От Иларии до Вияма. Часть первая

—1— Неделя прошла тихо и спокойно. Овайна обживалась в замке, всё больше привыкая к здешнему укладу. Да и порядки тут были не в пример менее строги, чем в отцовском доме. Хотя, возможно, девушке так казалось, потому что не приходилось скучать — уроки, занятия на стрельбище, прогулки с Альбером. Герцог выполнил обещание и устроил охоту для молодёжи — того рыжего парня, что первым её увидел на замковом дворе, пригласили в качестве гостя. Лени объяснил, что хотя Маттиас и служит в замке, но он ему друг — с отрочества, и семья Люсов многое для него сделала когда-то. Овайна заметила, что на охоте соблюдали старые правила — когда какого зверя можно бить. Правила эти шли ещё из времён процветания магии и свободной жизни эльфов. Те допускали охотников в свои леса только в определённое время года, когда вырастали детёныши. Дворяне же, у кого тоже имелись лесные угодья, прислушивались к их советам. То же говорили и маги, призывая людей не губить свои же богатства. Во времена гонений хорошее забылось, но в Вияме традиции ещё хранили, и, зная, кем была мать герцога, Овайна понимала — почему так. Сейчас пришло время охоты на самцов оленя. Это больше напоминало не охоту, а отдых, пикник. Подстрелили всего двух — к чему больше? Одну тушу отправили в замок, а второго оленя слуги принялись свежевать тут же. Развели костры, принялись жарить мясо, начинив окорока травами и чесноком. Кроме Овайны в охоте участвовали — конечно, в качестве зрительниц — мать Фрайда и сестра Альенора. Матушка-настоятельница распоряжалась слугами, уча их способу приготовления мяса по старому монастырскому рецепту. Здесь же, на привале, герцога разыскал гонец из Земерканда, посланный с приглашением к приору Мельяру от имени приора Гильмара. Текст письма Кристиан зачитал преподобному перед отправкой и тот, хмыкнув одобрительно — мол, личный секретарь и то не выражал его мыслей удачней, — поставил свою печать. Земеркандский приор в ответном послании с лёгким удивлением — не выраженным прямо, но чувствовавшимся, благодарил собрата и обещал прибыть в срок. О содержании письма, впрочем, догадались немногие. Молодёжь наслаждалась охотой. Когда оленина зажарилась, отведать её позвали и немногочисленную охрану — только загонщики и слуги ужинали, чем Творец послал, — припасами, что захватили из замка. Альбер взял с собой лютню и после трапезы заиграл на ней. Пел он, правда, неважно: голос ломался, так что он скорее нашёптывал любимую всеми балладу, но выходило всё равно красиво. Лени не выдержал — и запел сам, благо, хотя и не умел играть, слухом его природа не обделила. Неожиданно сестра Альенора подхватила первым голосом. Овайна подумала, что надо бы попросить монахиню научить её петь. —2— На другой день Лени отпросился у Кристиана и, взяв с собой Бартока и ещё пару людей — по настоянию герцога, — отправился в имение деда. — Что собираешься делать? — поинтересовался телохранитель. — Посмотрю для начала, как идут дела у арендаторов. — Налоги с имения поступали в казну герцогства, неважно, жив владелец, или нет. Всегда ждут десять лет — вдруг да появится наследник. У тебя там должна уже накопиться немалая сумма. Ты всегда можешь взять эти деньги и потратить, как считаешь нужным. — Хорошо, — кивнул Лени. — Планы у меня уже есть. Надо посмотреть, сколько там набралось, просчитать всё... — Ты хорошо дополняешь Кристиана, — усмехнулся Барток. — Он никогда не любил возиться с цифрами, если только это не количество наёмников, расстояние до границы да число напавших зверолюдов. Лени посмотрел на него неожиданно жалобно, и тот опешил. — Что с тобой происходит такое? — Я боюсь ноября. — Понимаю. Спокойной жизни конец. — Не в этом дело. — Ты не должен бояться. Если будешь