Пункт десятый: Она с трудом заводит новые знакомства. Но это не значит, что она не хочет быть «своей» в кругу твоих близких друзей.
Мир вокруг меня медленно сходит с ума. Причина этого сумасшествия, а также мое спасение от него, улетела в тур, предоставив мне право самой справляться со свалившейся на мою голову популярностью. Всем не терпится узнать, что за девушку он обнимает на фотографии, размещенной в его профиле утром вторника. Мой телефон зависает от оповещений о сообщениях, комментариев и лайках в Инстаграме. А потом, когда я в спешке пробегаю мимо газетного киоска, мой взгляд цепляется за полку с желтой прессой. Три из пяти свежих газет украшают фотографии с Эдом и мной. А вишенкой на торте становится видео, где мы сначала поем, а потом целуемся. — Полин, что происходит? — встревожено спрашивает Соня, когда я врываюсь в квартиру, прижимая к себе газеты. — Мне личку завалили вопросами вроде «А это правда, что твоя подруга встречается с Шираном?». Я спрашиваю «С чего вы это взяли?» и получаю ответ «Ты что, видео не смотрела?». Ноутбук, стоящий на стойке на кухне, пиликает, оповещая о новом сообщении. Мы не сговариваясь рвемся к нему. Я спотыкаюсь о «рельефность пола» и растягиваюсь на полу. Газеты стаей птиц взмывают в воздух и распадаются на отдельные страницы, медленно оседающие вокруг меня. — Видео прислали! — кричит Соня, чем заставляет меня резво вскочить на ноги и добежать-таки до кухни. Подруга уже включила видеоплеер и настроила качество изображения. Я морщусь при звуке собственного пения на записи, хоть и признаю себе, что оно звучит не так уж и плохо. Странно видеть себя со стороны. Высокая, нескладная как подросток, и как подросток не имеющая приятных глазу округлостей, с тонкими ручками-палочками. Будто испуганные глаза на половину ничем не привлекающего взгляд лица, обрамленного рыжими волнами волос. Глядя на это жалкое создание в просторной черной толстовке и узких джинсах, я гадаю, что нашел во мне Эд. Зато я могу точно сказать, что полюбил он меня не за красивую мордашку и большую грудь, а за «внутреннее» содержание. Когда записанный на видео Эд целует записанную Полину, я невольно касаюсь пальцами губ, помнящих его поцелуи. — Моя малышка взорвала интернет, — нервно смеется Соня, останавливая видео и оборачиваясь на меня. — Только не говори, что сейчас упадешь в обморок. Эй, дыши, — она, как и Эд несколько часов назад, обнимает меня, стараясь вывести из состояния шока. Она прекрасно знает, что я не привыкла к повышенному вниманию к своей особе и несколько страдаю социофобией. Ей ли этого не знать. — Все хорошо будет. Через пару дней шумиха пройдет и все снова потеряют к тебе интерес. Соня права, но не до конца. Шумиха действительно пошла на спад и уже в пятницу социальные сети перестают пестреть нашими с Эдом фотографиями. Но интерес люди терять не спешат. Я отключила оповещения везде, где только могла, потому что телефон не выдерживал потока сообщений и перегревался постоянно. Только вот оградить себя от реального мира я не могу. Меня начали узнавать на улице. И это было бы приятно, позиционируй эти люди меня как самостоятельную личность, а не как девушку популярного музыканта. Эд, который звонит мне при каждой возможности, смеется, что скоро они разглядят меня получше и увидят, что я «круче, чем он. И уже тогда все будут говорить „о, смотрите, это парень Полины Аловой“». Мне бы его оптимизм. — Я твой в это воскресенье, морковка моя, — говорит Эдвард в пятницу вечером, когда я сижу на пожарной лестнице и пытаюсь писать реферат по международному праву. — Даже не знаю, буду ли свободна… — растягиваю гласные. — Надо посмотреть в ежедневнике. Подожди, я сейчас! — подношу телефон к клавиатуре ноутбука и как можно громче стучу по кнопкам, после чего скучающим тоном сообщаю: — Что