Лисёнок

Эвен проснулся под монотонный писк аппаратов. Мужчина был крайне вымотан даже после нескольких часов сна. Он лениво огляделся в палате и посмотрел в полуприкрытое окно. Наверное, приходили медработники, потому что вечером окно было открыто. На улице уже светало, но в больнице стояла мертвая тишина, давящая своей отчужденностью. Найшем поежился. Он боязливо посмотрел на лисенка и горестно выдохнул, понимая, что, пока он спал, чуда не произошло. Эвен нежно погладил ручку лиса, что по-прежнему лежала у него на колене. Такая холодная. У него всегда холодные руки, идеально сочетающиеся с горячими эвеновскими. У Найшема дыхание перехватило от щемящей в груди нежности, он долго изучал личико его мальчика, такое безмятежное и отстраненное сейчас. Он запоминал все линии, все тени, каждую черточку его лица, мысленно рисуя их мягким карандашом по рыхлой бумаге. Из-за медицинского корсета, фиксирующего поломанные ребра, не было понятно, дышит ли лис. Эвену было действительно жутко видеть Исака таким. Он медленно наклонился к его лицу, прислушиваясь к тихому равномерному дыханию обездвиженного мальчика. Найшем судорожно выдохнул и, прижавшись лбом к узкой ручке, что по-прежнему не выпускал из своей, тихо заплакал, не думая, что кто-то может это увидеть. Хотя никто уже и не обратил бы внимания на его слезы после вчерашней истерики. В палату зашла грузная женщина лет сорока в идеально белом халате и с пластиковым желтым подносом в руках. — Ох, мистер Найшем, не ожидала вас здесь увидеть. Мне сказали, в палате лежит гибрид. Я ему завтрак принесла. — Здравствуйте. Он до сих пор не очнулся, он не сможет позавтракать. — М-да, меня никто не предупредил, что пациент в коме. Ладно, тогда извините за беспокойство, но я попозже зайду с капельницей. Женщина профессиональным взглядом посмотрела на Исака, задержавшись на грудной клетке. Она поджала пухлые губы и покачала головой. — Я могу задать вопрос, мистер Найшем? — Да, конечно. Только извините, я никак не могу вас вспомнить. — Ох, да мы и не знакомы лично, — женщина усмехнулась, — но вы известный человек в городе, так что естественно, я слышала о вас. И… Я хотела спросить, из-за чего он здесь в таком состоянии? Женщина не хотела верить, что этот молодой человек, такой же изверг, как и многие люди его уровня. Но она хотела услышать подтверждение своим мыслям. А у Эвена опять защипало в глазах и заломило в груди. Он со свистом вдохнул и отвел опустошенный взгляд в стенку. — Я не знаю, что точно произошло, но я виноват, только я, — мужчина уронил лицо в широкие бледные ладони, — я с утра ушел на деловую встречу и оставил его дома одного, — еще один судорожный всхлип, — а он ведь еще двух недель не живет у меня, он с приюта, ему не все еще знакомо… И… Я не знаю, не знаю, что произошло… — Эвен заплакал, — я вернулся домой около одиннадцати, гадал, спит или не спит еще лисенок. А когда зашел в дом, то увидел, что там все обугленное, разбросанное, как после взрыва… — Эвен задыхался от рыданий, — я нашел его придавленным плитой… Женщина подошла и аккуратно положила пухленькую ручку на плечо молодому человеку. — Все будет хорошо, у нас работают профессионалы, они и не таких восстанавливали. Не переживайте. Медсестра постояла еще немного, с нереагирующим на ее слова мужчиной и, вздохнув, вышла из палаты.