вести себя уверенно, никто не посмеет сказать дурного слова. Наедине с собой можешь не сдерживаться, но ты — будущий правитель. Заставь их любить себя. — Заставить любить? — невесело усмехнулся волчонок. — Ты же понял меня. — Барток, я только представлю, что появлюсь с Кристианом в храме, а там будут те мужчины, которые когда платили за... за услуги, мне становится нехорошо. — Послушай, — сказал Барток, — смотри на вещи проще. Тебе платили за услуги и ты, насколько понимаю, честно отрабатывал плату. Поверь, есть куда более худшие вещи. Ты не крал их деньги, не насиловал их жён, не держал нож у их горла, так? — Так. — Ты выжил — и слава Творцу. И хорошо, что выжил, не опустил руки, не отчаялся, ты просто ждал, когда сможешь освободиться. И теперь ты нашёл отца, брата, у тебя любящий супруг, который тобою гордится — и совершенно справедливо. И ещё запомни — болтуны болтают ровно до того момента, пока их слушают. У тебя хорошие планы на будущее, ты желаешь добра людям — они это поймут, и тогда никакой недоброжелатель не найдёт в их сердцах отклика. Собака брешет до того момента, пока не получит палкой. — Ну... — протянул Лени, отчаянно желая верить Бартоку и не решаясь. — Уж поверь, я знаю, о чём говорю. — Кристиан меня просил недавно, чтобы я не говорил о тебе с приором — я и не собирался, конечно, но меня удивили намёки, что есть вещи, которые ни один приор не выдержит. Это потому что ты язычник? И что же в этом такого ужасного? Не понимаю. — Язычники бывают разные, — ответил Барток уклончиво. — Брось, — улыбнулся Лени. — Язычники не слишком жалуют и своих-то, кто поклоняется злым богам и приносит им жертвы. А ты не такой. — Совсем недавно ты меня опасался. — Потому что я тебя плохо знал. — А сейчас знаешь хорошо? — усмехнулся Барток. — Может, и недостаточно, но ты — надёжный друг. — Тут волчонок хитро посмотрел на него. — И ещё — если бы я был менестрелем, я бы слагал песни о тебе и князе. — Святая корова! — Барток закатил глаза и рассмеялся. Потом вздохнул, посерьёзнев. Лени понимал его — после письма от Шальи прошло уже достаточно времени, но ни посланцев, ни посланий из Иларии в замке больше не являлось. — Уже скоро, вот увидишь! — горячо уверил он. Барток только кивнул и пришпорил коня.

***

Они проскакали через рощу, и дорога неожиданно вывернула в сторону, открывая прекрасный вид на господский дом. Не замок — просто дом, большой, добротно выстроенный, словно наблюдающий с пригорка за работающими на полях. Крестьяне, завидев их, кланялись — ещё не понимая, что приехал новый хозяин, просто кланялись господам. Дорога уткнулась в незапертые ворота. Один из охранников с усилием нажал на створ, и он подвинулся с неприятным скрежетом. — Поля в порядке — значит, они тут не совсем одичали, — промолвил Барток. — Надеюсь, что дом не разграблен — только в запустении. Лени смотрел по сторонам, ожидая, что узнает место, хоть и понимал, что это невозможно — он же не был здесь ни разу. — Впрочем, старик говорил, что за домом худо-бедно следят, — добавил Барток, — по меньшей мере, воров не подпускают, уже что-то. Надо бы найти, кто тут за порядок отвечает да за уплату податей. Добравшись до крыльца через заросший кустами и высокой травой сад, всадники спешились. На стук не сразу, но открыл взъерошенный мужик, посмотрел на вооружённых людей, испуганно крякнул и уже хотел захлопнуть дверь, но Барток дёрнул ручку, и мужик чуть не вылетел на крыльцо. — Так-то ты встречаешь своего хозяина, смерд?! — рявкнул телохранитель. Лени подошёл ближе, остановил мужика, согнувшегося было в поклоне. — Тебя герцог назначил следить за имением? — спросил он. — Да, ваша милость, — тот снова поклонился. — Я Миро, шорник, и грамоте обучен. — Я Ленард, внук сенешаля. — Ох! — мужик