Запах зеленого чая

В жизни возможны только две трагедии: первая - получить то, о чем мечтаешь, вторая- не получить. Оскар Уайльд Рождество. О господи, как я ненавидел этот праздник, если бы кто-то знал! А причина тому то, что я встречаю его у себя дома, с родителями, но никак не с родными. Родители для меня – просто знакомые, которые не в состоянии понять того, что творится внутри моей детской душонки. Я уже и не помню, когда я потерял ту самую связь с самыми, как говорится, «близкими» мне людьми, но я точно помню, что послужило на то причиной, и я до сих пор не могу стереть эти въевшиеся в мою память строки. Знаете, я уже который год знаю Аму, но не перестаю день за днем узнавать о ней много нового и необычного. Сидя в мягком дядином кресле, я с немного прикрытыми глазами слушал игру на фортепиано из соседней комнаты. Легкое потрескивание камина, звуки рояля, тихое мурчание Бёрби у меня на коленях и сосредоточенное мычание Тадасе за построением оловянных солдатиков – все это те самые теплые домашние звуки, которые уже много лет согревают мою душу. Родители завезли нас к дяде еще позавчера и заберут после рождества, чему я не смиренно рад. Дядя задерживается как всегда допоздна, Элиза вяжет у себя в комнате, а Утао наверное читает романы в дядиной библиотеке. Тадасе почти все время с Утао, хотя они совершенно разного характера, но это не мешает им быть неразлучными, в то время как я нашел для себя лучшего друга - Аму. Эта маленькая и немного дикая девчонка, пожалуй, она как раз под стать мне. Пройдясь в очередной раз по мягкой шерстке Бёрби, я облокотился головой о сидение кресла, и мой котелок съехал мне на лицо. Я слегка насупился, а Тадасе только хихикнул, отчего получил подушкой в голову. Надувшись на глупый головной убор, я отложил его на пол, и мой братик, надев его себе на голову, начал важно ходить по комнате, изображая меня. Я сначала хотел было ему всыпать по самые уши, но потом от его нелепого вида сам засмеялся : упавшие подтяжки, съехавший гольф, неправильно застегнутая рубашка и вымазанная чем-то черным щека, в добавку со шляпой он выглядел по меньшей мере нелепо. Смеясь довольно звонко и от души, я не заметил, как клавиши рояля замолчали, и только после приступа смеха мы поняли, что в доме царит тишина. - Пора прятаться… - я сорвал с головы брата котелок и побежал укрываться под диван, а Тадасе же спрятался за рождественской елкой, неприятно щекочащей его нос. Я засел, затаив дыхание, понимая, что сейчас будет всем очень плохо и больно. Одновременно это была простая игра, но и одновременно цель «остаться в живых». Аму никогда не любила, что бы ее перебивали за игрой, и теперь нас с Тадасе ждет семь кругов ада. Дверь из музыкальной комнаты со скрипом отворилась, и первое, что я услышал, это был пугающий голос: - Икуто, дорогой, ты ведь мой друг, выходи ко мне, я ничего тебе не сделаю - можно подумать, что это не двендцатилетняя девочка, а просто серийный маньяк. «Ну да, так я и вышел» - я только посильнее вжался в стену позади бархатного дивана, и совершенно случайно рукой попал в свежую паутину. Сделав недовольное выражение лица я, как ни странно, промолчал. Было слышно, как маленькие каблучки ходят по комнате, заглядывая в каждый угол и только по тихому шепоту «убью, покараю» было понятно, что мне не до шуток. До дивана оставался только шкаф и камин, поэтому я начал медленно выползать с другой стороны, в надежде улизнуть через дверь в коридор. Медленно передвигаясь по холодному полу я надеялся, что Аму зайдет с той же стороны что и искала, то есть со стороны камина, но кое-как выбравшись из-за дивана и уже собираясь убегать, я поднял глаза и увидел, что меня сверлят взглядом два ярко-янтарных глаза, которые уже мысленно придумывали как меня убить. «Француз подкрался незаметно» - единственное, что пришло мне в голову- это просто схватить ее за колени и запереть на чердаке. Рывком двинувшись с места, я схватил ее в охапку и получил туфлей в живот. - Эй! Поаккуратнее! – я бежал и дико смеялся. Подол ее кружевного синего платья облепил мне все лицо, но я смог таки разглядеть ее панталоны. - Милые панталончики, - и тут опять туфля в