечебница. Присядьте, друг мой. Присядьте и успокойтесь. Джулиус сел в кресло ― мрачный, как сыч. ― Совсем с ума сошла, ― проворчал он. ― Одна, без сопровождения… О чём только думала? ― У ваших детей львиные сердца, Джулиус, ― мягко сказал Кристиан, садясь рядом. ― У сыновей и у дочери. Постоянно видя перед собой героя-отца и героев-братьев, девочка тоже хочет геройски прожить жизнь. Не за прялкой, не за пяльцами, а в военном лагере. Барон невесело усмехнулся. ― Лучше бы у неё было обычное женское сердце. Мужчин зовёт на защиту страны долг… Когда родилась Овайна, я обрадовался ― наконец-то девочка. Никаких мечей, луков, и восемнадцатилетия можно не ждать с содроганием. И жена вот тоже нынешняя дочку родила. Я было утвердился в мысли, что отдал Вияму всё, что мог… ― Он провёл ладонью по лицу. ― Надо было строже с ней. Никаких штанов, никаких стрельб. Выдрать, как следует, один раз розгами, чтобы забыла, с какой стороны лук держать. ― Вспомни сыновей, ― Кристиан подался вперед и незаметно перешел на «ты». ― Разве их остановила бы порка? О нет, поступи ты так ― и девочка сбежала бы раньше и дальше. ― Жениться надо было раньше, чтобы у девочки мать была, пример показывала, ― вздохнул Джулиус. ― Да любил я покойницу. Наверное, единственную из всех своих жён. Прежде чем сесть в кресло, Кристиан незаметно подал знак Тьерри. И теперь, внимательно и сочувственно слушая старого друга, наполнил кубки таким же старым лиманским вином, как по волшебству появившимся на столе. Барон кивнул, взял кубок, вздохнул. ― Сидит поди в комнате, со стыда сгорает? ― с надеждой предположил он. ― Нет, ― улыбнулся Кристиан. ― Вчера состязалась с младшим братом моего Лени в стрельбе из лука. ― Победила? ― спросил жадно Джулиус, осушив кубок. ― Почти, ― улыбнулся Кристиан. Наполнил его кубок снова. ― Чуть-чуть не хватило. Но состязались честно. ― Ты писал о парне. Сколько, бишь, ему? ― Шестнадцать. ― А сколько раундов? ― Три. ― Тогда достойно. У парня руки-то посильнее будут. ― Барон довольно ухмыльнулся. Кристиан не выдержал и расхохотался. ― Ты себя слышишь? Джулиан сделал ещё глоток, уже смакуя дорогое вино, поставил кубок, развел руками. ― Где эта своевольница? ― спросил он уже добродушно. Кристиан кивнул Тьерри. ― Сейчас придёт. Скажи, друг мой, ты бы оставил девочку у меня в замке? Барон снова потянул к себе кубок. Кристиан понимал ― друг колеблется, преданный вассал спорит в нем с отцом. ― Я написал тётушке-настоятельнице, ― сказал Кафф. ― Она пришлет сестру или двух, чтобы составили девочке компанию и позаботились о её образовании и воспитании. Джулиус постучал пальцами по подлокотнику. ― А тебе-то какой резон, мой мальчик? ― спросил он. ― Мне кажется, они нравятся друг другу ― твоя дочь и братишка Лени, ― сказал герцог честно. ― Пока ещё ничего серьезного, я же вижу, но как знать... К тому же в виямских лагерях есть и женщины-воины. Овайна сможет с ними поговорить, может, потренируется с ними под присмотром наших Мастеров. ― Эх, Кристиан! Они ровесники. Какой из него муж-то? А Овайну хоть сейчас можно замуж выдавать. Муж должен быть старше жены. А так… Ну, с таким кавалером можно за честь дочери не беспокоиться, но может, и у неё проснётся девичье кокетство наконец-то. Монахини, говоришь?.. Тут дверь отворилась, и Тьерри пропустил в комнату девушку. Барон не сразу узнал дочь. ― Раздери меня… Ох, что же это я. Он поднялся с кресла. ― Какая юная дама к нам пожаловала. Это кто ж такая? Не признаю никак. Овайна чинно присела в реверансе, скромно потупив глаза. ― Доброго дня, отец. ― И тебе доброго дня, дочь. Джулиус галантно поцеловал ей руку и подумал, что польза от пребывания в обществе молоденького мальчика, несомненно, есть. ― Видите, барон, ― герцог тоже поднялся, когда вошла девушка,― досточтимая Овайна в полном порядке. Я был рад оказать ей гостеприимство. ― Не стоит её хвалить, ― барон нахмурил густые брови. ― Когда, говорите, приезжают сёстры из монастыря. Овайна побледнела и с ужасом посмотрела на отца. ― Думаю, завтра, ― сказал Кристиан. ― Они поживут в замке, составят компанию досточтимой ― раз уж у меня нет ни дочери, ни сестры, ни супруги. Девушка вздохнула с облегчением, стараясь не показывать вида. ― Иди, дочь, я приду к тебе позже, ― сказал Джулиус. ― Хорошо, отец… Заметив, что Овайна расстроена, барон неловко приобнял её за плечи и чмокнул в лоб. ― Надеюсь, барон, вы останетесь хотя бы на день-другой? ― поинтересовался Кристиан. ― Конечно. Мы не так часто видимся с вами, ваша светлость, а нам есть что обсудить. Каффу показалось, что когда за девушкой закрывалась дверь, он услышал всхлип. ― Джулиус… Вы бы поласковее с девочкой. ― Она знает, что провинилась, ― сказал барон сурово. Кристиан покачал головой ― он чувствовал, что сейчас с ним говорит отец ― не разгневанный, а встревоженный, испуганный даже, и наконец-то испытавший облегчение. Они вновь уселись за стол, чтобы продолжить беседу. Конечно, в письме Кристиан ограничился только скупыми фразами, когда сообщал, что нашёлся отец Ленарда. Он был назван каррасским землевладельцем ― из числа калхедонских дворян, бежавших после неудачного восстания