присел — то ли от неожиданности, то ли испугался чего-то. — А мы думали, что старик Кетиль из ума выжил, когда говорил о сыне госпожи Ленардины. Тут он упал на колени и взмолился: — Пощадите, ваша милость! Зимовать как-то надо было, а что делать, если дед ваш запрещал рубить деревья в его лесу? А кизяка и хвороста на всех не хватает! — Погоди, встань… — растерялся Лени. — Вы что же, ни одно дерево не срубили? — Сухостой только, да его мало. — Мужик поднялся. — Позапрошлая зима выдалась суровая, так мы тут… того… мебель старую… Волчонок рассмеялся. — Только мебель, точно? — спросил он. — Ни плошки не тронули, ваша милость, как можно — чужое? — ответил шорник, и Лени чувствовал — правда. — Показывай дом. — Ох, прощения просим! Что же я господ на пороге держу! Шорник широко распахнул дверь. — Я тут пару комнат занял в самом низу, рядом с кухней, — продолжал оправдываться он. — Запасы дров в имении были, ваша милость, но ими только комнаты протапливали, чтоб дом не отсырел. Но вот кончились они, а в город мы писать не решились — ничего о наследниках не слыхивали, а дом кому нужен? Главное, чтобы земля приносила доход. Лени его не слушал, шёл по пустым комнатам, глядя на потемневшую от времени обшивку стен, потрескавшуюся лепнину по углам. Не всю мебель, впрочем, сожгли — видать, самую ценную сохранили, укрыв рогожами. Лени остановился у окна, бесцельно поводил по почти непыльному подоконнику пальцами. — А что-нибудь осталось... от матери? — спросил наконец. — Осталось, ваша милость, — почему-то шёпотом — наверное, по привычке именно так упоминать госпожу, ответил Миро. — Припрятали столик её для вышивания и пару книг — только они не в доме, они в деревне хранятся у дочери её покойной няньки. — Я хочу увидеть, — сказал Лени. — Забрать их. Барток подошёл ближе. — Что прикажете, ваша светлость? Велите позвать представителей от арендаторов? Пока они собираются, можно поехать посмотреть на вещи вашей матушки. — Много тут арендаторов-то? — спросил волчонок. — Десятка три будет, — сказал Миро. — С небольшим. — Так соберите всех, — решил Лени. — Чего там за представители. — Слушаюсь, ваша светлость. Шорник всё слышал, всё замечал — понял, что новый господин не просто наследник старого изверга, а птица более высокого полёта. — Если тут есть ещё хоть один стол, поставьте, и принесите, на чём сидеть, — приказал Лени. — Где живёт та женщина, о которой ты говорил? Миро подвёл господина к окну и указал, как доехать. Оказалось, что совсем недалеко — соседний хутор. — Как старик Кетиль поживает? — спросил он у шорника уже на пороге. — Да потихоньку. Домик его дальше в саду — вот он и не видел, что вы приехали, ваша светлость. Но я ему скажу. Вот обрадуется! — Скажи. Охранников Лени оставил, попросил селян дать им напиться, позаботиться о конях. С ним на хутор отправился только Барток. Домишко с незаконченным пристроем, курятник, коровник с обвалившейся крышей, сарай — вот и всё хозяйство. Куры по двору бегали хотя бы, а коровьим навозом не пахло, видимо, уже очень давно. Несколько фруктовых деревьев — одна яблоня позднего сорта, под кроной на траве чисто — или собирали упавшие плоды, или они ещё не дозрели. На огороде торчала из земли ботва, пузатые кочаны капусты — гладкие, не повреждённые гусеницами. На дворе чисто, прибрано, забор цел. — А дома ли они все? — засомневался Лени. — Вдруг на поле? Из конуры вылез старый пёс, вспомнил службу — залаял, но учуяв что-то не то в незнакомцах, зарычал, обнажив клыки, и на всякий случай заполз задом обратно в будку. — Кто-то наверняка дома, — сказал Барток. — В поле только работники выходят. Он посмотрел на пса, и тот совсем уполз в конуру — подальше от греха. Постучав, Барток прислушался. Ещё раньше он заметил, что из трубы