***
«Ну ты, Бредень, и попал!» — думал мелкий криминальный элемент по соответствующей кличке. Справедливости ради, стоит отметить, что попал не он, а господин Майон Тхиа, и не в Бредня, а в скорчившегося Штопарика. Того так скрюченным и поволокли, не забыв упаковать в кандалы. А Бредню сковали только руки и сказали, чтоб без шуток. Какие уж тут шутки, когда стражник показывает часто тикающую уродливую дубинку, на конце которой появляется неприятная голубенькая искра. Про генератор с приводом от часового механизма и трансформатор, на манер аркебузного запала, Бредень не знал. Да он и слов-то таких не знал, не то, что про генератор. Довели до арестантской кареты. Сунули внутрь, лязгнул замок. Все, приехали. Точнее, когда замок снова лязгнет, тогда и будет «приехали». Карета тронулась. Неопределенной масти лохматая по зиме кобылка бодро, хоть и без излишнего рвения, тащила черную коробку на колесах, задорно звеня подкованными копытами по промороженному булыжнику. С гундосым кряканьем прокатился в стороне трехколесный паровой экипаж, погромыхивая передними колесами и бурля кипятком. Ехали через приличный район. Тут, правда, уже не поймешь, какой район приличный, а какой не особо. Остатки разной шелупони кучковались у частных портовых складов и рыбацких лачуг, но последнее время житья вольному народцу не стало. Облавы с обысками заставляли залечь ниже дна, застигнутым «рыбакам» с намеком предлагали пойти в рыбацкую артель. Кто сдуру согласился, и теперь тянул сеть на какой-то похабщине, похожей на слепленные борт к борту баркасы. Все, считай, что пропал человечек. Так и пойдет по рыбной доле. Еще, небось, дом присматривать начнет, бабу помоложе… Хитрые, кто присматривал девку только на час-другой, а дом — исключительно чужой и только для того, чтоб навести ночных ребят за денежку малую, а то и самому пошуровать, сбежали или попрятались, в тщетной надежде на роздых. Самые уважаемые люди, по слухам, свалили в Вольные Баронства и к эодамцам. Хотя, Хрипатый да Тюк на что уж уважаемые были, а отвела их Тайная Стража к прибрежным затонам да и вернулась без них. И все, теперь даже могилки не сыскать, как и тех затонов. Под мощеной набережной косточки их… А кто-то уехал в Казематы. Оставалось надеяться, что хватать мелкую сошку по результатам казематных распевов тех невезунчиков не станут. Тут без вариантов, смолчать у Безымянного Мастера дело тухлее недельной рыбины на прилавке летом. Тем временем, карета резво катилась куда-то за город, лошадка явно не устала, вон, чуть ли не подпевает вознице. Когда выехали на дворцовую дорогу, Бредень занервничал, а когда стало ясно, что сворачивать никуда не собираются, так и вовсе запаниковал. Вот тухляк, явно же не на аудиенцию к королю везут! Бредню представилось, как огромный голый по пояс детина в кожаном колпаке и таком же фартуке, деловито перекладывает свои железяки, ворошит угли и поглядывает на стоящие в углу здоровые дорогие часы, навроде тех, что последнее время попадались в богатых домах. Бредня, стало быть, ждет – не дождется. В карете и так было ну совсем не жарко, а тут просто могильным холодом обдало. «Вылазь, седалище с ручкой!» — беззлобно, но как-то уже по-окончательному сказали стражники, выволакивая Бредня наружу. Стало быть, приехали. С часами Бредень угадал. Уже сидя в камере, кстати, довольно сухой и не холодной, неудачливый подельник подстреленного грабителя размышлял, стоит ли выкручиваться или попытаться распустить тюфяк, свить из какой-никакой соломы и частей одежды веревку да и вздернуться, чтоб без мучений. Останавливали два момента: на Бредне не висело обывательских трупов и прочих «красных» дел (результаты разборок среди «своих» не в счет), а висеть самому без штанов как-то вообще не по воровским приличиям. Но, с обратной стороны, липкий ужас дурной славы Казематов скрутил нутро так, что хотелось одновременно бегать кругами по темнице, бросаясь на решетку и воя, и, наоборот, забиться в самый угол, в каменный лоток отхожего места, да хоть в нечистую дырку, надеясь, что