— Послушай, — и когда, проследив, как лекарь и пограничник уходят подальше в ряды разложенных на поле блестящих находок, старший Юдай поворачивается к младшему, Коге, чтобы посмотреть на него куда более грозно, выпуская все свои волнения наружу. — Я же говорил тебе не общаться с ней. Ынчэ хорошая девочка, но ты же сам знаешь правила. Старик Юдай переживает и его тоже можно понять. Конечно же… Юдаю только исполнится семнадцать, а он уже на краю лезвия, падение с которого приведёт к столь серьёзным проблемам. Он играет с огнём, потому как за нарушение правил его никто никогда не простит, не пойдёт на уступки — поблажек, на что бы парень ни надеялся, не будет. — Если кто-то увидит, что вы разговариваете, веселясь, да ещё и не по делу, как только ты получишь больше трёх предупреждений — сам станешь рабом. — Не стану я рабом, потому что и она не рабыня, а обыкновенная служанка, которая может уйти в любой момент, — пререкается юноша, не готовый согласиться с реальностью, с тем, что повод упрекать у Юдая есть ещё тот. — Рабыня! Она тоже купленная — её жизнь в обмен на золотые семье, из которой она вышла. Просто продажа по договорённости, и она проживает свою рабскую быль в немного более лучших условиях! — Всё с нами будет в порядке, — делает вид, что не слышит, пока стоит с мужчиной в немного более тихой части площади. Хотя и мимо неё проходит многовато народа, часть которого оборачивается при виде ссоры, где старший машет руками, почти крича, а младший скрещивает те на груди, принимая защитную позу и всё время отворачивая голову, поскольку не может отвернуться всем телом из уважения к родственнику. — Ты же сам свободнорожденный! — переходит на более громкие тона Хота, не обращая внимания на оборачивающихся на них, мимо проходящих зевак. — Ты не такой, как они, и то, что будет нормально подобной Ынчэ невольнице, покажется тебе клеткой. Она привыкла к этому образу жизни, а ты не привыкнешь никогда, потому что не был в этом рождён и выращен. В этих небожеских ограничениях. На что ты вообще надеешься? На благосклонность судьбы? — Может быть. — Может быть?! Ты себя вообще слышишь, Кога? — вопит Хота, поднимая дрожащие от злости пальцы, те растопырив, но парень перед ним, каким бы ребёнком ни был морально, безумно высок и крепок физически, чтобы попытаться схватить его за шиворот; младшему от этого будет хоть бы хны, носки не оторвутся от пола. Это скорее он наплюёт на старшего Юдая и спокойно пойдёт своей дорогой, даже если того придётся тащить по земле, к себе прицепленным. Поэтому, понимая это, Хота к нему не прикасается, но вот истерить продолжает. — Судьба ничто против законов нашей страны. Мы все живём по одним и тем же правилам… — Ничего страшного. — Нет, много чего страшного. Я примерно предполагаю, на что ты уповаешь, но ты не сможешь её оттуда вытащить, а сам увязнешь, как в болоте из торфа! Смотри, к тебе уже приходила охрана, смотритель и лекарь, наверняка как свидетель, — так вот, почему старик разнервничался. — Это было уже первое предупреждение! Потому как существует статья, которая гласит: какие-либо отношения между свободнорожденным ёнинцем и рабский чадом, лишённым воли и права выбирать — не вознесут невольника над ему подобными, а спустят свободного к рабу. Согласно этому правилу, оказавшийся застуканными за романтическим или любым другим «личным» общением с тем, кто гораздо ниже по статусу и не имеет прав, гражданин, как только получат от трёх предупреждений «разойтись в разные стороны», но так и не послушается — получит своё наказание. Хота Юдай вот посчитал, что Минхо пришёл на разговор к Юдаю младшему за тем, чтобы отвесить первое предупреждение, вот и напрягся на ровном месте. В итоге же оба любовника окажутся рабами — и невольник, и свободный — таков закон, который перечит чужому желанию оспорить статусную разницу. И об этом знает каждый ёнинец. Романы и сексуальная связь между высокой знатью и их слугами — это другое. Они не порицаются только потому, что являются одним из выражений власти, и к рабам в таких отношениях относятся донельзя жестоко, как к неодушевлённым вещам: о браке идти не может и речи, потому что серьёзные чины творят всё, что хотят, дабы самоутвердиться и насладиться чужой безвольностью. Все рабы кому-то принадлежат, будь то дворец или какой-то конкретный богатый человек. Его вещи — это его вещи. А обычные свободные не имеют права на чужую собственность, даже если она живая, и при нарушении правил заслуживают расплаты. Пример вокруг куча, как обнадёживающе началось с «раб плюс свободный», а заканчивалось двумя рабами. — Знаю я, не переживай, — отнекивается парень, пытаясь скрыть обиду в голосе. — Обижаешься, я погляжу, — поставив руки в боки, делает вывод дядя, смотрящий на мир довольно реалистично, просто потому, что знает, как бывает. — А ты не обижайся. Не называл я твою Ынчэ плохой. Просто напомнил, что свободному гражданину со служанкой не по пути. Она утянет тебя на дно. Думаешь, Ынчэ сама такого для тебя хочет? Вот бы Кога понял, что дяде и самому не в радость