Tom and Jerry

— А ну иди сюда, падла! — кричу я, смеясь, и Уэй хихикает в ответ. Я бросил рюкзак на землю, на скорую руку слепил внушительных размеров снежок и запустил в Джерри, надеясь попасть в живую мишень. Он оказался невероятно ловким и метким, попав мне прямо за воротник, и теперь я жажду мести, в прямом смысле холодной! — Попробуй попади, Айеро! — дразнит меня этот длинноногий хмырь, в тощем модельном тельце которого вдруг непонятно откуда появилась масса энергии. Наконец я попал в него, но тут же был вновь атакован, поэтому пришлось лепить ещё один снежок, чтобы сразить врага. — Ничего, щас я тебя повергну, Уэй! — воскликнул я и снова замахнулся, а Джерри бросился наутёк. Наши игрища очень возмутили молодую маму с ребёнком, добросовестных студентов, шагающих на пары, и прочих обитателей кампуса, но останавливаться мы не собираемся. Это борьба не на жизнь, а на смерть, и тот, кто проиграет, вынужден будет целую неделю готовить ужин. — Всё, хана тебе! — крикнул Уэй, и я упал, побеждённый, подскользнувшись на замёрзшей луже. Я бы в любом случае ему поддался, но мне не пришлось, и дело даже не в луже. Он поверг меня, как всегда. Он всегда побеждает. — Уэй, блин, я же готовить не умею! — захныкал я, и он помог мне подняться. — Да ладно, зато теперь сможешь меня отравить, — обрадовал меня Джи, улыбнувшись. Я мягко глянул на него и тут же отвёл взгляд, чтобы он не увидел там того, к чему я сам до сих пор не привык. — Ладно, идём, снежный воин, — пробурчал я, нахмурившись, и мы направились ко входу в общагу. Ну всё, теперь он не отвертится! Своё не ест, но моё схавать я его заставлю! — Фак, я в шоке с тебя, — буркнул я, выпучив глаза. — Ты весь из себя модель, но играешь в снежки на кампусе, о, а эти перчатки… — С перчатками-то что не так? — недоумевает Джи, разглядывая свои мокрые от снега перчатки с принтом костей. — Ну, блин, они такие… — я запнулся, перебирая слова в голове. — Несвойственные, вот. У меня просто как-то не вяжется то, что ты модель, с тем, ну… какой ты на самом деле. — Рушить стереотипы — моё призвание, — гордо заявил Джерри, сняв парку и начав отряхивать её. — Модель — моя профессия, и это никак не влияет на мой характер. Я весь сам себе не свойственный, правда? Правда. Я кивнул ему, и он вновь улыбнулся. Жить он не хочет, зато как улыбается! Да, он сам себе не свойственный, такой непонятный, парадоксальный, ненормальный, и чем больше я в этом убеждаюсь, тем сильнее мне это нравится. — Ты на всю голову отмороженный, — добавил я, — как снежок. Он мне нравится. Мне нравится, что он не вписывается, нравится его ненормальность, нравится, как он поёт в расческу, как морщит свой прямой вздёрнутый носик, когда ему что-то не нравится, как может в доли секунды превратиться из пафосной модели в непосредственного и наивного мальчика, как рисует при свете лампы до утра, мне нравятся его стихи, чрезмерная доброта и то, что он одновременно восемнадцатилетний и сорокалетний… — Это капитальная пизда, Фрэнки! — воскликнул он, уперев руки в бока и возмущённо глянув на холодильник. — Опять морозилка не закрывается! Мне нравится, как он эмоционально на всё реагирует, как чешет Клубочку пузико и чуть не плачет от умиления, как танцует под пост-хардкор, а потом подпевает диснеевским песенкам, как не выходит из дома, пока не подведёт глаза… — Блин, лёд не откалывается! — нервничает Джи, и я, вооружившись ножом, спешу к нему на помощь. — О, спасибо, Фрэнки! Больше всего мне нравится, как