Пункт семнадцатый: Ей не хватает совсем чуть-чуть уверенности в себе. Но тебе же под силу это исправить?
Я отменила все встречи на следующей неделе, на учебе просто отсиживалась, не фотографировала, не рисовала, не читала. Я не делала ровным счетом ничего. Хотя нет, делала! Я деградировала! Это же считается за занятие? Народ в лицах Сони, Антона и Себастьяна чуть ли не на цыпочках вокруг меня ходили, боясь разбередить мои душевные раны неосторожным словом. Серьезно, мои безумные шляпники даже лобызаться и тискать друг друга стали реже, хотя большую часть свободного времени старались провести со мной. Когда эта неразлучная парочка все же уединялась, их место занимал Себастьян. Будто расписание смены караулов составили, чтобы, не дай Бог, не оставить Полину одну! К выходным меня начало это бесить, и я позвонила Маргарите. Та в свою очередь устроила Себастьяну разбор полетов, что она его почти не видит. Так одним «опекуном» у меня стало меньше. Я, конечно, очень люблю и ценю Себа, но не когда он ведет со мной себя так, словно, отойди он на минуту, я вскрою себе вены, выброшусь из окна или кину фен в полную ванную. — Куда ты собралась? — Соня ловит меня утром субботы в прихожей, когда я зашнуровываю кеды. — Гулять! — через чур резко отвечаю я. — Одна? — А почему нет? Согласно законодательству большинства стран мира, я могу гулять одна сколько хочу, — вешаю на плечо многострадальный рюкзак и тихо шиплю сквозь зубы. Ранки на ладонях только начинают затягиваться тонкой розовой кожицей и ужасно зудят. — Составить тебе компанию? — почти робко спрашивает подруга. — Я собираюсь поснимать. Сонь, не обижайся, но ты будешь мне только мешать. — Хорошо, — Соня хмурится и поджимает губы, отчего её лицо становится кругленьким и забавным. Не могу сдержать улыбки. Она готова защищать меня даже от меня самой. Мне нужна эмоциональная встряска. Если я не приду в норму сейчас, то не приду никогда. Жалеть себя слишком утомительное занятие. Чтобы найти себя, надо заблудиться. Выйдя из подъезда, первым делом отключаю телефон. Это отнимает несколько мгновений, потому что я еще не привыкла к тому, что у нового смартфона кнопка выключения находится не там, где была у старого. — Ты была права, единственное, что уцелело — это сим-ка и карта памяти. Но я подумал, что ты захочешь сменить номер, поэтому купил новую. Она уже в телефоне, — Себастьян протягивает мне небольшую белую коробочку с логотипом известного бренда. Я не решаюсь принять подарок, мысленно просчитывая, сколько мне нужно работать, чтобы позволить себе такую «игрушку». Себ усмехается, вкладывая коробочку мне в руки. — Достаточно простого «спасибо». Я не поставила еще на этот смартфон ни одного приложения, кроме всеми любимого детища Павла Дурова, поэтому в социальный сетях, куда я не заходила уже неделю, небось подумали, что я умерла. Неделя без постов в блоге. Такого не было уже больше двух лет. Оправдываю себя тем, что, кроме бинтов и вида из окна, постить было нечего. Уронив телефон на дно рюкзака, я закрываю глаза и пару раз кручусь на месте. На третьем обороте замираю и открываю глаза. Вот мое направление. Вниз по улице и наискосок. … Я брожу уже несколько часов, время от времени фотографируя все, что покажется интересным: фасады зданий, деревья, людей. Есть какая-то романтика в том, чтобы полдня снимать, а потом, сидя в каком-нибудь маленьком кафе, обрабатывать снимки. Я и не подозревала, что фотография и блог имеют такое значение для меня, всегда думала, что могу легко прожить без этого; но проведя неделю без этого занятия, понимаю, что в этом вся я. Мне нужно смотреть через объектив. Мне нужно слышать щелчок затвора. Мне нужно безвылазно сидеть в Photoshop’е за обработкой очередной серии снимков. Это делает меня счастливой. Впервые за последний месяц я не чувствую себя одинокой. Я чувствую себя свободной. Но не одинокой. Остаток дня я провожу в кофейне где-то в Куинсе. Я понятия не имею, что это за район и улица. Меня больше волнует, что в этой кофейне большое окно, вдоль которого протянулась стойка, и вкусный миндальный мокко. Я забираюсь на высокий табурет, один из тех, сидя на которых вы не будете доставать до пола ногами. Водружаю перед собой на стойку ноутбук и, пока загружается операционная система, смотрю в окно. Напротив кофейни — небольшой кинотеатр вроде тех, где неделю крутят только один фильм, попкорн прогорклый и слишком масляный, а под сиденьями кресел полно засохших жевательных резинок времен Гражданской войны. В будке кассы скучает школьница, которая в этом месяце опять получит жалкие гроши. Все это мне напоминает подростковую книжку «13 причин почему». Кто знает, может эта девочка — вторая Ханна Бейкер и завтра кто-то найдет её окровавленное тело в ванной? Делаю снимок девочки в кассе через окно, ловя интересные блики. Один из лучших снимков за сегодня. А что если… Достаю телефон, нетерпеливо жду, пока он включится. Ищу нужный контакт в телефонной книге. Сейчас или никогда. — Мистер Чинг, это Алова Полина. Ваше предложение о выставке еще в силе? У меня есть несколько хороших снимков, и я буду счастлива, если вы поможете мне показать их миру!***
