Пункт девятый: Она любит себя накручивать из-за пустяков. И боится телефонных разговоров. Позаботься о её психическом здоровье.
Пятница начинается практически также, как и вторник. За исключением того, что с Себастьяном я не ругаюсь и предвкушаю сегодняшний вечер. Этот вечер должен стать самым ярким событием поездки в Нью-Йорк. Поэтому утром я снова опаздываю, но делаю это с глуповатой улыбкой. Соня на меня странно косится и на всякий случай убирает банку с кофе подальше. Я ей лучезарно улыбаюсь и принимаюсь готовить себе фруктовый чай. Пока я занимаюсь таинством смешивания яблок, лимона, клюквы и корицы, часики тикают. — Я из-за тебя опаздываю, — обвиняю я подругу, жующую свой огромный бутерброд за столом-стойкой. — А я то тут при чем? — праведно возмущается она. Только что откушенный кусочек выпадает у неё изо рта. — Я у тебя научилась! — Да я вообще не помню, когда в универ последний раз опаздывала! — Потому что ты просто не приходила. — Один-ноль, — усмехается София. — Топай давай. Вниз я снова несусь, перепрыгивая через ступеньку и неуклюже размахивая руками. Рюкзак болтается за спиной. В руке по своему обыкновению расписанный под хохлому термостакан. И я снова вылетаю из подъезда и почти врезаюсь в человека. На этот раз меня ловят за плечи, бережно придерживая. Я снова улавливаю знакомое сочетание ароматов. В этот раз я даже осмеливаюсь дать ему название «тёплый летний день». — О, это снова ты, — усмехается незнакомец. Голос у него оказывается приятный, низкий и с лёгкой хрипотцой. Говорит он без привычного американского акцента, и как на записях, прилагающихся к учебнику по английскому для средней школы. Британский акцент. — Девушка с кофе. Ещё не подняв глаза и не рассмотрев своего оппонента, я спокойно его поправляю: — Для справки: это чай. — Чай, речь без американского акцента, — с задумчивостью перечисляет он. — А мы случайно не из одной страны приехали? Любопытство берет верх и я смотрю на собеседника. И я надеюсь, мой приоткрытый рот он списывает на стеснительность и испуг, а не на то, что я оказалась его поклонницей. Если быть дотошно точной, то поклонницей его творчества. Передо мной стоит никто иной, как человек, на чей концерт я собираюсь вечером. Солнечные лучи путаются в его рыжих волосах, создавая вокруг его головы золотистый ореол. Симпатичное лицо с щеками, не свойственными статичным красавчикам. Внимательные голубые глаза, с улыбкой смотрящие на меня из-за стекол больших очков в синей оправе. Ободряющая сдержанная улыбка. Эд Ширан. — Н-нет, — бормочу я, не зная куда себя девать от смущения. Оказывается неловко стоять перед человеком, чьим песням постоянно подпевала. — Кстати, ты обронила в прошлый раз, — он достает из кармана своей синей куртки мой пластиковый пропуск в главный корпус Университета. Эд протягивает мне его. — Мне пришлось эти два дня ходить этим маршрутом, чтобы вернуть его тебе… Полли. — Полин-на, — снова бормочу я себе под нос. И куда девался мой громкий голос? — Эд, — представился он. Будто я не знаю, как тебя зовут! — Спасибо, что вернул, — выдавливаю я из себя улыбку, забирая пропуск. На мгновение наши пальцы соприкасаются, и меня обдает жаркой волной. Наверняка, я краснее клюквы в своём стакане. — Эй, успокойся, — парень кладет руку мне на плечо. — Я не кусаюсь. Хоть ещё и не завтракал. — Мн-не надо идти. Занятия. Учёба. Опаздываю. Ух, — чувствую себя полной дурой, пытаясь сказать хоть что-то. Мозг пребывает в состоянии «потерян сигнал сети», а единственный таракан бегает и кричит «что делать? Что делать-то?». Я ещё раз по-идиотски улыбаюсь и иду прочь. — Полли? — окликает меня Эд. Я порывисто оборачиваюсь. — Надеюсь, ты завтра снова в меня врежешься! — и он одаривает меня открытой жизнерадостной улыбкой. И это одна из самых потрясающих улыбок в моей жизни. На душе почему-то становится вдруг так тепло и спокойно. Солнечно. И я, собрав всю свою смелость, улыбаюсь в ответ. — Я тоже надеюсь!***
Когда я захожу в здание университета, пропуск снова выпадает из кармана. Судьба настойчиво требует, чтобы я заметила что-то важное. Этим важным оказывается оранжевый листочек, приклеенный к оборотной стороне пропуска. Я с минуту смотрю на круглые печатные буквы, скорее продавленные, чем написанные, простым карандашом на бумаге.«Позвони мне, девушка с кофе. Полли… Полли… Полина… На вкус как мечта. Позвони мне.»