весь этот разговор. Но как же он может его не предостеречь? Особенно тогда, когда парень мчится к верной гибели на полной скорости. — Всё, прекрати, уже уши от тебя вянут, — после этих слов младший продолжать диалог не намерен. — Ты куда? Эй, ты куда, спрашиваю? Я ещё не закончил! — но юноши уже как след простыл. Совсем скоро, не успев сделать и пару порывов ему вслед, дядя Хота замирает на месте, чтобы, стянув шляпу, неодобрительно покачать головой, но всё-таки оставить его в покое. Надо же: вспомни луч, а вот и он. Кога снова бежит к своей Ынчэ. — Тц-тц-тц, — осуждающе прицокивает языком мужчина. — И что служанкам в своём верхнем городе не сидится? За спиной старика так и продолжают шептаться Хан с Минхо, которые снова уходят ближе к стене, обходя перевязанных трупов, которых с момента последнего боя осталось немного, и целый склад с найденными на поле украшениями, принадлежавшими без вести пропавшим. Мелкими штуками, которые могли принадлежать ёнинским солдатам и остались в память о них; на случай, если кто из родственников придёт и заберёт. А если не получится найти владельцев — получится перепродать гораздо позже. — Знаешь, я кое-что вспомнил, — ходит Хан с Минхо за ручку меж белесых рядов с блестящими украшениями. — Что? — У нас ведь во дворце было пополнение из немых рабов, помнишь? — Помню, — хмурится Минхо, не понимая, к чему клонит Хан. — В тот же день, когда Кога видел странного парня в телеге и даже за ним погнался, — переходит на шёпот лекарь, почему-то оглядываясь в попытке убедиться, а никто ли их не подслушивает, — оказывается, проходил аукцион, после которого набрали некоторых. — Немых?.. — Верно. — Где проходил? — наклоняется к нему Ли, чтобы Хану было удобнее шептать на ухо, не становясь на носочки. — В том-то и дело, что в соседнем квартале. А Кога начал говорить, но так и не закончил. О том, что раб убежал в сторону рынка. Получается, что в направлении аукциона?.. — Где конкретно проходил аукцион? — На площади Рёхэ… Зрачки Минхо сужаются, а дыхание почти что прерывается, когда он замирает на месте, стопоря вместе с собой и Хана, который дергается по инерции; хотя подобной реакции ожидал. — Это же буквально за линией домой, вот, сразу… — Вот и я об этом, — кивает травник. — По моим ощущениям переполненности дворца, в тот день набрали не основное количество, но пополнение после аукциона на Рёхэ и солнечного жатия было заметное. Солнечное жатие называется так, потому что знаменует «выжимание энергии солнца», как из зёрен выжимают влагу, только вот огненный шар — для будущего благополучия урожая. Это — день, открывающий новый сезон, когда по приказу короля заработали все ветряные мельницы. Минхо отвлёкся на этот факт, поэтому не проверил никаких данных о проходящих аукционах, полагая, что в столь значимый праздник никто проводить их не станет. Даже мысли не было искать ответ в этом факте, поэтому никого не спросил, дурак… Подумав, что все будут заняты урожаем и никто подобными торгами заниматься не будет. А мог приблизиться к истине намного быстрее, хоть и был к ней близок с самого начала, когда попросил Хана наблюдать за рабами во дворце. Но тогда в стоге сена искать было нечего. Сейчас же они, похоже, догадались о примерном ракурсе. — Но я не могу сказать точно, скольких набрали в тот день, когда проходил аукцион и Юдай младший видел беглеца. — Много их набрали в день аукциона или всего пару человек — не важно. Поискав, рано или поздно мы упрёмся в ту часть списка, которая нам что-то расскажет. Ты почти всё время во дворце. Можешь как-то раздобыть имена рабов, которые оказались там именно в тот день? — интересуется Ли с как никогда серьёзным лицом, не настроенным получить отказ. — И что ты будешь делать потом? Выпытывать каждого раба отдельно? Думаешь, дворец предоставит тебе к ним доступ? Но как ты тогда это объяснишь? Скажешь «простите, но мне нужно поговорить с вашими рабами, потому что я ищу перебежчика, который перешёл границу в мою смену»? Ты же сам себя подставишь. Необходимо как-то решить это, при этом не накликав на Минхо беду в виде увольнения или иного рода наказания. — Я, — Минхо поворачивается, осторожно обхватив запястье, и Хан точно так же стопорится, глядя ему в глаза своими, широко открытыми. — Хотел попросить об этом тебя. Ты и так находишься в верхнем городе. Если взглянешь на список новых рабов и мы получим примерное число, то медленно начнём его сокращать. Я спрошу у Коги, как примерно перебежчик выглядел со спины и начнём искать похожего: по росту, цвету волос и телосложению. Они же все иностранцы и имеют отличимые черты. Это значительно уменьшит варианты, и не придётся тыкать пальцем в небо, опрашивать каждого раба. — Мм… — раздумывает лекарь, отводя глаза. По большому счёту он понимает, о чём говорит Минхо, как и знает, что это возможно, хоть и покажется затруднительным. Хочется выиграть время, чтобы подумать ещё немного, но Ли продолжает смотреть, и. Да разве Хан в принципе может ему отказать, когда Минхо — единственный человек, с которым ему хорошо