против узурпатора. Теперь же, в личной беседе, Кафф поведал барону, кем на самом деле является Нардин Хамат. Барон хмыкнул недоверчиво. Медленно потянул вино из кубка, собираясь с мыслями. Хмыкнул снова, уже с другой интонацией, что-то решив для себя. ― Я не за отца девку отдаю, ― сказал наконец. ― Сперва посмотрю на парня, потом... ― Уже отдаёшь? ― улыбнулся Кристиан. ― Погоди планы строить ― тут брак может случиться только по любви, потому что с расчётом у обеих сторон дела не слишком хороши. Думаю, что Альбер скорее всего получит от отца ахенское имение. Не станет Нардин его продавать. ― Ну, я хочу сказать, что.. не в отце дело, ― неуклюже вывернулся барон. ― Каков парень-то? Говоришь, они уже спелись? ― Пристрелялись, ― усмехнулся герцог. ― До пения ещё не дошло, но не удивлюсь, если Альбер начнёт баллады сочинять в честь дамы сердца. Барон приподнял брови. ― Да хороший мальчик, хороший. Красивый… ― Ну… ― Добрый, честный. Воин из него не получится, правда… ― Да и слава Творцу! ― махнул рукой барон. ― Хватит в нашей семье вояк-то. ― Отобедаешь с нами? ― поинтересовался Кристиан. ― Заодно и на мальчика посмотришь. ― С удовольствием, ― согласился барон. ― А твой-то мальчик где? Я уже вроде бы на весь замок не кричу. Кристиан попросил Тьерри уведомить Лени, что его ждут в кабинете. ― Мальчик учится, ― сказал он. ― Всё старается нагнать упущенное. ― Твой-то воякой вырастет, ― сказал барон. Герцог сокрушённо покачал головой. Но тут «вояка» сам пришёл, радостно улыбнулся, взглянув на барона. ― Как хорошо, что вы приехали, Джулиус, ― сказал он. ― Молодец, не забыл, о чём мы договаривались, ― кивнул барон. ― А ведь возмужал! Дайте-ка я на вас посмотрю, молодой человек. Взяв Лени за плечи и повернув к свету, он отметил про себя, что и взгляд у юноши изменился ― стал уверенным. И порода чувствовалась, царская кровь. При том что держался он просто, и радость его от встречи была искренняя и неподдельная. И только они обнялись, как Тьерри торжественно доложил: ― Мать-настоятельница, приор ордена… ― Да брось, любезный, ― решительно прервала его тётушка Фрайда, входя в кабинет, ― вот ещё, церемонии развёл. Здравствуй, племянник! ― Тётушка, ― удивленно воскликнул Крис, вскакивая с места. ― Я не ждал вас. Как дорога? ― Дорога как дорога. Со мной приехала сестра Альенора. Её отвели знакомиться с подопечной. ― Тут настоятельница повернулась к барону. ― Здравствуй, Джулиус. Давно мы с тобой не виделись. ― Здравствуй, Фрайда, ― немного мрачно отозвался барон. Женщина чуть приподняла одну бровь, глядя на него. Барон наклонился и поцеловал ей руку. ― Добрый день, приоресса, ― сказал уже другим тоном. Юное воображение Лени тут же сочинило романтическую историю, что барон разбил тётушке сердце, и потому она ушла в монастырь. Мать Фрайда, почувствовав, что о ней думают, поманила волчонка, и тот почтительно склонился к её руке. Поздоровавшись, и получив поцелуй в лоб, он скромно удалился, чувствуя, что его присутствие тут сейчас не к месту. Кристиан придвинул тётушке удобное кресло, наполнил вином появившийся как по волшебству третий кубок. ― Что же, Джулиус, вы согласитесь оставить Овайну в моем доме? ― Да что уж тут, вы всё равно сговорились все. ― Вот и славно, ― промолвила мать Фрайда. ― А теперь, как полагается заговорщикам, потолкуем о делах. ―2― За обедом вели светские беседы ― успели обсудить планы на будущее, да и при младших говорить лишнего не следовало. Барон был не в настроении. Однако он внимательно рассмотрел царского пасынка и засомневался, что дочь сможет испытывать к нему что-либо, кроме дружеских или сестринских чувств. Овайна всегда восхищалась братьями, а те были воинами ― конечно, они получили достойное воспитание, и не только на казарменном дворе, но знали всё, что полагается рыцарям, ― а мальчик-то, пусть и был красив лицом и обещал стать мужчиной хоть куда, явно обладал нравом тихим и даже кротким. Разве что дочери захочется управлять своим мужем. Впрочем, кольцо лучника на пальце мальчика Джулиус не пропустил. И Кристиан сказал, что он выиграл состязание в стрельбе... Что ж, он ведь пока ничего никому не обещал. Досточтимая старалась не показывать своей радости и держалась скромно, как подобает девице. Но всё же то и дело бросала довольные взгляды на герцога, на братьев Хаматов, а настоятельница вызывала у неё жгучее любопытство. Овайна заметила, что отец в сторону монахини старается не смотреть и говорит с ней, только если к нему обращаются. Однако ни отца, ни мать Фрайду спросить, отчего так, явно не получилось бы. То есть спросить Овайна, конечно же, могла, но вот получила бы ответ? Ей казалось ― едва ли. И ещё она не могла понять, сколько настоятельнице лет ― та казалась такой молодой, а порой говорила как умудрённая годами женщина. С сестрой Альенорой Овайна уже познакомилась ― подружатся они или нет, девушке сейчас было всё равно. Ей думалось, что приезд сестры ― уловка для отца, чтобы тот разрешил ей остаться. А всё склонялось именно к этому. Овайна даже не успела понять, из какого сословия вышла монахиня ― они успели только перекинуться несколькими фразами, после