не шёл дым. Толкнул дверь — заперто. — Насчёт работников я погорячился. Но кто-то с той стороны крался к двери — скрипнули половицы. — Кто там? — раздался детский голос — не понять, девочка или мальчик спрашивает. — Мать дома? — В поле она, и отец, и брат старший в поле. А вы кто? Разбойники? Барток рассмеялся. — Что у вас красть-то? Пса вашего шелудивого? Открой-ка, малыш, не бойся. У нас к твоей матушке дело срочное, а мы не знаем, как её на поле найти. За дверью послышалось сопение, потом засов звякнул, дверь чуть приоткрылась: в щёлку зыркнул голубой глаз, мелькнула тёмная косица. — У тебя меч! Ребёнок попытался захлопнуть дверь, но Барток придержал, и девочка завизжала. — Не кричи. Конечно, у меня меч — я защищаю господина, мне положено. — Малышка, не бойся. — Лени подошёл к крыльцу. — Мы тебя не обидим. Девочка открыла дверь и, разглядев, что оба — а один незнакомец особенно — одеты богато, поклонилась. — Меня зовут Ленард Хамат, — сказал волчонок. — Я наследник вашего покойного хозяина и сын его дочери. Твоя бабушка, кажется, была её нянькой. Ты слышала об этом? Девочка покачала головой, сунула в рот грязноватый палец и уставилась на гостей с опаской и любопытством. — Так где ваше поле, малышка? — спросил Барток, присев так, чтобы быть к ней ближе. — Покажешь нам? А я тебе из города пришлю красивую куклу. — Настоящую? — глаза её округлились, руки сами собой потянулись в разные стороны. — Вот такую? — Такую, — усмехнулся Барток. — Так покажешь? — Я сейчас! Я сбегаю! Тут недалеко! И тут же сорвалась с крыльца, перепрыгнула вниз через три ступеньки и понеслась со двора, только пятки засверкали. — В дом войдём или подождём на крыльце? — спросил Барток. — В чужой дом без спросу только разбойники и невежи входят, — сказал волчонок. — Подождём. Малышка быстрая. Барток усмехнулся — если здраво рассудить, то всё тут принадлежало Лени, даже солома на крыше сарая и капуста в огороде. Но одобрил его деликатность, посмотрел на вполне чистые ступени крыльца. — Присядем тогда. — Не хочется, постою, — вздохнул волчонок. — Волнуешься? — спросил Барток. — Жалко, что бабулю не застали, но может, с дочерью она успела поделиться. — Вроде так подумать — я мать вообще не знал… Ну, столик, две книжки… — губы Лени задрожали. — Я свою мать тоже плохо помню. Барток шагнул к волчонку и осторожно обнял его. — Не переживай так, не надо, а то Кристиан мне голову оторвёт. — За что? — улыбнулся Лени. — Что ж я, до самого замка скулить буду? — Он обхватил широкие плечи телохранителя, помолчал и прибавил. — Спасибо тебе. — Да за что же? —Барток похлопал его по плечу, несильно, осторожно. Поднял голову, посмотрел в сторону поля. — А вот и семейство бежит. Правда — семейство бежало в полном составе и, видимо, было решительно настроено оборонять своё добро. Хозяин с хозяйкой — с серпами в руках, мальчишка-подросток тянул за руку сестру, которая что-то кричала остальным — протестовала, может, против такой встречи нежданных гостей. Ещё один парень — наверняка, единственный работник — нёсся с дубинкой, решив, что одним серпом тут не обойтись — сие оружие он заткнул за пояс. — О, да встречают нас торжественно, — засмеялся Барток. Выпрямился, шагнул вперед, небрежно, словно невзначай, положив руку на рукоять меча. Семейство разом остановилось. Несмотря на грозный вид Бартока, пришлецы особо опасными не выглядели — потому что второй был совсем молод, и не при мече, а всего лишь с кинжалом — дворянин всё же, судя по одежде, не положено без оружия. — Вы кто такие? — крикнул хозяин. Барток издевательски церемонно представил Лени по всем правилам. — Творец! — женщина выронила серп и всплеснула руками. Барток приподнял бровь, но промолчал. — Подати уплачены, господин хороший, в должниках