и спокойно? И полёт его мысли Хану отлично понятен. Он сам думает похоже. Что, если некто специально, осознанно и даже запланировано пробрался в день аукциона, о нём узнав, чтобы сразу же податься во дворец? Позволять ему оставаться там нельзя из принципа. — Ты уверен, что в тот день набирали только немых? — Абсолютно. По неизвестным причинам король запретил пополнять дворец молвящими, ему были нужны только неспособные на речь. — Хорошо… Раз в тот день с аукциона набрали только немых, с них и придётся начать поиск. Тем более, когда, постаравшись, его возможно обнаружить в не столь многочисленной толпе: за тот день в списке наберётся едва ли десяток человек, но и это предстоит ещё проверить. На данный момент немолвящих во дворце меньше, чем говорящих. Согласиться придётся, пусть и со скрипом, потому что Хан чувствует, что может быть полезен в этой ситуации. А для него нет ничего важнее, чем помогать людям и оказывать поддержку, будь то врачевательское дело или банальная помощь другу. Беглец находится во дворце, именно потому Минхо до сих пор не смог найти его след снаружи? В таком случае Хан — единственный, кто может решить, как ситуация будет развиваться дальше. И мысль о том, что именно он может направить её в мирное русло, заслужив благодарность Минхо и облегчив его жизнь — переполняет желанием действовать. Необходимо восстановить справедливость и во что бы это ни стало вернуть подлого беглеца на своё место. — Кога! — что Хан, что смотритель отвлекаются на женский крик позади, оба замолчав. С другой стороны к отвлекшемуся младшему Юдаю на полной скорости бежит девушка. Так, как будто, повременив, последние шаги пролетит — и непременно закончит в его объятиях, обвивая шею руками. Вот только в последний момент Ынчэ всё же находит в себе силы притормозить: то же самое делает и юноша, замирая в каких-то полушагах, но чуть ли не снося её с ног в ответ. — Ты пришла! — приосанивается парень, прокашлявшись, но продолжает звучать отчего-то неловко. Была бы его воля и отсутствовали стесняющие обстоятельства, или находись они не на этой открытой со всех сторон площади — стеснялся бы не меньше, однако с удовольствием бы дал себе волю поздороваться с более открытой расположенностью. Ведь ей он всегда рад. — Привет! — она, прокашливаясь, выводит руки за спину, так же выпрямив спину в лёгком волнении. Совсем не напоминает невольницу — настоящая леди, жена какого-нибудь владельца лавки или рыночного торговца, что довольно неплохо для среднего Ёнина. Вон, оставшийся стоять в стороне печальным брошенным в небе облачком, замечает странные флюиды, пока за этим наблюдает, но никак не реагирует. Кога молодой и красивый, статный парень — неудивительно, что он и такая очаровательная девушка, как Ынчэ, симпатизируют друг другу. Только на что здесь, в этой стройной атмосфере, гвоздём понадобился Вон? Зачем служанка притащила его в место, где её и без того ждал другой человек? — А это кто? — со старта с недоверием щурится парень, глядя на маленького и щупленького Вона неподалёку, потому что точно видел, как с ним разговаривала Ынчэ, пока сюда подходила. Лицо у раба нечитаемое и слегка кислое, но выглядит так, будто мальчишка с таким родился. Пока ещё не подошёл вплотную, чтобы можно было сравнить, но уже издалека понятно, что младшему Юдаю он дышит в грудь (настолько невнушительного роста по сравнению с глашатаем), поэтому физиология — не проблема, и не Вону с ним тягаться, пускай он весьма миловидный. Вот только какие отношения у него с Ынчэ — вопрос. Юдай ощущает нечто странное, одновременно знакомое и отталкивающее, но, отчего-то, никак не может ни за что зацепиться во внешности Вона. Просто она отчего-то кажется ему подозрительной. И, испытав мгновенную неприязнь, как будто почуяв от него что-то неладное, поступает банально, как бы поступил бы почти любой на его месте, не способный анализировать под влиянием эмоций — в миг списывает всё на ревность. — Только не говори, что привела мне потенциального напарника. Этот не справится, — ведёт себя, как настоящая бука Юдай, идя в ногу со своим настроением, которое испытывает при виде мальчишки. — Он слишком худой и щуплый, чтобы поднимать и тем более переносить мужские тела. Вон сам не испытывает к нему ничего, кроме равнодушия и малой неприязни, которую чувствует к каждому коренному ёнинцу по умолчанию, но. В эти минуты Вон, без того вечно пребывающий в напряжении, и представить себе не может, насколько на этот раз, в сравнении с каждым другим днём, полным опасности — близок к краю, с которого с лёгкостью может сорваться. Первые две звезды из разных галактик сходятся на одной линии, и пока что это можно записать, как совпадение, но долго ли оно пробудет простой случайностью? Долго ли Кога продолжит списывать странное послевкусие от встречи на неприязнь от укола чувств к другому человеку, или же поймёт, что корни отстранённости и озабоченности чужим присутствием куда глубже? — Это мой друг, — мгновенно крутит головой Ынчэ и интуитивно закрывает Вона у себя за спиной, в шутку