Солнце было ослепительным. Оно счастливо переливалось, играя своими лучами на снегу, на серых лондонских крышах и потрепанных жизнью, обшарпанных стенах, заглядывало во все окна, как бы спрашивая: «Ну, что я говорило? Все ведь хорошо! Живи! Радуйся!» На лицах людей играла такая непривычная улыбка, с которой они несмело вглядывались друг другу в лица, и, видя отклик, утверждались в своем предчувствии хорошего дня, продолжая дарить счастье уже другим таким же не верящим в солнце англичанам.
Снег кружил гигантскими мухами, то взлетая, то вновь лёгким невесомым пушком ложась на землю, не оставляя не единого клочка поверхности не запорошенной. Он был везде: порхал в воздухе, лежал рыхлыми пластами на асфальте и ярко-рыжих листьях, которые остались здесь после бурного осеннего периода, сверкал алмазными каплями на скамейках, с которых спустя несколько минут тут же падал, на землю, врезался в стекла больших окон и залетел в открытые, наводя жуткий беспорядок в здании. Снег падал на книги, на рецепты лекарств, забивался в пузырьки с знаниями, растворялся на коже медиковедьм и целителей, которые по случайности оказались около открытого окна и, либо морщились от холодной влаги, настигшей их так внезапно, и закрывали окно с резким звуком, либо радостно улыбались снежным пушинкам и счастливо смахивали их, распахивая окно как можно шире, чтобы солнечные лучи улучшили настроение всем.
Мисс Хоспис была жизнерадостной молодой медиковедьмой, которою из-за малого опыта и по совершенно случайному стечению обстоятельств, в которых, без сомнения, бюрократия сыграла одну из главных ролей, отправили на практику в Мунго именно в ноябре, а не позже, и дали вполне себе простую, скучную и нудную работу, из-за которой веки устало слипались, пальцы шершавились, а спина перестала гнуться — в общем, бумажная работа по переписыванию карточек. Но даже двух дней медиковедьма не сумела проработать режиме, от которого даже доисторическая, привыкшая к муторной работе женщина, не собирающаяся менять свою стабильную бухгалтерско-отчетную работу на работу лаборанта, или, упаси Мерлин, целителя, впала бы в истерию и пошла бы жаловаться руководству с яростной просьбой об увольнении с последующим обеспечением, — все-таки обрабатывать картотеку всей больницы одному человеку, даже если этот человек квалифицированный маг, очень сложно, — потому что в ночь на первое ноября в больницу прибыло почти пять десятков детей, и каждый нуждался в длительном — как минимум, недельном, — уходе, а, значит, обычная норма зелий, которая варилась в помещениях Мунго резко возрастала, но рук для этой работы, к сожалению не было: количество медиковедьм быстро сокращалось из-за их занятости у других больных, потому что никто не отменял завсегдатаев больницы вроде той так и не излечившейся супружеской пары Лонгботтомов в отделе для душевнобольных, которых каждый месяц навещала пожилая дама, в последнее время начавшая водить с собой двухлетнего малыша, или постоянно попадающие к ним магглы-родственники, которым по закону нужно подчистить память, но все целители сходятся в негласном решении этого не делать, хоть и медлят при их выпуске из Мунго, — и получалось так, что все присланные практикантки, как и мисс Хоспис, начинали активную деятельность и либо пропадали днями и ночами в зельеварне, где в ускоренном темпе производили разнообразные обезболивающие, кроветворные и успокаивающие настойки, либо становились сиделками возле новоявленных пациентов-учеников.
Рейли Хоспис, перед которой днем второго ноября, — потому что первого числа целители надеялись справиться с наплывом пациентов самостоятельно, но, проверив их состояние здоровья, поняли, что им нужна помощь, причем, максимальная, — встал выбор, чем же ей заняться: зельями, в которых она никогда не была так сильна, как ее товарищи по учебе (конечно, нельзя было сказать, что она совсем не может сварить ничего, даже более — она могла справиться с одними из самых сложных составов! — но, все же, если делать сравнительный анализ среди практикантов в Мунго, зелья были ее слабой стороной), или уходом за пострадавшими, где не требовалось большого ума и что зачлось бы ей за целительский опыт при окончательном устройстве в больницу Святого Мунго, — Рейли без труда выбрала второе. И сейчас Хоспис сидела на прикроватном стульчике возле постели одной из самых тяжелобольных пациенток, почитывая новый выпуск «Ведьмополитена», в котором обсуждалось, кому же присудить премию самой обаятельной улыбки: Дирку Крессвелу, только начавшему свою карьеру в Министерстве Магии привлекательному магглорожденному пареньку, Лоркану Д’Эату, несмотря на свой юный возраст и вампирские наклонности уже прославившемуся на всю Шотландию своими песнями и покорившему многие женские сердца своим голосом, или Гилдерою Локхарту, самому молодому из этой тройки, только что окончившему Хогвартс, но уже одолевшему йети и написавшему об этом книгу.
Журнал был не очень интересным, и Рейли бы с удовольствием предпочла бы ему беседу с живым собеседником, или, если уж на то пошло, комикс «Луни Нонби против Корнуэльского Пикси» и его продолжение «Луни Нонби против Эфиопского Громамонта», но сейчас было только раннее утро, и ни пациентка не могла бы составить компанию глубоко скучающей Хоспис, ни ее подруги-практикантки не начали бы с ней беседу, потому что всю ночь варили какое-то сложное зелье и теперь отсыпались.