***

Медсестра, как и обещала, вернулась с капельницей, которую быстро подключила, осмотрела Исака и сказала, что скоро зайдет врач. Эвен все так же безучастно сидел в кресле, не шевелясь и не издавая никаких звуков. Он был опустошен, после всего произошедшего. Пустота в груди, казалось, давила на органы и не позволяла вдохнуть, будто наказывая мужчину за небрежное отношение к мальчику, который открылся, доверился ему. — Мистер Найшем, я вам завтрак принесла, у нас не ресторан, конечно, но вам придется это поесть, потому что голодать, когда такой стресс, нельзя. Эвен мотнул головой. — Мистер Найшем! Эвен поднял пустой взгляд на женщину: — Я не голоден. — Мистер Найшем, у кого из нас здесь медицинское образование? Мужчина закатил глаза и взял одну тарелку с тушеными овощами. Он показательно запихнул ложку в рот и посмотрел на медсестру исподлобья. — Молодец. Женщина улыбнулась и ушла, аккуратно прикрыв дверь. Эвен кое-как проглатил ложку еды и поставил тарелку обратно на поднос. Медленно выдохнув, он встал. Пошатываясь, он обошел стол и, взяв поднос, зашел в ванную, где вылил всю еду в унитаз. Эвен сел на пол рядом с Исаком, укладывая локти и голову на его кровать. Головой он касался бока лисенка, локтем задевал обугленный хвост, которого так стеснялся касаться. Но сейчас в его голове не было ни одной мысли, поэтому о стеснении тоже речи не могло быть. Мужчина так и уснул, едва задевая мальчика, к которому так привязался, а ,может, даже влюбился. Хотя почему «может»? Эвен же уже понял, что влюбился, и, когда его мальчик был на волоске от смерти, это чувство только обострилось, стало ярче и понятнее.

***

У Исака раскалывалась голова, в ушах шумело, и он не мог нормально вдохнуть. На него накатила паника вперемешку с болью. Он открыл рот, и с его губ сорвался свист. Мальчик дернул рукой и попал по чему-то мягкому, приятному. Он вернул руку и понял, что это чья-то голова лежит у него под боком, Исак кое-как повернул голову и скосил глаза, для того чтобы увидеть того, на чьих волосах сейчас лежит его рука. Он увидел Эвена, упирающегося в бок мальчика головой. На Исака мягко опустился туман недавних воспоминаний. Он вспомнил боль, жжение, но это было очень далеким и уже не пугающим, он вспомнил шепот Найшема, сначала неразборчивый, но со временем собирающийся в слова. В это время лис зарылся ручкой в мягкие волосы старшего. Рука шевелилась очень натянуто, словно не его вовсе, но эти движения успокаивали мальчика и делали воспоминания ярче и реалистичней. Исак надеялся, что все те слова, что он вспоминает действительно были, что Эвен правда переживал за него, волновался. Вероятно, это очень эгоистично со стороны мальчика, ведь все те слова пропитаны болью и отчаянием. Но Исак очень хочет почувствовать сейчас, особенно сейчас, ту заботу, которой одаривал его Эвен каждый день. Ему так понравилось чувство уюта, защищенности, что он просто не готов расстаться с ним так быстро. Исак слегка массировал кожу головы Найшема, забыв про стеснение и неловкость, а так же их социальную разницу. Эвена во сне немного отпустило отчаяние, и он завошкался, пытаясь погрузиться в это чувство уюта глубже. Из-за шевелений он стал просыпаться и почувствовал холодную ручку у себя в волосах. Он не сразу понял ситуацию и просто лежал в полудреме и наслаждался мягкими поглаживаниями. Но через пару минут он все же проснулся и дернулся из-за затекших ног и спины. Рука в его волосах остановилась, а потом медленно погладила, словно успокаивая и предлагая поспать еще. Но Эвен уже проснулся и понял, что гладить его сейчас мог только Исак, тем более это его ручка, точно. Эвен рвано выдохнул и приподнял голову, а лис быстро, насколько это возможно в его состоянии, отдернул руку, теперь уже застеснявшись. А у Эвена наоборот стеснение пропало, и он перехватив ручку, заключил ее в две свои и стал покрывать быстрыми поцелуями. — О господи… Лисеночек… Исак, малыш, ты очнулся… Господи, лисеночек, я переживал… Прости меня, прости, если сможешь… Я и подумать не мог, что за день может что-то случиться, но я обещаю, Исак, я клянусь, такого больше не повторится, я не оставлю тебя одного больше никогда… Да, я знаю, что уже не сдержал одного обещания, ты можешь мне не верить, но, Исак, я правда сделаю все, чтобы ты был счастлив. Тебе больше никогда не будет больно… Исак, прости меня, прости меня, пожалуйста… Эвен уже не целовал, мужчина