Записку завершает номер телефона. Я медленно поднимаюсь с корточек и больно ударяюсь головой о край стойки охранника. Судьба видимо решает, что хватит с меня и минутного радостно-испуганного оцепенения, и возвращает к суровым реалиям. Но я не могу перестать об этом думать. Что побудило Эда оставить мне свой номер телефона? То, что я чуть с ног его не сбила? Дурацкое фото на пропуске, где в мешки под глазами можно картошку складывать? Или моё имя, которое он так легко и нежно (?!) сократил до Полли? Позвонить ему? И что я скажу? Скорее всего я снова потеря дар речи от смущения. И дело не в том, что он на весь мир известный певец. Я вообще с трудом завожу новые знакомства, теряюсь в словах и чувствую себя скованно. Себастьян исключение из правил. Я напугана. Я рада. У меня кровь стынет в жилах при мысли, что я ему позвоню. У меня сердце сладостно замирает при воспоминании о его улыбке и чувстве умиротворения. И я решаю, что обязательно переборю страх. Но как-нибудь потом. Не сейчас. Может, после концерта. Или в понедельник. Да, новую жизнь надо начинать с понедельника! Позвоню в понедельник, а пока уберу подальше, чтобы не потерять! С этими мыслями я убираю пропуск вместе со стикером в рюкзак, заложив его между страниц «Великого Гэтсби». Через пять минут начнется лекция по Американской истории… Все следующие четыре часа я ерзаю на стуле, достаю телефон и записку с номером, набираю первые цифры, отрекаюсь от этой мысли и кидаю все обратно в недра рюкзака. И к концу бесконечно длинной лекции, посвященной Гражданской войне, я совершенно извожусь и выбиваюсь из сил. Из-за низкого атмосферного давления голова и так ныла все утро; сейчас же мигрень не дает мне даже глаза полностью раскрыть. Доигралась. Таблетка не действует ни спустя двадцать минут, ни спустя час. Перед глазами все раскачивается, голоса доносятся сквозь белый шум. Идя домой, я чуть ли дважды не наворачиваюсь, будто впервые надела каблуки. К горлу подкатывает тошнота. Что там говорил мой лечащий невропатолог? Правильно, «Вы, Полина Александровна, слишком впечатлительная. Держите себя в руках, не нервничайте из-за пустяков». Но слушать мы его, конечно, не станем. В квартиру я вваливаюсь. Падаю прямо в руки Себастьяна. А он-то что тут делает? У него же какая-то очень важная встреча с другими киношниками. — Лина? — тревожно спрашивает друг. Я не отвечаю, размякнув в его руках. — Лина?! Слишком громко. — Да что ж ты так орешь, — укоряю его я. — Мигрень обычная. Сейчас полежу и легче станет. Сонь, собирайся потихоньку. — Куда ты намылилась? — вздыхает Стэн, сгружая меня на пуфик и садясь на корточки. Сняв с моей ноги ботинок, он скептически оглядывает каблук. — Чёрт, Лина, как ты ноги ещё не переломала?! — Они удобные. И собралась я на концерт, — от звука собственного голоса я морщусь. — Ты на ногах еле стоишь, это раз. Зрачки, как у наркоманки, это два. Грохнешься в обморок ещё, это три. Так что, давай, раздеваться и в кроватку. — Мне не десять лет, чтобы ты за меня решал! — вяло отбиваюсь я от него, когда он пытается снова меня поднять. — Тогда и веди себя на свои двадцать один, — рявкает мужчина. Я затихаю. — Соня и одна