Девушка устало посмотрела на часы. Полседьмого. Еще несколько часов до ежедневных процедур. Взгляд медиковедьмы зацепился за выбившееся одеяло и выглянувшую из-под него босую костлявую ногу, от вида которой Рейли каждый раз становилось страшно. Следы обморожения и множества кровоподтеков уже были вылечены, но излишняя худоба все никак не хотела уступать место нормальному телосложению.
Интересно, что же так повлияло на состояние сорока учеников Хогвартса? Шепоток слухов гулял между молодыми практикантками и старыми медиковедьмами, но никто не мог уверенно заявить действительную причину, да еще и Сметвик так некстати заявил, что за любое нарушение дисциплины (в том числе и за роспуск слухов!) все будут жестоко наказаны. Так что оставалось только думать и предполагать, но это было сложно, ведь не было не единой зацепки! А сами пациенты были немногословны, да и клятва Гиппократа мешала спокойно расспрашивать больных учеников, которым нужна была теплая, уютная атмосфера и помощь, а не беспрестанные воспоминания о не самых счастливых моментах жизни.
Но, даже при том условии, что дети пострадали довольно сильно, уже через неделю примерно половина пострадавших с улыбками на лицах покинула стены больницы, забывая лимонные халаты целителей, которые им приелись и от которых все постепенно начинали морщиться, как будто это были не халаты, а настоящие лимоны. К середине ноября в Мунго остались только первокурсники и второкурсники, имевшие самое слабое здоровье и ещё не установившийся магический иммунитет. А сейчас, двадцать четвертого ноября, в больнице осталась одна девочка, к которой Рейли и была приставлена.
Часы пробили восемь утра. Хоспис провела прохладными пальцами по векам, пытаясь их размять, но, когда вновь открыла глаза, с ужасом увидела, что стрелка часов неминуемо приближалась к десяти, а девочка, спокойно спавшая под воздействием зельев, беспокойно металась на постели, путаясь в одеялах и неосознанно душа себя ими.
— Да что же ты! — взволнованно воскликнула Рейли, подскакивая со стула и незаметно для себя роняя с колен «Ведьмополитен». Она в два шага преодолела расстояние до девочки и начала её успокаивать, в то же время пытаясь разбудить и достучаться до её сознания, но девочка ни в какую не хотела просыпаться, отчаянно билась в руках медиковедьмы, пытаясь укусить её за руку. По щекам девочки потекли слезы, но даже несмотря на это, Хоспис никак не могла привести пациентку в чувство.
Наконец, её усилия увенчались успехом: веки девочки слабо дрогнули, и на Рейли посмотрели ярко-зеленые глаза.
— Сиди! — коротко приказала медиковедьма и оставила девочку на пару мгновений, пока отходила к столику с лекарствами. — Выпей, тебе полегчает, — с теплой улыбкой на лице Хоспис подала девочке стакан, до краев полный смеси из воды и Упокоительного напитка, который, как известно всем зельеварам, в больших дозах может на некоторое время расслабить человека настолько, что он ни о чем не сможет думать, а если эти большие дозы принимать в течение нескольких месяцев, то можно было потерять и рассудок.
Девочка дрожащими руками приняла стакан и припала к нему губами, жадно напиваясь зельем, которое стало неизменным спутником для нее в последний месяц. От жажды пролив немного воды на себя, девочка с трудом опустила стакан на прикроватную тумбочку и, вздохнув, посмотрела на медиковедьму.
— Когда меня выпишут? — спросила она, утираясь левой рукой и болтая ногами, которые то и дело задевали свисающее одеяло, отчего-то постоянно двигалось и шевелилось, щекоча пятки.
— Сметвик сказал, что ты пробудешь здесь максимум еще одну неделю, — серьезно произнесла Рейли, замечая упавший журнал и аккуратно подбирая его, при этом густо краснея с мыслями о том, что девочка может подумать о ней что-нибудь нелицеприятное: все-таки «Ведьмополитен» известен своей аудиторией не самого далекого ума. Девочка угрюмо взглянула в окно, где ветер кружил очередную стайку снежинок. — А если все будет в порядке, Стейша, то, глядишь, и завтра-послезавтра уже отправишься в Хогвартс.
Тедд несмело улыбнулась.
— Я уже соскучилась по нему, — тихо пробормотала она, глядя в пол. Несмотря на действие зелья, нельзя было сказать, что оно блокировало все ее воспоминания о прошедшем месяце. И, хотя жить было легче, память тяжелым грузом нависала над ней, норовя вот-вот разразиться грозовой тучей.
— Что же у вас такое случилось, что сорок человек слегло? — всплеснула руками Рейли и покачала головой, но тут же спохватилась и закрыла себе рот ладонью. — Прости, я не должна была этого спрашивать, не волнуйся, можешь не отвечать.
Стейша дернула плечами. На самом деле, хотелось поделиться своими переживаниями с кем-нибудь, а мисс Хоспис была единственным человеком, которого она видела последний месяц, не считая профессора Снейпа, который один раз привел ее друзей. Но в то же время хотелось спрятать все эти страхи куда-нибудь поглубже, чтобы никто никогда не смог их найти, чтобы даже она сама не смогла о них вспомнить, навсегда закрываясь от них плотной стеной забвения. Но хуже всего было то, что гриффиндорка предпочла бы либо помнить все, либо забыть все, но сознание с хитрой улыбкой благородно подсовывало воспоминания вплоть до того момента, как Стейша попала в пыточную. Дальше в голове все расплывалось, словно от удара колокола над головой, дребезжало и не хотело складываться в чёткие картинки. Потому девочка молчала, хотя ей и казалось, что выговориться проще. Но, вместо того чтобы лечь в кровать и дальше спать или просто валяться и бездельничать, она с трудом поднялась с постели.