мы никогда не ходили, — прогудел сурово отец семейства. — Если кто чего и нашептал — враньё это. Работник спрятал дубину за спину, пока не понимая, что творится и кому лучше хранить верность. — Да не о том господин приехал спросить, муженёк, — возразила женщина. — Правильно, — кивнул Лени. — Вы сохранили вещи моей матери, как мне сказали. — Конечно, ваша милость. Как не сохранить? Входите в дом, прошу вас. Она что-то шепнула мужу. — О, нет, не отсылайте мужа на поле, уважаемая. Он же мой арендатор — ему скорее нужно идти в имение, туда пригласят и остальных. Мне есть что всем им сказать. Лицо мужчины помрачнело, но, покосившись на Бартока, он сдержался, показал работнику в сторону поля и зашагал к господскому дому. — Сурово нас встречают, — рассмеялся волчонок. — Ох, не гневайтесь, ваша милость. — Женщина открыла перед ними дверь. — Просто натерпелись мы тут от вашего деда. — Так его уже и нет ведь, — сказал волчонок. — Так-то оно так, да только после его смерти легче не стало. Уж сколько лет имение в небрежении, со стариком порой и договориться можно было, а в герцогскую-то казну, как можешь, но подати плати. Неурожай ли, недород — кто же разбираться станет? Она вытерла фартуком табуреты и поставила их у стола. — Садитесь, господа. Не обижайтесь, но угощать мне вас нечем. Могу разве кваса налить. — Пожалуйста, — кивнул Лени. Присел на табурет. Барток остался стоять. Хозяйка скрылась за занавеской в углу, отгораживающей кухню, постучала кружками и крынкой, вернулась — поставила одну перед Лени, вторую подала Бартоку. — Не побрезгуйте. Освежает. Тот поблагодарил сдержанно, отпил глоток и передал Ленарду, взяв его кружку себе. Лицо женщины вытянулось, она развернулась и ушла в соседнюю комнату, чтобы внести маленький столик с резными украшениями, с ящичками для ниток и игл. Наверху столика была укреплена рама для натягивания ткани. — Сейчас книги принесу. — Ты её обидел, — тихо сказал Лени Бартоку. — Знаю, — кивнул тот спокойно. — Но твоя жизнь в моих глазах дороже её чувств. Книги оказались большими томами — что на обложке и как они украшены, не видать было за кусками льна, в которые их завернули. — Вот. — Хозяйка положила книги на стол перед Лени. — Всё сохранено в целости. — Спасибо вам, — сказал Лени. Провел осторожно кончиками пальцев по ткани. — Ваша мать... она рассказывала о моей? Хоть что-нибудь? Понимаете... я никогда её не видел. — Я её и сама знала. Старше её на десять лет ведь. Видела и младенцем, и девочкой постарше. Конечно, меня к господской дочке не допускали, но матушка гуляла с ней по саду, а там в дальнем конце и раньше кусты сплошь росли, так я пробиралась как-то. Хоть на мать посмотреть. — А разве не пускали? — удивился волчонок. — Дочь к матери — и не пускали? Дед... старик распорядился? — Чтобы дочь не нахваталась чего дурного от простолюдинки. — Хозяйка пожала плечами. — Одиноко вашей матушке было, что и говорить. Дед ваш, правда, часто отлучался в город — даже после отставки, тогда на свой страх я иной раз с ней и бегала по саду — слава Творцу, что никто хозяину не донёс. Но всё равно — с детьми матушка ваша почти не играла. Когда в няньке нужда отпала, сенешаль приставил к ней двух обедневших дворянских дочек, старых дев — воспитывать и надзирать. Ну, вот, а когда ей исполнилось девятнадцать, стал в имение заезжать молодой калхедонец. Отец ваш будущий, значит. — Мне всё-таки непонятно, что его с самого начала сюда привело? И спросить ведь забыл… — Так… как же? Он покупал у сенешаля участок земли, чтобы присоединить его к своему имению под Ахеном. Прежний хозяин имения долго с сенешалем за эту землю спорил — и судиться пытался, и деньги ему предлагал, а старик просто из вредности и жадности отказывал. А тут старый его соперник