весь провалишься сквозь ход для дерьма, куда и кулак-то едва войдет. Да уж, одно дело слушать в притоне или самом паскудном кабаке, как мелкие вечно сопливые крысеныши гнусавят за монетку и полстаканчика дрянного винца, что «все-то выдержал он пыточки, ничего им не сказал», а другое — самому на собственной шкуре узнать про эти «пыточки». Из глубин Казематов доносились страшные звуки. Звякало и грохало железо, кто-то рычал и вскрикивал в такт грохоту. Долго. Потом шаги. Донеслось нечто совсем уж нечеловеческое: «Мастер Тави, вам дыбу готовить? А иглы? Угу, значит, несем тупые». Мельком на развилке коридоров Бредень увидел, как ему показалось, непотребно одетую девку. Какие-то короткие, чуть ниже колена, штаны, нечто вроде куска ночной рубашки. Девка поправляла роскошный хвост на затылке. Потом поспешила куда-то. Больше из-за частой дверной решетки разглядеть не удалось. Бредень подумал, что ж тут творят, если преступники сами уже на дыбу ходят, и потерял сознание. Пока этот шустрик валялся в обмороке, да пока его заметили, Тави успела после силовой нагрузки с железками полежать на горизонтальной дыбе, прося знакомого подручного Безымянного Мастера аккуратно потянуть связки и позвоночник. Эльфийка дома, на Авроре, занималась и луком, и планеризмом, и вообще была спортивной девочкой, но весь день проползать скрючившись вокруг лотков, в которых монтировались ячейки электромеханического недокомпьютера, это был финиш. Свело не только руки, но и спину с половиной задницы. Промышленного робота, знаете ли, изображать из себя можно два часа, ну хорошо, три, но не почти шесть. Думала позаниматься гимнастикой, но помогло слабо. Пошла в Казематы, там спортзальчик с примитивными тренажерами на первом уровне был. Разогрелась, но спина не прошла. Пришлось попросить приготовить ей пыточный снаряд, который, по большей части, использовался штатным писарем для собственных сколиозов. Тут-то она и попалась на край глаза Бредню, которого определили тоже на первый ярус Казематов ввиду несерьезности. На второй Тави бы если и пустили, то только в сопровождении стражи и по разрешению принца. На третий уровень она шла бы исключительно по одновременному разрешению принца и короля, а к страже добавился бы маг. Этот уровень предназначался для тех, кто по каким-то причинам пока не мог быть казнен немедленно, как того требовали законы и людей, и почти всех богов. Один раз Тави попала на тот момент, когда в допросную притащили какого-то лихого малого с навыками, сделавшими бы честь древним терранским ниндзя. Упакован был донельзя, чуть ли не в твердый кокон. Пришлось ждать, пока полчаса его рассматривали да описывали, чтоб потом отправить на третий ярус. Пытать зверя было бесполезно. Продержали несколько недель на самых монструозных дурманных зельях и заклинаниях, пока тот в бреду не ляпнул одно-единственное лишнее слово сквозь кляп-распорку. Потом лиходея пристрелили. В общем, дурак-Бредень и не предполагал, насколько с ним мягко обошлись. Пока мягко.***
На верфи, после всех мучений с установкой силового каркаса и двигателя в корпус опытного корабля, было решено приостановить достройку и заняться сборкой мостового крана, раз уж там так удачно толстенные боковые стены выступали внутрь помещения под самой крышей. Больше всего прокорячились с затаскиванием наверх вспомогательных тяжестей: рельсы, небольшие вагонные тележки, ограждения. Смонтировали по кусочку путей, поставили тележки. Работу начали у разборной секции крыши, ближе к воротам для вывода корабля. Потом была эпопея с подъемом поперечной балки крана. На ее разворот поперек строения смотрели, наверно, все боги с небес, списывая грех богохульства всем участникам действа и обогащая преисподние новыми воздаяниями. К середине зимы, при помощи чуть три раза не придавленного Кьелла, приладили блочную тележку на балку, клетушку для крановщика и протянули тонкий канат вдоль пути крана. На канат были заранее накинуты полированные стальные обручи. Затем сквозь эти обручи продевали толстый мягкий кабель, сплетенный