В понедельник после занятий я на всех парах мчусь в Клампчинг Галери*, прижимая к груди папку с акварелями и фотографиями. Мистер Чинг, хозяин галереи велел притаскивать все, что у меня есть. В итоге папка не влезла в рюкзак. Откуда владелец одной из крутейших картинных галерей Нью-Йорка узнал о моей скромной особе? Не поверите, но он подписан на мой Instargam уже около полугода! Потом чисто случайно мы пересеклись на выставке в МоМА, куда я ходила с Эдом на одном из первых свиданий, и мистер Чинг предложил устроить мою выставку. Я тогда засмущалась и как обычно решила отложить все в долгий ящик, посчитав, что мои работы даром никому не нужны. Спустя два месяца, опаздывая на самую важную в моей творческой жизни встречу, я понимаю, что моя нерешительность сыграла мне на руку и приди я к мистеру Чингу тогда, мне бы нечего было ему показать. Да и сказать тоже. Полина два месяца назад и Полина сейчас — два совершенно разных человека. И будет лукавством, если я скажу, что Эд ни капли не повлиял на меня. Я заразилась его целеустремленностью, его жаждой жизни и ярких моментов, его спонтанностью и искренностью. Каждую ночь, ложась спать, я думаю о Нем. Пытаюсь понять его мотивы. Я знала Эда. Я чувствовала малейшие перепады его настроений. Или же мне хотелось думать, что я знала его. В одном я уверена точно — мне потребуется гораздо больше, чем неделя, чтобы перестать думать о нем каждую минуту свободного времени. Мне потребуется гораздо больше, чем жизнь, чтобы забыть его. И мне потребуется гораздо больше, чем вечность, чтобы разлюбить его. В офис мистера Чинга я буквально влетаю за две минуты до назначенного времени. Мне попался просто сумасшедший таксист, знающий все узкие улочки Бруклина, помогающие срезать дорогу. Приглаживаю волосы и поправляю блузку. — Мистер Чинг ждет вас. Следующие полтора часа выдаются жаркими. Владелец галереи очень кропотливо выбирает материал для выставки. Мы спорим и торгуемся, когда он бракует несколько моих любимых снимков, а я не очень то хочу видеть на стене галереи ту самую фотографию Эда, которую сделала в первую нашу встречу. — Хорошо-хорошо, я одобрю эту, — мистер Чинг пододвигает к себе распечатанное фото с Трансфагарашем**, — и эту, — портрет маленькой цыганки из Бузеску***, — если вы уступите и согласитесь на эти две. Мужчина поднимает на уровень своего лица фотографии с романтично прекрасным Эдом и со мной, сидящей на пожарной лестнице с пустым бокалом вина. Что ты выберешь, Полина? Осколки своих чувств или возможность выставляться в Клампчинге? Прошлое или будущее? — Я согласна, если вы возьмете еще вот эту, — двигаю к нему снимок с Себастьяном, любующимся на фонарь во внутреннем дворике замка Пелеш. — Даже если мои румынские работы не так хороши, как Нью-Йорские, я хочу, чтобы люди видели, с чего я начинала свой путь. — Весомый аргумент, — мистер Чинг кладет распечатку в стопку с отобранными работами. Их набирается порядка сорока, включая несколько акварелей и карандашных этюдов. Он приходит в неописуемый восторг от разворота в скетчбуке, где мои наброски рук переплетаются со словами, написанными Эдом. Я не планировала показывать эти листы. У меня сердце до сих пор замирает, когда я нечаянно открываю на них блокнот. Но что важнее? Прошлое и будущее? Чувства или карьера? — Извините, мистер Чинг, это я не могу выставлять на всеобщее обозрение, — я аккуратно изымаю у мужчины свой скетчбук. — Слишком личное. Он лишь кивает. Мне нужно знать. Мне нужно знать, из-за чего произошло то, что произошло. Эд не мог просто взять и выбросить меня из своей жизни, как сломанный медиатор или порванную струну. Эта история не должна так закончиться. Я не маленькая глупая русалочка, которая подчинилась воле судьбы и уступила принца принцессе. Больше нет… — Буду рад с вами поработать, мисс Алова, — мистер Чинг привстает, протягивая мне руку для рукопожатия. — Пришлите моему секретарю оригиналы работ, что мы тут отобрали, не позднее завтрашнего вечера, и Аннет вышлет вам договор. Думаю, в середине июня мы сможем устроить пресс-конференцию и открытие выставки. И, надеюсь, насчет авторских прав на снимок вы с мистером Шираном сами все утрясете? — Конечно, — улыбаюсь, пожимая руку своему будущему «шефу». …И даже если принц окажется обычным козлом, я не успокоюсь, пока не узнаю правду.