— Ты куда? — удивленно вскинула брови Рейли. — А ну-ка ложись обратно! Если что-то нужно, я могу тебе это принести, только попроси, — вновь улыбнулась она, стараясь быть как можно более терпимой и ласковой.
— Я устала лежать, — пожаловалась Стейша, — хотела немного размяться и взять домашние задания.
— Ты же помнишь, что у тебя сильное магическое истощение и что тебе нельзя сейчас колдовать еще как минимум месяц? — взволнованно спросила Хоспис, пытаясь поймать испуганный взгляд гриффиндорки. — Ты уже не маленькая, должна знать, что если не будешь соблюдать режим, можешь совсем лишиться сил!
Тедд только отвернулась от обеспокоенного лица медиковедьмы. Поскорей бы отсюда выписаться! Она помнила все, о чем говорила Рейли, но разве ей хотелось об этом думать? Хотелось отвлечься, заняться хоть чем-нибудь, а не просто лежать и плевать в потолок. Кажется, она столько не занималась ничем на целую жизнь вперед.
— Ну, можно я хотя бы эссе напишу? По зельям? — обернулась девочка и жалобно посмотрела на Хоспис.
— Мне бы такое рвение в свои годы, — покачала головой Рейли. — Если тебе так хочется заняться эссе по зельеварению, то я могу тебе даже помочь, — добродушно предложила девушка. — Все-таки я по нему ЖАБА сдавала, как-никак знаю.
Тедд радостно кивнула. Работа закипела.
И уже через неделю девочка, раскрасневшаяся и почти пришедшая в себя, но пообещавшая каждый день пить нужную дозу зелий, с радостным хохотом бежала в объятия друзей, которые, падая, оставляя большие следы на снегу, мчались ей навстречу под присмотром Хагрида. Гриффиндорский шарф развевался на ветру, и, если бы здесь обнаружилось какое-нибудь незарегистрированное дерево, то скорее всего бы обмотался вокруг ближайшей ветки, оставляя Тедд без шарфа.
Бурная встреча и не менее бурные обсуждения после нее, сопровождавшиеся обязательной игрой в снежки, созданием снежных ангелов и прочими развлечениями, которые так некстати прекратил Хагрид:
— Вы, это, если хотите отдыхать, то идите в Хогвартс, то ись, побыстрее, а то замерзнете, и опять обратно возвращаться надобно будет, — шмыгая носом и широко улыбаясь, заявил полувеликан. Ребята только весело рассмеялись ему в ответ и продолжили развлекаться, оставляя Хагрида в растерянности.
Когда же им стало холодно, они наперегонки побежали до Хагрида, который, кажется, уже превратился в одну большую сосульку: к счастью, это только казалось, ведь у него была теплая шуба (правда, многие спорили о том, из чьего меха эту шуба состоит, и никак не могли определиться: то ли это был мех оборотня, то ли олений, то ли вообще неизвестного животного) и горячительные напитки. Вот только у ребят уже не было ни теплой шубы: либо снег попал за воротник, сначала веселя, а потом охлаждая и заставляя дрожать, — ни горячительных напитков, которых им не полагалось иметь ни по возрасту, ни потому что они были учениками Хогвартса — впрочем, старшие курсы успешно обходили этот запрет.
— Ты бы знала, как за эти два месяца мы по тебе соскучились! — радостно воскликнул Билл, то и дело от холода и счастья подпрыгивая и проваливаясь по пояс в глубокий снег.
— А ещё Билл кое-что узнал за эти два месяца,
не правда ли, Билл? — мило улыбнулась Оливия, бросив на гриффиндорца красноречивый взгляд. Кайл расхохотался.
— Ты о чем? — пытаясь сделать вид не принимающего ничего дурачка, переспросил Уизли, но тут же стушевался под грозным взглядом равенкловки. — Ну ладно-ладно, я понял, что не все слизеринцы такие…
слизеринцы, — вывернулся Уизли. — И если ты хочешь, чтобы я признал, что Снейп — хороший, то ты не дождешься! Он называл меня жриффиндорцем, а потом добил гриффиндурцем, так что даже его участие в операции по спасению Стейши его не спасёт, вот! — гордо окончил мальчик.
Тедд оторопело остановилась. Улыбка медленно сползла с её лица. Кайл обеспокоенно посмотрел на подругу, а Оливия погрозила кулаком в сторону Уизли, прошипев что-то вроде «пришибу».
— Что? Я что-то не так сказал? — непонимающе огляделся Билл. Хагрид не так давно ушёл в свою хибарку, оставляя друзей веселиться на свежем воздухе.
— Мы же договорились не напоминать об
этом, — хмуро произнёс Диггори, пытаясь одернуть друга.
— Дело не в том, — Стейша поспешно отмерла и замахала руками, — я
совсем не помню, как нас спасли, — немного оправдывающимся взглядом она обвела ошалевших друзей.
— Я так и знал! — топнул ногой Уизли по снегу, под которым оказалась небольшая яма, из-за чего мальчик провалился по шею. — Тебе промыли мозги, как и остальным! Они
ничего не помнят.
— Но я помню
все, кроме последних часов, когда меня, — девочка сглотнула тугой комок в горле, — должны были, — договорить она не смогла, расплакавшись от наплыва эмоций.
— Ну, ну… Ну что ты! — тут же бросилась к подруге Кембелл.