ж, других планов у меня нет. Он смеется, а я прошу рассказать его про Голуэй, где он сейчас находится. И Эд рассказывает, красочно описывая город. На фоне играет ненавязчивая музыка, смеются люди и звенит стекло. Воображение живо рисует мне бар в полуподвальном помещение дома на побережье. Дом двухэтажный, бледно-желтый, с покатой черепичной крышей. Подъездная дорожка хрустит гравием, её видно через прямоугольные оконца бара. Только дорожка и сотни ног. Океан не видно, но его слышно. Слышно, как волны разбиваются о скалы даже сквозь музыку, звон стекла и чужие разговоры, слышно даже в дальнем углу бара. Океан зовет… — Вот как-то так, — скомкано заканчивает свой рассказ Эд. А я возвращаюсь назад, в Бруклин. Визжат шины автомобилей, орет сигнализация и помойные коты, отчаянно громко ругается семейная пара этажом выше. Совсем не слышно океана. — Эй, ты ужинать будешь? Нам там пиццу привезли, — Соня высовывается из окна спальни и застает меня болтающей по телефону. — Привет, Эд! Может хоть ты вразумишь её не сидеть на продуваемой всеми ветрами лестнице и поесть? А то она совсем забила на приемы пищи! — Соня! — одергиваю я подругу. — А что Соня? Что Соня? Ты не жрешь ничего, а Соня виновата?! — её всю распирает от возмущения, даже щеки надулись и грозятся лопнуть. — Я сейчас Антона позову, пусть вытаскивает тебя силой отсюда. А еще Себу позвоню! Ты доиграешься у меня! Эдвард бессовестно ржет в трубку. Что-то он сегодня много смеется. Плакать будет? — Иди ужинай, пока Соня не выполнила обещания, — говорит он, а подруга орет буквально над ухом «АААНТООООН!». — Вот это связки! Вот это диапазон! Давай, пицца… — Это святое, — заканчиваю за него я. — Доброй ночи, медвежонок. — Доброй, морковка. Удачной съемки завтра и приятного аппетита. Он сбрасывает вызов под очередной возглас Сони. Антон тем же криком отвечает ей, что вмешиваться в бабские разборки себе дороже. Безумные шляпники… Может, зря я подтолкнула Соню к отношениям с этим парнем? Дюже шумные они… — Я приду через пятнадцать минут, только реферат закончу, — морщусь я, возвращая ноутбук на колени. Подруга хмыкает и говорит, что если я не потороплюсь, то буду есть корки от пиццы. — Иди уже. Но вместо текстового документа я гружу странички в браузере. Несколько Интернет-ресурсов не теряют надежды выяснить обо мне что-то новенькое и даже вытаскивают из закромов общие снимки с Себастьяном. Я невольно вспоминаю прошлое лето и улыбаюсь, сохраняя себе фотографии. Молодые люди на них выглядят жизнерадостно и беззаботно, будто герои молодежной комедии. Мне нет особого дела до рассуждений вроде «когда эта замарашка успела отхватить себе и красавчика актера, и милашку музыканта?!», я начиталась этого хлама уже вдоволь. Тем не менее пересылаю Себу особенно критичную статью, украшенную снимком, где он пытается выяснить «боится ли Лина щекотки». Из квартиры снова доносится громогласный крик Сони, зовущей меня. Не желая стать растерзанной, закрываю ноутбук и спешно покидаю насиженное место.***
Я чуть не проспала. Засиделась вчера с двумя безумными шляпниками до трех часов ночи за просмотром «Властелина колец». Кстати, по традиции я заснула на середине первого фильма. Уже в четвертый раз. Чтобы не страдать недосыпом в одиночестве, бужу Соню. Она обрушивает на меня поток ругани и рассуждений, что и как сделает с моей скромной особой за пробуждение в семь утра в выходной. Но все же отправляется варить кофе, пока я ношусь по комнате в поисках брюк, косметички и штатива для фотоаппарата. Сегодня я должна выглядеть презентабельно и производить впечатление серьезного человека, поэтому мой выбор останавливается на белой блузе с длинными свободными рукавами и серых брюках с высокой посадкой. Макияж носит скорее корректирующий, чем декоративный, характер, скрывая синяки под