загораживающе расставив руки, когда отходит обратно к нему, подошедшему ближе. Хотя Вон сам вряд ли горел желанием здороваться, судя по выражению лица. — Мы вместе работаем во дворце, так что не дождёшься, — шутливо произносит, улыбаясь, она, — он уже мой. И он сильнее, чем выглядит. А ещё он не разговаривает, так что не интерпретируй его молчание, как грубость. Только посмотрите, как она его защищает. Кога скрипит желваками при звучании похвалы в адрес Вона, и по-мужски переводит глаза, чтобы настроить контакт с самим Воном и поинтересоваться его версией — но она совпадает с той, что называла Ынчэ, потому как юноша кивает уверенно, ровно один раз. Справляется и без всяких слов. Тогда глашатай, так и не сумевший узнать в нём вылезшего из телеги призрака, ибо видел его лишь со спины и чуть-чуть в полуоборот, наконец поверив в чужую дружбу и успокоившись, переключается обратно на девушку. Раз Ынчэ назвала своим другом, переживать не о чем. Да и поскольку мальчишка немой, ревновать нет никакого смысла — Кога вне конкуренции. Потому что Ынчэ болтушка и ей такой не подойдет. А вот Юдай тот еще поддерживатель диалогов. Вот, даже с невыносимым смотрителем общий язык нашел минутой ранее. — Что привело тебя сегодня? — но подавлять приступы ревности Коге приходится всё равно. Удивительно, как проявляется собственничество в сторону человека, который тебе не принадлежит. Юноша помнит, что Ынчэ, как бы ни хотела прийти «просто так», никогда не навещает его без повода, чтобы не поползли не нужные слухи. Сюда она всегда является за чем-то одна. — Всё то же самое, увы… Последнее время все свои выходные Ынчэ проводила здесь по не самому светлому и позитивному поводу: Юдай об этом сожалеет, ведь хотя бы раз её визит хотелось бы окрасить радостной новостью. И всё-таки — ничего. До сих пор её было нечем порадовать. — Понял. — У меня две просьбы вместо одной. — Начнём с первой? — У тебя ведь была дощечка с мелом? — А зачем тебе? — Я хочу услышать Вона. Спустя секунду Ынчэ уже протягивает мел и доску с шершавым темным покрытием рабу, чтобы тот написал что-нибудь на всеобщем, а Кога — прочитал вслух, чтоб она, не обученная письму, смогла понять и хотя бы разочек проконтактировать со своим младшим. Такие дощечки обычно использовали на площади глашатаи, купцы и торговцы, для объявлений или предупреждений. Поэтому ещё по пути сюда девушка, изначально преследовавшая другую цель визита, задумалась: почему бы не использовать предмет немного не по назначению? А то как-то так получается, что Вон всё время только молчит — она разговаривает. И так бесконечно, что уже аж неудобно совсем ничего не сделать, чтобы поинтересоваться его мыслями. Это не была причина визита Ынчэ, но она знала, что Кога не откажет ей в столь маленькой просьбе, и поможет в наведении моста к молчаливому Вону. — Вообще, знаешь… Мне бы хотелось когда-нибудь показать тебе свою родину, — иронично, что это даже могло бы у неё получиться, но не у Вона. Не осталось того, что показывать. — Инанн, — говорит девушка с как и всегда горящими глазами, — это очень красивое место, где цветут розовые деревья, есть каньон, где протекает чистейшая часть вод Эсэ, всё зелено и издалека видна вершина Макхамы. Правда, там есть леса, где обитают дикие медведи, и в целом оно достаточно страшное. «Дикие медведи?», — пробный ответ Вона, написанный на всеобщем, как и было задумано, Кога читает специально для Ынчэ, чтобы она его услышала. — Ага, — поняв сказанное, хоть и хмурясь, отвечает девчонка, поворачиваясь к Вону. Это на данный момент единственный способ, с помощью которого она может пообщаться с младшим рабом, поскольку она не владеет письмом и не смогла бы прочитать написанное без помощи глашатая; который, опять-таки, выполняет привычную работу, что-то озвучивая. И в городе после ёнинских побед во время сражений, и на поле боя он читает с похожей дощечки то, что должен доносить до людей с конца до начала строя. — А вроде хорошо получается! «А медведи разве не бывают не дикими? Зачем эта приставка?» — продолжает чтение воновой надписи вслух Кога. — Не знаю я! Бывают не дикие медведи или нет, наверное же могут быть менее агрессивные? «Странно, что ты жила в Инанне, но так и не поняла, что абсолютно любой медведь опасен для человека», — Кога не думает о причинах, по которым разговор перетекает в территориальное русло, но в написанном ответе Вон сводит к этому не просто так. Он пользуется подкатившей к себе удачей. Сейчас перед жрецом открывется идеальная возможность, пока он не нашёл более подробную карту местности — получше узнать о том, что окружает Ёнин, и как туда добраться. В другое время он просто не сумел бы задать ей этот вопрос, даже если бы служанка была готова ответить на что угодно. Ынчэ же обо всём открыто рассказывает, совсем не задумываясь, в чём причина этих обсуждений. Выдаёт на поверхность подробности. — Глупый ты… — снова она крутит головой туда-сюда: с Юдая, читающего чужой почерк, на Вона, который через него пытается с ней общаться. Глупым Ынчэ называет