— Тогда они плохо стерли тебе воспоминания, — развел руками гриффиндорец, пытаясь выкарабкаться из глубокого рыхлого снега.
— Билл! — в один голос воскликнули Кайл и Оливия. Уизли попытался сделать раскаивающийся вид, но за это ещё получил небольшой снежок в голову, и обиженно нахохлился.
— Может, хорошо, что ты ничего не помнишь? — неуверенно спросила равенкловка.
— Мне теперь неудобно перед Снейпом, — неопределенно пожала плечами Стейша. — Он навестил меня, даже вас провел, а я ему даже спасибо не сказала за то, что он спас меня.
— Ещё успеешь сказать, — гаркнул Билл, с трудом выбираясь из снежной западни в виде большого сугроба. От абсурдности Тедд чуть не рассмеялась, но тут же закусила губу, возвращаясь к мыслям.
— Ну все равно, — девочка осторожно пнула снег, чтобы самой не провалиться, — ему, наверное, обидно. Спасал, а благодарности не получил.
За разговором ребята даже не заметили, как от замка отсоединилась маленькая фигурка и быстрым, чуть ли не строевым шагом направилась к ним. Когда же женщина приблизилась настолько, что можно было расплывчато различить, что это не кто иная как Минерва МакГонагалл, было уже поздно.
— Ой, — неуверенно пискнул Уизли. — Она за мной, вот точно, говорила же, что раз сегодня пятница, то это не значит, что мы можем проболтаться с тобой весь день, — грустно закончил мальчик, потирая раскрасневшийся от мороза нос. Равенкловцы вздохнули. Флитвик хотя и сказал им, что лучше бы прийти на занятия, но понимающе подмигнул и напомнил, что они всегда могут обратиться за помощью к однокурсникам.
— Мистер Уизли! — громко выкрикнула профессор трансфигурации, порывисто приближаясь к уже не веселящейся компании. — Мистер Уизли, я что вам говорила? Прийти на пары! Что вы сделали? Верно, вы не пришли! Минут пять баллов с Гриффиндора, — после этой фразы женщина перевела дух: все-таки карабкаться через гигантские сугробы было трудно.
— Мисс Тедд, директор Дамблдор попросил вас навестить его кабинет, пройдемте.
МакГонагалл бесцеремонно оторвала девочку от растерянно глядящих ей вслед друзей. Снег хрустел под ногами и разлетался от взмахов волшебной палочки декана Гриффиндора. Стейша с трудом поспевала за широкими шагами профессора трансфигурации, пытаясь уложить три свои маленькие перебежки в ее один шаг.
Сам Хогвартс совершенно не изменился: те же передвигающиеся по собственному желанию лестницы, с которых можно было запросто свалиться, те же бесконечные коридоры с бесчисленными аудиториями, в которых они не путались только благодаря карте Мародеров, те же картины, немного пугающие, но уже такие родные, та же скульптура горгульи перед кабинетом директора. И все тот же мило улыбающийся старичок Дамблдор, который подливал Упокоительный напиток почти месяц всем ученикам и преподавателям.
— Здравствуй, Стейша, — тепло проговорил директор. На нем была то ли мантия, то ли широкий халат с павлинами, то распушавшими свои хвосты, то поджимавшими их и опасливо оглядывающихся друг на друга. — Спасибо, Минни, можешь идти, — Дамблдор сверкнул из-за своих очков-половинок, и женщина быстро исчезла за дверью. — Ну что, Стейша, присаживайся. Хочешь чаю? Может, лимонных долек?
— Нет, спасибо, — неловко поежилась на стуле девочка.
— Со следующей недели опять начинаешь ходить на занятия? — лукаво подмигнул ей Дамблдор, беря с блюдца сладкое лакомство.
— Да, но мне еще примерно месяц нельзя колдовать, мне так в Мунго сказали, — кивнула гриффиндорка, опасливо поглядывая на директора. Ну, мало ли, что ему в голову придется.
— Ах, какая досада! — всплеснул руками он, продолжая внимательно слушать Тедд, которая совсем не знала, что же ей еще сказать.
— Э-э, — замялась девочка, — мне еще надо будет полмесяца пить Упокоительный напиток, весь запас у меня с собой. А… зачем вы меня позвали? — нерешительно спросила она, поднимая взгляд на Дамблдора.
— О, я всего лишь хотел узнать, как чувствует себя моя студентка! Целый месяц в Мунго — это тяжело! — заботливо проговорил он, качая головой. — Но, если все в порядке, то ты можешь идти.
Стейша нерешительно спрыгнула со стула, слабо улыбнулась и пошла к выходу. Несмотря на то, что все действия были выполнены довольно быстро, директор успел незаметно достать палочку из широкого рукава и начертил ее кончиком небольшое облачко, прошептав Обливиэйт. Теперь можно было не волноваться ни о чем: всем ученикам, которые приезжали из Мунго, Дамблдор стер память о прошлых двух месяцах. Никто никогда не узнает о том, что Хогвартс лишился нескольких магглорожденных студентов, а сами ученики не будут страдать от тяжелых воспоминаний.
Вот только Дамблдор упустил кое-что. Конечно же, это были магглорожденные ребята, ни у кого из них не был налажен ментальный блок на постоянной основе, и уж тем более не был врожденной способностью. Но почему-то никакая ментальная магия не действовала на Стейшу. Ни легилименция, ни заклинания забвения.