живот. Сморщившись, я не остановился и, на ходу сняв ботинки, побежал вперед. На улице уже смеркалось, я постепенно сменял бег на походку, а Аму, успокоившись, висела как мешок на моем плече. «Она такая теплая»- пронеслось эхом у меня в голове, отчего на моих щеках выступил еле заметный румянец. Я не знаю, как она это делает, но стоило мне улыбнуться самыми уголками губ, как из-за спины послышалось: - Чего улыбаешься? – я не мог сказать ей правду и как всегда соригинальничал: - Ты тяжелая, нести неудобно. Вот и думаю, что тебе стоит похудеть - и тут опять туфля в живот. Уже посильнее схватившись рукой за живот я опять сменил пеший ход на бег и, забежав на чердак, посадил ее на стопку книг. - Что, живот болит? С чего бы это? - она показательно закатила глаза и начала истерически смеяться - Действительно!- я потирал все еще ноющее место, а сам уселся рядом с нем. На моем лицо не было ничего, кроме того, что мне плохо. Да, актер из меня неплохой. Аму повернулась ко мне всем своим корпусом, и я смог увидеть ее, освещенную в лучах заката. Нежные, персикового цвета волосы, доходящие ей до пяток, были бережно собраны в тугие косы, ее ярко-янтарные глаза смотрели на меня обеспокоенно, корсет делал ее спину прямой, как смычок от скрипки, а длинная юбка струилась по многолетним книжкам. - Тебе плохо? - она положила свою ладошку на мою кисть и, пронзая меня взглядом, стала ждать ответа. Я замер. Настолько красив был этот момент, что я не посмел нарушить его своим голосом. Я просто потянулся второй рукой к ее белоснежной щеке, и одними лишь глазами сказал ей - «не смей говорить». Она распахнула глаза, но шевелиться и тем более говорить не посмела, она просто сидела в ожидании того, что будет дальше. Легонько прикоснувшись указательным, а затем и остальными кончиками холодных пальцев к ее нежной коже, по моему телу пробежала стая мурашек так, что даже волосы слегка приподнялись. - Ты тоже это чувствуешь? - она только медленно кивнула. Я подумал сам про себя, что же это такое с нами творится, но сразу ответить не смог. Я сидел, казалось, несколько часов в раздумьях, пока меня не окликнула Аму: - Солнце зашло за горизонт, уже скоро – я был настолько озадачен новым чувством, что совершенно забыл про вечерний обычай. Каждый вечер я и Аму приходили сюда и открывали ход на крышу через потолок. По привычке дернув за край черной ткани, передо мной как всегда предстала пыльная деревянная дощечка, кое-как прикрывающая зияющую дыру в крыше. Все мои пальцы уже были в занозах, но я считал, что это стоит того, чтобы посмотреть на сияющие звезды. Отворив «дверь», я первый взобрался по стопке книг и, уже сидя на шершавой и холодной крыше, протянул руку Аму. Ее маленькое белое личико, на котором так волшебно смотрелись ее янтарные глаза, сейчас почему-то было замешано и смущенно. - Не бойся, не уроню, - я кое-как выдавил из себя улыбку. Я до сих пор не понял, почему в животе у меня словно клетка с птицами, но это настолько было приятно, что я не мог назвать это болью. Аму спустя пару секунд раздумий протянула свою тонкую ручонку, и я, схватив ее за запястье, дернул наверх. Слегка пискнув, она одной рукой придерживала подол платья, а другой крепко сжимала мою руку. Раньше она так не боялась. Я мирно сел на промерзшую крышу, и по моему телу пробежали тысяча и одна мурашка. Словно пулей встав, я потер свои руки, пытаясь их согреть и, посмотрев на Аму, заметил ее красные щеки. - Лезь ко мне, - она сидела под клетчатым флисовым пледом и рукой указывала на место рядом. Я не стал мешкать и, со странным чувством в животе, подсел к ней. Теплая ткань аккуратно легла на мои плечи, придерживаемая не менее теплой ладошкой. Я расслабился, согрелся и стал смотреть на небо. Кромешная тьма царит кругом, кое-где слышен звук совы из маленького леса, шуршат от ветра ветки старых яблонь, напоминающих цепкие руки страшилок из сказок дяди, где-то воет собака на луну, а красивый, белый как жемчуг лунный диск своим бледным мертвячим светом освещал пики сосен, видных на горизонте. Я залюбовался этим пейзажем, но потом мой взгляд упал на нее. Белое словно облако лицо, освещенное лунным светом, стройный стан для