глазами и мелкие недостатки кожи. Но я не отказываю себе в удовольствии сделать глаза более выразительными и выделить внутренние уголки белым карандашом. Делать что-либо с волосами особого смысла не имеет, все равно в итоге лягут так, как им заблагорассудится. Из зеркала на меня скептически пялится большеглазое бледное лицо в облаке наэлектризованных волос. Показываю отражению язык и сдуваю прядь с лица. Да, Полина серьезный человек. Конечно. Как заставить других поверить в это, когда сама готова прыснуть со смеху, слыша свое имя в сочетании со словами «серьезный человек»? Спустя пятнадцать минут уже ловлю такси. Перебираю в пальцах лямку рюкзака, не пытаясь скрыть нервное напряжение. Последний раз я была на свадьбе два года назад. Это была свадьба моей старшей сестры и я выступала в роли свидетельницы. Так что я не имею ни малейшего понятия, на что подписалась. Но съемки свадьбы ведь не труднее тематических фотосессий, правда? Меня встречает сама невеста. Девушка распахивает дверь, стоит мне только коснуться звонка пальцем, и за руку тянет в квартиру. Она выглядит почти также, как я себе и представляла: высокая и до безобразия длинноногая, стройная, с бронзовой кожей и кофейно-темными волосами до бедер, укрытых от глаз молочно-белым халатиком из летящей ткани. Она не идет, а парит над полом, касаясь его разве что для приличия узкими ступнями. Не девушка, а мечта. И имя подходящее. Шерри. -Это Алиса, Вероника и Кэсси, — на ходу знакомит она меня с тремя девушками, сидящими в просторной светлой гостиной. — Девочки, это Полина, наш фотограф, — я успеваю кивнуть в знак приветствия прежде, чем Шерри толкает меня к свободному креслу и сует в руки чашку с кофе. — Стилист придет только через полчаса, так что пока можно расслабиться. Расскажи нам о себе, Полина. Я в легком замешательстве. Разве я не должна быть просто человеком по ту сторону объектива? Невидимкой, до которого моделям нет никакого дела? — Эй, расслабься, — смеется Шерри, касаясь моего плеча. На автомате опускаю плечи, чувствуя, как неприятное напряжение уходит из выпрямленной до боли спины. — Я просто не хочу, чтобы мою свадьбу снимал совершенно незнакомый человек. Да и день предстоит долгий и ты вряд ли еще посидишь спокойно сегодня. Я делаю глоточек сладкого кофе с молоком, раздумывая над ее словами. Шерри права. Когда приходит стилист, мы сплетничаем о мужчинах и отдаем должное эклерам. Шерри травит очередную байку про своего жениха — шотландца и причитает, что если съест еще одно пирожное, то не влезет в платье. Я уже успела сделать несколько снимков происходящего и начать чувствовать себя вполне комфортно в компании невесты и её подруг. — Постой, — я дожидаюсь конца истории, чтобы озвучить мысль, не дающую покоя мне уже пять минут, — если я снимаю твои сборы, то кто снимает сборы Тома? — О, — протягивает Шерри, садясь на стул перед туалетным столиком, на который стилист уже выложила все, что есть в её арсенале. — Его снимает кузен. Тэдди, конечно, не настолько крутой фотограф, как ты, и я вообще сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное, но парни настояли. Я вас познакомлю, коллеги все-таки.***
Сборы невесты — дело щепетильное, не терпящее поторапливаний. По мечтательной улыбке на лице Шерри можно было догадаться, что она получает неимоверное удовольствие от суеты вокруг. Она болтает без умолку, пока стилист укладывает тяжелые локоны в сложную прическу; фыркает и хихикает во время нанесения макияжа… и резко замолкает, когда Кэсси — или это была Вероника? — достает из огромного платяного шкафа чехол с платьем. Кадр выходит потрясающий своей искренностью и нежностью. Сделав еще несколько постановочных снимков невесты и уже успевших нарядиться подружек, я начинаю методично укладывать фотоаппарат и штатив в сумку. Девушки, шептавшиеся