из тонких медных проволочин. Монтаж пульта проводил сам мастер Кьелл. После уроненного с верхотуры гаечного ключа рабочие внезапно узнали о небывалых способах скотоложства. На дворе зима уже начинала бушевать в предчувствии скорого конца, когда кран частично запустили. Подняли рельсы, доделали путь для крана. Потом, когда кран стал ездить по всей длине здания, а оказавшийся коротковатым питающий кабель был дополнительно удлинен с новыми образцами сквернословия и косыми взглядами в сторону алерона, «Мародер» достроили за считанные дни, после чего выкатили в воду со всеми церемониями. Пожилая жреческая чета из Храма Моря свершила обряд, гвардейцы и моряки взяли на караул, а специальная команда в дежурном шлюпе рванула весла. Надо было срочно осмотреть корабль на «наличие отсутствия» течей. Потом было много дел с доводкой корабля, два раза ковырялись в подъемнике киля-шверта, вкоряченного на самой корме, чтоб не уродовать днище, но Шенно Рои уже видел заложенный в уродце потенциал. Кораблик оказался ходким. Еще предстояло поставить ветровую турбину в полой мачте, спроектировать полноценные башни и заняться пушками, тем не менее, облик нового флота был виден всем, кто умеет смотреть.***
Король пошел на откровенно глупый шаг. Он поменял серебряный рудник почти в центре страны на кусок гор с залежами железа на границе с Вольными Баронствами. Бароны ржали над дураком, набивая казну слитками и радуясь, что избавились от этой дыры с откровенно плохонькими рудами, единственным достоинством коих было количество. За быструю доставку продукции из новоприобретенных серебряных копей платили тем же добываемым серебром. А стране катастрофически не хватало железа, просто кроме короля, принца, мастеров Гильдий и господ послов об этом мало кто догадывался. Еще не хватало стальных тросов (используемые цепи той же толщины, как пояснил Кьелл, не давали нужной прочности), способов формовать длинные металлоконструкции, меди и золотой проволоки. Последнюю просто не успевали тянуть, Меона уже принесла ворох жалоб, чтоб сообразили какой-никакой волочильный станочек, желательно, на громовом двигателе. Эодамия вдруг устала от войны. Мир подписан не был, но солдаты враждующих держав перестреливались теперь стоя по разные стороны границы. Зима «радовала» напоследок чередой запоздалых морозов, двигатели пускались неохотно. Сначала прогревался бак с водой, потом воду подавали в котел. Котел на стоянках приходилось держать сухим, иначе могло разорвать льдом трубки. В Алхимической Гильдии получили серную кислоту и даже провели серию опытов с химическим запалом и свинцовыми батареями.***
Вся эта движуха, начиная от спуска на воду опытного аналога легкого крейсера середины 19 века Терры и заканчивая Бреднем в Казематах, сама собой связывалась воедино, образуя явление, называемое «ускоренным становлением раннего индустриального общества в условиях социального постфеодализма». Что-то непонятное делали многочисленные рабочие, в отапливаемых теплицах даже зимой растили какую-то зелень, бегали в море за рыбой паровые сдвоенные кораблики и одна бывшая галера, коптя движком от дилижанса. Пришла первая партия чугуна с восточной границы. Кьелл втайне мечтал о кислородном дутье и дуговой печи. Появились первые сварочные аппараты на переменном токе и маломощные на постоянном. Постоянный ток получали от генератора, вращаемого электромотором. Ввиду малой мощности, подходил этот гроб только оружейникам. Страна жила в какой-то веселой лихорадке, в храмах молили богов об удаче в королевских начинаниях, жрецы и, есть такое подозрение, даже боги хватались за головы и прочие части тела. Госпожа посол Мидиан Тавиэль, сама того не желая, сотворила с державой какую-то революцию, где главным смутьяном оказался даже не принц, а его величество. Страна с тщательной бесшабашностью идущих в последнюю атаку окруженных воинов кинулась в новый уклад. Гремучая смесь разных религий и народностей, выцарапавшая себе право на жизнь в магических междоусобицах, заговорах, нашествиях всяких-разных