Девочка, спустившись по лестнице и выйдя из-за горгульи, осмотрелась. Друзья, скорее всего, отправились в гостиную Гриффиндора, собираясь ждать ее до самой ночи, поэтому Тедд решительно направилась к лестницам в подземелья. Нужно было загладить эту неловкость перед деканом Слизерина, который, между прочим, жизнью рисковал, спасая почти полсотни учеников.
Занятия уже закончились, ученики плавно перетекали из аудиторий в коридоры, из коридоров — в гостиные факультетов, в Большой Зал, на улицу, собираясь хорошенько развлечься после трудной недели, поэтому путь до класса зельеварения занял примерно полчаса. Да еще постоянно меняющие свое направление лестницы порядком мешали. Когда же гриффиндорка все-таки дошла до пункта назначения и нерешительно постучалась, из-за двери удивленно выглянул зельевар, но, увидев, кто к нему пожаловал, усмехнулся:
— Мисс Тедд! Как хорошо, что вы сами пришли ко мне, — хмыкнул он, приглашая девочку в кабинет, где ему предстояло просидеть еще несколько часов, проверяя домашние задания четверокурсников. Мужчина прекрасно помнил, что случилось
на самом деле в ночь Самайна, и ему хотелось получить ответы на свои вопросы.
Девочка неловко помялась в дверях и шагнула внутрь.
— Профессор Снейп, я бы хотела поблагодарить за спасение, — потупив взгляд, скороговоркой пробормотала Стейша, — и попросить прощения, что не сказала этого раньше.
— Я не удивлён, что не услышал слов благодарности от вас сразу, мисс Тедд, вы же
гриффиндорка, — немного поморщился зельевар. — Мне больше интересно кое-что другое…
Девочка удивленно вскинула голову.
— Профессор Дамблдор уже вызывал вас к себе? — отходя к своему столу, спросил Снейп и после утвердительного кивка Тедд хмыкнул. — В таком случае, я должен был бы быть удивлен, что вы вообще хоть
что-то помните, — Стейша непонимающе моргнула, — но я помню, что у вас есть какой-то непонятный ментальный блок, поэтому все предсказуемо. Лучше ответьте мне на такой вопрос: что произошло с вами, когда вас вывели из камеры?
— Я не помню, — немного помявшись, проговорила гриффиндорка, отступая на шаг назад.
— Как же, но вам же не стер память Дамблдор, — ухмыльнулся зельевар, — а, значит, вы
должны помнить.
— Я честно не помню, — покачала головой Стейша. — Я бы и сама хотела знать, что произошло, но я
ничего не помню. Я даже не думала, что вы спасли меня, это я узнала от друзей! — воскликнула девочка, глядя Снейпу прямо в глаза.
—
Успокойтесь, — закатил глаза мужчина и хлопнул в ладоши. — Принеси чай, который я попросил тебя приготовить пару минут назад, Понти, — приказал он появившемуся домовику, и через пару секунд на столе дымились две чашки ароматного напитка. — Пейте, мисс Тедд.
Гриффиндорка несмело подошла поближе и взяла чашку. Как же она соскучилась по обычному чаю с этими больничными настойками! Девочка залпом осушила посудину и уже чуть более радостно взглянула на зельевара.
— Может быть, сейчас вы вспомните, что произошло той ночью, мисс? — на губах зельевара заиграла насмешка. Девочка не успела удивиться такому странно вопросу, как, сама не ожидая от себя такого, заговорила:
— Я ничего не помню, но хочу заниматься анимагией.
— Вот это заявление, — ошарашенно присвистнул декан Слизерина, медленно потягивая свой чай. — А, простите меня, когда вам пришла в голову очередная глупая мысль? Ну, я имею в виду анимагию.
Стейша пожала плечами.
— И, раз у меня есть такая уникальная возможность, то я спрошу еще кое-что, — хмыкнул мужчина, доставая из-под стола свернутый пергамент, на котором было что-то нарисовано. Чуть прищурившись, Стейша различила надпись «Альбус Дамблдор», которая бродила из стороны в сторону по своему кабинету, и с ужасом поняла,
что в руках у Снейпа. — Узнаете?
Девочка против воли кивнула. Она не собиралась этого делать! Почему ее тело ее не слушается, что за ерунда?
— Ну и что это? — зельевар потряс пергаментом перед лицом гриффиндорки.
— Карта Мародеров, — проговорила Тедд и тут же непонимающе закрыла себе рот ладонью. — Почему?.. — задать вопрос она не успела:
— О, всего лишь три капли Сыворотки правды, — ухмыльнулся зельевар. — Ближайший час вы сможете говорить одну лишь правду, и больше ничего. Неправда ли, хорошее зелье?
Тедд неприязненно сморщилась. Нужно было как-то ликвидировать эту проблему. Например, схватить карту и бежать. Или хотя бы сделать так, чтобы Снейп не смог за ними следить. Второй вариант казался более действенным, поэтому Стейша решила немного забыть о запрете на колдовство — вообще можно ли было назвать это колдовством? — и закрыть карту. Нужно было только дотронуться до пергамента и прошептать заветную фразу…
— Что, хотите прикоснуться к своему потерянному артефакту, мисс Тедд? — увидев странный блеск в глазах девочки, спросил с ухмылкой мужчина. Девочка без зазрения совести кивнула. Она
действительно хотела дотронуться до карты, это было
чистой правдой, а то, что она недоговаривала своих желаний до конца не могло счесться за ложь. — Ну, если вам так хочется, — деланно вздыхая, протянул зельевар, — то как я могу вам отказать.