прекрасно сходит. — Я? Одна?! — чуть ли не воет София, все это время стоящая в дверях в гостиную. — Да ни за что! Нет! Нет и еще раз нет! — Ещё одна, — снова вздыхает Себ, устало потирая лоб. — У меня скоро у самого голова от вас заболит. Он все-таки исхитряется поставить меня на ноги и избавить от пальто. После чего перекидывает через плечо и тащит в гостиную. К горлу снова подкатывает тошнота, о чем я тут же сообщаю. Соня не перестает ворчать и возмущаться, что одна никуда не пойдёт. Она настоящий параноик и начинает трястись, только подумав о толпе незнакомцев. Вспомнить больно, как она вцепилась в мою руку, когда мы приземлились в аэропорту. До сих пор на запястье синяки желтеют. — Позови Антона, — предлагаю я, когда Стэн опускает (читай: роняет) меня на диван. — Он точно не будет против. София закусывает губу, с сомнением смотря то на меня, то на Себастьяна. Она будто раздумывает — считается ли за предательство оставить меня здесь и пойти на концерт? — Не переживай, я за ней присмотрю, — Себ садится на край дивана. — Сделаю пару звонков и буду свободен, как ветер в поле. Так что будь спокойна, ничего с нашей дурехой не случится. Девушка со вздохом соглашается и через полчаса покидает квартиру. Внизу её уже ждет Антон, с радостью откликнувшийся на предложение. Наблюдать всего такого из себя брутального мачо Антона на концерте поп-исполнителя было бы забавно. — Себ, может все же пойдешь на свою встречу? — я беру друга за руку и принимаюсь перебирать его пальцы. — Это всего лишь мигрень на фоне погоды и нервов. — И чего ты разнервничалась? — он окидывает меня долгим пристальным взглядом, но заметно расслабляется, чуть ссутулив широкие плечи. — Ну… Важный семинар был. Первый раз я ему вру, не моргнув и глазом. Ложь сама собой вырывается из меня. Да и как я ему бы сказала, что разнервничалась из-за какого-то телефонного номера? Он бы подумал, что меня кто-то достаёт и захотел бы разобраться. Вот если я действительно позвоню Эду и что-то наметится, тогда скажу Себу. Эд… Интересно, он бы заметил меня в зале, полном народу, как это бывает в книжках? Герой бросает случайный взгляд на героиню, их пронзает стрела амура и тыры-пыры. Ну или же он специально ищет возлюбленную среди фанатов, а потом поёт для неё одной. Я бы с ума сошла от смущения и ужаса, если бы весь зал вдруг начал на меня пялиться, тыкать пальцем и шептать «это она, это его девушка!». Даже сейчас меня передергивает от этой мысли. Мы с Себастьяном почти не разговариваем. Он отлично понимает, что мне сейчас даже держать глаза полностью открытыми невыносимо. Я лишь даю ему краткие указания, что нужно делать. Когда он уходит на кухню делать мне зелёный чай, я переодеваюсь в домашнее. Сейчас только семь вечера, но я вымотана, будто не спала сутки. Кажется, что боль пульсирует не только в голове, но и по всему телу. Но ещё хуже от осознания, что я сама довела себя до такого состояния, хотя сейчас могла бы слушать прекрасную музыку и радоваться жизни. Себ приносит мне не только чай, но и вчерашний салат, и заставляет поесть. Он прав. Тошнит меня больше от голода, а не от мигрени. Оставшийся вечер мы тихо болтаем и хохочем. Смех