уже просто плакал, прижавшись к холодной ручке. Исак был в ступоре. Он не знал, что делать, но чувствовал, что должен, что-то сказать. — Эвен, — мальчик хрипло выдохнул. Эвен поднял на него опухшие от слез глаза. — Прости, Эвен, я не хотел, чтобы ты волновался, я не знаю, что произошло, но ты точно не виноват, это я сделал, наверное, что-то не так, прости… Исаку было чертовски неловко. Эвен немного резко подскочил, но потом чуть не упал. — Исси, лисенок, ты, наверное, кушать хочешь? Подожди немножко, я позову медсестру, она уже приносила завтрак, но ты спал… — Эвен… Постой! — Что, лисенок? — М-м-м, Эвен, — мальчик мял простынь одной рукой, стесняясь попросить, — Эвен, останься, пожалуйста… Посиди со мной еще немного. Исак попытался спрятать глаза, но получалось плохо. Мужчина развернулся от двери и подошел обратно к своему мальчику. — Конечно, Исак. Мужчина слабо улыбнулся и опять сел на пол. — Ой, Эвен, не надо, ты же сам мне всегда говоришь, что на полу вредно сидеть! — У меня крепкий иммунитет. — И все же. Эвен закатил глаза. — Ну, пожалуйста… — Хорошо, — Эвен печально выдохнул и, грустно посмотрев на лежащего парня, сел в кресло. — Эвен? — Что, лисеночек? — Расскажи что-нибудь. Или книжку почитай, если не сложно. Исак покраснел, как переспелая помидорка, это было бы еще очаровательней, если бы не обоженная щека и зашитый шрам чуть ниже линии нижней челюсти. Эвена опять затопила вина и жалость к этому мальчику, который в своем положении умудрялся смущенно улыбаться. — Лисенок, — Эвен протянул к нему руку и погладил по подпаленным волосам, большим пальцем массируя за ушком, Исак улыбнулся, — о чем тебе рассказать? Книг здесь нет, но я могу рассказать тебе что-нибудь интересное, например, о культуре разных стран. На нашей планете есть очень интересная древняя цивилизация — Египет. Сами египтяне называли свою родину «Кемет», название происходило от «черная земля». Египет располагался на берегах самой широкой реке Нил. Сам материк — это огромные просторы пустынь, но у реки была та самая «черная земля», на которой они могли выращивать себе еду. У реки были разливы и отливы, это все отражалось на культуре и быту египтян. Площадь Египта была слишком вытянута, и следить за народом было тяжело, а в суровых условиях нужен серьезный контроль, поэтому очень умные люди собрались и придумали легенду о великом боге Ра, который является чуть ли не самим солнцем и послал простым людям своего наместника, которого надо беспрекословно слушаться, иначе Ра рассердится и будет карать непослушных детей. — И что же, египтяне поверили в это?! — Еще как! — Но…, но почему? — Ну, они ведь еще не знали ни физики, ни географии. Вероятно, это было особенно тяжелое время, они были готовы хвататься за любую соломинку, лишь бы не умереть от голода. Да, и внедрялась эта система явно не один год. Я же говорю, люди умные были. Та система контроля, которую они создали, до сих пор работает, и новой пока не придумали. — Но сейчас ведь никто не говорит, что король -посланник бога… — Однако мы все точно знаем, что без него страна не будет функционировать. Поэтому мы платим налоги, соблюдаем законы, а если не соблюдаем попадаем под наказание. Разве не так? — Так, но… — Одно и то же, только названия разные. Так что, будешь слушать про Египет? Исак закивал, а потом ойкнул и замер, зажмурившись и сжав и без того тонкие губы. В уголках глаз появилась влага, а ожог покраснел от исаковских мимических движений. — Исак, Исак, лисенок! Эвен подскочил с кресла и навис над мальчиком, поставив руки по обе стороны от его лица. Он боялся сделать больнее, прикоснувшись. — Исак, мальчик мой, что случилось, Исак?! Исак! Лис дернул ухом и, медленно выдохнув, аккуратно открыл глаза. — Я не знаю, я пошевелился, и вдруг очень больно резко стало. Он тяжело дышал и не шевелил не единой мышцей, но при этом был чертовски напряжен. Было видно, что ребенок испугался. Эвен аккуратно провел по брови большим пальцем и прошептал: — Сейчас позову врача, только не шевелись пока, хорошо? — Да. Найшем вышел в коридор и поймал тут же тощую медсестру с пакетом. — В палату нужен врач. — Да, конечно, номер палаты. — Двенадцатая. — Секундочку. Девчонка убежала в ординаторскую, откуда тут же выскочила врач и быстрым шагом подошла к Эвену, вместе они зашли в палату, где все так же напряженно лежал Исак. — Что случилось? — Кажется, шею защемило. — Хорошо. Женщина