того, как закончились занятия у Ленарда и Альбера. Овайна, как и в прошлый раз, сидела спокойно, никому не мешая, и читала, а краем уха ещё и слушала, вникая в тонкости мужского образования. Учителя не возражали, братья тоже. Книжку она выбрала в герцогской библиотеке ― Альти уже успел показать ей дорогу. Снова взяла философский трактат ― было сложновато, но интересно, да и ей казалось, что с подобной книгой в руках она выглядит солидней. После занятий учитель братьев осторожно ― чтобы рыцари не возмутились, спросил, поняла ли она хоть что-то из того, что читала. ― Автор пытается доказать тщетность человеческих привязанностей. По-моему, это ересь. ― Тут она смутилась. ― То есть глупость. Это смотря какие привязанности. Раз мы созданы по образу Единого ― то есть наша душа способна любить, понимать красоту, чувствовать гармонию, как могут наши привязанности к высокому быть тщетными? А философ пытается призывать всех к холодному созерцанию. ― Возможно, он считает, что излишняя горячность и потакание страстям искажают образ Единого, скрытый в каждом из нас. ― А разве в Едином нет страсти? ― спросила Овайна, и молодые люди переглянулись между собой. ― Достаточно взглянуть на море, на горы… ― Вы обожествляете природу? ― перебил наставник. ― О, нет. Но разве всё это не было создано со страстью? ― Думаю, в основе божественного творения лежал вполне разумный и осознанный план, ― сказал с достоинством учитель. ― И естественно, любовь. Поговорим об этом как-нибудь в другой раз, досточтимая. ― Как угодно, ― Овайна потупила глаза. Когда наставник вышел, Ленард рассмеялся. ― Кажется, он просто не знал, что тебе ответить. Наверняка пойдёт штудировать труды по философии. ― Скорее, просто сделает вид, что разговора такого не было, ― вздохнула девушка. ― Разве что ты напомнишь, не ссылаясь на меня. ― Зачем? Пусть себе гордится учёностью. В таких вопросах, как тот, про что ты читала, у каждого своё суждение. ― Тем более трактат философский, а не богословский, ― прибавил Альти. ― А насчёт страсти я согласен. Если Единый ― художник, то он должен быть страстным. Кажется, наставнику под словом «страсть» привиделось что-то неприличное, ― рассмеялся он. Сейчас Овайна смотрела на него через стол и думала почему-то ― а было ли для Альбера слово «страсть» чем-то, кроме философского понятия? Эти взгляды замечали, по крайней мере, ещё двое ― барон и Лени. И вряд ли их мнения сильно разнились. Барток честно пытался поддерживать беседу с матерью Фрайдой и Кристианом, но был так необычно для себя рассеян, что монахиня спросила его шёпотом: не влюблён ли он? Телохранитель сохранил невозмутимое лицо, хоть и упорно не поднимал глаза от тарелки, когда таким же шепотом ответил ей: ― Да. Мать Фрайда тихонько повернула его ладонь кверху и с любопытством посмотрела на линии. Потом довольно улыбнулась и похлопала Бартока по руке. После обеда Овайна думала, что отец пойдёт к герцогу в кабинет, чтобы спокойно продолжить разговор, но тот отправился по коридору ― и не в сторону своих покоев, а куда-то совершенно без цели. В кабинет с герцогом отправилась его тетушка. Овайна удивилась снова, но тут Лени позвал её и брата к тренировочному полю, и девушка выбросила из головы этих непонятных взрослых. Но потом вдруг устыдилась и пошла искать отца, отказавшись с извинениями от воинских забав. В замке не спрячешься ― вездесущие слуги, которых порой господа не замечают, всегда знают, кто чем занят и где кого найти. Одна из служанок указала Овайне в сторону узкой лестницы, ведущей на самый верх бывшей сторожевой башни. Овайна поднялась по каменным ступеням, придерживая юбку и сетуя про себя, что не догадалась переодеться снова. Но отцу было явно приятно видеть её в платье, и ― она улыбнулась ― Альти тоже был удивлён и впечатлён. Барон услышал шаги и шуршание юбки и обернулся. Овайне показалось, что он ожидал увидеть не её, а кого-то ещё. ― Ты же пошла развлечься с братьями, ― удивился он. ― Мне показалось, лучше поговорить с вами отец, ― сказала девушка. ― Простите, если помешала. Барон огляделся вокруг. Под деревянной крышей, венчавшей площадку наверху башни, негде было присесть ― две деревянные скамьи испачкали вездесущие голуби. ― Давай спустимся вниз, хотя бы в пустую караулку. Он подал дочери руку и пошёл впереди по узкой лестнице. В маленькой комнатушке ниже площадки было пыльно, но Джулиус галантно не пожалел плащ, постелив его на скамью у стены. ― Когда этот замок строили, герцогская власть в Вияме недостаточно окрепла, и зверолюды, случалось, добирались до этих мест, а сейчас дозорные башни заброшены ― в них нет необходимости. ― Их заменили заставы, ― кивнула Овайна. ― Далеко отсюда. Она села на скамью и настороженно посмотрела на отца. Их разговоры редко выходили мирными ― или она обижалась на него, или он гневался. ― Я оставлю тебя у Кристиана, если хочешь. Можешь даже поучиться у опытных воинов умению обращаться с мечом. Но ты никогда не будешь служить! ― Джулиус чуть возвысил голос. ― И не потому, что женщины не могут воевать, хотя это и не их дело. Ты моя дочь, и я не хочу тебя потерять. ― А запереть меня в монастыре или