он называет меня «Фрэнки»… — Отработаешь, — фыркнул я, и он потрепал меня по волосам, показав язык. Джи — просто сокровище. В некоторых клипах на него надета необычной формы корона, и теперь я понимаю, что ему нужно её носить не снимая — он ведь Прекрасный Принц. — Нет, блять, ну это просто пиздец, ну ты глянь на него — совсем охуел! — злобно бормочет Джи, гоняясь с тетрадкой за тараканом. Да, вот такой вот несвойственный Принц! Сегодня утром я поймал себя на мысли, что не могу без него. Как бы пафосно и банально это не звучало, это так: мы везде ходим вместе, живём вместе, сидим на парах вместе, ходим в магазин вместе, возим Клубочка к ветеринару вместе, и он мне не надоедает, наоборот — чем больше времени мы проводим друг с другом, тем сильнее я в нём нуждаюсь. Я и не думал, что способен на такое… — You don’t own me, — поёт Джи в расчёску, глядя на себя в зеркало и позируя, — I’m not just one of your many toys… Мой принц. Мой прекрасный лебедь. Мой Кай. Мне всё ещё хочется двинуть себе по морде за такие мысли, но они делают меня невероятно счастливым. На всех шикарных девочках будто вдруг появились красные перечеркнутые кружочки, и только на чокнутом парадоксальном Уэе красуется зелёная галочка. Чёрт, да, он во всём меня понимает, я во всём понимаю его, он моя родная душа! Побитая, рваная, истерзанная, но такая родная… — Так, Томми, только мучное не готовь, мне нельзя! — предупредил меня Джи, и улыбка сошла с моего лица. Есть некоторые вещи, которые мне не нравятся. — Что приготовлю, то и будешь жрать, — фыркнул я, чтобы он не распознал грусть в моём голосе. Он закатил глаза и легонько толкнул меня, но возражать не стал. Мне не нравится, что он не ест, что шатается на ходу, что опирается на стену, что ему постоянно холодно, не нравится, что он регулярно пользуется лезвиями и размазывает слезами подводку… Но он нравится мне слишком сильно, чтобы поддаваться этому. — Смотри, как мы Клубочка откормили, он скоро на кровати помещаться перестанет! — воскликнул Джи, демонстрируя упитанного котёнка, лениво разлёгшегося на его худеньких руках. Я улыбнулся и почесал у Клубочка за ушком. Плевать, что мне там не нравится. Я сказал, что я его согрею, значит, согрею, или хотя бы сделаю так, чтобы он захотел согреться… хХх — М-м, дай угадаю, — протянул Уэй, закусив губу, — ты, несомненно, был капитаном школьной команды по бейсболу, был везде самым главным, носил вот этот твой бомбер, и тебе все подчинялись, да? — Именно, — я широко улыбнулся и в который раз удивился его проницательности. — Что же это ты, Уэюшка, по обложке судишь? Ты же против стереотипов! — Ну, в твоём случае это не просто стереотип, — Джерри подмигнул мне, и я закатил глаза. Сегодня один из тех вечеров, когда мы болтаем, делая вид, что попутно занимаемся чем-то важным, однако Уэй только что отвлёкся от своего рисования, а я забросил конспект по культуре. — Зато ты, насколько я знаю, не особо стереотипный, — произнёс я, посмотрев ему в глаза, — от слова совсем. Джи отвёл взгляд и поправил волосы, дав мне знать, что я его задел. Ещё пару недель назад я бы обрадовался его смятению и продолжил бы разведку, но это уже не разведка. — Ну почему? — сказал Уэй со своей стандартной ухмылочкой. — Я действительно ебанутый! Мы оба засмеялись, а я еле сдержался, чтобы его не затискать. Веселье сошло на нет, когда я вспомнил, что его история вовсе не такая радужная и солнечная, как он сам. Он всё ещё хочет умереть, как бы ни улыбался. Его улыбка — ловушка во всех смыслах слова. — Я и не сомневался, — отмахнулся я. — Нет, ну, я имею в виду, что ты, как бы…одно сплошное противоречие. Ты всегда стремишься выглядеть счастливым, но это ложь, а ещё говоришь, что стесняешься себя и боишься отношений, но для всяких реклам постоянно раздеваешься и сосёшься со всеми… Это было лишним, Айеро, это было лишним! — Ну, не со всеми, в смысле, это просто работа и все дела, — начал оправдываться я, боясь ранить его ещё сильнее, — но ты говоришь, что типа зажатый, но на самом деле ты очень уверенный, без проблем позируешь без одежды и всё такое… Чёрт, как же я ненавижу это его серьёзное лицо, как же я его ненавижу! Когда падает его маска, зелёные глаза с золотыми полосочками сразу наполняются бесконечной болью вперемешку с пустотой, и возвращается слишком взрослый сорокалетний Джерард, который повидал и ощутил на себе всю грязь этого мира. — Я же говорю — ебанутый, — произнёс Джи с грустной улыбкой и посмотрел на меня своими взрослыми серьёзными глазами. Вдруг от милого жизнерадостного мальчика восемнадцати лет не осталось и следа, и тот мужчина, который пришёл ему на замену, жутко меня пугает. Я не боюсь его — я боюсь за него. — Хочешь правды — будет тебе правда, — сказал Джи, и улыбка сошла с его кукольного личика. — Всё, что я делаю, тешит моё самолюбие. Мне нравится смотреть на все эти рекламы, нравится целоваться взасос с другими моделями и всякими певцами, нравится, что я такой безбашенный и популярный! Почему мальчик Джи не может просто жить счастливо? Что превратило его в прожжённого циника, который засыпает с мыслями о смерти?! — Я правда очень хочу в то время, когда пределом моих мечтаний были такие ноги, — он выпрямил свои худющие модельные ножки и по-детски потряс ими. Это его привычка, он часто так делает. Мальчик, который в восемнадцать уже разочаровался в жизни и стоит на пороге смерти, сидит в носочках с Санта Клаусом и дрыгает ножками! Он скоро меня убьёт, серьёзно, он точно доведёт меня! — Я думал, они у тебя всегда такие были, — ляпнул я, слишком поздно осознав, что наделал. Джи ухмыльнулся и поднял на меня полный горечи и отчаяния взгляд. — Я бы собой гордился, — продолжил Джи и легко улыбнулся, напугав меня ещё больше. — Классные ноги. Да, теперь я могу даже ляжку руками обхватить… У меня по спине пошёл холодок, но я продолжил молча слушать его. — Я что, правда так много целуюсь? — пробормотал Джерри, не убирая рук с ляжки. — Ну и ладно, мне же нравится… Я отбивался от гопников в одиночку, пересмотрел все фильмы ужасов на свете, два километра шёл с Печалькой по трассе в темноте, когда тачка заглохла, но мне никогда не было так страшно, как сейчас… — Ты помнишь свой первый поцелуй? — вдруг спросил Джи, и я нахмурился. Этот разговор похож на минное поле, и я всё никак не решусь сделать первый шаг… — Не особо, — ответил я, настороженно глядя на него. — Мы оба были бухие, да и вообще, меня никогда эта сопливая херня не парила… До сих пор. — А я помню, — сообщил Джи, прижав коленки к груди. — Я всегда буду его помнить… Может, у него был любимый парень, который трагически погиб? Я бы, наверное, даже ревновал, если бы не был так сильно напуган… — Вы… больше не вместе? — поинтересовался я, и он вновь печально улыбнулся и нервно захихикал. — Я никогда не был ни с кем вместе, — поделился Джи. — Только с мамой и братом, а теперь с Вешалкой и Штопором… Я снова молчу, не зная, что спросить дальше, стоит ли его успокаивать, или лучше вообще