такой юной леди, розовые волосы туго стянутые в косы были уже распущенны и отсвечивали голубизной, и только ее теплые как день глаза сильно выделялись из общей картины. Я смотрел на нее минут пять, не обращая внимания на выступающие на небе звезды. Она только медленно, словно играя со мной, моргнула и, с закрытыми глазами, усыпанными угольными ресничками, тихо сказала: - Надо разобраться, что сегодня случилось, - я только кивнул. На небе было много, очень много белых, как капли молока звезд. Я заулыбался от этой картины, и найдя Аму в таком же веселом нраве придвинулся к ней ближе. Я не знаю, что нашло на меня в тот вечер, но я – четырнадцатилетний мальчик, медленно обнял ее за плечи и невинно уткнулся носом в ее щеку. Мое сердце заскакало галопом, и я услышал, как она резко выдохнула напряженный воздух. Ее щеки начали медленно краснеть, но руки почему-то не хотели меня убирать с плеч. Я прикрыл глаза, вдыхая ее запах, и только медленно прошептал: - Давай поклянемся на луну, что, что бы мы еще не испытали на себе, мы никогда с тобой не расстанемся - я сжал рукой хлопковый «фонарик» на ее плече и продолжил говорить – ты единственная кто меня понимал, понимает и будет понимать. Не хочу терять то, что приобрел - она явно не ожидала такой речи от меня, и только отведя взгляд, кое-как, сквозь смятение, прошептала: - Хорошо - я был доволен даже таким ответом. Удовлетворенно вздохнув, я так и остался сидеть, обнимая ее. Но это продолжалось до тех, пока не настала пора уходить, ибо пропускать отбой было опасно. Утро встретило меня очень приятными вестями. Первая – дядя все рождество будет дома. Вторая – Луиза приболела, и поэтому уроки фортепьяно у Аму отменяются. И наконец третья - на улице пошел снег… Для Лондона солнечная или снежная погода как минимум нонсенс. Сейчас же я завистливо смотрел из окна на резвящихся Утао и Аму с Тадасе, а сам же сидел на стуле под карой парикмахера. Папа сказал, что я уже настолько запустил свои волосы, что он решил отстричь мои темно-синие, как он говорил «пакли», в короткую стрижку. Мне было очень жаль свои синие локоны, нещадно летящие на пол, но зато мне не придется их все время собирать в хвостик. Я еще раз вздохнул и после того, как холодные ножницы прошлись по мочке моего уха, я съежился. Теребя ногами из стороны в сторону, я смотрел на большие, по размеру в один шиллинг, снежинки. Ветки старых дубов и яблонь дядиного сада были полностью белыми, словно их специально покрыли слоем белой краски. Я с нетерпением ждал, когда же процесс стрижки закончится, но еще оставался затылок и все, что мне оставалось, это размышлять о недавних событиях. Странно…все это для меня ново, и я думаю, Аму тоже раньше не пробивало такой странной теплой волной. Подозрительно приятно было это чувство, и я думаю, что нужно обратиться с этим вопросом куда следует. - Долго еще? – ответа я сначала не услышал, и только после того, как ножницы еще раз чикнули где-то в районе виска, с меня сняли белую простынь и по улыбке парикмахера было ясно, что он доволен проделанной работой. Я с опасением прошелся рукой по гладким волосам и заметил, что стрижка очень короткая, но видимо, сжалившись над моим не особо радостным видом, старый мужчина оставил две длинные пряди спереди, в качестве напоминания о моей шевелюре. Я поблагодарил его и поспешил удалиться на улицу. Открыв дверь из дома, я, сломя голову, побежал под белый и пушистый снег. Подставив свое лицо под ледяные хлопья, я почувствовал, как одна снежинка упала мне на кончик носа и тут же растаяла. Я усмехнулся и, отряхнув края своего пальто, принялся искать в яблоневом саду Аму и остальных. Дядя любил свежие фрукты и ягоды в летнее время, поэтому развел сад с множеством деревьев и прочего. На секунду я увидел мелькнувшую за забором темно-синюю макушку, и что-то внутри меня перевернулось. - Папа? – я не видел его и матери уже около полугода. Да, мы возвращались каждые два месяца домой по приказу отца, но лично его и матери мы не видали. Утао пару раз начинала впадать в панику, но я уверял ее, что видел папу и что он просто занят. Оказалось, это был наш почтальон Шинру, здешний «сборник» сплетен и свежих