сбагрить первому же встречному, ― привычно ощетинилась Овайна, ― это, по-твоему, не значит потерять меня? ― Замуж ты и так рано или поздно выйдешь ― но никто тебя, кажется, пока не просватал. То есть сватали, конечно, но я всем отказывал, ― на редкость миролюбиво ответил барон. ― Да? ― посмотрела она недоверчиво. ― Да, ― мирно сказал Джулиус, сев рядом. ― Люди они были неплохие, ценили бы тебя... по-своему, но не думаю, что вы бы сошлись. ― Ценили, ― фыркнула Овайна. ― Соразмерно приданому, вероятно? Я не хочу выходить замуж по расчёту. ― Дело не только в приданом, ― сухо сказал барон. ― Ты дочь Бримарра. ― Простите, отец. Овайна понурила голову и замолчала. Даже когда сам герцог ругал её, она не чувствовала себя обиженной ― почему-то казалось, что ему небезразлична её судьба и он даже переживает ― может, из-за её отца, но разговор оставил тёплое чувство. ― Тебе всего шестнадцать, ― сказал Джулиус, ― и речи о браке пока ещё нет. Ты хочешь остаться в Вияме? ― Хочу. Тут Лени ― он совсем не обиделся на меня за обман. ― Только Лени? ― усмехнулся отец. ― С Альбером я знакома меньше недели, отец! Но он очень мил. Барон усмехнулся, подумав, что это точное определение. Мальчик мил. Что ж ему, усыновить его, что ли? Он погладил дочь по голове, и та удивлённо посмотрела на него. ― Я буду скучать по тебе. ― Но... ― сказала Овайна, почувствовав вдруг угрызения совести. ― Но, отец, я же не покидаю страну. Даже герцогство. И я могу никогда не выйти замуж и остаться с вами. ― Ну, вот ещё! ― рассмеялся барон. ― Не сидеть же тебе век в девицах. Я понимаю, милая: тебе скучно в Бримарре. Братья разъехались, у меня редко случается свободная минута ― только за столом и видимся. Да и по большей части твоя мачеха болтает без умолку. ―Зачем вы женились на ней? Вы же её не любите! ― Я уважаю её, она мне приятна ― одному плохо жить, дочь. ― Отец, я могу спросить? Вы ведь знали мать Фрайду раньше, да? Барон кивнул. ― Во времена моей молодости. ― Как же это? ― удивилась Овайна, а потом, поразмыслив, воскликнула. ― Вот оно что! ― Я даже делал предложение, ― признался Джулиус. ― Отказала? ― Она ушла в монастырь, потому что хотела посвятить жизнь Единому и помощи людям. Ну, или не совсем людям, но тоже его созданиям. ― А я думала... это потому что ты женился, ― сказала смущённо Овайна. ― Сколько лет твоему старшему брату? ― Двадцать пять. ― Так сочти, когда я женился в первый раз. ― Ой… Овайна уставилась на отца. Она считала его мужчиной ветреным, а он, оказывается, так долго не мог устроить свою жизнь, получив отказ от любимой женщины. ― Ну, я не святой, конечно, ― барон не мог не понять красноречивого взгляда дочери, ― и в обиде своей много натворил глупостей. Но Фрайду долго не мог забыть. Овайна снова наморщила лоб, считая в уме. ― Но... ― сказала нерешительно, явно не веря своим подсчетам, ― сколько же тогда ей лет? По виду, так ты в неё влюбился, когда она только из колыбели вышла? ― Мы ровесники, ― ответил барон. ― Но ты понимаешь, что пока о некоторых вещах нужно помалкивать. ― Она… она… эльф? ― девушка начала заикаться от волнения. ― Получается, что герцог… ― Мой сюзерен и друг, ― ровно сказал Джулиус. ― Ты поняла меня, дочь? ― Да, конечно! Она взволновано стиснула руки, сообразив, наконец, во что ввязался отец. По зрелому размышлению она понимала, чем это грозит в случае неудачи и готова была сделать, что угодно, пусть даже просто молиться Единому, раз уж полом ей предначертано стоять в стороне и смотреть, как мужчины борются. ― Я вам доставила столько хлопот… ― промолвила она. ― Простите, отец. ― Я не сердился, ― сказал Джулиус. ― То есть... не по-настоящему... то есть... Я испугался, Овайна. Очень испугался. Сама знаешь, граница близко. Да и... люди порой бывают опасней зверей. Девушка робко взяла отца за руку. ― Значит, вы меня любите? ― Неужели ты сомневалась? ― Порой... ― чуть слышно сказала Овайна, уже сама пугаясь своих недавних чувств. ― Совсем чуть-чуть. Она была изумлена ― её отец, бесстрашный воин, признался ей, что напуган. И чем ― её побегом, её риском. Он не боялся ни разбойников, ни зверолюдов, ни смерти, но боялся ― за неё. ― Что делать с мальчишками, я знал, ― усмехнулся барон. ― А как растить дочь ― не очень себе представлял. Я всю жизнь солдат, и мне не знакомы сантименты. Но я тебя люблю, милая, и хочу, чтобы ты была счастлива. ― Я счастлива, отец, ― сказала Овайна и вдруг поняла, что так и есть. У неё прекрасный отец, и хорошие друзья, и... Альбер. Барон обнял дочь и поцеловал её в лоб. ― Значит, я могу быть спокоен за тебя. Для меня это очень важно, Ови. Девушка вздохнула. Кажется, мечтам о героической войне со зверолюдами пока придется немного подождать. ― Я больше не заставлю вас волноваться, отец. ― Послушай, я не против, чтобы ты изучала искусство боя ― не грех и женщине уметь постоять за себя. Особенно в смутные времена. Но я тебя прошу: никаких застав и отрядов. Обещаешь? Овайна вздохнула снова. Но умом она понимала, что отец прав. Сейчас от неё было бы мало толку в бою. ― Обещаю, ― кивнула она. ― Вот и умница. Иди к друзьям, а я пойду потолкую с Кристианом. Овайна встала и отошла