сменить тему и сделать вид, что ничего не произошло? — Но я его помню, — Джерри заговорил сам, и судя по его взгляду, он намерен рассказать мне всё, даже если его это убьёт. — Интересно, а он меня помнит? — Вы не общаетесь? — спросил я, немного осмелев. Он ухмыльнулся, хитро глянув на меня. — То есть, тебе уже не противно с педиками дело иметь? — игриво произнёс Джерри, и я опустил голову в надежде, что он не заметил румянец на моих щеках. — Иди на хуй, Уэй, — буркнул я, принявшись разглядывать его носочки. — Просто интересно стало… — Нет, мы не общаемся, раз тебе так интересно, — сообщил Джи, и я поднял на него глаза. — Мы, по сути, вообще не общались. Я думал, у нас всё выйдет, но он… — Что? — уточнил я, заёрзав на месте. — Он был как ты, — поведал Джи, снова опустив глаза, — или как твои друзья. О, Берт, самый популярный парень в школе, его все хотели! Я бы мог подколоть его прямо сейчас, мог бы начать тянуть из него больше фактов, чтобы потом использовать против него, но мне этого больше не хочется — хочется просто молча сидеть и слушать, потому что успокаивать я не умею. — А я его не хотел, я вообще никого никогда не хотел, — продолжил Джерри. — Я мечтал о нём. Он мне нравился. Я каждый день рисовал в голове тупые наивные сценарии, хотя прекрасно знал, что он обаятельный накачанный бейсболист, а я — жирный наивный лох из школьного хора… Молчи, Айеро, с твоей стороны было бы слишком лицемерно его утешать и переубеждать, ему уже не докажешь обратное! Для него ты навсегда останешься таким же наглым бейсболистом, как этот Берт… Ты и есть такой же наглый самовлюблённый бейсболист, только теперь по уши влюблённый в своего чокнутого соседа и всё ещё жутко стыдящийся этого. — Я тогда ещё не мечтал о таких ногах, — продолжил Джи. — Меня всегда чморили, но я почему-то продолжал хавать и мечтать о принце на белом коне, который вдохновит меня отнести свои комиксы в издательство и поступить на иллюстратора… — И что случилось? — тихо спросил я, борясь с желанием взять его за тощую ручку с проступающими костяшками. Я часто задумываюсь, как бы это было красиво: его бледная худенькая ладонь и моя сильная татуированная рука… Ему, как художнику, точно понравилось бы! — Чудо! — воскликнул Джи и неестественно улыбнулся. Ему нужно выдать медаль за блестящий сарказм. — Серьёзно, всё было как в сказке: он подошёл ко мне и заговорил… Нет, Джерри, не продолжай, пожалуйста, только не продолжай, забудем об этом! — Он был принцем, таким милым и внимательным, — поделился Джи, улыбнувшись, но в этой улыбке была боль, а не тепло от воспоминаний. — Пригласил меня посидеть с ним в саду у школы. Тогда почти лето было, тепло, мы с ним там гуляли, пока не стемнело, а потом присели на лавочке между деревьев и стали ждать его друга, который бы нас подвёз… Я напрягся и приготовился к тому, что сейчас моему мальчику Уэю сломают жизнь. — Он наклонился и так тепло на меня посмотрел, — его зелёные глазки заблестели, а вечно бледное лицо покрылось красными пятнами. — Я не знал, как это делается, но он мне помог. Это было так шикарно, хоть я и жёстко лажал, он не спешил, и когда опустил руки мне на…бёдра, я особо не протестовал. — Так он тебя… — пролепетал я, но Джи замотал головой. — Нет, мне всё нравилось, — заверил меня он, глубоко вдохнув, чтобы не плакать. — Мне как крышу сорвало, вдруг показалось, что я готов. Это было два года назад, выпускной класс уже, а я даже не целовался ни разу, ну и… Всё так быстро произошло, он