Ты больше не сможешь ходить
Просто позволь мне быть рядом
Мелко задрожали пушистые ресницы, глаза словно заволокло дымкой, и весь воздух, что был в легких, в секунду обратился давящей пустотой. Легкие словно слиплись, и воздух отказывался наполнять их вновь. Губы распахнулись в безмолвном крике, открывая вид на розовый чуть шершавый, как у кошек, язычок. На глазах заблестели непрошенные, будто не настоящие, стеклянные, слезы. Но нежная кожа щек так и осталась сухой. Несмотря на испуг и абсолютный шок, Исак оставался сильным, закаленным в питомнике мальчиком. В голове за пару секунд пронесся вихрь из самых разнообразных эмоций, среди которых был и испуг, и смятение, и жгучее чувство бесполезности и неблагодарности.
— Что? Боже, я не хочу всю жизнь лежать в палате… Эвен! Эвен! Я ведь стану бесполезен! — глаза ребенка горели нездоровым огнем. Отчаяние. Это было отчаяние. Руки взметнулись вверх, навстречу парню, сидящему так рядом и казавшемуся таким далеким в эту самую секунду, что мозг обрабатывал страшные новости.
— Нет-нет, что ты, лисенок! — руки Эвена вновь обхватили лицо напуганного лисенка ладонями. Взглядом мужчина приказал ему взять себя в руки и услышать себя. — Ты не будешь лежать в палате! Сейчас тебя отвезут на операцию, мы потом ещё пару дней побудем в больнице и поедем домой. Ты полежишь ещё, придёшь в себя, а потом мы выберем с тобой специальное инвалидное кресло, в котором ты сможешь спокойно передвигаться, где хочешь. А я всегда буду рядом и буду помогать. Куда захочешь, туда и поедем, да? Исак, я серьезно, инвалидность это ведь не конец.
— Но Эвен! Как ты себе это представляешь?! Я ведь теперь обуза! Даже не знаю, что делать…
Пламенная речь, выглядевшая как бессвязные истеричные выкрики сумасшедшего, оборвалась так же быстро и резко, как началась. Кадык мальчика дернулся, и губы расползлись, словно он сейчас расплачется. Но истерики не случилось. Лишь две одинокие тонкие дорожки были проложены холодными, даже острыми капельками, которые долгожданно покинули напуганные глаза маленького лиса.
Лисёнок отвернулся и, судорожно выдохнув, прикрыл глаза, пытаясь унять подступающую истерику.
— Что делать? Тебе особо ничего и не нужно делать. Просто позволь тебе помочь, и все будет хорошо. Может быть, на операцию тебя отправят прямо сейчас, и скоро все будет хорошо.
Воздух медленно наполнил легкие лисенка кислородом и так же медленно покинул их. Шумно и все еще судорожно, но уже без ноток истерики в неокрепшем и хрупком тельце. Аккуратно раскрылись и глазки с подсохшими слезами на самой кромке нижних век. Горячая рука Эвена сжала чуть влажную родную ладошку, пытаясь поделиться спокойствием и уверенностью в хорошем будущем.
— Все хорошо. Давай разберёмся с этим поскорее? Лисеночек? Хороший мой, посмотри на меня, — мальчик боязливо и несколько смущенно повернул голову и посмотрел сузившимися из-за ярких ламп прямо над головой зрачками на человека, который был для него, наверное, нереальнее и прекраснее Бога. — Ой, я не замечал раньше, что у тебя зрачки вертикальные…
— Они вертикальные только при ярком свете, так что… — мальчик дернул одним плечом, так и не договорив, ведь это все неважно.
— Так вот, Исак, давай я сейчас схожу к доктору, не помню, как его…
— Вакуш.
— Что?
— Доктора зовут Вакуш.
— А да, точно. Так вот, я сейчас к нему, а потом мы вернемся, и тебя увезут на операцию в соседнюю комнату. Ты просто поспишь там, пока врачи все сделают и привезут тебя обратно. Я буду ждать тебя здесь, так что, когда ты проснёшься, я буду рядом, и ты даже не заметишь, что тебя куда-то забирали.
— Ты уверен, что это правильное решение?
— А что тебя не устраивает?! Исак!
— Ну, знаешь, от сломанных вещей ведь избавляются? Ты ведь не хранишь порванные штаны или сломанный стол… «Сломанных» гибридов усыпляют… — речь лиса вновь приобрела отстраненность и каплю безразличия, ограждая психику от смысла сказанного. И, конечно, он боялся ответа. Пальцы мелко дрожали, ожидая, к чему же придут мысли Эвена.
— Исак, — в палате послышался резкий выдох, Эвен приводил эмоции в порядок, чтобы не наорать на мальчишку, — Исак, блять.
Эвен забрал свою руку себе, что бы хорошенько сжать виски обеими. Дыхание стало тяжелым, крайне раздраженным. Мужчина приходил в себя, глаза были плотно закрыты, и губы обычно пухлые и чуть приоткрытые сейчас были тонкой побелевшей линией.
— Блять!..
Тело лиса напряглось и замерло в не очень удобном положении. И без того бесшумное дыхание и вовсе сошло на нет. Чувствовалось, что Найшем зол. Даже воздух в палате замер.
— Лисёнок, я признаюсь тебе в любви, я прошу, нет, умоляю, тебя позволить мне быть рядом, и ты думаешь, что я согласен убить тебя?! Думаешь, любимых убивают?! — палату разразил громкий сумасшедший смех. Нервозность и отчаяние наполняли буквально каждую ноту, срывающуюся с пухлых и когда-то нежных губ. Сейчас они были сухие и потрескавшие, и вообще весь облик Эвена был наполнен дикой усталостью, нервозностью и иссохшимся отчаянием.
