Пункт девятнадцатый: Она сколько угодно может потешаться над тобой и всячески баловаться. Это еще один повод показать тебе, насколько ты ей дорог. Готовься удивляться.
Утром следующего дня мы втроем — Маргарита, Соня и я — отправляемся проведать парней, предвкушая стенания. Даже запаслись аспирином, дабы облегчить их страдания. Мы же милосердные и любящие, да. В квартире тихо, разве что раздастся время от времени всхрапывание из какого-нибудь угла. Зато какой чудный аромат стоит! Такой чудный, что пока закрыты окна, дышим исключительно через ткань. Маргарита, не говоря ни слова, манит нас в ванную, где распахивает дверцы навесного шкафчика, явив целую косметическую армию. Столько тюбиков, баночек, коробочек, кисточек и карандашей я видела только в магазинах косметики. Пакостливо захихикав, Маргарита указывает на неопознанное тело, завернувшееся в шторку. Ничто так не сближает женщин, как пакость, сделанная вместе.***
Ресницы у Эда длиннее моих. Это я выясняю, когда старательно прокрашиваю их черной водостойкой тушью. Он не реагирует на манипуляции до тех пор, пока я не начинаю обводить персиковым карандашом контур его губ. Антон, чей фингал Соня уже полчаса замазывает корректором, все еще спит как сурок. Эдвард первым делом морщится. Потом, не открывая глаз, стонет и прижимает руку ко лбу. А я только прошлась по его лицу бронзером! Смажет же все! — Тссс, тихо, — я глажу его по волосам одной рукой, спешно сгребая в кучу разложенную вокруг косметику другой. — Полли? — сиплым спросонья голосом спрашивает он. — Что ты тут делаешь?.. — Пришла спасать тебя от птички Перипил. Знаешь такую? — ласково, будто маленькому ребенку, говорю ему я. Эд снова морщится и изображает что-то вроде кивка. Соня сползает с дивана, и собирает улики. Антон все еще спит, радуя глаз термоядерно-розовыми веками и вишневыми губами. Снова перевожу взгляд на свою жертву. Аккуратно уложенные коричневой тушью брови, нежно-зеленые тени в сочетании с длиннющими черные ресницы, немного бронзера, чтобы оттенить скулы, и персиковый контур вокруг губ. Ну что за красота! Эд все-таки приоткрывает глаза и долго пытается сфокусировать взгляд на моем лице. Наконец, не выдержав, спрашивает: — Я один вижу перед глазами черные полосочки? — он медленно садится, пытаясь отмахнуться рукой от «черных полосочек», являющихся его собственными ресницами. Силюсь не смеяться, закрывая рот ладонью. Эдвард поворачивает голову и натыкается взглядом на потчующего Антона. — Святая дева Мария… Подобную формулировку из уст мистера Ширана услышишь не каждый день. И это меня добивает. Всхлипнув, захожусь громким хохотом, будя Антона. Он подскакивает на диване и совиными глазами смотрит на нас. — Эд, ты похож на проститутку с объездной, — с похмелья бедняга позабыл местный язык и молвит исключительно на родном русском. Ну только стала успокаиваться! — Вы можете потише? Голова трещит, — к нам присоединяется заспанный Себастьян в сопровождении кусающей кулак Маргариты. Контуры чуть опухших глаз изящно подчеркнуты потрясающе одинаковыми стрелками и крохотными стразиками; во все щеки огромные красные круги румян; а губы-то, губы! — пухлые, сочные и словно зацелованные. — Черт возьми… Дальше следует поток непечатных выражений сразу на двух языках — английском и румынском. Заслушаться можно! Право говорят: сколько мужчин — столько и реакций на женские пакости. Следом наши молодцы резво, как табун жеребят, бегут в ванную, и никакое похмелье им не помеха. Минутное затишье. Громкий истерический смех. Когда мы оказываемся у дверей ванной, эти трое, разбудив неопознанное тело в шторке, во всю делают селфи, тычут друг в друга пальцем и всячески кривляются. Неправильные какие-то мужики. — Да, — тянет на русском Маргарита, наблюдая это сумасшествие, — мой отец уже бегал бы за мной с ремнем. А эти