снял с себя футболку, и я тоже начал раздеваться, я даже не смущался…мне даже стало пофиг, что он весь из себя принц, а я Джабба Хатт под девяносто кэгэ. — И вы прямо там? — удивлённо спросил я, всё ещё надеясь на лучшее. — Я же говорил, что девственник, — напомнил Джи, ухмыльнувшись. — Мы совместными усилиями стянули с меня штаны, а он ещё в брюках был, ну, думаю, тоже волнуется. И тут внезапно я больше не чувствую его губы, зато слышу громкий смех, а потом становится очень светло. Ну, знаешь, от вспышек и фонариков… Да ну, Айеро, жалеешь его?! Ты же сам так развлекался, не припомнишь?! — Я кинулся за одеждой, но её уже забрали, — продолжил Джерри, обняв свои коленки. — Все продолжают ржать, а он улыбается так самодовольно и пять всем раздаёт. А я стою и жду непонятно чего, а они палят на булочки и конфетки, которые так гармонично расположились на моих боках! Я так надеялся, что меня кто-то защитит, не Берт, конечно, но хоть кто-то, в каждом подростковом фильме находится такой герой, и я его ждал! Мне жаль, Джи, мне так жаль! Больше всего я жалею о том, что если бы мы учились тогда вместе, я бы не стал твоим героем, а дал бы Берту пять, как и все остальные… — Ну чё, убежал оттуда в одних труселях и весь в слезах, — сказал Джи, хихикнув. — О боже, Майки был в таком шоке! Потом те фотки и видео появились в Инсте и на Youtube. Правда, я, когда известным стал, подсуетился, и их удалили, хотя меня всё равно никто и не узнал бы. Жаль только, что из памяти этого не удалишь… Я всё ещё молчу, сочувствующе глядя на него. В гробу он видал твоё сочувствие, Айеро! — Именно в тот день я решил немедленно худеть, — признался Джи и в очередной раз обхватил ручками свою тощую ляжку, чтобы убедиться, что он по-прежнему худой и красивый. — Немедленно! Сразу нашёл диету, выбросил все вкусняхи, в спортзал пошёл. Удивительно, но у меня получалось, и чем лучше получалось, тем меньше я хавал. Меня это так увлекло — с каждым днём я становился всё менее уродливым! Ты никогда не был уродливым, Джерри… — Я получил диплом, перекрасился в красный и уехал покорять Нью-Йорк, — поведал Джи, проведя рукой по волосам, которых с тех пор явно поубавилось. — Так хотелось доказать Берту и им всем, что я тоже чего-то стою, что я крутой и горячий! Короче, я начал просто ходить по агентствам, и меня приняли, причем сразу в несколько. Мне это льстило, я хотел ещё, я становился всё тоньше и лучше, и спрос на меня был всё выше. Выбрал я в итоге агентство, началась модельная жизнь с коксом и морем бухла, я забыл, кто я и откуда, и жил себе счастливо. Ну, а дальше ты знаешь: меня пригласили сюда, я подписал контракт, бросил учёбу и на всякий случай перевёлся в этот универ, чтобы корочка была. И теперь, когда я снимаюсь в одних трусах или целуюсь взасос на камеру, я думаю о Берте и надеюсь, что он жалеет о том, что сделал, и локти кусает. Я слабо улыбнулся, пытаясь его поддержать, но его стеклянные глаза пресекли мои попытки. — Ага, кусает он локти, как же! — злобно воскликнул Джи, и слёзы стали ещё ближе к его подкрученным ресничкам. — Никто обо мне даже не вспоминает, так, поиграли и забыли. Красные волосы выпали, и я их срезал, кокс перестал приносить реальный кайф. Но да, я из того вечера гордился бы собой и восхищался своей модельной жизнью. И вообще, у меня теперь есть идеальные ноги, прям как на картинке, которая у меня над кроватью висела… Я пересел со стула на его кровать, чтобы стать хоть немного ближе, и он даже не отсел от