Пункт восьмой: Не скрывай своих чувств от нее.
Еще толком не проснувшись и не начав полноценно соображать, я чувствую себя счастливой. И это не правильно. Это не вписывается в привычную концепцию. И ночью я не просыпалась от того, что Соня в очередной раз врезала мне коленом по почкам во сне. А на талии что-то тяжелое, наверное все одеяло туда сбилось. Странно… Открываю левый глаз. Потом правый. Эй, левый, откройся обратно! Так, хорошо. Первое, чего касается мой взгляд, это небритая щека Эда. Сонные тараканы в моей голове с полминуты любуются тем, как утреннее солнце вызолачивает короткие жесткие волоски. Самый бодрый таракан, которого другие загоняют в угол, шикая на него, наводит панику, что мы проспали все на свете. Но я его старательно игнорирую, приподнимаясь на локте. Эдвард лежит, одну руку расположив на моей талии, а другую закинув за голову. Ресницы чуть подрагивают, а уголок губ еле заметно дергается. Не спит. Притворяется. И я подыгрываю, покрывая его лицо невесомыми поцелуями и находя губами его губы. Дождавшись желаемого, парень притягивает меня к себе ближе, надавливая рукой на мой затылок. В следующее мгновение уже не я нависаю над ним, а он — надо мной. — Доброе утро, — хрипло шепчет и жадно целует. Бесцеремонно и немного грубо врывается языком в мой рот, но я прощаю ему эту грубость. Чувствую, как его ладони оглаживаю мои бока, от подмышек до бедер. Слышу, как громко и быстро стучит его сердце под моей ладонью. Знаю, о чем он думает и чего хочет. Эд разрывает поцелуй, склоняясь над моей шеей, ласкает губами нежную кожу, покусывает её… Я шумно выдыхаю, когда это сладкое безумие вдруг прекращается. — Не так это должно произойти, — раздается над моим ухом почти что виноватое. — Но, боже, как я хочу этого… — он внимательно смотрит мне в лицо потемневшими глазами. — Ты же простишь мне эту маленькую слабость? Мою маленькую слабость, мое желание владеть тобой целиком, — его рука взлетает к моему лицу, осторожно касаясь щеки. — Владеть твоими мыслями, твоей душой, твоим телом… Я ужасный собственник, Полли. Знала бы ты, как я ревную тебя, и как не хочу оставлять тебя здесь. Я люблю тебя. Где там моя челюсть? — Я понимаю, что все слишком быстро, — срывающимся голосом продолжает парень. — И пойму, если ты не чувствуешь того же… — Ой, да заткнись ты, — резко прерываю его я и привлекаю к себе за шею, настойчиво увлекая в поцелуй, размыкая его губы. — Я тебя тоже. Но стоит только мне перехватить инициативу, мерзко звенит будильник. Мы игнорируем его сколько можем, переплетаясь телами в объятьях и оттягивая момент разлуки, но убегать от реальности вечно невозможно. У Эда через три часа самолет, а он явно еще даже вещи не собирал. Эдвард встает с постели с самым несчастным видом и ищет на полу джинсы, в которых оставил звенящий мобильный. — Если бы не ты, выбросил бы эту адову технику к черту, — он морщится, наклоняясь. Улучив момент, я подползаю к краю кровати и шлепаю его по заднице. Получив удивленный взгляд, невинно улыбаюсь и потягиваюсь. А я что? А я ничего. Парень грозит мне пальцем и наконец-то выключает будильник. Я с интересом наблюдаю, как он потирает подбородок, после чего выуживает из комода трусы и футболку и, виляя бедрами, направляется в сторону ванной. Я хихикаю, опрокидываясь на спину. И лежу так не в силах перестать широко улыбаться, пока один из самых бойких тараканов не предлагает приготовить завтрак. Спустя пару минут я уже на крохотной светлой кухоньке, исследую шкафчики и холодильник на предмет съестного. Нахожу начавший черстветь батон, вполне свежий бекон, десяток яиц, аж две банки кетчупа и два банана и початую бутылку масла и почти допитую бутылку мартини. Интересный набор. Зато в шкафчике над плитой я обнаруживаю аж четыре коробочки с чаем, и все разные. Но причудам любимого не удивляюсь, вспоминая о его происхождении. Британец, что с него возьмешь? Для настроения включаю себе музыку и, скользя носками по полу, начинаю готовить свое фирменное блюдо. Яичница в хлебе с беконом. Умолчим тот факт, что это практически единственное, что я хорошо готовлю. И не надо мне тут читать нотацию, что девушка в моем возрасте должна уметь готовить любые кулинарные изыски. У меня не было стимула учиться этому. Зато теперь он появился и я начну в полной мере терроризировать Соню, кашевара со стажем. — Идеально, — раздается со стороны дверного проема. Я поворачиваю голову и вижу Эдварда, подпирающего дверной косяк и снимающего меня на телефон. — И давно ты там стоишь? — интересуюсь я, воинственно выставив перед собой лопаточку. В другой руке у меня бутылка с маслом, которую я использую как микрофон. — Достаточно, чтобы в полной мере насладиться зрелищем того, как ты рассекаешь по кухне в моей кофте и подпеваешь Синатре. И знаешь, мне это безумно нравится, — он не выключает камеры, подходя ко мне, и обнимает меня одной рукой за