умер, калхедонец платил, не торгуясь, — вот он и продал землю. — Кетиль говорил, что мой отец купил имение уже потом… — засомневался Лени. — Да что он может знать-то? — насмешливо промолвила женщина. — Ему под девяносто. И тогда уже был туг на одно ухо. Сами понимаете: отец ваш мужчина молодой и видный — у сенешаля таких гостей сроду не случалось. Конечно, все, кто ближе к дому был, сплетничали — а уж от них слухи и по хуторам расползались. — Мы пришлём к вам человека — забрать столик. На днях… — Лени встал и взял книги. — Да, ваша милость. Вещь хрупкая — её бы на телегу. — Спасибо вам. И, думаю, муж сегодня принесёт вам хорошие вести. — Дай-то Творец. Будем молиться, если не оставите нас своей милостью. — Фраза хозяйки, впрочем, прозвучала суховато — она всё не могла забыть обидные подозрения в свой адрес. Барток во дворе забрал книги, сунул в сумки, притороченные к седлу. — Теперь ещё выдержать толпу арендаторов, — подытожил он. — Повезёт, если засветло в Виям вернёмся. Они вскочили в сёдла и отправились в имение. — От отца что-нибудь есть? — поинтересовался Барток. — Нет. Я писал в имение, но мне ответил новый управляющий — господин Хамат уехал по делам и не сказал, когда вернётся, — вздохнул Лени. — Не переживай. Он пока что в Гутруме — это точно. И навестит вас с Альбером обязательно. — Потому что может больше не увидеть? — Слушай, что за вздор? — воскликнул Барток. — Что ты заранее смотришь на вещи мрачно? Надо верить в победу — у твоего отца есть все шансы вернуть себе страну и трон. Волчонок кивнул. — Говоришь, хорошо, если вернёмся засветло? Кристи волноваться будет… — Да с чего? Ты со мной, от города недалеко, и ты поехал по делам, а не на прогулку. —3— Но герцог волновался… Он убеждал себя, что волноваться не о чем — с мальчиком Барток, что гарантировало бы безопасность даже на поле боя; путь, конечно, не самый дальний, но и не самый ближний; день будний — а значит, что взрослые на хуторе едва ли бы сидели в ожидании городских гостей — страда в разгаре, и пришлось бы поискать их в поле, а там... много ли, мало могли вспомнить крестьяне о своих покойных господах. Да и дела в имении пустили на самотек давным-давно— кто знает, какие вопросы придётся решать волчонку с арендаторами... Кристиан повторял себе эти доводы снова и снова и всякий раз соглашался с ними, признавая их верными, а свою тревогу глупой и бессмысленной, но все же ничего не мог с собой поделать. Лишь только о возвращении всадников ему доложили, он тут же вышел встречать и застал их уже во внутреннем дворе спешивающимися. — Вы почему так задержались? Ночь на дворе, что в этом имении можно было делать так долго? — Его светлость не волновался, — усмехнулся Барток, вынимая из сумки книги, — он соскучился. — Правда? — улыбнулся Лени, обнимая Кристиана за шею. — Мы задержались, потому что я говорил с арендаторами. — Вот как… — крепко прижав к себе волчонка, герцог почувствовал себя значительно лучше. — Ты теперь у меня важный землевладелец. — Я страшно голодный землевладелец, и Барток тоже проголодался. Нас будут кормить? — Конечно, — зная, что никто кроме Бартока их не видит, а тот способен не замечать лишнего, если так нужно господину, Кафф поцеловал волчонка. — Тьерри уже накрывает. Он подумал, что ему придётся ещё привыкать к самостоятельности Лени. Он вроде бы мечтал, чтобы мальчик повзрослел, перестал прятаться за его спину, стал ему ровней и помощником, а стоило тому уехать на день, как уже не находил себе места. Хотя Барток, конечно, был прав — он просто скучал. Даже если Лени занимался с учителями или на тренировочном поле — достаточно было выйти в соседнюю комнату или выглянуть в окно, убедиться, что его сокровище на месте. За столом Лени ел с волчьим аппетитом, но