Нитью

На вечеринке в честь окончания съёмок «Академии вампиров» Доминику откровенно скучно. Зои и Данила, напротив, чувствуют себя весьма непринуждённо, как и Сара, увлечённо обсуждающая что-то с Люси. Русский пытается научить уже подвыпившую Дойч матерным словам, в отличие от своего героя в фильме, упрямившегося и стоявшего на своём. На него никто не обращает внимания. Он лишний на этом празднике жизни. Нудно до смерти. Он крутит в руках телефон, просматривая сообщение, на которое так и не получил ответа. «Придёшь?» И тишина. Дом ведь надеялся до последнего, что придёт. Потому что они давно не виделись, потому что за время съёмок привязался ещё сильнее, хотя и представить не мог, что такое возможно. Уилл пробыл на площадке максимум пару дней, а в итоге его имя даже не было указано в титрах. Но слов из песни не выкинешь, как и ноющую тоску, что по рёбрам скребёт. Из самокопаний вышвыривает шёпот на ухо: — Давай сбежим отсюда, — должен бы радоваться, да пошевелиться не может. Замирает, словно не верит. — Ну что ты копаешься? Неужели видеть не рад? — смешинки в глазах, и улыбка до ушей. — Рад, конечно, — выдавливает из себя, списывая ступор на приличную дозу алкоголя. — Останься ненадолго, посиди с нами, мне неудобно уходить вот так, сразу. Отмазки вместо того, чтобы признать, что ждал, его одного и ждал, и плевать на компанию и напускную вежливость. Тюдор усмехается, но ничего не говорит и садится, пока Дом заказывает ему выпивку. Ребята добродушно приветствуют его и возвращаются к прерванному обсуждению. Сара забавно размахивает руками, а Люси фыркает, выражая явное несогласие. Вскоре Уилл включается в разговор, умело жонглируя репликами, увлекая, зачаровывая. Столь же мастерски с темы съезжает, извиняется и говорит, что им нужно идти. Доминик только хлопает глазами и прощается со всеми на автомате. Плетётся к выходу, следуя за Уиллом по пятам. Всё ещё не веря, что он здесь. Свежий воздух слегка отрезвляет. Достаточно, чтобы в груди не щемило, голова не кружилась, а перед глазами звёздочки не плясали. Тюдор оборачивается и спрашивает: — Прогуляемся? — невинное предложение и черти по кромке голубых глаз. Его сбитое дыхание и море вопросов, начать отвечать на которые — всё равно, что вскрыть ящик Пандоры. Дом кивает. Старается не думать, что от солнечной улыбки Уилла желудок делает кульбит, а сердце грохочет об асфальт. Не сейчас. Иначе утонет, завязнет, а так хочется урвать побольше времени вместе. — Мне завтра рано вставать, собираться в аэропорт, — произносит Уилл, — но не мог отказать тебе. Вот оно. Подбирается к глотке, вязнет тягучим сиропом и напрочь способности говорить лишает. Улочки пустые, ни живой души. Должно быть спокойно, тихо, но внутри Дома всё горит и плавит его на молекулы. Он наконец имеет возможность рассмотреть его. Светлые волосы, чёрную водолазку, тёмные джинсы, немного протёртые. Улыбку, от которой раскалённой кочергой по внутренностям. Взгляд, от которого слишком тепло. Уилл замечает, что он отстаёт, мешкает пару секунд.… Берёт за руку, дёргает на себя и бежит. Словно ребёнок тащит за собой, с бешеным восторгом мчась по тротуару, разгоняясь так, что ветер в лицо, волосы лезут в глаза и смех, который ни за что не подделать. Наверное, так чувствуется свобода. ….это слишком близко к счастью. И ему хочется этот миг продлить. — Погоди, — просит Дом, задыхаясь. Цепляется за руку, чересчур резко пытается остановить, так, что Уилл сталкивается с ним лбом. Он может поклясться, что сердце перестаёт биться в этот чёртов момент. Оно ему нахер не нужно, только бы не уничтожить, не разрушить то, от чего пресловутые бабочки в животе и счастье, которого через край. Он зависает, он улетает, и в себя его приводит щёлк камеры. Он мог бы сказать что угодно. Но единственное, на что его хватает: — Брось, мы пьяны. Ещё уронишь свой фотоаппарат, с которым не расстаёшься, — Уилл отмахивается, погружённый в процесс. Дом старается не думать о том, что его фотографируют. Унимает дрожь в руках и смотрит вдаль, не понимая, когда всё стало вот так, когда умудрился по уши, по самое основание, с головой. Он возвращает подобие контроля над собой, пока в мозг не врезается: — Посмотри на меня, — взгляд открытый настолько, что не думает, не верит, не позволяет себе. — Ты такой красивый. Вспышка — и всё как в бреду. Как в дымке, в тумане из стереотипных рассказов, во сне. Им хватает пары секунд, чтобы забыть о фото. Уиллу — всего одной, чтобы губы в губы и шёпотом, нежно: «Ну что за дурак». Дому недостаточно и ночи, чтобы насытиться. Они расстанутся в шесть утра. Улетят в разные города, думая каждый о своём. Об этой ночи будет напоминать лишь фото, что Уилл пришлёт ему на следующий день на почту. Честное, искреннее, сумасшедше-необходимое ему вечерами «Ты такой красивый»… …и поцелуи, после которых все остальные — не те.