фоткаются. — Пропавшее поколение мужиков, — поддакивает Соня. Антон в это время игриво подмигивает розовым глазом Себастьяну. — И не говорите, — вздыхаю я, смотря на своего благоверного, позирующего с выпяченными губами. — Это надолго. Они сейчас еще оставшихся поднимут. — Чаю? — предлагает Маргарита. Себастьян тепло обнимает друга, которого мы так и не опознали, и вовлекает его в съемочный процесс. — Почему бы и нет? — пожимаю плечами. И мы оставляет эту компанию «пропавших мужиков». Кажется, помимо «папочки» в лице Себа, у меня появилась «старшая сестра» Маргарита. Хотя… Не стоит делать преждевременные выводы.***
Через четыре часа у Эда самолет в солнечную Испанию. Расставаться чуть легче, чем в первый раз. Я успеваю поболтать о красотах Нью-Йорка с Джимом, пока Эд проходит регистрацию. — Как только будет возможность, я тут же сяду на самолет и прилечу к тебе, — парень берет мои ладони в свои по привычке согревает их дыханием. — Опять ногти посинели… И как тебя тут одну оставлять, если ты даже согреться сама не можешь? — У меня есть твои перчатки, — напоминаю я, заглядывая ему в глаза. — И где они сейчас? — Дома. — То-то и оно, — усмехается он, касаясь губами кончиков моих пальцев. У меня пылают щеки — проявление чувств на публике для меня все еще щепетильная тема. — Ты позвонишь мне, когда прилетишь в Мадрид? — А у меня есть выбор? — мимолетная улыбка. Делаю шажок вперед, и мы нос к носу. Его теплое дыхание на моей щеке. — Конечно, позвоню. Прижимаюсь лбом к его лбу. Ты знаешь, как тяжело отпускать тебя? Ты знаешь, как мне хочется попросить тебя остаться со мной? Разделить на двоих каждый миг, каждый час, каждую ночь и каждый день. Просыпаться и видеть первым делом твое лицо с отпечатавшейся складкой наволочки. Сидеть на стиральной машинке и всячески поддевать тебя, пока ты чистишь зубы и не можешь мне ответить, а после отмывать вместе ванную и друг друга от зубной пасты. Завтракать вместе, а потом спешить к работе. Готовить вместе обед. Проводить вечера за обычными развлечениями. Не быть разделенными океанами, странами и людьми. Просто быть вместе. Я так боюсь тебя потерять. Боюсь больше не услышать твой голос, не поймать твой взгляд, не коснуться твоей руки… Но я не скажу тебе этого. Не сейчас. Когда-нибудь обязательно. Но не сейчас. Я не в праве заставлять тебя раздумывать. Ты должен уехать. Это твоя работа. Это наше «нормально». Ведь чтобы любить кого-то, не обязательно видеть его каждый день? Это же твои слова, свет мой. — Я люблю тебя, — шепчем мы одновременно. Из его уст в мои уста и обратно вместе с дыханием. Смеемся. Совсем тихо. Он крепче сжимает мои пальцы в своих. Ничто не в силах нас разлучить. — Эд, пора, — окликает Эдварда Джим. — Еще минуту! — через плечо отвечает ему парень и снова поворачивается ко мне. Роется одной рукой в кармане джинсов и вкладывает мне в ладони связку из двух ключей и брелка. — На случай, если Соня с Антоном вновь захотят пересмотреть «Гарри Поттера», и чтобы у тебя было, куда сбежать, когда все надоест. Я несколько раз киваю. Только не заплачь, Полина. Только не заплачь. — Будь умницей. — Не делай глупостей без меня. — Я оставляю все свои глупости здесь, с тобой. Присмотри за ними до моего возвращения, ладно? Киваю. — ЭД! — снова окликают его. — Иду! Я быстро прижимаюсь губами к его губам и отпускаю. Отпускаю его. Отдаю его той, другой половине его жизни, к которой не причастна. Смотрю, как он быстрым шагом уходит. Не оборачивайся, свет мой. Не оборачивайся и не смотри на меня с сожалением. Не давай нам шанса встретиться взглядами. Он не останавливается. Не оборачивается. Я приказываю своим ногам примерзнуть к полу. Я не побегу за ним. Не расплачусь. Не буду просить остаться. Я же сильная. Я справлюсь с этим. Я дождусь. Я дождусь тебя, свет мой. Ничто не в силах нас разлучить. Кроме нас самих…