Вона, но, хмурясь, почему-то обидеться умудряется Юдай, что-то попутав. — В Инанн отсюда не получится быстро добраться из-за горы. В тех тропах легко заблудиться или вообще выйти на каньон, но перейти под горой почти невозможно без знаний и подготовки. Придётся очень долго шагать наугад. «Какой тогда самый быстрый путь, если нельзя допрыгнуть с балкона королевского дворца в воду или прошагать быстро и безопасно?» — Мм. Прыгнув с той высоты даже в воду ты умрёшь, но… Разве что, прыгнуть в карьер с высоты пониже, где-то со стороны границы среднего Ёнина, потому что там высота ниже, и дождаться, пока тебя отнесет течение? — поднимает девушка глаза к небу, задумываясь, после чего добавляет неутешительное: — Отнесёт к медведям. Так что в каком туда состоянии доберёшься — лишь вопрос времени, которое потратишь на дорогу. Девчонка радостно смеётся — для неё так непривычно взаимодействовать с Воном на более близком уровне, чем просто заставлять его себя слушать. Стерев всё рукавом своей послужной кофты, она спешит отдать доску Юдаю, нарисовав там новое: нечто похожее на украшение, которое она ищет. — Вот, — тыкает девочка, указывая Вону на рисунок в руках Коги. — Вместе мы будем искать это, — а оборачиваясь к Юдаю, произносит: — А тебя попрошу… То же самое, что в прошлый раз. — Ах, вот оно как… Пойду спрошу у старика. Только подожди секунду, — с этим словами парень убегает и так же быстро возвращается со странным предметом в руках. — Что это? Венок?.. — Собрал не так давно, пока выезжал со своим дядей на поле, — неловко выкручивается ёнинец, как бросается в глаза всем достаточно проницательным (Ынчэ к ним не относится, она напряжена из-за другого) — врёт весьма неумело. — Притащил с собой и, раз уж ты мимо проходила, подумал, почему бы не поделиться. На самом же деле Кога знал, что Ынчэ снова к нему придёт, какими бы печальными ни были её бесконечные тщетные поиски. Зато он, предвидев девичий визит — собрал ей цветы на поле за день до. Ынчэ нарушала правила дворца и выскальзывала оттуда незамеченной, знавшая тайные ходы — лишь бы изо дня в день продолжать начатые поиски в среднем Ёнине и не терять надежду ни на миг. Кога всегда был готов поддержать её и в горе, и в счастье. Сейчас делает то же самое, только не признаётся до победного. — Мне, — загораются глаза девчонки, накинувшей венок сразу на голову, но так и оставшейся стоять с неловко поднятыми руками, — идёт? Замирает, смущаясь, когда парень осторожно поправляет торчащие волосы, скрыв их за цветком с одной стороны и за мочкой уха с другой. При виде того, как мило она общается с этим высоким молодым человеком, Вон, впрочем, вздыхает с облегчением. Хотя его от таких телячьих нежностей чуть воротит и скручивает. При всём этом, двое, похоже, пытаются скрыть симпатию друг от друга, и это у них отлично получается — вот только замечает все остальные. Вокруг Ынчэ и Юдая витают такие феромоны симпатий, что во взаимности сомнений не остаётся. Изначально Вон правда нервничал из-за подозрения, что новая знакомая дышит к нему не ровно: это могло бы создать проблемы, сталкиваться с которыми Вону было сейчас ну совсем не ко времени. Ему и обременяющего понятия «дружбы», в которую приходилось играть, лишь подыгрывая без толики искренности, было достаточно. А мстительные женщины страшны, особенно, когда у них разбито сердце. Но, благо, вид на двух молодых влюблённых убедил его в обратном, разрешив успокоиться. Тело у Юдая крепкое и подтянутое — не зря такое, потому что нужно откуда-то брать силы и физическую подготовку, чтобы целыми днями таскать даже не мешки с картошкой, а тела взрослых мужчин, погибших на войне. Перекладывать их из повозки на землю, при этом не роняя, и передвигать с места на место, когда раскладывает по возрасту и случайно пересекает линию площади, которую пересекать запрещено. Но при всём этом внешность совершенно не соответствует со внутренним наполнением. Впрочем, как и у самого Вона, только вот он — полная противоположность: выглядит невинно и с лёгкостью заслуживает людские симпатии, совершенно не являясь их достойным. Кога с трудом сдерживает улыбку прежде, чем сказать: — Я проведу ещё один осмотр среди новых тел, их вчера привезли немного, и сообщу тебе, удалось ли мне что-нибудь найти. А ты пока посмотри на украшения. Может, среди них есть что-нибудь узнаваемое? Кога не позволит Ынчэ самой ходить между погибшими и заглядывать под покрывала — запах не из приятных, а она милая девушка, которая не заслуживает переживать подобных потрясений, особенно, если вдруг наткнется на то, что ищет — необходимое ей парень поищет за неё. А пока здесь есть место открытым украшениям, среди которых тоже можно найти что-то знакомое — пусть она бродит в той стороне, чтобы как-то скрасить ожидание. Он уходит на поиски, которые, по всей видимости, уже превратились для него и Ынчэ в рутину. Но для них двоих этот напряжённый повод — пока что единственная причина видеть друг друга чаще одного раза в год. И пока Вон остаётся наедине с девушкой, которая любуется