возле зеркала последние две минуты, вдруг обступают занятое мной кресло. — У нас еще около часа в запасе, и мы с девочками решили, — Шерри шкодливо улыбается, — что ты выглядишь слишком… просто. И раз Сара все равно здесь, то почему бы не сделать тебе прическу и макияж? Я мямлю в ответ что-то маловразумительное, но точно отрицательное. И смущенное. Очень-очень смущенное. Это уже ни в какие ворота… И чем им не угодил мой внешний вид? Да и зачем что-то менять, если я все равно пробегаю весь день с фотоаппаратом у лица? Но девушки, загоревшиеся идеей, аккуратно забирают у меня технику, вытаскивают из кресла и сажают перед туалетным столиком. Шерри склоняется надо мной, вся сияющая и неземная, и мягко говорит: — Просто получай удовольствие от процесса, — она ободряюще похлопывает меня по плечу и отходит к хихикающим подругам, которые вручают ей бокал шампанского. Эх, такой кадр упускаю! Но ладно, попытаюсь следовать совету и получать удовольствие… Ой, щекотно!.. А это что? Приятно так пахнет и освежает… А вот за волосы не обязательно так сильно дергать, у меня их такими темпами не останется… Хорошо то как… Совсем другие ощущения, когда сама красишься, пытаясь лишний раз не ткнуть себе в глаз чем-нибудь. Стресс один, а тут… действительно, блаженство. А главное — никто не лезет разлеплять реснички иголкой, как делала моя мама, когда я еще не умела краситься сама. Наконец, стилист поправляет челку и удовлетворенно кивает. А я не верю своим глазам. Что я там говорила, выходя из дома? Презентабельно выгляжу? Ага, то «презентабельно» с тем, которое сейчас, ну никак не вяжется! Во-первых, рыжий хаос на моей голове был приведен в порядок и убран в заковыристое плетение (понятия не имею, как буду потом расплетать это чудо!), а челка впервые в жизни лежала правильно (на её укладку спустя кучу попыток стала забивать даже моя парикмахер). Во-вторых, моя кожа еще никогда не выглядела такой здоровой и сияющей, даже пятьдесят оттенков сиреневого, которые порой не перекрывал корректор, волшебным образом исчезли. Ну, а в-третьих, глаза стали действительно выразительными, хотя ничего сверхъестественного на веках нет: несколько оттенков бежевого — от почти коричневого до слоновой кости. В итоге из зеркала на меня глядит взрослая, действительно серьезная и представительная мадам. — Нравится? — Очень, — искренне отвечаю я, слыша проказливое хихиканье. — Я тебе потом скину фотки, — обещает Шерри, крутя в руках смартфон.***
Каким-то чудом все мы поместились в серебристую Тойоту Алисы. Ну ладно, подумала я, доставая смартфон и начиная снимать возню на него. То, как Шерри запихивала и приминала многочисленное кружево и оборки юбки, заслужило отдельное видео на десять минут. И вот мы уже входим в величественное здание Церкви Троицы на Уолл-стрит*. До начала церемонии двадцать минут, ровно столько нужно, чтобы собрать всех гостей в зале с деревянными скамьями и сказочно-прекрасными витражами на сводчатых окнах (которые я фотографию между делом) и уладить детали. Сначала я делаю пару снимков гостей, потом хвостиком иду в крохотную каморку, чтобы заснять трогательный момент встречи невесты с её отцом. Из залы слышен настраиваемый рояль и приглушенное гулом голосов пение. — Я обещала познакомить Полину с Тэдди, но он похоже уже распевается, — доверительным голосом сообщает отцу Шерри, кивая на меня. — Мы, кстати, подружились с Полиной, и, думаю, папочка, вам с мамочкой не найти на юбилей фотографа лучше. — Что ж, юные леди, — мужчина мне подмигивает, — мы обсудим детали позднее. В каморку заходят подружки невесты и выстраиваются перед дверями в колонну. Я понимаю, что до начала церемонии считанные мгновения, и, кивнув вдруг разнервничавшейся Шерри, ретируюсь в залу, где в уголке пристроила штатив. Пианист резко обрывает