Непослушное тело свалилось рядом с Исаком, который завозился в неудачной попытке подвинуться.
Эвен вздохнул и устало сморгнул слезы, появившиеся вслед за острым и таким пугающим, своей истеричностью и надломленной пью, смехом.
Наконец в палате перестали мерцать опасные искры, и молнии стали мягче, словно нежней. Голова Эвена резко дернулась в сторону лисенка, и губы растянулись в слишком счастливой для этого момента улыбке. Мужчина игриво подмигнул Исаку, чем еще больше напугал его. Затем, резко вскочив, он развернулся на пятках и хотел было уйти, но, словно вспомнив что-то, замер. Его рука взметнулась, а пальцы сделали пару движений, будто в попытке поймать ускользающую мысль. Неожиданно развернувшись, он вскинул брови, увидев вконец растерявшегося мальчика. Рассмеявшись, к счастью, уже не так страшно и без ноток истерики, Эвен отрапортовал, смешно при этом дернувшись:
— Я за врачом.
Уже на выходе Эвен добавил, наполняя комнату своим веселым голосом:
— Не скучай!
***
Для лиса время потекло слишком медленно, мальчику казалось, что вселенная издевается, специально для него вторгаясь в физику времени и замедляя его течение. Буквально через десять реальных минут, которые растянулись на часы в мирке маленького лиса, палату наполнили звуки. Резко и крайне раздраженно вошел тот же угрюмый врач. Его бледные губы недовольно сжались, и мужчина зыркнул на лисенка исподлобья, отчего тот неловко поежился и отвел взгляд. Следом за доктором в палате оказался взволнованный, но по-прежнему довольный Эвен. Раскрыв небольшой чемоданчик , Вакуш достал ручной тонометр. Присев на край жесткой медицинской койки, мужчина измерил давление, установив, что оно в норме, затем дал мальчишке градусник. Пока Исак держал градусник, холодивший горячую кожу, у него взяли кровь и анализы из сосуда, куда выходил катетер.
— Когда последний раз ел? Честно.
— Треть порции вечерней, больше не смог.
— Хорошо, значит, операцию проведем днем. У меня сегодня по графику назначена только одна операция, она утром, — Вакуш посмотрел на наручные часы и, устало вздохнув, пробормотал, — через полтора часа. А я надеялся поспать до операции.
Врач покачал головой и, развернувшись, вышел из палаты. Сразу после этого в палату просунула голову Алиса.
— Уже почти доброго утра мистер Найшем, — девочка наморщила аккуратный носик, улыбаясь. У глаз появились самые красивые морщинки, какие бывают у людей, морщинки, иллюстрирующие счастье.
Девушка замерла посередине палаты, теперь в глазах появилась неуверенность.
Воздух всколыхнулся, когда дверь захлопнулась, и пошевелил белую ткань сестринского халата. Голова девушки склонилась, отчего ее косичка упала с плеча. Но буквально через секунду Алиса вздернула подбородок и, тихо выдохнув, спокойно взглянула на лиса, к которому успела привязаться.
— Привет, Исак. Ты как?
Сестра сделала еще пару шажков в сторону лиса и улыбнулась.
Тело мальчика расслабилось, и он улыбнулся в ответ. Исак похлопал узкой ладошкой по койке, приглашая девушку присесть рядом. В это время Эвен стоял с другой стороны кровати и с легкой улыбкой наблюдал за ребятами, которые, кажется, могли бы стать хорошими друзьями.
Алиса качнула головой, не став присаживаться. Покосившись на мистера Найшема, девушка подошла в плотную к койке и наклонилась, обняв парня, который с секунду поколебавшись, просто прильнул к такой уютной и уже почти родной девушке. Обнять в ответ он, к сожалению, не мог, но оба были рады и этому.
— Я так испугалась за тебя, Исак. Так испугалась…
Ее глаза заблестели, и она поспешила их зажмурить, чтобы не расплакаться.
— Все хорошо, Алиса. Не переживай. Спасибо тебе.
Лисенок в улыбке обнажил клыки и счастливо хихикнул просто довольный тем, что о нем кто-то волнуется, что кому-то он небезразличен. После этой мысли он неосознанно посмотрел на Эвена и получил подбадривающую улыбку.
Все будет хорошо.
Сейчас, когда рядом стоят люди, которым на него не плевать, которые переживают за него, Исак действительно верит, что его жизнь может быть хорошей. И лис сделает все, чтобы он и его близкие были счастливы. Жаль, что он еще не знает, как может кому-то помочь, но он обязательно узнает. А пока он просто доверится Эвену и врачам.
***
На этой довольно оптимистичной ноте дверь вновь распахнулась, и в палату вошли медработники в белой форме. Они катили за собой операционный стол, на который должны были переложить пациента и увезти в операционную.
Исаку ничего не оставалось, кроме как повиноваться персоналу и верить, что дальше будет лучше.
Уже лежа на столе, лис смотрел на Эвена, искавшего что-то у него во взгляде и грустно улыбавшегося. Исак отправил столь же грустную, но успокаивающую улыбку. Сейчас Эвену этого было достаточно. Мужчина наклонился, опаляя горячим сбившимся дыханием бледную кожу и прошептал на ушко:
— Я люблю тебя, лисенок. Очень люблю.
Сухие, но по-прежнему красивые, губы нежно прикоснулись ко лбу мальчика, а тонкие пальцы очень аккуратно и неуверенно провели по светлым волосам. На грани слышимости Исак ответил:
— И я…