при этом не забывал рассказывать. Они сидели втроём — остальные уже давно поужинали, только Кристиан из солидарности попостился до возвращения супруга. — Завтра пошлю в имение повозку кое-что забрать. У одной женщины сохранилась вещь, принадлежавшая моей матери. А сегодня мы только две книги привезли с собой. Кристиан слушал, смотрел на Лени и кивал. — Кристи, мне нужны деньги, — мягко промолвил тот. — Доходы с имения за прошедшие годы ведь в казну поступали? — Конечно, милый. Записи в приходных книгах — бери, сколько тебе нужно. Ты решил облагодетельствовать своих арендаторов? — Им там нелегко жилось ещё при жизни деда, а уж после его смерти… — Хорошо-хорошо, — улыбнулся Кафф. — И какие у тебя планы? — Кроме денежной помощи, я хочу там кое-что сделать. Устроить школу для детей, например. Её можно разместить прямо в доме — всё равно никто в нём жить не будет — уж я-то точно. Да и мебели там почти не осталось, — усмехнулся Лени. — Школу, лечебницу — надо найти целителя, а хорошо бы ещё кого-то из магов в помощь. Может, тётушка отпустит из монастыря кого-нибудь из ведуний? — Насчёт ведуньи — посмотрим. А планы хороши — вполне в духе того, о чём говорил приор. Волчонок уставился на герцога — в глазах его читалось сомнение. — Я не шучу, милый, — серьёзно промолвил Кристиан. — Так я напишу тётушке? — радостно воскликнул Лени. — Написать-то напиши, — кивнул Кристиан. — Вот только... Ты говорил с арендаторами, как они тебе показались? С готовностью всё по твоей воле сделают, без сомнений? Волчонок задумался, покачал головой. — Они ещё деду не доверяли, — сказал сумрачно. — Маму любили, но и то... она не хозяйка была, дочь хозяина, и её он держал в строгости, как их. — То-то, — рассудительно заметил герцог. — У людей свойство есть — что прикажут, то и не делают. Больше всего времени в армии уходит даже не на то, чтоб обучить с оружием обращаться, а чтобы приучить приказы выполнять — и не бездумно, как зверь дрессированный, но и не с рассуждениями, словно философ перед учениками. — Да, это будет нелегко, — кивнул Лени. — Сегодня меня слушали — кто-то поверил сразу, кто-то сомневается, были и упрямые, кто новшеств не хочет — но у тех-то дела идут получше, чем у остальных. Что ты мне посоветуешь? — Упрямых заставить недолго, да те, кто поверил, тогда разочаруются навсегда, — развёл руками Кристиан. — Тут под одну гребёнку со всеми нельзя. Начни с тех, кому похуже, присмотрись, почему — то ли ленятся, то ли просто не сложилось. Бывает же, как у мастера Люса— вроде и бьётся человек, как рыба об лёд, а все никак. Вот им и помочь не грех. Пошли-ка ты нескольких человек в монастырь. Кому-то наверняка подлечиться надо, кому-то просто поручи продуктов монашкам отвезти или дров. Да назад не торопи, пусть присмотрятся, как те хозяйство ведут. — Продуктами и дровами монашки, пожалуй, могут и сами с кем угодно поделиться. И потом, если я разрешу вырубку леса, чего дед никогда не делал, и крестьяне тут же повезут этот лес в монастырь, они вряд ли будут испытывать ко мне тёплые чувства. Я спрошу в письме тётушку, в чём монастырь нуждается прежде всего — с тем и пошлю. — Тебе виднее, чем сестёр удивить и порадовать, из того, что твоя земля родит, — усмехнулся Кристиан. — А они любой дар принимают с благодарностью. И вот что... хорошо бы крестьянские детишки попали туда хоть на день-другой. И друзей новых заведут, и заметят много нового, дети наблюдательней взрослых, для них это всё ещё игра. Лени отложил вилку и нож и задумался. — Ты хочешь им помочь, и чтобы всё улучшилось сразу, как по волшебству, — сказал Кристиан. — Но люди ленивы, ворочаются с трудом. Ты скорее сможешь помочь деньгами приору — вот священники оборотисты, времени зря не тратят. — Не все, — вздохнул