своим отражением с витрины неподалёку, разглядывая прелестный цветочный венок, раб терпеливо ждёт, пока ей это надоест. Кога как будто чувствовал, что сделает её причёску ещё очаровательнее — так обходительно с его стороны… Кем бы ни были и как бы тяжело ни работали, а умеют ухаживать за девушками, не отходя от традиций. Её тёмным волосам очень подходят эти светлые белые цветки на фоне зелёных стебельков. — Если найдёшь бронзу, то есть цепочку из бронзы, — спустя секунду Ынчэ уже оборачивается на Вона, которого снова тянет за собой на поиски, как он понял, украшения, — дай мне знать. Я буду смотреть направо, а ты смотри налево. Управимся быстрее. Вон осторожно кивает, согласившись. — Вот, возьми мою сумку. А затем уже вопросительно приподнимает бровь. — Сегодня, если что-то найдём, соберешь туда, а если не найдет — оставишь себе. Она не новая, поэтому мне не жалко. Думаю, тебе она пригодится сильнее. Вон кивает уже с благодарностью. Они с ним бродят вдоль сектора с разложенными побрякушками. Покрывала лежат линиями, драгоценности и не такие уж дорогостоящие мелочи — на них. Вон испытывает нечто странное ощущение, представляя, что все эти вещи, маленькие до такой степени, что на фоне остальных их почти не видно, и большие — когда-то принадлежали людям, которыми больше не будут ходить по земле. И все они — погибшие во время боёв с Анаханом солдаты. Удивительно, что это место скорби находится недалеко от центральной площади в среднем Ёнине. Сколько слёз было пролито здесь, над телами обнаруженных родственниками, сколько было оставлено надежд в сторону тех, кого не нашли? Сколько страданий со слезами впитано в местную землю? Сколько видели эти простыни и разворачивающие их люди? Своих и чужих, но ни к одному виду не остались равнодушны. Странные настроения смешиваются воедино, подобно противоположным цветам, которые, даже будучи самыми броскими, вместе образовали бы лишь безликое месиво. В случае Вона это предвкушаемая радость за чужое горе, к которой прибавляется неприятная грусть, как будто есть ещё в его сердце место сочувствую. Но ведь это не так. Просто всё здесь давит, этот вид и не подходящая ему, вопиющая повседневность на фоне, которая существует на площади вопреки фактически месту, предшествующему кладбищу. Навевает воспоминания — да и только. Вдруг девушка замирает над частью из золота, почему-то резко решив открыть Вону душу со словами: — Я очень скучаю по брату, — Ынчэ говорит ни с того ни с сего, внезапно, не глядя в глаза и даже не обернувшись, пока проходит мимо валяющихся цепочек и перстней, блестящих под солнцем на белых покрывалах, но не находит среди них ничего похожего на необходимое, — помнишь, я тебе про него рассказывала? — Вон кивает, пусть знает, что она на него сейчас не смотрит. — Надеюсь, ты не будешь трактовать моё отношение к тебе неправильно. Просто в тебе я немного вижу знакомые черты — вы с ним похожи. Точнее, ты похож на его более молодую версию, которую я видела, пока ещё ползала. Когда он стал старше и переехал в Ёнин, конечно, стал совсем другим. Он так сильно возмужал в один миг… Но я, наивная дура, полагала, что у нас впереди есть ещё много времени, чтобы свидеться, и по своей же вине не пыталась навестить его слишком долго, а как только захотела это исправить — было уже поздно. Мне не выпало такого шанса. Вон может видеть только ее спину, длинные волосы, венок на голове, и ни отрывка лица, а потому и понять эмоций, те рассмотрев в мимике, не получается до конца. Она не поворачивается, словно боится расплакаться в один миг. Так неожиданно разогналась от улыбки до столь болезненной темы тоски. Или же она всё это время, находясь здесь, носила это чувство в себе и старательно его прикрывала за завесой жизнерадостности? Впервые Вон ловит себя на мысли о том, что может понять чьи-то чувства, как свои. Он тоже знает, что такое непреодолимая тоска — и хоть в этом они с ней сходны. Между ними произошло что-то из серии «я тебя выбираю», когда выбор, шёл он от сердца или от головы — осознанный. Потому что драгоценные люди вокруг — не случайность и не воля судьбы, а то, что человек допускает для себя сам. С чем он согласен быть. Люди всегда делают выбор, когда оставляют кого-то рядом с собой, какими бы безвольными ни выглядели. Может, Ынчэ вовсе остановила свой выбор на нём из-за того, что почувствовала похожие настроения, ту же горечь утраты, пускай те эмоции в Воне были неявные? Она ощутила кого-то настолько же несчастного, как себя? — Если честно, — она резко оборачивается, вновь заставив паренька дёрнуться (к её резким приливам обожания до сих пор не удаётся привыкнуть, пускай она не только сказала, но и доказала на примере одним свои влюблённым взглядом, что её сердце уже занято другим юношей), потому что приближается вплотную и шепчет Вону, которого с недавних пор считает своим другом, на ухо, — мне очень нравится Юдай младший. Бедного аж передёргивает. А если бы Вон не был молчалив, интересно, она бы рассказывала ему столько же много, как рассказывает сейчас? И перед