игру, чтобы через несколько секунд начать играть заново, но уже начисто, не допуская ошибок. Мелодия кажется знакомой, но я не особенно вслушиваюсь, потому что снимаю выход подружек невесты. — Tell me that you turned down the man Who asked for your hand Cause you’re waiting for me, — теперь я понимаю, откуда знаю эту песню. Знаю, что немного глупо сейчас это признавать, но я всегда мечтала, что именно она будет звучать на моей собственной свадьбе. А потом я встретила её автора… Так что вряд ли она будет звучать на моей свадьбе. Я оборачиваюсь на звук ровно на секунду, чтобы увидеть Его за роялем. Тэдди? Хочется хлопнуть себя по лбу. Тэдди. Одно из его прозвищ. Но откуда мне было знать, что кузен жениха — шотландца (который тоже, кстати, оказывается рыжим) окажется моим парнем? У судьбы интересное чувство юмора. Или же оно интересное у Эдварда Кристофера Ширана, решившего помочь мне с работой. Ладно, это мы выясним позже, а пока надо сконцентрироваться на работе. Take my hand and my Heart and soul, I will Only have these eyes for you. На дорожку из лепестков роз, старательно разбросанных в проходе между скамьями, ступает невеста, ведомая отцом. Все гости, как один, поднимаются, приветствуя их. Белоснежный тюль фаты стелется по воздуху; на крохотных кристалликах лифа и юбки платья играет свет, создавая вокруг невесты легкое свечение, а сама она снова почти что парит над полом, держась за руку отца только чтобы не взлететь к потолку. Завораживающее зрелище. Жаль, что фотография не может передать все волшебство происходящего. Вот отец целует дочь в лоб и передает её руку жениху. Just promise me, you’ll always be a friend Cause you are the only one.** Песня заканчивается, но последняя нота остается висеть в воздухе. Тихий скрип отодвигаемой скамеечки, и Эдвард, облаченный в непривычный черный костюм с белой сорочкой и изумрудным (да-да, тем самым) галстуком-бабочкой, встает рядом с женихом. Я замечаю внешнее сходство, смотря на парней сквозь объектив фотоаппарата. Щелчок. Снимок сделан. Обладатель изумрудной бабочку смотрит в мою сторону чуть изумленно и растягивает губы в радостной улыбке. «Я безумно рад тебя видеть, но как ты тут оказалась?» «Так же как и ты. Волею судьбы», — пожимаю плечами, улыбаясь уголками губ. «Ты такая красивая…» — губы Эда едва шевелятся, но я, хоть и с трудом, разбираю, что он говорит. И стремительно краснею, на автомате поправляя челку и опуская глаза.***
Отзвучали клятвы любви и верности, кольца нашли себе место на безымянных пальцах новобрачных, а пшеница, щедро сыплющаяся из рук гостей, в их волосах. При воспоминании о том, что в России в новобрачных кидают мелкими монетками, меня передергивает. У сестры долго сходили синяки от них. Новобрачные утрамбовываются в белый лимузин вместе с ближайшими друзьями — Алисой и Эдом. Я уже собираюсь сесть рядом с водителем, но чьи-то руки обхватывают меня за талию, удерживая. Оборачиваюсь. — Ну здравствуй, прекрасная незнакомка, — мурлычет Эд. Мы стоим нос к носу. — Ну здравствуй, друг моих работодателей, — передразниваю его я и чмокаю в губы. Парень ловит пальцами мой подбородок, не давая отстраниться, и целует. Да, я тоже скучала… — Тэд, по традиции шафер спит с подружкой невесты, — смеется рядом Том. — Придется менять традиции, дружище, — Эдвард разрывает поцелуй и нежно гладит большим пальцем мою щеку. В глазах — смешинки и что-то сродни восхищению. — Шафер встречается с фотографом. — Так вот ты какая, мать его будущих рыжих детей, — снова заходится смехом новобрачный. — Добро пожаловать в семью, Полина. И как тебя угораздило связаться с нашим медвежонком Тэдди? — он чуть ли не воркует, тянясь, чтобы потрепать Эда за щеку. — Ты, должно быть, очень отважная и терпеливая, раз еще не сбежала от него. — Может, мы все-таки поедем? — раздается