Стейша жадно схватила в руки протянутый пергамент и, шепнув «Шалость удалась», засияла улыбкой. Шалость и вправду удалась, а теперь пора было делать ноги, поэтому девочка, аккуратно положив карту Мародеров на стол зельевара, рванула к выходу, на бегу смеясь.
— Что… что вы сделали? — непонимающе взглянул на спину гриффиндорки мужчина, потом перевел взгляд на карту и, поняв, что натворила эта девчонка, рявкнул ей вслед, не надеясь, что она послушается: — А ну вернись!
Но Стейша уже весело бежала в гостиную Гриффиндора навстречу своим друзьям, желая рассказать им все, что только что произошло с ней. Да и хотелось отвлечься от тяжелых мыслей.
***
Декабрь выдался морозным, поэтому почти все свободное время ребята проводили в гостиной Гриффиндора — по общим наблюдениям, в ней было на несколько градусов теплее, чем в гостиной Равенкло, но немного шумнее. Впрочем, с некоторыми мелочами приходилось мириться, поэтому Билл и Стейша постоянно зазывали Кайла с Оливией к себе, чтобы заниматься уроками было не так скучно — Стейше было особенно грустно учиться, потому что весь первый месяц зимы ей было запрещено размахивать волшебной палочкой, и девочка была вынуждена писать бесконечные эссе.
Но в гостиной Гриффиндора было трудно только готовиться к занятиям. Ребята играли в плюй-камни, заколдованные шахматы, Билл даже пытался взлететь на своей метле. А еще они планировали, как вернуть карту Мародеров обратно.
Решение было принято единогласно. Пока Стейша бы сидела на отработке у Снейпа, — ведь отработки должны были закончиться в конце декабря, а сейчас была еще только середина, — переписывая какой-нибудь рецепт, Оливия должна была постучать в дверь и отвлечь зельевара, спрашивая его что-то по поводу домашнего задания. Кайл, за несколько минут до этого наложивший на Билла дезиллюминационное заклинание, маячил бы за спиной равенкловки в качестве команды поддержки, а Уизли бы проскользнул внутрь и помог бы Стейше найти карту и стащить ее из-под носа декана Слизерина.
Пятнадцатого декабря план вступил в силу. Тедд под присмотром Снейпа выпила последнюю дозу Упокоительного напитка и сидела, чутко вслушиваясь в тишину, и аккуратно переписывала из потрепанного фолианта рецепт зелья Уидосорос, состоящий чуть ли не из пятидесяти ингредиентов и количества действий, чуть ли не в три раза превышавшего список реагентов, использующихся в этом зелье. Девочку уже начинало клонить в сон, когда раздался долгожданный стук.
Снейп устало оторвался от проверки домашних заданий и подошел к двери. Оливия что-то бодро затараторила, а пространство в дверях немного дрогнуло — это значило, что Билл уже зашел.
Стейша махнула рукой на стол зельевара и поднялась со стула, пытаясь не скрипеть. На ее счастье, стул не издал ни звука, и гриффиндорка на цыпочках подошла к столу декана Слизерина, оглянулась на стоящего к ней спиной мужчину, и начала беспорядочно, но аккуратно открывать ящики. Некоторые открывались сами: точнее, так только казалось, ведь на самом деле их раскрывал невидимый Билл.
Но почему-то карта, которая в прошлый раз лежала чуть ли не на самом виду, никак не попадалась в руки. Наконец, когда уже не было последней надежды, Стейша рванула самый нижний ящичек, и из него буквально выпала карта к ее ногам. Девочка быстро передала пергамент Уизли, который тут же спрятал его куда-то в глубину своих невидимых одежд и отдал Тедд бесполезный пустой пергамент, который должен был для Снейпа заменить настоящую карту. Вот только стол издал скрипящий звук, и зельевар обернулся, обнаруживая гриффиндорку около своего места с пергаментом в руках. В его глазах промелькнуло понимание.
— Минус пять… впрочем, может, объяснитесь для начала? — вальяжно хмыкнул Снейп, запуская внутрь Кайла с Оливией. Равенкловцы помялись, и Стейша решила спасать положение:
— Это я шалю. Ну, то есть балуюсь. Но мне кажется,
шалость не удалась.
— В этот раз я вынужден с вами согласиться, мисс Тедд. Но при взгляде на вас у меня возникает один серьезный вопрос: неужели это так сложно — хоть немного подумать головой, а не тем местом, которым вы обычно думаете? — закатил глаза мужчина. — Отдайте пергамент, он все равно уже испорчен благодаря вам.
Гриффиндорка тяжело вздохнула и протянула зельевару лже-карту.
— Но мне еще кое-что интересно. Куда вы дели Уизли? — любопытно посмотрел на троицу друзей декан Слизерина. — Вы постоянно вчетвером, а на такое
дело не взяли его. Это выглядит странно.
Ребята переглянулись, но решительно промолчали. Пространство рядом со Снейпом слабо замерцало, и вскоре там появился Билл. Видимо, заклинание Диггори уже успело выдохнуться.
— Ах, ну теперь все становится на свои места, — расхохотался мужчина. — Минус пять баллов с каждого из вас. Если бы я был Дамблдором, я бы еще прибавил с десяток баллов за такую интересную операцию, так что я просто не буду вас наказывать, — все еще веселился зельевар, но, наконец, закончил и довольно резко добавил: — А теперь
вон из моего кабинета!
Второй раз просить было не нужно: друзей как ветром сдуло.
— Фух, я у так испугался, когда он вас заметил! — весело заметил Уизли, когда ребята пытались отдышаться около картины с овечками и маленьким пастушком вдали. Казалось, что он все еще играет на дудочке, но Стейша бы не удивилась, если бы он с любопытством начал прислушиваться к их разговору.