к лестнице, барон взял плащ, встряхнул его хорошенько от пыли. Вниз они спускались вместе. Девушка опиралась на сильную руку, совершенно успокоенная разговором. Может, пока она была маленькой, отец и не знал, как с ней обращаться, зато теперь она чувствовала себя женщиной, которую понимают. ―3― Прошло два дня, барон вернулся в Бримарр, но мать Фрайда задержалась в замке. Ожидался визит приора Гильмара. Фрайда не одобряла племянника в том, что он решил начать именно с приглашения на обед, вместо того, чтобы посетить храм во время службы. Она хорошо знала старого приора, его язвительность и принципиальность в том, что касалось отношений религии и власти. Правда, если Кристиан выдержит Гильмара, он и с Мельяром сможет найти общий язык. Ещё до званого обеда начались работы в старой часовне. Кристиан нашёл хорошего художника на постоялом дворе, о котором рассказал ему Лени. Парень оказался неожиданно молод, но рисовал в старом стиле. Увидев картины, он пришел в восторг, обещал работать как можно бережнее и осторожнее. За день до назначенной встречи с приором герцог, вняв увещеваниям тётушки, посетил утреннюю службу в городском храме ― не привлекая внимания, смешался с молящимися, выслушал наставление приора Гильмара, от глаз которого не укрылся новый член паствы, поклонился символу Единого, возжёг курения, прошептав молитву. Приор, прибыв в замок, первым делом попросил отвести его в часовню ― как же, визит духовного лица. Сначала о вечном, а потом о бренном теле. У Кристиана внутри ёкнуло, он покосился на Лени, мысленно благословляя его за то, что тот предложил привести комнату для молений в порядок. Его преподобие оценил рвение герцога, посмотрел на уже восстановленную часть росписи, хлопнул молодого живописца по плечу так, что тот аж присел. Рука у Гильмара была тяжёлой. Он происходил совсем не из знатной семьи. Даже более того ― его предки пахали землю, а дед работал в кузнице. Так что во внешности его преподобия не было ничего аристократического ― здоровый, коренастый детина, даже в свои годы вполне способный свернуть в кольцо железный прут. Не слишком обращая внимание на дела церковные, Кристиан и раньше думал иногда, что его приор получил должность по заслугам, а не за деньги ― и хотя не помогал, но и не вмешивался в его управление храмами и монастырями. Впрочем, обители Блаженной тени герцог помогал ― но совсем по другим причинам. Художник получил благословение, Кристиан ― одобрительный взгляд. После его преподобие был приглашён прогуляться по саду в обществе гостеприимного хозяина и его тётушки. ― Почему же только втроём? ― удивился приор. И посмотрел на Лени, а потом на герцога. ― Боюсь, что я только помешаю разговору, ― нерешительно промолвил волчонок. ― С какой стати? ― заявил преподобный. ― Разве вы не супруги? И об этом я тоже хотел с вами обоими поговорить. У волчонка широко распахнулись глаза, он с опаской покосился на Кристиана ― а вдруг их брак приор считает недопустимым? Вдруг он прикажет им расстаться? Кристиан и сам не совсем понимал, чего хочет приор, но подал Лени руку, тем самым подчёркивая их статус. ― О делах поговорим потом, ― решительно заявил преподобный, в свою очередь предложивший руку настоятельнице. ― Я до сих пор не понимаю, почему вы делаете из своего союза тайну? Вам уже давно следовало посетить службу вместе, показаться на людях. Сын мой, ― обратился он к Кристиану, ― идти в храм за благословением я вас не призываю, но вы могли бы пригласить меня в ту же замковую часовню. Простые смертные, так сказать, могут жить в браке и без благословения ― ограничиться деловыми бумагами и брачным договором, но вы ― другое дело. Лени посмотрел на супруга. ― Мы не скрывали, ― сказал он первым, ― просто... Тётушка... мать-настоятельница знает, и герцог Белтран, и… ― И барон Бримарр, вероятно, ― нетерпеливо кивнул приор. ― Словом, семья и близкие. А люди? Ваши подданные, молодой человек? Кем они вас считают? ― Мои? ― А чьи же ещё? Если вы супруги, то жители герцогства ― такие же ваши подданные, как и его светлости герцога Каффа. ― О... ― сказал Лени. Снова посмотрел на супруга. ― Я не подумал, ваше преподобие. Мы не подумали. Кристиан не мог не заметить, что приор сейчас, главным образом, обращается к Лени, и несколько удивился этому обстоятельству. ― Меж тем, ― продолжил преподобный, ― у Храма тоже есть глаза и уши, и я не мог не увидеть, что за некоторыми переменами, случившимися в Вияме в последнее время, чувствуется чьё-то влияние. Лени на всякий случай крепче сжал руку герцога. ― Перемены эти, ― продолжал приор, не спеша шагая по тропинке, держа Фрайду под локоток, ― не бросаются в глаза. Пока. Но чувствуется в них и определённое намерение. Он остановился, склонился к расцветшему недавно розовому кусту, принюхался к цветам, словно не замечая, как Лени нетерпеливо поёрзывал на месте. ― Гильмар, бессовестный ты человек, ― усмехнулась настоятельница, ― юноша ведь готов уже в обморок упасть. ― Этот? ― удивился приор, взглянув на волчонка, ― Да что ты? Этот молодец ― и в обморок? Вы далеко пойдёте, ваша светлость, ― прибавил он серьёзно. ― Да, я к вам обращаюсь, Ленард. Кристиан