ним она не стесняется, когда настроение столь быстро меняется. Ынчэ относится к нему лучше, чем могла бы к собственному родственнику. Воспринимает его, как брата, видит, как своего. Любит, как друга, хотя они плохо знакомы и при ней мальчишка ни разу не открыл рот, ничем не заслужив такого расположения. — Однажды я спросила его, не страшно ли ему работать среди трупов, и знаешь, что он мне ответил? Большие габариты, крупные ладони и развитая мускулатура — в теле Коги парадоксально ни капли ненависти или агрессии. В нём скрывается безумно творческий и романтичный человек, любящий всё прекрасное. Юдаю и пить не надо, чтобы выпасть из реальности. Но он занимается столь страшной и местами мерзкой работой, на всё находя успокаивающий ответ. Как так получается? К удивлению Вона, что Кога ответил Ынчэ на вопрос он угадывает заранее — ещё прежде, чем служанка успевает его произнести. — Он ответил мне, что… «Живые гораздо страшнее мёртвых. А чего же тогда бояться?» И Вон с ним согласен. — Мол, просто зрелище неприятное, да и только, но к этому можно привыкнуть. При этом он всё равно… Так ни разу и не позволил мне копошиться в покрывалах самой, — она по привычке перебирает свои же пальцы, ковыряясь ногтями в подорванных кутикулах. Всё от нервов. — Среди тел он искал кого-то, похожего на меня, как две капли воды… И ему тоже наверняка было нелегко, но он ни разу не пожаловался и не расстроился при виде меня. Хотя я пересекла моральные границы, приходя к нему столько раз. Знаю, — её голос дрожит, когда она опускает голову, — что виновата. Но я правда не могла по-другому. Она не договаривает, однако почему-то Вон примерно понимает, о чём речь. Только вот в голове диссонанс. Странно осознавать, что она кажется такой же чужестранкой на фоне ёнинцев, как и сам младший раб. Пусть и из Инанна, той же привулканической области, является фактически жительницей Ёнина, каждому из которых Вон не желает ни крупицы добра. Но то, как она каждый раз кладёт руки на плечи, улыбается ему по все тридцать два и доверяет столь трепетные секреты — могло бы растопить даже самое чёрствое сердце. Жаль, что у Вона его нет и он всё равно не сумеет привязаться ни к ней, ни к её тёплому отношению. Раньше надо было думать её землякам — прежде, чем рушить Матию и убивать всех её жителей. Вон уже давно не считает себя живым, который способен на человеческие эмоции. Пусть же все думают, что он умер ещё там — вместе со своим народом. Он полагает, что было бы неплохо, если бы вся эта страна от границы до границы сгорела ещё раз, и не осталось ни единого зелёного лепесточка — да, даже простые люди, которые его окружают. Гнев слишком велик и ему нет конца, как и желанию отомстить. Знали бы они все, мирные, как заживо в разрушенном Мату кожу снимали с тех, которые ничем от них не отличались. Но всё это — потом, потому что нет в руках Вона из павшей страны Матии на острове Матэ никаких цветов госари. А лишь желание мести и крови; но, как твердила матушка, чья голова давно отделена от тела, которое даже нормально не похоронили (впрочем, как и большую часть павших во время нападения матийцев) — всему своё время. И оно приходит вместе с новыми возможностями. А люди склонны меняться местами: богатые с бедными, правящие с растоптанными, и, что самое главное — палачи с теми, кто ждёт казни. Самой большой ошибкой выжившего убийцы было не уследить за служителем храма, и по собственной глупости, а не осознанному решению — оставить его в живых. Надо было бить и резать по шее быстрее, отделяя ту от головы, а не замахиваться, упиваясь ощущением собственной власти.
Не так ли, командующий Пак?
Вон не оставит в себе человечности, потому что она ему лишь помешает — существует один только расчёт. Он ни о чём никогда не будет жалеть, коли это будет сопровождаться триумфом победы. — Знаешь, Вон, на самом деле, каждый раз здесь я ищу не украшения, а члена своей семьи и всё, что от него осталось… Среди всех этих тел? Вон медленно переводит глаза на неё, и, восприняв это, как вопрос, девушка сразу же уточняет: — Своего брата. Того самого, на которого ты похож. — Нет, — возвращается к двум молодым Кога, расстраивая Ынчэ в очередной раз, — его вещей точно не было. Всю бронзу разобрали. Я бы точно узнал вещь Ын старшего. Девушка заметно расстраивается, разочарованно вздыхая. И так происходит каждый её новый визит, ведь все они не сопровождаются успехом. — Значит, я могу рассчитывать на то, что он жив?.. Раз его так и не сумели найти даже спустя месяц. Как тело… Как и вещи, что были на нём… Никаких же зацепок! Может, это хороший знак для меня? — пытается она подбодрить саму себя, видя знаки позитивными, когда так делать не следует. — Подождите, вы говорите, что ищите брата? — оживляются подоспевшие сзади люди, один из которого всем своим видом напоминает смотрителя стены, а второй — дворцового лекаря. Как гром среди ясного неба. — Что? — от неожиданности теряется девушка. — Как давно он пропал? В какой повозке вы ждали его приезда и в какой день примерно? Помните? — но новые