***
Дом не узнаёт себя. Он живёт, кажется, от встречи к встрече. За несколько дней, что Уилл проводит на площадке, он умудряется влипнуть по самое не хочу. Уилл шутит, мол, сцены с его героем даже не попадут в финальный вариант, и он не обманывается, не строит иллюзий. Дом хлопает его по плечу, и это словно коснуться оголённого провода — ток мчит по коже, заставляет волосы встать дыбом, а сердце ёкнуть от напряжения. — Не нагнетай, может, не забракуют. — Он пытается совладать с собой. Со взбунтовавшимся организмом, с обострившимися в истерике и панике ощущениями. Слишком. Слишком много для него одного. — Мне бы твой оптимизм, — хмыкает Уилл, не замечая ничего. Дом выдыхает. Крох спокойствия, которые он наскребает, хватает на то, чтобы выпалить: — Как насчёт того, чтобы выпить вечерком? У меня тут как раз нарисовался небольшой перерыв, пока не вернётся Люси. Дом ждёт отказа. Пялится на Уилла в неверии, когда слышит: — Чёрт с тобой, мне всё равно нечем заняться. Скинь мне адрес смс-кой, если есть какое место на примете. — Ладно. Уилл так быстро соглашается, потому что понятия не имеет, как всё запущено. Впрочем, Дом не собирается делать ничего провокационного. Не собирается же?***
Призрачные обещания выветриваются на сквозняке, что гуляет в баре. Дом к нему так близко. Так, что может рассмотреть вкрапления зелени в голубых радужках. Уилл прерывает свой рассказ, наверняка собираясь как-то прокомментировать происходящее. Он ему не даёт. Действует на инстинктах, подаётся вперед. Это будто умереть и родиться заново, думает он, когда чувствует, как Уилл ему отвечает. Это будто глотать воздух после кислородного голодания. Он целует его, воскресая. Оживая. Он живёт, и голова кругом. — Почему? — У меня твоё имя, и я... — Он раскрывается сразу, не видит смысла медлить, придумывать нелепые отговорки, предлоги. У него имя Уилла, и он уверен, что весомее причины не найти. В пронзительном взгляде льдинками мелькает непринятие. Отрицание. Отказ. Он так ясно понимает эмоции, что исходят от Уилла. Будто настроился на его волну и считывает всё без малейших помех. — Но... — Жалкая попытка возразить тонет в чьих-то пьяных выкриках. — Прости, эта история не про нас, — произносит он мягко, с пониманием. Он не хочет причинять боль, ранить. Однако всё уже сказано, и этого не исправить. Поглаживает его руку, вдруг одёргивает себя, осознавая, какой эффект оказывает на него. — Вселенная не предусмотрела для меня «долго и счастливо» с тем, кто идеально мне подойдёт. Дом устраивает голову у него на плече, признавая безысходность сложившейся ситуации. Уилл — одиночка. Тот, кто не получил пары. Он слышал о таких. Если ты пуст, то рано или поздно это улавливаешь на инстинктивном уровне. Ещё до того, как проявляется метка. Процент тех, у кого нет соулмейта, относительно маленький, но всё же значительный, если считаться с каждым отдельным человеком, его историей, обстоятельствами. Дому становится тошно. Он не разберёт, откат это от состояния Уилла или его собственная реакция. Да и какая разница? — А как же я? — Ты ещё встретишь кого-то получше. Повисает мёртвая недосказанность, настолько очевидная, что озвучивать её совсем не обязательно. Дому не нужен кто-то лучше. Ему нужен Уилл. — Ты не ясновидящий, ты не можешь утверждать этого. Сердце, замершее в ожидании вердикта, обрывается на тихом: — Но это мой выбор. Прости.***