обнял волчонка за плечи, чувствуя гордость и нежность. ― Если я и пойду, то за Кристи, ― ответил Лени. Приор усмехнулся, но ничего на это не сказал. ― Ну, что же, лиманские мудрецы когда-то в древности прогуливались с учениками и преподавали им уроки жизни, но я предпочитаю говорить о делах сидя, ― промолвил он. ― Я так понимаю, ваша светлость, герцог Кафф, что если вы вспомнили о церкви, значит, вам от нас что-то нужно? Герцог остановился, склонил голову. ― Смиренно признаю вину, ваше преподобие, ― сказал с улыбкой. ― У меня есть кое-какие планы на будущее, и ваша поддержка была бы не лишней. Мне искренне хотелось бы привлечь вас на свою сторону. ― Может быть, мы пойдём в кабинет? ― предложил Лени. ― Пожалуй, ― кивнул приор. ― Помнится, у вашего отца, ваша светлость, там стоял такой роскошный макенский диван… Почему наши мебельщики не научатся делать мягкие кресла? И он пошёл вперёд, ворча себе под нос. Настоятельница обернулась, поймала озадаченный взгляд племянника и подмигнула ― мол, не обращай внимания, это он чудит. В кабинете его преподобие Гильмар удобно разместил своё немалое седалище на диване, откинулся на спинку, милостиво принял кубок из рук волчонка. Матери-настоятельнице он уступил вторую половину дивана. ― Итак, если я правильно понимаю, вы претендуете на трон Гутрума, ваша светлость? Вы недавно вернулись из Ахена, и до меня дошли слухи, что старый греховодник всё-таки назначил вас наследником. ― Меня и Ленарда, ― подтвердил Кристиан. ― И я не прошу считать нашу беседу исповедью, ваше преподобие. Что до трона... Бранн просто не оставил мне выбора. ― Если бы мне такое заявил герцог Земерканда, к примеру, я бы тотчас его проклял, ― покивал приор. ― Но Виям ― дело иное. Что я могу сказать, ваша светлость? Нам нужен новый Верховный приор. Потому что даже если Творец заберёт к себе душу Его почти покойного величества, и принц достранствуется до ручки, нынешний Верховный просто так от своего золота не откажется. Кристиан занял своё привычное место за столом. ― Душа его величества давно уже не в человеческой власти, ― тихо сказал он. ― И принц во многом причастен к такому... издевательству над короной. Что нужно, чтобы провести наконец церковные выборы, ваше преподобие? Деньги? Они есть. Мечи? В них нет недостатка. ― Ну, что вы, какие мечи? ― рассеянно промолвил приор, взглянув на Ленарда, который скромно устроился в кресле в уголке. ― Нужна некоторая уверенность, что не будет ещё хуже. Вы для церкви, уж извините, тёмная лошадка. Набожностью не отличаетесь ― даже показной, как наши члены совета, которые все колени уже истёрли в браннском соборе ― вишь, за здоровье короля молятся, чтоб им пусто было. Лени не удержался и издал смешок ― ему определённо нравился приор. ― Поговорите с нужными вам людьми, ваша светлость. Что касается брата Радкара, главы ордена Молчальников, ― тут я могу подсобить. Ваша тётушка ― ещё один голос. Вам стоит написать приору Карраса. ― Я спишусь с матерью-Молчальницей, ― сказала Фрайда. ― И попробую выяснить, что думает по поводу выборов глава женской ветви ордена Уставников. ― Я утратил веру в милость Единого в час смерти матери, ― сказал Крис. Он встал из-за стола, подошёл к Лени и положил руку ему на плечо. ― Однако за последние несколько месяцев мое безверие пошатнулось. Приор глубокомысленно хмыкнул. ― Это очень трогательно, ваша светлость, но у меня как у священника уже язык чешется сказать вам пару отрезвляющих слов… Вот думаю ― стоит ли? ― То есть? ― Я понимаю, о чём вы, ваше преподобие, ― сказал Лени. ― Думаю, что с точки зрения священника вы правы. ― А я не понимаю, ― нахмурился Кристиан. ― Его преподобие хочет сказать, что вера человека не должна зависеть от числа тяжёлых или радостных событий в его жизни, ― заговорил тут Лени. ― Иначе она не будет стоить ничего. Но часто люди в радости верят охотно, а в горе слишком легко утрачивают веру. Это так, но ты был ребёнком, ― он положил ладонь поверх руки герцога. ― Мне кажется, ваше преподобие, что вы собрались здесь не обсуждать чью-то веру, а, прежде всего, поговорить о том, что бы хотела получить для себя церковь от возможной смены власти. Гильмар одобрительно улыбнулся. ― Я и говорю: вы далеко пойдёте, сын мой. Готовы ли вы, ваша светлость, к такому разговору? ― Я ведь сделал первый шаг, ― сказал Кристиан. ― Так что же, ваше преподобие, каковы условия? О сбивании колен в истовой молитве и речи быть не может. Уверен, вы и сами понимаете, ближайшие месяцы ― и это в лучшем случае ― все мы будем слишком заняты. Приор нахмурился и не говорил ни слова. Ленард покачал головой. ― Ваше преподобие, ― он попытался придать словам герцога немного другой оттенок. ― Вы знаете, чем можете помочь нам. Скажите, чем мы сможем помочь церкви? ― Если ваши планы сбудутся, ваша светлость, ― сказал Гильмар, ― а я надеюсь, что, с помощью Творца, они осуществятся, передайте церковные дела в ведение вашего супруга. Это пойдёт всем на пользу. Я так понимаю, вас воспитывали в вере, сын мой? Ленард кивнул. ― Это чувствуется. Церковь нуждается в следующем… Власть не должна вмешиваться во внутренние дела Храма, как