и феодальных разборках, полыхнула новой общественной формацией. Ближе всего это было к крепко приправленному традициями социал-фашизму, про который упоминал еще Лавкрафт на Терре, и которого ни у кого пока не наблюдалось до сих пор еще с докосмической эры. Кланово-статусный имперский ультрасоциализм Хиксы, невозможный нигде, кроме самой Хиксы, основанная на генетических линиях индустриальная меритократия Алерона, которой, по выражению журналистов Терры, не хватало только большого портрета усатого дядьки с курительной трубкой, сама Терра, представляющая невообразимую и медленно левеющую мешанину строев и корпоративных государств, все они как-то объехали подобный строй либо как представляющий опасность глобальной войны, либо как уже ненужный ввиду начала звездной экспансии и требуемого для этого изменения экономического уклада. Но тут с войной постаралась Эодамия, а промышленный и научный уровень отметал саму возможность бесклассового общества как преждевременные мечтания. Да и сама аристократия в таких условиях была скрепляющей разнородные слои и образования силой. Тави и Кьелл не дали Гильдиям скатиться в замкнутость сект и луддизм, заставили, неназываемым именем короля, превратиться в подобие одной сверхгильдии, где основной задачей ставилось выживание народа при любых обстоятельствах. Народ, как это ни цинично, считался производительным ресурсом, который следовало не добывать, а любовно взращивать. Это позволяло использовать людские силы и умы для расширения возможностей. А новых возможностей хотелось все больше. Оружейники бегали к стеклодувам, ткачей нелегкая несла к машиностроителям, моряк что-то требовал у счетовода, а купец лез на стену от невозможности обслужить всех и разом, что рождало в торговой голове картину медленных денежных рек, из которых никак не зачерпнуть, потому как руки уже полными ведрами заняты. Это вообще было сродни сокрушению основ мироздания.***
Тави отправляла через книжку коротенькое письмо на корабль, чтобы послать его дальше по сверхсветовой связи домой, дабы там не пытались объявить потеряшку в межпланетный розыск, когда появилась пиктограмма входящего сообщения. Корабли «Лалангамена» и «Талестра» вышли из прыжка далеко-далеко, где-то за внешней границей местного Оортова облака. Чудовища быстро теряли скорость, используя гравииндуктивный привод и плазменный факел для торможения и защиты от возможных микрометеоритов. На скорости больше половины от световой любая песчинка грозила катастрофой. Частично спасал пузырь из сильно разреженного ионизированного газа на километры вокруг корабля, но надежды на плазменную завесу было мало. Это только от случайных молекул и солнечных частиц. Корабли шли кормой к цели, второй крупной планете в системе. Первая была довольно большим раскаленным шаром почти в две Авроры размером и замысловатой сейсмической активностью. Вторая имела одну нормальную луну и еще одну неполноценную. По орбите у второй планеты выходило побольше одной а.е., но и солнце было чуть массивнее и погорячее. Кстати, на планете было чуть меньше одного g. Незаметно, но сказывалось, давая разительную картину возможностей тренированного человека и обычного. Год длился немного дольше терранского, но короче аврорианского. А еще на этой планете находились те, кто находиться там не должен никак. Люди. Корабли шли, замедляясь все больше и больше, вне плоскости эклиптики, чтоб не идти сквозь достаточно развитый пояс астероидов. Еще были долгие месяцы до прибытия. Тави смотрела на письмо. «Вау», — сказала эльфийка. Еще бы, не просто разрешили смотаться, а прислали целых два кораблика. «Талестра» явно терранское слово, хотя корабль имеет икшианский военный код. С «Лалангаменой» все понятно, типичный универсальный звездолет снабжения и планетарных операций, БДК на космический манер. Эти еще часто переделывали в научные суда. Название переводится как «родная земля», но слово какое-то дурное, словно не на хикси-таа, а придуманное. Впрочем, чего гадать, скоро выясним. И Тави пошла обрадовать Кьелла.