интриг. Я облегченно вздохнул и из моих губ вырвался клубок пара. Совершенно озадаченный новыми проблемами, такими как –Аму, отец и мать и наконец учеба, я долго стоял у старой вишни, пока мне на голову не упало что-то теплое и мягкое. Я повернулся и увидел удивленную Аму, с интересом изучающую мою голову. - Тебя остригли? – я кивнул, и с привычным лукавством решил позлить ее: - Нравится? А то ты так восхищенно смотришь, – реакция была непредсказуема. Аму, вместо того, чтобы начать отрицать, просто с улыбкой кивнула и, взяв меня за руку, повела прочь. - Икуто… Надо разобраться, - я сжал ее тонкие пальцы, украшенные кожаными перчаткам и настроился на серьезный разговор. Мы пришли в летнюю беседку для чаепитий, которая всю зиму пустовала. Сев на качели, Аму начала медленно отталкиваться одной ногой, делая маякоподобные движения. Я пристально изучал ее четко вырисованные черты лица, ровную спину и гладко расчесанные волосы, собранные в красивый жгут. Царила немая тишина, изредка нарушаемая звуками, доносящихся с переднего двора, но так продолжалось недолго. - Что ты хотела выяснить? – ее лицо резко вздернулось, будто она все это время была не здесь, а где-то в своем мире. - О том, что было на чердаке – я слегка смутился, и легкий румянец коснулся ее щек. - Мне кажется, здесь нет ничего необычного - да, я давно уже понял, в чем дело, но не хотел признаваться. Мы еще слишком малы и не обучены, что бы любить. Слишком рано. - В чем же? – полная невинности и непорочности, она устремила на меня свой яркий взор, заставляя «развязать язык». Я слегка вздохнул и, проведя по коротким волосам рукой, решил сказать ей всю правду. - Как думаешь, почему мои родители решили завести детей? – Аму вопросительно изогнула бровь в непонимающе взглянув на меня. Ее слишком уж непорочный характер в ее двенадцать лет меня иногда сводил с ума – Потому что они любили друг друга, дуреха. – это не вызвало у нее никаких новых эмоций, лишь полное понимание. Она посидела, и когда до ее тугодумного мозга наконец дошло, на что я намекаю, она резко вспыхнула красным огнем и, вскочив с качелей, начала громко говорить. - Какая любовь!? Мы еще малы! Я никак не могу любить тебя, ты слишком… слишком… - я самодовольно оперся на стенку беседки и стал ждать – Ты мне как брат! – господи, помоги мне не ударить ее. Я не люблю, когда заходит тема семьи. Бесит. - Брат? Могла бы хотя бы сказать что друг! –я показательно развернулся и направился в сторону парадного входа. Аму прекрасно знала о моих «натянутых» отношениях с семьей, но видимо сейчас она упустила эту хрупкую деталь. Я бросился быстрым шагом прочь, оставив ее одну, прожигающую печальным взглядом мою спину. - Пусть господь благословит этот ужин, аминь, - рождественский ужин обещал быть пышным и ужасно сытным но, как ни странно, я не чувствовал ни голода, ни даже равнодушия по отношению к еде. От одного вида на только что принесенную индейку меня чуть не вывернуло наизнанку. Мое лицо было на странность бледно, а в душу будто кошки нагадили. Дядя был занят приемом гостей, а Утао все время поправляла свое новое ярко-золотое платье, Тадасе с жадностью поглядывал на подарки под елкой, а Бёрби сидел рядом со мной и смотрел на меня своими голубыми глазами. - Чего смотришь!? – от такой резкости кот прижал уши и, спрыгнув с дивана, удалился прочь. Я устало вздохнул и закрыл лицо руками. Я слишком нервный. В приемной туда-сюда ходили гости, и дядя среди них казался таким веселым и почтенным человеком, что мне показалось на секунду, что мы ему только мешаем. Заметив мой взгляд, он улыбнулся уголками губ и показал на меня гостям, что-то приглушенно говоря им. Я пристыжено натянул шляпу на лицо и, встав, решил обойти дом. Идя по освещенному коридору, я раздумывал о том, что поступил с Аму грубо. Она – маленькая и хрупкая как кукла девушка, пусть немного дикая, но все же. Ее не чистокровное происхождение не мешало ей учиться грамоте и прекрасно играть на пианино, и все это понимали. Тема семьи как для меня, так и для нее стала очень больной темой, но она крепко держится, в отличии от меня. - Трус…- я только с силой ударил ногой по стене и, стиснув зубы, сжал