— Ничего, — махнул рукой Кайл, — наш план сработал, а это главное!
Девочки устало опирались на колени от быстрого бега, переглядываясь. Несмотря на то, что они тяжело дышали, в глазах у всех четверых плясали счастливые чертики. Адреналин кипел в крови, а в голове билась мысль, в которую ребята все еще никак не могли до конца поверить: они обхитрили самого Снейпа!
Следующая неделя выдалась беспокойной и нудной: последние контрольные, последние тесты, последние отработки и безразмерная куча домашнего задания перед каникулами, которую предложили сделать за день до Рождества, чтобы не заниматься этим в каникулы, но какой нормальный ученик в один день сможет сварить несколько зелий и написать десяток эссе? Да никакой!
Период принятия Упокоительного напитка прошел у Стейши, и девочка должна была бы чувствовать себя в порядке, но то ли заклинание Дамблдора все-таки вызвало небольшую ответную волну, заставляющую воспоминания вспыхивать с новой силой, то ли организм еще сам не сумел до конца восстановиться, и каждое утро гриффиндорка просыпалась от кошмаров. Поняв, что долго терпеть это она не сможет, Тедд попросила зелье у декана Слизерина, но тот ей ответил, что она и так выпила слишком большую дозу за эти полтора месяца.
С тяжелым вздохом девочка приняла это и стала ожидать каникул с еще большим нежеланием: друзья разъедутся, ей опять не останется ничего, кроме как сидеть и учиться, но сейчас ей еще неделю нельзя будет колдовать, и… каждую ночь ее будут ждать очередные кошмары. Зеленые вспышки запрещенного заклинания, странный блеск в чужих глазах, волшебные вихри, страх, боль. Каждый раз после пробуждения по щекам Стейши неосознанно катились слезы, а девочка безумно смотрела в темноту тканевого полога постели, пытаясь понять, что же сон, а что явь: темный подвал Гриндей-мэнора или уютная гриффиндорская спальня?
Эти тревожные мысли не давали гриффиндорке сосредоточиться на подготовке к очередной контрольной по трансфигурации.
— Эй, — осторожно потряс подругу Уизли, сидящий рядом и усердно вычерчивающий формулу увеличивающего заклинания. — Что с тобой?
Тедд удивленно подняла голову. Она уже забыла, что сидела в гостиной Гриффиндора с друзьями и что-то учила.
— Ты какая-то грустная, — заметила Оливия, обеспокоенно глядя на подругу. Стейша задумчиво закусила губу.
— Ну, хочешь, я тебя обрадую? На каникулы мы остаемся в Хогвартсе, так что ты не заскучаешь! — улыбнувшись, хлопнул в ладоши Кайл. Гриффиндорка удивленно посмотрела сначала на Диггори, потом на Кембелл и, наконец, на Уизли. Еще раз непонимающе оглядела друзей, а потом слабо улыбнулась:
— Спасибо.
***
Друзья были рядом, и каникулы могли бы стать лучшими за последние двенадцать лет для Стейши, если бы не ночи. Каждый сон становился для нее пыткой, а если девочка старательно не засыпала, то на следующий день клевала носом и не воспринимала ничего.
Даже Рождество с кучей подарков от друзей и соседок по спальне не спасло положение. Тедд, как и в прошлый раз, подарила небольшую коробку конфет Снейпу: чувство вины не отпускало, и гриффиндорке казалось непростительным, что она сразу не поблагодарила зельевара за спасение.
Наконец, ее метания достигли своего пика.
— Она пропала! — обеспокоенно выбежала Оливия из спальни Стейши и растерянно начала оглядываться в попытках отыскать подругу в камине, под ковром, под диваном, спокойно играющей с кем-нибудь из мальчишек в шахматы — просто надеялась ее увидеть.
— В смысле? Куда? Олли, что произошло? — непонимающе переспросил Уизли.
— Я отправилась с ней в спальню, чтобы Стейше не было одиноко, и уснула. А утром её уже, — девочка начала плакать, — уже не было.
— Давайте посмотрим по карте Мародеров, она же у тебя? — предложил Кайл. Оливия удивленно подняла большие, полные слез глаза на равенкловца. Как же она не догадалась! Девочка побежала за картой и вернулась спустя двадцать минут с тихими, скулящими рыданиями.
— Олли, Олли, не плачь! — кинулся к ней Диггори, а Билл все еще никак не мог понять, в чем же проблема, поэтому просто ошалело наблюдал эту картину.
— Карты… Карты тоже нет!
— То есть Стейша ушла куда-то с картой? — произнёс в задумчивости Билл — кажется, сейчас он был самым здравомыслящим в этой компании. — Мы ведь не будем говорить Снейпу, да?
— Нет, конечно! — воскликнул Кайл.
— А что мы тогда скажем? — всхлипнула Оливия.
— Ну, скажем, что Стейша захотела поваляться в кровати. И будем искать её…
Но поиски не увенчались успехом. Подруги не было ни в подземельях, ни в заброшенных кабинетах, ни на кухне, ни в башнях — нигде. Ноги сами понесли ребят к Комнате-по-желанию на восьмой этаж.
— Может, она в Выручай-комнате? — взволнованно спросил Билл. Его нос сиял красной кнопкой, потому что мальчик неаккуратно развернулся и впечатался в закрытую дверь кухни. Домовики ласково обкудахтали гриффиндорца, принесли ему холодную тряпочку, но нос все равно побаливал.