плечи. Чмокает в щеку. — Если ты выложишь это, я тебя убью, — грожу ему я, потрясая лопаточкой. — Я жадина и делиться таким сокровищем не намерен. — Тогда сделай селфи и перешли мне, буду собирать за твой счет лайки и подписки! — Какая ты меркантильная, — хмыкает он, но делает фотографию. — Я и сам выложу, а то меня все спрашивают, кто же является автором последнего десятка фотографий. — Да? — наигранно удивляюсь я. Нечего ему знать о том, что я периодически листаю комментарии под его фотографиями. — Тогда у меня скоро будет много работы! Буду нарасхват. С такой-то рекламой! — А я уже хотел предложить тебе место фотографа на летний блок тура… — его лицо приобретает хитрое выражение. — Но мадам фотограф, видимо, будет слишком занята. — И что должна будет делать мадам фотограф в туре? — будто без интереса спрашиваю я, отстраняясь от парня и снимая крышку со сковородке, чтобы перевернуть кусочки хлеба и разбить яйца. Эд обнимает меня со спины и водит горячими ладонями по моему животу. — Делать красивые снимки, с чем вряд ли появятся проблемы, вести мой Инстаграм и наслаждаться жизнью вместе со мной. Умение владеть графическими редакторами приветствуется. — Интересное предложение, мистер Ширан. — И ты сможешь практиковать испанский и румынский, — продолжает соблазнять меня Эдвард. — Соглашайся, Полли… — Посмотрим на ваше поведение, мистер Ширан, — несколько самодовольно хмыкаю я и поворачиваюсь к нему лицом. — До июля еще май и июнь, если ты не забыл. И я очень соскучилась по семье, — касаюсь его щеки пальцами, и он ловит мою ладошку своими и, поднеся к губам, целует каждый палец, потом ладонь и запястье. В груди щемит от чего-то, а дышать становится трудно. Я не двигаюсь, боясь спугнуть эту нежность, так легко вытеснившую адски жгучую страсть, разгоревшуюся в нас чуть больше получаса назад. Вернув мою ладонь на свою щеку, Эд довольно щурится. — Пока ты вчера сидела на лекциях, как примерная девочка, я встречался с менеджером на счет тура. В начале июля у меня два концерта в России, между которыми полторы недели. И я питаю надежду познакомиться с твоими родителями… Не зашипи бы сейчас сковородка, я бы его расцеловала!***
Два часа спустя мы мчимся в аэропорт. Таксист косится на Эда в зеркальце заднего вида и еле сдерживается попросить автограф. Мы же перешептываемся и хихикаем, как малые дети. Эдвард отпускает сомнительный комплимент котенку на нижнем элементе моего белья. Я припоминаю ему милейших Спанч Бобов на пижамных штанах и замечаю, что его задница в них просто огонь. Когда мы залетаем в здание аэропорта, регистрация и посадка на нужный рейс идет уже полным ходом. Меня будто ударяют под дых, и весь смех выходит из легких вместе с воздухом. Нечем дышать. Глядя на Эда, я понимаю, что и ему тоже не по себе. Мы прощаемся несколько скомкано и неловко под взглядом десятка его фанаток, сгрудившихся тут же, рядом. Чем сильнее сужается их круг, тем сильнее мне хочется хватать воздух по-рыбьему, ртом. Эд видит мое бедственное положение и прижимает меня к себе, крепко обнимая. Я цепляюсь пальцами за ткань толстовки на его плечах, как утопающий за соломинку. — Спокойно, Полли, дыши, — шепчет он. — Все хорошо… Мне надо идти, малышка. Ты же справишься, да? — я киваю. — Вот, хорошо… Я позвоню, как только самолет приземлится, обещаю. Ты же будешь ждать звонка? — снова киваю. — Я люблю тебя. — И я тебя люблю, — срывающимся голосом отвечаю, разжимая пальцы, сведенные судорогой. — Будь умницей, ладно? Не встревай в неприятности и не безумствуй без меня, а то я обижусь, — он мимолетно усмехается. Отстранившись от него, я вновь вижу ту самую сдержанную и ободряющую улыбку. Но ненастно-голубые глаза за стеклами очков печальны. Эд поправляет мне челку и целует в лоб. — Разойдись! — раздается рядом тяжелый бас и в поле моего зрения показывается лысоватый верзила в черном костюме-двойке. — Привет, Джим, — здоровается с ним Эдвард. — Я уже иду. — Вы Полина Алова, да? — верзила игнорирует его, обращаясь ко мне. Я осторожно киваю. — Мы с дочерью поклонники вашего блога в Инстаграме. Она начала интересоваться живописью и литературой благодаря вам. И меня подсадила. А ваши снимки Нью-Йорка! Я как будто и не знаю теперь этот город, хотя вырос здесь. — Спасибо, — я смущенно улыбаюсь и краснею. — А можно с вами сфотографироваться? Дочь будет в восторге, что я с вами встретился! — Джим сует Эду в руки свой телефон. — Сделай милость, сфотографируй. Парень обиженно дует губы, не привыкший быть по ту сторону объектива, но послушно делает снимки, где его довольный охранник обнимает смущенную до клюквенно-красных щек меня. — Спасибо, мисс! С вашего позволения я поведу этого оболтуса в самолет. «Оболтус» обиделся еще сильнее пренебрежительным отношением Джима. Я сделала шажок к нему и чмокнула в губы, ловя лукавый взгляд. — До скорой встречи, мистер Ширан. — До скорой встречи, мисс Алова.