и церковь не должна заниматься политикой. Нам нужен новый Верховный приор ― о кандидатуре позже, который бы убрал с важных постов тех, кто получил свои должности, давая взятки совету и нынешнему Верховному. Власть не должна чинить церкви препятствия в делах благотворительности и обучения детей грамоте. ― А сейчас власть лезет во всё это? ― спросил Кристиан у Лени. Сам он не то что не вмешивался, а даже и не интересовался церковными делами. ― Местная? ― улыбнулся волчонок. ― Бранн, ― усмехнулся Кафф. ― Виям скорее исключение из правил, ― ответствовал приор. ― Хотя и не из благочестия здешних правителей. ― Школ мало, конечно, что и говорить, ― сказал Лени. ― Особенно начальных ― они-то всего нужнее. А что так скромно, ваше преподобие? Разве не дело церкви ― смягчать нравы, подавать пример в добрых делах, в заботе о нуждающихся? ― Для этого жертвователями должны быть не сами нуждающиеся. Тут уж, как голова думает, так и члены тела себя ведут. А когда наша гутрумская рыба уже давно с головы попахивает, что уж… Бранн вспоминает о церкви, когда ему нужна очередная проповедь о непреложности королевской власти ― интересно только, в каких священных книгах они такое вычитали. ― Как у нас с этим дела? ― поинтересовался Кристиан у Ленарда. Волчонок подумал. ― Благодаря сестрам из монастыря матушки Фрайды не так уж и плохо. Но всё же... ― Подумай, что мы можем сделать, ― понизив голос, сказал Кристиан. Лени кивнул ― тут вопрос стоял, где взять денег. Дело с ростовщиками выгорело, но эти доходы предназначались для будущих планов. Кажется, пора было всё же поинтересоваться, как идут дела в имении деда. ― Что касается кандидата на пост Верховного, ― сказал Гильмар, ― Фрайда намекнула мне на Мельяра… ― С ним что-то не так? ― спросил Кристиан, потому что приор замолчал. Он вернулся за стол, сел и в задумчивости переплёл пальцы. ― Мельяр хорош, ― ответил приор. ― Но он трудный человек ― потому, наверное, что ещё молод. Он пока что горит ― и слава Творцу. Но трудно сказать ― сможет ли он сдвинуть горы, или быстро разочаруется и остынет. И ещё ― он несговорчив. Он никогда не станет к вам лоялен просто потому, что вы обладаете властью. Его расположение придётся заслужить. ― Это естественно, ― кивнул Кристиан. ― На войне. В бою никого не интересует твой титул и стоимость меча. Важно лишь то, как ты дерешься и можешь ли повести за собой других. ― Война не продлится вечно, ваша светлость. Наступит мир, и придётся просто работать. ― Сперва будет война, ваше преподобие, ― прямо сказал Кристиан. ― А войны расставляют всё и всех по местам. ― Не то ты говоришь, племянник. Война войной, но надо думать и о том, что будет после, ― сказала настоятельница. ― Войны не только расставляют всё по местам, ваша светлость, ― сказал приор. ― Война есть зло. Иногда необходимое зло, но война выносит слишком много человеческого мусора… ваша задача сейчас ― не война, а скрытая борьба. Вам ни в коем случае не следует открыто бороться за власть, не приведи Творец ― гутрумцы начнут убивать друг друга. Ваши цели ― король, принц, члены совета ― но их-то достаточно просто лишить власти и награбленного, и главное ― маги, которые близки совету. Я не побоюсь этого слова ― они должны быть уничтожены, иначе вы не сможете спокойно сидеть на троне. Лени ахнул тихонько. Его даже не предложение преподобного испугало, не спокойствие, с которым он предложил Крису без промедлений и сомнений убить добрый десяток человек, а понимание и готовность ― так же без колебаний и сомнений, с которыми принял это предложение его супруг. ― Точно так, ― приор услышал этот вздох. ― Поэтому я и не претендую на пост Верховного. Но маги ― это очень важно, ваша светлость. Они никогда не станут вам служить ― те, которые сейчас в Бранне. Вспомните, что они делают со своими же. Им нужна только власть, и больше ничего. А вам нужны те, кто сейчас прячется. Фрайда знает нужных вам людей, я знаю нескольких, Мельяр, уверен, ― тоже знает. Извлеките из небытия ведуний ― я предпочитаю это слово: слишком уж часто женщин называют ведьмами, ― усмехнулся приор. ― Восстановите женскую линию в магии, она сейчас полностью забита, и я вижу в этом большое зло. Мы, мужчины, рвёмся к власти, мы нахраписты и не всегда думаем о будущем. Женщина по природе склонна сохранять и оберегать. ― Мы думали об этом, ― сказал Кристиан, поглядев на тётушку. ― Много думали, ваше преподобие. Из небытия и забвения придется извлечь не только ведьм. Эльфы и оборотни должны получить полные права наравне с людьми. ― Это само собой, ― кивнул приор, ― я даже обсуждать это не собирался, учитывая ваши семейные дела. Было бы странно, думай вы иначе. Кристиан чуть улыбнулся. ― Если Верховным приором суждено стать преподобному Мельяру, ― сказал он, ― в чём все здесь присутствующие, кажется, согласны, не стоило ли бы узнать его мнение? Не можем же мы начинать его правление с неуважения к его точке зрения на спорные вопросы. ― Мельяр у себя всячески поддерживает почитание двух женщин, ― ответил Гильмар, ― за что его регулярно лупят из Бранна. Но народу пока ещё непризнанные святые нравятся. Во времена гонений на