Лени. — Священники — тоже люди. У кого-то складывается, у кого-то нет. Это ведь не главное. — Поезжай дня на два, осмотри владения — что выращивают, и какой там лес — из жадности сенешаль запрещал вырубку, или на то были другие причины, — подсказал Барток. — Вся ли земля у тебя под арендаторами или есть свободные участки. Как взималась подать — сведения об этом должны быть в той приходной книге. Прежде чем смотреть на хозяйства, узнай, сколько каждое платило. Волчонок повозил двузубой вилкой по тарелке, подцепил кусочек зажаренного в сухарях кролика, вздохнул: — Снова бумаги, цифры... — протянул, косясь на Бартока. — Цифры — судьба твоя, — усмехнулся телохранитель. — А мне бы про куклу не забыть. — Сам обещал — никто за язык не тянул, — подначил Лени. — Куклу? — с любопытством спросил Кристиан. — Да что ж такое, куда вас ни отпусти без присмотра — сразу куклы, дети... — Это была взятка, — рассмеялся Барток. Лени ткнул в его сторону вилкой. — Жестокий тип, коварный. Знает, чем соблазнить неокрепшие умы юных дев. — Специалист по ведению допроса, — кивнул герцог, стараясь принять серьёзный вид. — Опасен для неокрепших умов, хоть юных дев, хоть зрелых... Барток открыл рот, чтобы ответить, но, так не сказав и слова, замер, прислушиваясь. — Что такое? — спросил Кристиан. — Где вы оставили ту штуку… тот… компас… — от волнения телохранитель стал запинаться. — В спальне он! — подскочил Лени и выбежал из столовой. Не успели герцог с Бартоком встать из-за стола, как из спальни раздался вскрик. Кафф ещё только метнулся вперёд, а Барток уже скрылся за дверью. Волчонок, счастливый и немного испуганный, показывал на компас, оставленный на комоде. Телохранитель только мельком бросил взгляд на изделие иларийских магов — он распахнул дверь в ванную комнату и уставился под щель двери в бывшую спальню покойной герцогини. Лени, прибежавший за ним, тоже уставился туда, оглянулся на Кристиана. Из-под двери пробивалось неяркое свечение. Волк внутри юноши беспокойно заёрзал, чувствуя постороннюю силу — не враждебную, просто чужую. Стрелки компаса разошлись в разные стороны, образовав подобие розы ветров. Значит, проход открыт. Привалившись к косяку, потому что ноги внезапно ослабли — впервые в жизни, — Барток отпер замок и потянул ручку двери. Светилась не рама, и не пространство внутри рамы, а, казалось, сам воздух в комнате. Даже с того места, где стоял Барток, было видно, что за резным деревом вовсе не стена спальни, а коридор, который теряется где-то вдалеке. — Иди, — Кристиан коснулся его плеча. Впервые в жизни Барток не заметил, как к нему подошли. Отстегнув меч в ножнах, Барток отдал его герцогу. — Зачем? — Не хочу туда с оружием. Кристиан кивнул, понимая. — Я о нём позабочусь, — пообещал он. Принял оружие, бережно поставил в угол. Барток посмотрел на него, на Лени — волчонок чуть не задохнулся, так преобразился вдруг телохранитель. Лицо его засветилось — то ли от сияния в комнате, то ли от чего-то более личного и глубокого, сделалось совсем молодым и — Лени признал — красивым. — Иди же! — Кристиан хлопнул друга по плечу и тут же сам испугался: а если маги в чём-то ошиблись? Барток уловил его страх, но он знал, что его подхватят, если что — встретят где-нибудь на полпути и помогут. Ему казалось, что он чувствует слабый аромат цветов. Поэтому он обнял герцога, подмигнул волчонку и вошёл в комнату. Подойдя к раме, выждал пару мгновений, собираясь с духом. Между двумя помещениями, казалось, не было никакой преграды, пространства вошли одно в другое, словно плотник вставил деталь в приготовленные пазы. Не закрывая глаз, Барток поскорее шагнул вперед. Силуэт его словно растворился в угасающем сиянии. Секунда — и перед герцогом и волчонком осталась лишь пустая старая рама.