вопросы только продолжают поступать. — Минхо, успокойся, — снова вытягивает руку, чтобы не дать старшему через неё переклониться, просто Хан, потому что девушка заметно растеряна от такого напора. — Нет! — продолжает Ли. — Она может искать именно того человека. Лучше не спешить с выводами, — обратно оборачивается он к девушке, потому что прекрасно помнит, какой громкий всплеск, напоминающий удар тела об воду, слышал у стены: зная, какие рыбы обитают в воде, а какие животные вниз по ущелью, наверняка обглоданные останки они уже вряд ли обнаружат, даже если пойдут вниз по течению реки, но вот того, кто его туда скинул, могут, — я могу помочь. Чтобы хотя бы наказать виновника, осквернившего тело. Теперь-то Минхо уверен, что пересечение границы и пропажа солдата дело рук одного и того же человека. А встретить эту девушку случайно, на площади - небывалая удача. Вон поначалу не чует ничего угрожающего и стоит спокойно, в сторонке, как и привык, даже сталкиваясь взглядом с выглядящим предельно миловидно и невинно лекарем, который на вид намного адекватнее стражника на фоне. Ах, точно, этого парня в светлом наряде видел в день, когда награждали названного Ким Сону мальчишку, а второго — когда пересёк границу среднего Ёнина, спрятавшись в телеге. Получается, что заочно знаком (пусть и на расстоянии) как с дворцовым лекарем, так и со смотрителем стены. Но что они все делают здесь одномоментно? Стражник тоже поздновато ловит внимательный взгляд немого мальчика, почему-то в последний момент прицепивший к нему сильнее, чем к объясняющей что-то Ынчэ. Какое поразительное совпадение… — Мой брат отправлялся на последний из ожесточённых боев, — поясняет девушка, поверив в то, что ей могут оказать помощь в поисках или предоставлении информации, и поначалу Минхо слушает её речь, полную печали, молча, но активно кивая, — после этого я больше его не видела и не знаю, что с ним. На крайних и средних границах сказали, что доставили все тела до единого, никого не роняли и не теряли вплоть до пересечения границ нашей страны. Согласно пересчёту, все тела мёртвых и живых были доставлены в нижний, а затем и средний Ёнин на следующий день, в полном составе. Ещё во время солнечного жатия, мол, на поле после боя стараниями наших людей не осталось ни трупов, ни костей, потому что всех их взяли с собой домой, но я… Я так и не смогла найти своего брата ни среди живых, ни среди павших солдат. И не имею ни малейшего понятия, где он. Вдруг все, почему-то, умолкают. И Ынчэ, и лекарь, и стражник, и сам Юдай, сохранявший внимание только на девушке, а Вон не может сдержать колотящееся сердце в пределах груди. Всё потому, что в последние мгновения внимательно служанку слушал только Кога, а вот всё внимание мужчины в накидке охраны по ходу рассказа резко оказалось направлено совсем не на девушку, которой он же задал вопрос. Оно сползло на него. На Вона. Странник чётко видел пограничника, пока подглядывал на пункт пересечения границы из-под моста, и самую малость, когда притворялся мёртвым в телеге, и стражник, который сейчас с подозрением хмурится при одном взгляде на него — тоже посмотрел на его лицо донельзя подробно в тот день. Вон, специально расцарапав себе лицо, лежал с закрытыми глазами среди трупов, но ощущал его взгляд. Лекарь, наблюдавший по большей мере за своим спутником, так же сверлит глазами причину его интереса — тоже Вона. Ынчэ смотрит на них туда-сюда, с непониманием происходящего, тоже замыкая круг на Воне, а внимательный к её реакциям Юдай за ней повторяет. Все тучи с одной стороны недопонимания, а с другой — слишком уж хорошего понимания, сгущаются над немым рабом. Но о чём в этот момент думает он? О том, что линии стольких судеб, которые были в поисках него, как нитки в поисках своего клубка, потому как созданы запутываться в одной точке — сошлись в столь неудобном месте? На нём? Подождите, а Ынчэ… Она же сказала… «Смотрители подтвердили, что, согласно пересчёту, доставили все тела до Ёнина, никого не оставив на фронте — но найти своего брата я так и не смогла» Пазл наконец-то складывается. Все звёзды в миг сходятся в одной точке, пока ещё не успев, но обещая удивить невероятными совпадениями, со стороны Вселенной больше похожими на откровенное издевательство. Потому что… Теперь Вон постепенно начинает понимать, почему лицо Ынчэ сдавалось ему столь знакомым. И это было вовсе не потому, что он знал её раньше. Нет, её он ни разу не видел прежде. Однако он видел кого-то другого. «Не может… Этого… Быть…» — Но я думаю, что это к лучшему, — пытается разрядить напряжённую обстановку Ынчэ. Ей становится жалко Вона, который, не способный защитить себя речью, якобы без всяких на то причин вдруг становится козлом отпущения. Девушка неловко и натянуто улыбается, выставляя вперёд вытянутые в безоружности ладошки, в виде брони, как будто защищает немого раба от чужого внимания, пока дополняет: — То, что я не могу найти его. Это даёт мне надежду на то, что, коли нигде нет его тела… Мой братик всё ещё жив и однажды ко мне вернётся.