Дом сходит с ума. Девочки, накладывающие грим, устало вздыхают, принимаются мастерски замазывать ему синяки и возвращать здоровый цвет лица. Тактично молчат, как бы ни хотелось расспросить, уточнить, сколько ещё это будет продолжаться. Ему бы самому ответить себе на этот вопрос, потому что он не знает. Ему бы прекратить изводить себя, но это выше него. С того вечера они не виделись с Уиллом. Он материт себя каждый раз, когда пролистывает список контактов до самого конца, останавливаясь на проклятых четырёх буквах. Мысленно подбирает словечки покрепче, закрывает вкладку и блокирует телефон от греха подальше. Ему бы прекратить так зависеть, но, кажется, что-то с этим делать бесполезно, потому что сумасшествие лишь набирает обороты. Множится, разрастается, сворачивается змеёй внутри и душит, прижимает свихнувшееся сердце, дёргает за нервы, точно за ниточки. Он переосмысливает определение безумия, когда возвращается домой. Едет крыша. Тишина, пустота, одиночество давят, не оставляют от него живого места. Он бы рад перестать, оборвать, но не знает как. В один из неистово серых, мрачных и безнадёжных дней он не успевает остановить себя, когда всё так же бесцельно смотрит на экран мобильника. > я заебался… без тебя Дом ждёт игнора или, на худой конец, лекции с констатацией очевидных фактов. Понимает, что с точки зрения логики всё объяснимо: подобное проходили все, кого не принимали их родственные души. Отторжение отзывается ноющей болью и тоской. Он отстранённо подмечает, что эти последствия присущи любому болезненному разрыву, если отношения были важны хотя бы для одного. Дом ждёт чего угодно, только не того, что получает спустя пару минут. » я тоже Злость, припавшая слоем грусти, зажигает нервные окончания. И пусть за него говорит по большей части обида, он не испытывает угрызений совести, когда отправляет ответ. > это был твой выбор » мне жаль > нет, это не так***
Спустя месяц он убеждает себя в том, что научился справляться. Ходит на кастинги, симулирует подобие жизни. Он уверен, что пойдёт дальше со временем. Ровно до того, как открывает дверь. Дом хочет хлопнуть дверью без лишних слов. Дом хочет отомстить за тягучую черноту, за беспросветный мрак, в котором он находился, окружённый лишь обломками из собственных надежд. — Прежде чем ты выгонишь меня… — Уилл угадывает его настроение. — Я хочу попросить прощения. Прости меня. Мне в самом деле жаль. Дом хочет прогнать, но сердце кричит совсем другое. Оно стучит быстро-быстро, а темнота расползается, впуская свет. Впуская Уилла, по которому он так чертовски сильно скучал. Он стоит, не в силах вымолвить и слова, что Уилл воспринимает как положительный знак. — Я не был честен тогда. Не совсем. Моя родственная душа, — произносит он, закатывая рукав свитера, — умерла. У сгиба локтя — след, как от ожога. Выгоревшие буквы, понимает Дом. Он не одиночка. Он... боже... — Мне было девятнадцать, и потрясение было столь сильным, что я лежал в больнице в крайне тяжёлом состоянии несколько дней. Больше морально, конечно. Это называется психосоматикой вроде. И с тех пор я… я перестал верить в карму, судьбу как нечто светлое, доброе. Карма — мстительная и жестокая сука. Так было, пока я не встретил тебя. Я просто… не хотел рисковать… Дом пытается переварить обрушившуюся на него информацию. Уилл боится, что тот, у кого может быть написано его имя, даст о себе знать однажды, и тогда он снова останется ни с чем. — Ты мог сказать… — шепчет с упрёком. Уилл пожимает плечами. Верно. Что толку теперь взывать к упущенным возможностям? — А потом… потом были дни без тебя, а я привязался. Удивительно и так на меня не похоже. Я знаю, что не заслуживаю этого, но… как считаешь, у нас может хоть что-нибудь получиться? Его голос пропитан надеждой и шаткой верой. И это топит корку льда, которой он успел покрыться за время не с ним. Дом отступает назад, а Уилл инстинктивно шагает навстречу. — Нет, — отвечает уверенно и тут же стирает боль, поселившуюся в невозможно красивых глазах. — У нас получится. Потому что это наш выбор. Через мгновение Уилл его обнимает, заживляя, исцеляя. Спасая. Он и правда выбирает его.