— Хорошая мысль, — кивнула Оливия. Девочка уже не плакала и почти пришла в себя, но губы у нее все еще предательски дрожали, — но мы не знаем, что она загадала, поэтому мы не сможем войти. Только если караулить…
— Кого вы собираетесь караулить, мисс Кембелл? — раздался сзади голос Снейпа. Ребята удивленно обернулись и увидели зельевара, который прислонился к стене и устало смерил их взглядом.
— Н-никого, профессор, — испуганно произнесла девочка.
— А мне кажется, что вы кого-то потеряли, — поджал губы мужчина. — И, если меня не подводит логика, вы потеряли свою подругу.
— С ней все в порядке! — чересчур громко воскликнул Кайл. — Она у себя в комнате, спит.
— Правда? — тихо проговорил Снейп. В его голосе чувствовалась угроза. — Тогда вы сейчас же вернетесь к мисс Тедд.
— Да, профессор, — с трудом согласился Билл. Оливия усиленно рассматривала свои ботинки, а Кайл нервно поглядывал на картину Варнавы Вздрюченного. Ребята с ужасом понимали, что их ждёт, если они не найдут подругу. Но больше маячившего на горизонте наказания их пугало другое. Стейша, которая пережила такие события, могла просто сорваться. И во что все вылилось бы? Оставалось только уповать на благоразумие гриффиндорки.
В чем-то друзья были правы. Девочка действительно спряталась в Выручай-комнате и уже несколько дней ночевала там. Карту Мародеров она забрала с собой, чтобы её наверняка никто не смог найти.
Она не могла поверить в то, что все, что произошло с ней — правда, что могут быть такие бессмысленно-жестокие люди, которые убивают только из-за крови и ради крови.
Она не могла понять таких людей.
Стейша знала, что ей обязательно прописали бы курс реабилитации, если бы она вела себя так, как ей хотелось. А ей хотелось плакать навзрыд, рычать, кусаться и царапаться, а потом обессиленно упасть на кровать. И не вставать. Чтобы этот кошмар ушёл из её головы, из её памяти, из её жизни.
Но он не уходил. А уходить из-под опеки взрослых нужно было. Девочка вела себя максимально примерно — и ни у кого не возникло ни малейшего подозрения, что ее нужно опять отправить в Мунго или прописать новый курс зелий. Та мимолетная просьба у Снейпа не считалась — провальная попытка.
Были ещё рождественские каникулы, друзья остались в Хогвартсе, чтобы поддержать ее. Только Стейша не могла ничего с собой поделать: ей хотелось быть одной. В кругу своих друзей её мучили мысли, воспоминания, и ей казалось, она разбивает их дружбу. Чтобы не мешать им, она решила спрятаться в Выручай-комнате. Там было тихо. И пусто. А еду носили домовики. Она никому не мешала. Ей никто не мешал. Она была одна. Если не считать её воспоминаний, от которых девочка готова была отречься. Но они были. И от них некуда было бежать.
Каждый раз, когда она пыталась уснуть или хотя бы задремать, в её сознании всплывала картина как Гилберт пытает и убивает магглокровок. Так поступали со всеми. Абсолютно. И девочка боялась, что следующей будет она.
Стейша видела смерть однокурсников. Смерть профессора Лайт. И она ничего не могла сделать. Стейша боялась. Храбрая, бравая гриффиндорка боялась. И ничего не могла с собой поделать.
Она винила себя в смерти других учеников. И в смерти их преподавательницы Защиты от Темных Искусств. Почему? Потому что видела, была рядом и — ничего не сделала. Конечно, она ничего не могла сделать, хотя бы потому что их все время держали под несколькими чарами сразу, чтобы не сбежали, чтобы не дергались. Но сердце ныло.
Девочка не могла успокоиться. Она не спала уже несколько ночей. И эта ночь не стала исключением. Терзаемая смутными сомнениями, Стейша достала свою волшебную палочку. Ласково провела по ней рукой, будто погладила ручного зверька. Какая к черту разница, что ей нельзя пользоваться магией, если это будет последний раз?
Гриффиндорка резко направила кончик палочки себе в висок. Она видела, как это делал Гилберт.
—
Авада Кедавра, — сорвалось с её губ, но зелёная молния не ударила ее.
Она видела, как это делал Гилберт! Почему у неё не получилось? Допустим, магия все еще не была устойчивой. Ладно. Ладно! Есть же народные, надёжные средства. Например, прыжок с крыши. Стейша с минуту посидела на постели. Ей надо было собраться. Решиться.
И… это было легко. От Выручай-комнаты до Астрономической башни не так уж и далеко идти, поэтому девочка уже через пять минут отпирала дверь, чтобы выйти наверх.
— Мисс Тедд! — послышался голос сзади. — Мисс Тедд, что вы делаете?
Девочка с удвоенной скоростью захлопнула дверь, наложив на неё заклинание. Нет! Магия была при ней. Тогда становилось непонятно, почему непростительное заклинание не вышло.
— Это не выход! — закричал человек за дверью, пытаясь открыть её. У него не получалось. Понимая, что времени уже нет, он использовал взрывное заклинание и, когда вышел на башню, увидел, что Стейша стоит на самом краю. — Не смейте! — закричал он опять, медленно продвигаясь к девочке. Та, наконец, обернулась и увидела, кто гнался за ней.
Это был Снейп. Глаза Стейши расширились от страха: сейчас он её схватит. Не даст исполнить последнее желание. Но на её лице появилась грустная улыбка — и она шагнула в неизвестность под отчаянный вскрик профессора.