из машины недовольное пыхтение Шерри. Судя по всему, она уже засунула все складки платья и порядком задохнулась. С трудом представляю, как она планирует успеть пофотографироваться в разных концах города за два часа, если на утрамбовку этого кружевного монстра в лимузин уходит не меньше десяти минут. — Вы ведь можете поговорить и в машине? — А там есть еще место? — скептически вопрошает Том, криво улыбаясь. — Я не хочу тебя обидеть, милая, но твое платье воистину огромно. Ты не прячешь случаем цирк дю Солей под этими очаровательными кружевами? — Если хочешь, то можешь идти пешком, дорогой, — в тон ему отвечает Шерри. — Возможно, сбросишь пару кило и тогда точно вместишься в машину! Новобрачный кривит лицо и наконец-то садится в лимузин к своей благоверной. Следом за ним — Алиса. Я уже собираюсь вернуться к месту рядом с водителем, но Эд снова ловит меня, на сей раз за запястье, и широким жестом приглашает присоединиться к остальным. — Это не профессионально с моей стороны — заводить дружбу с клиентами, — шепчу ему я, пряча улыбку. Мне очень хочется познакомиться поближе с его друзьями и стать «своей». — Ты слышала, что сказал мой братец Том? — да, кривая насмешливая улыбка — это явно семейная черта. — «Добро пожаловать в семью, Полина». А с семьею принято дружить. Так что не спорьте, мадам фотограф, и полезайте-ка в машину, пока они не уехали без нас. — Знаете, что я вам скажу, мистер Ширан? — серьезно, и даже несколько раздраженно спрашиваю я. Парень кивает с выражением лица «ну давай, говори уже быстрей», но я выдерживаю паузу, проверяя на прочность его нервы. Выражение лица сменяется на «я уже готов на все, не томи только», и вот тогда я триумфально улыбаюсь и тараторю: — Ладно, убедил. И да, сладкий, я ночую у тебя сегодня. Соня велела не возвращаться до утра. Целую его в нос и забираюсь в лимузин, чувствуя полнейшее удовлетворение.***
Банкет заканчивается около полуночи, когда новоиспеченная ячейка общества спешно подбирает кружевные полы платья невесты и бежит на такси, чтобы через пару часов уже сидеть в салоне самолета и строить планы на медовый месяц в Париже. Я же теперь могу с уверенностью заявить, что американская свадьба мало чем отличается от русской. Разве что вместо пьяных криков «Горько!» здесь стучат вилками по бокалам. А в остальном все те же абсурдные конкурсы, все те же пьяные родственники и все те же драки. Какая свадьба без драки? Я все эти важные события снимала, ловя самые сочные моменты, пока меня саму не поймали, не посадили за стол и не велели отдохнуть часик. Следом передо мной материализовалась наполненная всяческой снедью тарелка. — Если фотографа не покормить, он озвереет и приделает при ретуши жениху рога, а невесте бороду, — пояснила мне сама невеста. — Примета такая. — Давай тогда сразу обговорим, какого цвета бороду тебе рисовать, — предложила я, накалывая листочек салата на вилку. И вот мы с Эдом едем в такси. Алиса предлагала нас подбросить до города, но глядя на спящую на заднем сидении Веронику, мы отклонили предложение. — И почему тебя Соня не пустит домой? — вдруг вспоминает Эдвард, поправляя пиджак, то и дело сползающий с моих плеч. С четверть часа назад он решил, что я замерзла, и по-джентельменски завернул меня в свой пиджак. Я спорить не стала. — Они с Антоном решили пересмотреть всего «Гарри Поттера». Точнее такова та версия событий, которую мне озвучили, — прикрывая рот ладонью, зеваю, украдкой бросая взгляд на часы на запястье парня. Без десяти минут два ночи. Неудивительно, что мне хочется спать. — И где бы ты ночевала, не встреть меня? Логичный вопрос. Действительно, где бы я ночевала? — Позвонила бы Себу, наверное, — пожимаю плечами. — Он позавчера вернулся со съемок. — Я уже столько слышал об этом Себе, что просто горю желанием познакомиться