меня подальше. — Меня мучает только один вопрос, — добавил Джерри, часто заморгав, — почему? Я тяжело вздохнул и собрался было уже толкать духоподъёмные речи, но печальный чёрный лебедь меня опередил. — Я не буду говорить, что жертвы травли сами провоцируют сверстников своим поведением, потому что это ни хрена не так, — произнёс Джи с милой улыбкой на лице и изящным жестом вытер выступившие слёзы. — Только я всё равно не понимаю, что я им сделал? Я просто был жирным, тихим и наивным, неужели всё дело в этом? Я молчу, потому что не хочу подтверждать его догадки. Да, всё дело в этом, я говорю с уверенностью, потому что знаю по себе! Знаю по себе, как приятно самоутверждаться за счёт наивных, добрых и безобидных, как легко проявлять насилие по отношению к тому, кто ненавидит насилие, как круто давать пять обожествляющим тебя школьникам! Да, Джи, мир полон мразей вроде меня, и прекрасные принцы вроде тебя здесь страдают. — Фак, Фрэнки, я же был так близко… — тихо произнёс Джи и погладил Клубочка, разлёгшегося у него на ляжках. — Зачем ты позвал меня обратно? Грудь сжало с такой силой, что я едва не закричал. Слёзы потекли по чётко очерченным скулам Джерри, размазывая подводку по его коже, и он прикрыл лицо рукой с натянутым поверх ладони рукавом свитера. — Уэй, если ты не прекратишь рыдать, я тебя обниму, — пригрозил я, второй раз в жизни не испытывая раздражения при виде плачущего парня. — Ты же этого не хочешь, правда? Джи захихикал и вытер слёзы рукавом, запачкав его подводкой. Я знаю, ему всё так же хочется умереть, но, по крайней мере, он всё ещё пытается выглядеть счастливым. Он делает это не для Берта и прочих ненавистников, а для себя. Он хочет убедить себя, что может быть счастливым и продолжать жить в этом гнилом мерзком мире, не предназначенном для прекрасных принцев и чёрных лебедей. хХх

Demi Lovato — Confident

О да, я горжусь собой как никогда. Прохожие оглядываются на меня, кто с ужасом, а кто просто с интересом, одна бабуля даже перекрестилась. Они глазеют, а я просто им улыбаюсь, гордо и счастливо. Жизнь точно прожита не зря! — Боже, Айеро… — пробормотал Майкл, в то время как Ирэн едва не выронила сигарету, пребывая в немом шоке. Я лучезарно им улыбнулся, помахал рукой и провёл своей сигаретой по стене, тем самым потушив её. Ночью после нашего разговора по душам я никак не мог заснуть, с тревогой размышляя о том, что поведал Джи. В три часа ночи стало так хреново, что я заперся в ванной и сполз по стене в слезах, как маленький обиженный нытик. Я рыдал не только из-за того, что мне его жаль, но и из-за противоречий, которые терзают мою бедную голову. На одном плече сидит дьяволёнок (или ангелочек?) и твердит, что Джи — педик и не заслуживает моего уважения, так что мне нужно набить ему морду, а на другом — ангелочек (или дьяволёнок?), который подбивает меня поцеловать его и греть, пока ему не станет тепло. Мне стыдно, мне больно, мне страшно, но я склоняюсь ко второму варианту и ничего не могу с собой поделать… В жизни не поверил бы, что я могу влюбиться в парня и смотреть на все эти сладкие гей-парочки без отвращения, да ещё и представлять нас на их месте! Я сгораю от стыда, я ненавижу себя за это, ненавижу то, что я, получается, «дефектный», но избавиться от этого не выходит! Я долго думал, что сделать, чтобы стало легче, как показать себе, что я всё тот же крутой Фрэнк Айеро, пусть теперь без денег, понтов и с постыдной, но такой приятной влюблённостью. Как и всегда, мне