магов в Земерканде жили две подруги ― одна была ведунья, а вторая ― нет. Отец нынешнего короля тогда издал, как вы помните, закон, по которому всякий, кому известно о колдовстве, должен был доносить. Тогда Рауда ― простая горожанка ― спрятала свою подругу, ведунью Дагфару. Соседи донесли ― женщин схватили, пытали и казнили вместе. Рауде предлагали покаяться и обещали сохранить жизнь ― просто запереть в монастыре. Она отказалась, потому что Единому противно предательство и он любит верность и любовь, а не страх и ненависть. Обе много чего говорили перед казнью ― записано тщательно, спрятано в архивах Бранна, кстати. Но у Мельяра есть и документы и показания свидетелей. Так что, думаю, новый Верховный придёт не с пустыми руками, а с двумя новыми святыми. ― Помимо новых святых Верховный принесет с собой церковную казну, открытую для нуждающихся, и милосердие, доступное всем жителям нового Гутрума, ― твёрдо сказал Кристиан. ― Надеюсь, мы придём к согласию в этом, преподобный? ― С Мельяром-то? Можете не сомневаться, ваша светлость. ― Думаю, стоит поговорить с ним самим, ― сказал Кристиан. ― Уместно ли будет, преподобный, принять в замке ваших почтенных гостей, когда они прибудут в Виям? ― Я жду гостей? ― хмыкнул Гильмар. ― Что же, я и дату назначил? ― Через неделю, может быть? ― улыбнулся герцог. ― Если вы так любезно примете моих, ― усмехнулся приор, ― гостей у себя, что ж… Можно и через неделю. Учтите, Мельяр приедет с женой. Он побоится оставлять её одну в Земерканде. Кристиан нахмурился. ― Всё так серьёзно? ― Даже ведунью можно при умении убить. Наша не такая уж давняя история это доказывает. ― А ведь правда… я и забыл, что она ве… ведунья. Он снова посмотрел на тётушку. ― В замке гостит одна из сестёр матушки Фрайды и дочь моего вассала. Уверен, супруга приора, молодая, я слышал, найдёт себе компанию на время визита. А безопасность её ― и всех гостей ― дело моей чести. ― Я не сомневаюсь в этом, ― кивнул Гильмар. ― Тогда я не стану откладывать дело в долгий ящик, отправлюсь к себе и напишу Мельяру. После обеда, за которым преподобный, воспользовавшись днём, свободным от поста, отдал должное и дичине, и вину ― в меру, и сладкому, Кристиан и Лени проводили гостя. Тот не без труда вскарабкался на крупную кобылу, способную выдержать его вес. Волчонок удержал её за повод и что-то тихо спросил у Гильмара. Тот выслушал серьёзно и кивнул. ― О чём ты спросил приора? ― поинтересовался Кристиан, когда ворота за гостем закрылись. ― Можно ли мне его навестить. ― Так… Лени взглянул на него. ― Нет, не спрашивай, соглашусь ли я тебя отпустить. Прошу только, не обсуждай с ним Бартока. Даже у святого есть пределы того, что он вытерпит от иноверца, а преподобный... ― он помолчал. ― Даже у преподобного есть эти пределы. ― Я не собирался обсуждать с ним Бартока ― с чего бы вдруг? Я хотел поговорить… о планах. Побольше узнать о церковных делах. ― Конечно, ― Кристиан улыбнулся. ― Церковные дела тебе ближе, любовь моя. Можешь быть уверен, что армия и казна Вияма всегда готовы подержать дела веры и милосердия. ― Армия не должна поддерживать дела милосердия, ― улыбнулся волчонок, мысленно выдохнув. Он собирался говорить вовсе не о делах, хотя и о них тоже. В последнее время он чувствовал какую-то непонятную тревогу, а слова приора о том, что ему нужно выйти из тени, напугали. ― Ты заметил, что приор тебя называл всё время «сын мой», а меня только «ваша светлость»? ― улыбнулся Кафф, обнимая волчонка. ― Это что-то значит? ― спросил Лени, прижавшись к нему. Сейчас он чувствовал странную усталость, словно не разговаривал с гостем и не обедал, а на мечах рубился ― или, как прежде, мешки таскал на чьём-то дворе. ― Ты у нас любимец преподобного, ― шепнул Кристиан. ― А я нерадивый ученик, того и гляди, напрошусь на розгу... Волчонок фыркнул тихонько, оценив шутку. ― Идём, Кристи, ― попросил он, впрочем, тут же. ― Ты не приболел у меня? ― встревожился Кафф, уловив в его голосе какую-то вялость. ― Спать хочу почему-то. ― Надо бы спросить у тётушки, на какие дни в этом месяце выпадает пост, ― усмехнулся Кристиан. ― Пусть у земеркандского приора желудок заодно порадуется. ― Вторник и среда, ― сонно пробормотал Лени, ― постные… ещё пятого сентября… в память об утопленных в море… первых пропо… ― он зевнул. На дворе Кристиан пощадил стыдливость волчонка и подхватил его на руки, только когда они в замок вошли. Тот не возражал, и пока его несли в спальню, заснул. Кристиан уложил его заботливо, подумав в который раз, не взваливает ли он слишком много… он чуть было не помянул мысленно хрупкие плечи, но те уже хрупкостью не отличались. Герцог посмотрел на манжету рубашки спящего ― немного уже запястье из-под ткани показалось, растёт его мальчик. Оттого и усталость. Он помнил, как сам когда-то в отрочестве разом вытянулся в одно лето и еле ноги порой волочил. Он умилённо поцеловал спящего и отправился в кабинет, чтобы вытащить на свет божий записи отца, касающиеся церковных дел. Однако папки оказались вовсе не пыльными, бумаги в них лежали в порядке. И Кристиан вновь удивился ― не без гордости, что Лени опережает его на один шаг.