с ним, — в голосе парня проскальзывают нотки раздражения. — Себ то, Себ это. Ты всегда с таким восторгом о нем рассказываешь, что я начинаю беспокоиться — не уведет ли он тебя, пока я буду в туре. — Эээээм, — да, я умею произвести впечатление умной и начитанной особы, которая может разрулить ситуацию. — Никто меня не уведет у тебя. А если попытаются, то крупно об этом пожалеют и приплатят, чтобы забрал обратно, — я льну к Эду, обнимая его одной рукой за пояс. Другой — приглаживаю воротничок белой рубашки. — Что касается Себа, то я действительно люблю его. Как брата или золотую рыбку. И обязательно вас познакомлю, и ты поймешь, что от этого человека трудно быть не в восторге. — поразмыслив секунду, добавляю: — И не говори ему, что я сравнила его с золотой рыбкой. Эд смеется, оттаивая. Я снова зеваю во весь рот. Щелчок. Челюсть заклинивает в который раз. Эд уже не смеется, а ржет над бедной мною, сидящей с не закрывающимся ртом. Посылаю ему грозный взгляд и тянусь уже поставить челюсть на место, но он меня опережает, осторожно касаясь пальцами моего подбородка. — Давай я. Пальцы у него теплые и шершавые. И очень чуткие. Он медленно сдвигает мою нижнюю челюсть, останавливаясь буквально через каждый миллиметр и заглядывая мне в глаза. Боится сделать больно. Пожалуй, если внуки когда-нибудь спросят о самом романтичном моменте, то я расскажу про то, как их дед вправлял мне челюсть. Так, стоп. Совместные внуки? Что-то я размечталась. Наконец раздается повторный щелчок и челюсть становится на законное место, чему я бесконечно рада — слюни вот-вот должны были начать вытекать через край. Премилое зрелище. Эдвард ласково мне улыбается, все еще не убирая пальцев. — Лучше? Киваю. Да, пожалуй, романтичнее этого еще ничего в моей жизни не было. Я нервно хихикаю, отстраняю от лица руку Эда и утыкаюсь носом ему в шею, вдыхая ставший родным запах. — Как думаешь, наша встреча — это судьба? — все еще хихикаю. У меня в голове — пузырьки от шампанского, половину бокала которого я выпила несколько часов назад. А в теле — легкость. Хочется баловаться и озорничать, поэтому я сначала целую, а потом кусаю парня за шею, раздумывая — не оставить ли засос. — О какой конкретно встрече ты говоришь? О сегодняшней или вообще? — уточняет Эд. — Вообще, — отвечаю и снова принимаюсь за прежнее — медленно, но основательно покрываю его кожу крошечными укусами. Моя ладонь ползет вверх по его ноге, пока он не ловит её на середине бедра и не обхватывает её обеими руками. — Может — судьба, а может — нет. Что если это карма и, к примеру, я послан тебе за какие-то давние грехи, а? — Эдвард говорит громким шепотом, и я отчетливо слышу, что его шумное, неровное дыхание. Неужели это — моих рук дело? Будто читая мои мысли, парень смеется: — Смотри, что ты со мной творишь. Мне уже начинает казаться, что не я тебя порчу, а ты меня. Эй, хватит уже… — я специально прикусываю солоноватую кожу чуть сильнее. — Маленькая садистка, — заискивающе целую место укуса, свободной рукой, все еще обнимающей его за талию, пробегаясь по ребрам. — Поправка: маленькая пьяная садистка. — Ничего я не пьяная, — вскидываюсь я. — Полбокала шампанского не считаются. К тому же это было о-о-очень давно. — Тебе и половины стакана пива было достаточно, чтобы опьянеть, — напоминает Эд. — Зато ты пьешь и не пьянеешь, — хмыкаю я. — Как у тебя это получается? — Все потому что я генетически усовершенствованный супер-человек с мегабыстрым метаболизмом, — с улыбкой Чеширского кота сообщает он и, чуть помедлив, добавляет, не менее довольный собой и тем, что отвлек меня от кусачества: — На самом деле, у меня просто больше опыта в этом. И поверь, тебе такой опыт не нужен. Лучше оставайся такой, какая ты есть. — Не опытной? — Не искушенной и правильной девочкой, знающей меру во всем.