сотней молоточков бьёт меня по черепу, но я все равно смеюсь. Мы с Себом так давно не болтали столько времени подряд наедине, что я уже и забыла каково это. И, наверное, это стоит того, чтобы пропустить концерт. Наконец, я не сдерживаюсь и рассказываю ему о столкновениях с Эдом и телефонном номере. Мужчина слегка напрягается и хмурит брови. Его взгляд становится твёрже, а глаза — оттенка расплавленного серебра. И тут я понимаю, он ревнует! Ревнует, как старший брат, привыкший опекать и заботиться о сестре. — Твоя Вэнди от тебя никуда не денется, Питер Пэн, — эта нелепая фраза с налетом воспоминаний успокаивает его. Друг мне улыбается и предлагает поспать. Сейчас действительно самый лучший момент для побега в царство Морфея — мигрень стала ослабевать. Я сворачиваюсь клубочком рядом с сидящим Себастьяном и медленно уплываю в сон.***
Будит меня телефон, поющий «I’m so sorry» Imagine Dragons. Я сонно наблюдаю с полминуты за тонкой нитью солнечного луча, ползущего по пледу. Комнату заполняет теплый розовый свет. Сейчас наверняка не больше девяти утра. Себастьяна рядом нет, зато сзади сопит Сони, делящая со мной диван. Кто-то очень заботливый положил мой телефон на столик рядом с диваном, за что я ему благодарна. Вставать мне не приходится, лишь протянуть руку. — Ало? — голос спросонья у меня «ангельский». Я сдерживаю зевок и откидываю с лица челку. — Привет, — абонент ненадолго замолкает, после чего снова повторяет: — Привет. Я нашел этот номер в капюшоне своей толстовки. Не знаю, как он сюда попал. Я убираю телефон от уха и смотрю на экран. Номер не определился, но цифры знакомые. Сон слетает у меня в ту же секунду, когда я понимаю, что сама вчера несколько раз набирала его. Как к Эду Ширану попал мой номер?! Я оборачиваюсь на мирно спящую Соню. Вылитый ангел: улыбается во сне, подложив под щеку ладошку. Убила бы. — Ало, вы еще тут? — вопрошает трубка. — Да… да, я тут, — спешно отвечаю я. — Извините, что вы сказали до этого? — Тут еще есть записка. «У вас были бы абсолютно рыжие дети», — Эд смеется в трубку. Я невольно вспоминаю его улыбку и добрый, почти ласковый взгляд, и у меня по спине пробегают мурашки. — Я бы хотел познакомиться с матерью моих будущих детей. Я едва сдерживаюсь от болезненного стона. Вот же Соня! Это же надо до такого додуматься! Ну проснешься ты у меня. Устрою я тебе «абсолютно рыжих детей»! — Мы уже знакомы, — ляпаю я первое, что приходит на ум. — Ты вчера вернул мой пропуск в Университет. — Полина?! — нотки удивления звучат в его голосе, поднявшемся на пару октав. — Да, — подтверждаю я. — Моя подруга подшутила вчера над тобой, вероятно, подсунув мой номер. Я об этом узнала только что от тебя, хотя она спит на расстоянии вытянутой руки от меня. Правда, Эд, я даже не подозревала… Сама не понимаю, за что я оправдываюсь и почему вообще это делаю, и с облегчением вздыхаю, когда парень меня обрывает: — Ты уже завтракала? — Нет еще. — Я буду у твоего дома минут через тридцать. Успеешь собраться? — ехидно спрашивает он. Я угукаю, нащупывая ногой тапочек. — Отлично. Не опаздывай. — Врежусь в тебя ровно через полчаса. Он еще раз коротко смеется и кладет в трубку.