руки в кулаки. Мне стало противно от своего самомнения и постоянных соплей с моей стороны. «Икуто! Пора взрослеть!» - отец всегда говорил мне эту фразу, несмотря на мой возраст, пять мне или тридцать пять лет. Проходя мимо кухни, я услышал чей-то раздраженный голос и звук сыплющихся на пол кастрюль. Тихонько отворив дверь, я увидел рыжеволосого паренька, истерически носящегося по кухне, делая сто дел сразу. Его зеленые глаза так же истерически метались из стороны в сторону, а все, что он мог говорить, это было: - Я не успеваю! Не успеваю! – я слегка усмехнулся его запачканному лицу и нелепому виду. Постучав о стенку кулаком, я привлек его внимание. Остановившись в очередном порыве гнева, он пристально изучил меня взглядом, а потом, вновь сорвавшись с места, только сказал: - Мне некогда! – я лишь подошел к нему и с мрачным лицом предложил помощь. Он не смог отказаться. - Значит вот оно как… - мы сидели с ним в перерыве на диванчике, около входа в главный зал. Я не знаю, почему излил ему душу обо мне и Аму. Как оказалось, он новенький в нашем доме и сегодня его первая крупная готовка. Повариха Розелла ушла в отставку на неделе, и дядя взял его. Медленно жуя данную мне морковку, я с опечаленным видом ждал его советов. Он сначала долго чесал свой рыжий затылок, но потом нашел ответ и с победным лицом вскочил с дивана. - Знаю! – он радостно заулыбался и, подмигнув мне, прошептал на самое ушко. - Вы помиритесь, обещаю! – я был бы рад, будь оно так. Пол часа спустя в большом холле начались танцы. Под вальс десятки пар кружились словно волчки, а я стоял у самой стены и искал в толпе взором Аму. Куда бы я ни посмотрел, я не мог найти привычную розоволосую девочку, и с раздражением оставался ждать ее появления. Утао стояла где-то поодаль от меня и с важным видом разговаривала на светские темы со «сливками» общества. Ее явно вдохновляли такие посиделки, и по ее светящимся глазам было понятно, что она счастлива. «Если видна искорка в женских глазах, значит, тараканы в ее голове устроили вечеринку…» - я только решился уйти, как вдруг заметил в толпе Кукая, уже переодетого в довольно дешевое, но чистое одеяние. Его радостные глаза выдавали свежую идею, и я приготовился к худшему. Рядом стоящий Тадасе кивнул головой в сторону лестницы, и я тоже заинтересованно повернул голову. По темно-бардовым ступенькам, в нежно-розовом платье, медленно, шажок за шажком спускалась Аму. Ее нежно-розовые волосы были распущены и почти касались земли, взгляд желтых глаз был слегка опущен, а черные, как уголь ресницы прикрывали глаза, как веера. Я открыл от изумления рот, но быстро подошедший Кукай, прикрыл мне его рукой. - Смотри язык не проглоти - я только молча кивнул, и тут меня подтолкнули вперед. Я не знаю, кто это был, Кукай или Тадасе, но ноги сами привели меня к Аму. Она стояла и скромно скрепила руки в белых перчатках. Я сначала замешкался, и уже с румянцем на щеках кое-как пробормотал: - Аму…- она увидела меня. От ее взгляда я отвел глаза и, с красными щеками, довольно громко сказал. - Я приглашаю тебя… на... на танец! – я протянул вперед руку, и по ее красным щекам было видно, что она тоже смущена. Но, все-таки положив свои пальчики в мою ладонь, она пристыжено отвернулась. Я обрадовался прогрессу и повел ее в центр зала. Встав в стойку, я положил одну руку на ее талию и почувствовал тугой корсет под тонким щелком. Она смутилась, но я слегка сжал ее пальцы в правой руке, почувствовал, как ее ладошка легла мне на плечо. Тепло ее тела я мог ощущать сейчас очень отчетливо и, закружив ее в вальсе, не заметил, как начал улыбаться. Да, может моя улыбка выглядела глупо, но вскоре она тоже заулыбалась. Воодушевленный этим знаком, в конце танца я притянул ее к себе и в самое ухо, тяжело дыша, предложил: - Мир? - Мир – она скрепила наши мизинчики в знак примирения и слегка, еле ощутимо поцеловав меня в щеку, удалилась к гостям. Я остался с чувством, как будто к моей щеке приложили горячую кружку чая. Мои руки слегка тряслись, а Утао и Тадасе хлопали в ладоши недалеко от меня. С победным видом Кукай кивнул мне. Наконец все в норме. Теперь, боюсь, мы с ней неразлучны. Вовек и навсегда.