подошла к лису и, натянув полупрозрачные желтоватые перчатки, прикоснулась к лицу. Затем она завела ладонь чуть ниже затылка и приподняла. Пройдясь кончиками пальцев по позвонкам, она хмыкнула и вернула голову на подушку. Посмотрев на напуганное лицо пациента, она вздохнула и проговорила: — Чего так переживаешь-то? Думаешь, хуже уже будет? Нет. Сейчас я поверну твою голову пару раз аккуратно, и она пройдет, не бойся. Но поверь, это не самая твоя большая проблема, тебе бы ребра восстановить и кожу, а это мелочи, ох, это какие мелочи… Она снова аккуратно прикоснулась к бледному личику и медленно закинула вверх, потом вниз, прижав его подбородком к груди, тогда лис выдохнул и расслабился, но женщина все равно поповорачивала его голову в разные стороны. Закончив, она отошла, посмотрела на лиса, словно оценивая результаты своих трудов. — Извините, вы можете тогда передать врачам или кому-то еще, кому это нужно, что пациент No12 очнулся. Просто утром он еще спал и не ел, а сейчас, наверное, голодный… — Хорошо, не переживайте, скоро принесут ужин, на вас нести? — Нет, спасибо, я не голоден. — А вы ели сегодня вообще? — О да! Мне приносили завтрак. — И все? Эвен подумал про себя, какое «и все?», куда еще больше он-то не смог съесть в таком состоянии, но он решил промолчать. — Вы — взрослый мужчина вам питаться хорошо надо. На вас тоже принесут ужин. Эвен закатил глаза и вернулся в кресло, показательно отвернувшись от врача. Она усмехнулась и провела по коротким темным волосам. — Сколько пафоса-то, однако. Эвен раздраженно поджал губы и просто не стал поворачиваться к ней, так что она в очередной раз хмыкнул и ушла. — Ну как ты, лисенок? — Все в порядке… Лис выглядел потерянным. Он наконец осознал в каком положении оказался, он понял, как накосячил в доме, как сильно пострадал. Он понял, что в ближайшее время совсем бесполезен, он только сейчас почувствовал, что не может толком шевелится, что дышит шумно и тяжело. Исак осознал, как подвел Эвена. Его Эвена, такого заботливого, такого хорошего, такого приятного, нежного. Как он мог доставить столько проблем? Может ему прямо сейчас нужно заниматься работой, а из-за лиса сидит здесь. В голове лисенка проносилось множество мыслей, но главной оставалась та, где он понимал, что бесполезен. А ведь он и так почти не делал ничего, живя в доме Найшема, кушая его еду, нося вещи, купленные или сшитые им. А что Исак? Он пару раз убрался и пару раз постирал. И то последнее не считается, потому что стирала машинка, а не лис. Исак вновь почувствовал свою никчемность, как в первые дни его пребывания в доме Найшема. Эвен заметил, что с лисенком что-то не так, и протянул к нему руки, опускаясь на пол. Теперь он был почти на одном уровне с личиком Исака. — Что случилось, малыш? Он взял его за ладошку и, поднеся к губам, поцеловал каждую костяшку своего лисенка. Он следил за реакцией на свои действия, молясь не увидеть страха или неприязни. Может помогли молитвы, а может такого нежного Эвена просто невозможно оттолкнуть, но мужчина видел только расширенные зрачки и стеснение. — Хэй… Эвен со всей нежностью, на какую только способен, заглянул мальчику в глаза. И мальчик поплыл, он тихо выдохнул и, сглотнув, посмотрел в глаза Эвену. В его взгляде было слишком много боли, тупой, ноющей, холодной, не оставляющей внутри ничего, кроме пустоты. Эвен знал этот взгляд, он иногда ловил его в зеркалах. Это было действительно страшно. Эвен привстал и сел на краешек кровати. Он наклонился, почти касаясь грубой ткани корсета, выставляя локти по бокам от заострившегося личика. Он шептал: — Я очень хочу тебя обнять лисенок, ты не представляешь, как мне приходится себя сдерживать, что бы не причинить боль, едва коснувшись, — зрачки обоих были расширены, — я очень хочу забрать всю твою боль… Не только ту, что дарят тебе ожоги, но и ту, что подарили злые люди, я не хочу, чтобы ты страдал. Я не хочу потерять тебя, малыш. Ты мне очень дорог, правда, ты просто пока не знаешь насколько, но я обещаю, ты будешь счастлив… Слышишь? — Эвен потерся носом о носик мальчика и продолжил, — только не смотри с такой болью, пожалуйста, это убивает нас обоих. Но плевать на меня, я очень за тебя боюсь, лисеночек. Просто пойми, что ты больше не один, я всегда буду с тобой и сделаю все, чтобы тебе стало лучше… Эвен сократил расстояние совсем до минимума и легко коснулся тонких губ младшего.