помогли отчаяние, ярость и Инстаграм. Оказывается, сталкер из меня хоть куда — пятнадцать минут, и я вышел на того, кого искал. Вы: Здарова, Ал, приютишь меня на выходных? Точнее, в субботу? Alexwilliam: Да не вопрос, чел, заваливайся! Джерси всегда ждёт меня с распростёртыми объятьями, и в последнее время мне всё больше хочется ответить ему взаимностью. Я и сам не заметил, как оказался на родных улицах и вдохнул родной воздух, полный дыма и смога. Всё случилось так быстро: я дал Алексу пять, оставил рюкзак в коридоре его съёмной квартирки и отправился на охоту. Я так же незаметно вернулся в порочный Вегас, где все прохожие смотрят на меня с изумлением, ужасом и восторгом. — Привет, чел, — обратился я к нему, надвигаясь, как грозовая туча, — не торопишься? Он оторопел и попятился назад, а я ухмыльнулся и сузил глаза. Жаль, он не может видеть моей ухмылки за повязкой на лице. Первый удар — и он складывается пополам, второй — и он сползает вниз по стене. — Слышь, пассажир, ты охренел?! — воскликнул Берт с характерным акцентом. — Ну всё, хана тебе! Да, табло он мне начистил знатно — тоже бейсболист, как-никак! Только недолго длился его триумф — через пару секунд он лежал на асфальте, поверженный и оскорблённый. — Это тебе привет из прошлого, — презрительно фыркнул я, пнув его по ноге, — от Прекрасного Лебедя. Я развернулся и ушёл, закипая от злости, которая заглушает боль, и ликуя от гордости и чувства восстановленной справедливости. Не знаю, дошло ли до этой мрази, кого я имел ввиду, да это и не важно — если он не смог сразу понять, от кого именно привет, значит, ему предстоит ещё долго расплачиваться. Хотя, Прекрасный Лебедь только один… — Ёлочки зелёные, Фрэнки, что случилось?! — в ужасе пробормотал Уэюшка, завидев мою многострадальную, но от этого не менее красивую, физиономию. Я легко улыбнулся ему и стыдливо отвёл взгляд. Поругай меня, Джерри, поругай, я такой придурок… — Да были там ублюдки одни, — отмахнулся я, поправив чёлку. — Ты же знаешь Джерси… — Ты был в Джерси?! — воскликнул Джи с обидой и восторгом одновременно, разглядывая кровоподтёки на моём светлом лике. — Без меня?! — О, ну прости, мой промах, — каюсь я, мысленно умоляя его прикоснуться к моему лицу своими худыми ладошками. — Куда ж я без тебя, два дебила — это сила! — Ой, Айеро, вот ты реально дебил! — ворчит Джи, орудуя ватными палочками. — Ты когда в последний раз синяки обрабатывал?! От заражения крови подохнуть хочешь?! — О, ну прости, муженёк! — съязвил я и скривился от боли. — Ай! — Да, а ты думал! — эмоционально произнёс Джерри, продолжая меня пытать.- У нас вон даже ребёнок общий есть! Он указал на Клубочка, который показательно мяукнул и завалился на бочок. — Ой, иди на хрен со своими гейскими штучками, Уэй! — пробурчал я и направился к своей кровати, чтобы Уэюшка не заметил румянец на моём лице. — Я всё ещё тебя ненавижу! — И я тебя ненавижу, Иеро, — язвительно произнёс он, плюхнувшись на кровать. — Даже спирт отравлен, как всегда! Я показал ему фак, он показал фак мне в ответ, Клубочек зевнул, и всё встало на свои места. В этот момент я осознал, что у меня никогда не было дома, а сейчас он появился. Я дома. Дом там, где есть те, кто тебе дорог. Да, в этой тесной комнате с тараканами и отклеивающимися обоями я обрёл настоящее счастье, хоть мне и стыдно в этом признаваться. Никогда не стоит судить по обложке: как оказалось, в захолустьях с тонкими стенами и хреновым интернетом обитают прекрасные чёрные лебеди…